Страница - 71

В РЕДАКЦИИ «СОЛДАТСКОЙ ПРАВДЫ» И «ДЕРЕВЕНСКОЙ БЕДНОТЫ»

Я СЛУШАЮ ЛЕНИНА

Я хочу закончить свои воспоминания рассказом о своей работе в большевистской печати в первые годы Октябрьской революции. Эта работа и связанные с нею незабываемые встречи озарили последний этап моего жизненного пути.

Много лет я была дружна с революционным студенчеством Горного института; у меня на квартире происходили студенческие собрания; я прятала прокламации, целый год у меня скрывался сподвижник лейтенанта Шмидта - матрос Фесенко.

Когда я вечеру 9 января возмущенные рабочие стали строить баррикады на Васильевском острове, я всем существом потянулась к мим - я была на баррикадах.

В конце 1905 годя у меня на квартире составлялся первый номер большевистской газеты «Молодая Рос­сия, помню, что ближайшее участие принимали тогда М. Горький, А. В Луначарский, М. С. Ольминский. Но­мер газеты оказался единственным и конфискованным. Тем не менее я, к сожалению, прямого, деятельного уча­стия в революционном движении не принимала.

В 1917 году один знакомый студент-горняк Глеб Ива­нович Бокии предложил мне пойти послу тать выступле­ние Ленина на митинге в Морском корпусе.

Этот день определил мою дальнейшую дорогу.

Помню, как сейчас, все моменты знаменательного для меня вечера.

Люди тянутся гуськом по набережной Васильевского острова, возле старого здания Морского корпуса. Не­сколько месяцев назад сюда входили только чистенькие кадеты, лощеные гардемарины и элегантные морские офицеры: чтобы учиться в Морском корпусе, надо было быть непременно дворянином. Теперь сюда свободно шли рабочие, навсегда выставив дворянчиков из пожелтевшего здания.

Тщательная проверка пропусков. Кто? Зачем? От кого получили пропуск?

В огромном конференц-зале так тесно, что трудно ше­вельнуться. Воздух скоро делается тяжелым, густым: сла­бо светят в тумане человеческого дыхания огоньки люстр.

Я оглядываюсь; мне кажется, что я одна женщина- интеллигентка в массе рабочих... Я стараюсь освоиться, но вот внимание привлекает шум; толпа расступается; к трибуне идут два человека: один невысокий, плотный, коренастый, в кепке; у него маленькая рыжеватая бородка и слегка прищуренные глаза. Я успела рассмотреть, что глаза — зоркие и словно смеются,— Ленин. Другой — выше, с продолговатым лицом, блондин; говорит сильно на «о» — Н. И. Подвойский.

Ленин быстро, почти стремительно поднимается на трибуну. Гром аплодисментов.

Как ясно, как просто и убедительно говорит он. гово­рит о войне, о братании на фронте, и я ловлю себя на мысли: «Как же все люди не видят гнусных целен импе­риалистической войны?» Перерыв. Ленину неистово апло­дируют.

Вносят на руках обрубок человека — безногого сол­дата. Он протягивает георгиевский крест, единственную ценность, которую он может пожертвовать на фронтовую газету «Солдатская правда».

Сбор идет по всему залу. Вокруг инвалида группа, расспрашивающая его о фронте. По рукам ходят свеже отпечатанные экземпляры «Солдатской правды». Гул, ве­селый, бодрый гул. Около Подвойского толпа: он разъяс­няет ленинский доклад, голос его раскатывается своим округлым «о».

Снова движение в толпе, и снова на трибуне Ленин — такой ясный и уже такой близкий человек.

Он заканчивает речь среди шумных оваций, которые сливаются с торжественными звуками «Интернационала». В первый раз я слышала, как рабочие поют «Интернацио­нал». До сих пор помню впечатление, какое произвело на меня это мощное пение: оно подхватило меня, вовлекло в рабочую массу, смущение мое мгновенно прошло. Я пела со всеми и чувствовала неразрывную связь с этой массой, чувствовала веру в человека, которого только что, в первый раз в жизни, услышала и которому светло и ра­достно— я видела это — верили рабочие...

Толпа выплеснула меня из зала на улицу. Мы шли и пели. Все пели, и это пение объединяло...