Страница - 33

Предгорье, по которому ехали охотники, было покрыто густым низким пепельно-серым ковылем. Наметанный острый глаз Бекпола сразу же отметил, что, несмотря на облачную, непогожую ночь, здесь не выпало ни одной капли дождя. Может быть, от пыли, а может быть, от тяжелого предутреннего тумана в воздухе висела мглистая, неприметно колыхающаяся завеса. Поля, склоны предгорий с пожелтевшей, точно проржавленной, растительностью и все окрестные угрюмые громады скал были подернуты сумрачной тенью. Но небо было безоблачно, свежо, умыто и по- осеннему холодно. Глядя на это небо, старый охотник уже отлично знал, что день будет погожим, ясным. Вот блеснули первые, ярко играющие на зубчатых вершинах Керге-Таса лучи восходящего солнца. Особый, бодрящий холодок предгорий потянул навстречу всадникам. Головокружительно глубокие темные ущелья Ожара были уже близко. В предутреннем разреженном горном воздухе отчетливо звенели кованые копыта коней, и звон этот наполнял ущелья мелодичным эхом. И даже птица, до того времени мирно дремавшая на руке Бекпола, не видя из-под кожаного колпачка, куда увлек ее охотник, инстинктивно ощутила приближение гор. Орел приподнял свой тонкий, с сизоватым отливом клюв, похожий на отшлифованный кремень, и жадно вдыхал прохладу родимой степи, простор овеянных ветрами, вскормивших его древних гор.

Жанибеку показалось странным, что Бекпол скачет, не меняя направления. Он знал, что надо было свернуть в сторону, и тогда они не раз успели бы снять со своих орлов колпачки и спустить птиц на добычу. Уже далеко позади остались прославленные пики с лисьими норами у подножий, а Бекпол упрямо продолжал свой путь, не отвечая на неоднократные вопросы Жанибека.

Так они ехали до тех пор, пока не поравнялись с холмами Сарымсакты. Только тут Бекпол, до того времени задумчивый и неподвижный, вдруг встре­пенулся, точно охотничья птица, почуявшая добычу, и решительно повернул влево, к Кабаньему ущелью Ожара. Жанибек послушно последовал за старым охотником. Крюк, сделанный охотником, он приписал задумчивой рассеянности Бекпола.

Свернув с горы, Бекпол перешел на рысь, нетер­пелива погоняя своего коня. Жанибек нагнав Бекпола, следовал за ним по пятам. Молодой охотник пытливо озирался вокруг. Он разглядывал груды камней и теснины ущелий.

Он видел там удобные пики для орлов и наблюдателя-охотника и с минуты на минуту ждал, когда настанет время снять колпачки с орлов и пустить их с вершины этих пиков на добычу.

Когда всадники спустились в ущелье, Бекпол при­держал коня и поехал шагом. «Ага! Он боится спугнуть лисицу!»- обрадованно подумал Жанибек. Но Бекпол, выехав на небольшую, поросшую мелким ковылем площадку, вдруг остановился, пытливо всматриваясь в этот ковыль, и, обернувшись к спутнику, вполголоса молвил:

- Подойди-ка сюда, дорогой.

Жанибек нерешительно приблизился к Бекполу и недоуменно смотрел на указанный им чуть заметный след лошадиных копыт.

- Смотри!- почти шепотом произнес Бекпол.- Тот говорил, что пропали кони, а здесь следы жеребенка.

Пристально вглядевшись в следы, Жанибек рас­смеялся и молвил:

- Уж не думаешь ли ты, Беке, что обнаружил пропажу? Напрасно! Просто здесь вчера паслись наши кони.

Холодно посмотрев на смеющегося молодого охотника, старик ничего не ответил ему и молча поехал по следам дальше. Однако следы скоро пропали

в густой горной траве. Тогда Бекпол повернул на другую площадку, поросшую мелким редким ковылем. Отъехав на сотню шагов, он снова подозвал Жанибека и сказал ему:

- Вон смотри, ты видишь этот навоз? Он совсем свежий. Кони здесь были ночью. Ты понял меня? А наших лошадей мы угнали отсюда вчера в полдень... И потом,- продолжал он после минутной паузы,- там был один след, а здесь посмотри, как разбросан навоз. Так падает навоз только на сильном скаку лошади, и не на вольном выпасе. Это тебе говорит старый Беке, и ты должен поверить!

Жанибек молчал. Он был удивлен наблюдатель­ностью и проницательностью старого охотника.

Посмотрев на Жанибека своими старческими тусклыми глазами, Бекпол наставительно заметил:

- Пусть они выехали в Ожар. Нам осталось одно: найти их. Я знаю, Ожар велик. Они, конечно, расставили караулы. Они наблюдают за нами. Но будем хитрее их! Пусть не подумают они, что мы преследуем именно бандитов.

И на глазах Жанибека старый Бекпол неожиданно преобразился, как будто снова обрел утраченную юность, былой, давно померкнувший в его когда-то ясных глазах молодой задор.

- Мы же с тобой охотники!- весело сказал Бекпол.- Так давай действовать не спеша, умно, осторожно. Только таким образом мы обнаружим их логово. Ты понял меня, мой друг?

Вместо утвердительного ответа Жанибек с готов­ностью произнес:

- Хорошо! Поднимись, Беке, на эту скалу,- указал он налево,- а я обыщу вот эту груду камней внизу. Я чувствую, что здесь водятся лисицы!..- И он, пришпорив коня, стал спускаться вниз.

Бекпол поднялся на вершину и, мгновенно сняв колпачок с глаз своего красноногого, точно обутого в

сафьяновые ичиги, Кзылбалака, спустил птицу. Орел встрепенулся и, охваченный нарастающей внутренней дрожью, стал пристально и неотрывно всматриваться все расширяющимися желтоватыми глазами туда, вниз, где у подножия горы проезжал Жанибек. Кзылбалак нетерпеливо поводил упругой шеей и тревожно шуршал своим золотым оперением. Птица чувствовала близость добычи, и ее нарастающее беспокойство мало-помалу начало передаваться охотнику. Он тоже заметно волновался и, перебирая сухими, упругими пальцами повод, настороженно озирался вокруг.

Жанибек же не спеша обшаривал каждый камень. Он ударил плетью по луке седла и коротким, отрывистым посвистом старался поднять лисиц. Однако не видевшие в этих местах охотников, не пуганные ими лисы не поднимались после ночной спячки из теплых, належанных логовищ. Только приблизившись вплотную, охотник мог вспугнуть этого чуткого, умного зверя.

Бекпол снял длинный ремень с ноги орла, привычным жестом заткнул его на пояс и, доверив предстоящую охоту Жанибеку и своей птице, сам не сводил зорких, потускневших от напряжения глаз с далеких, грозно очерченных вершин Ожара. Ни малейших признаков жизни не было видно среди этих немых скал. Глубокие морщины, избороздившие открытый лоб Бекпола, стали еще изломанней и глубже.

«Остановились они на Ожаре или ушли дальше? Где приютились они: в этих далеких, недоступных теснинах или в густом лесу?»- подумал Бекпол. Ему было ясно только одно: нарушители спрятались в укромном месте, они отлично знают эти ущелья и скалы и у них, видимо, есть надежный проводник, прек­расный знаток этих почти непроходимых мест.

И вдруг пронзительный крик Жанибека прервал размышления старого охотника, и не успел этот крик коснуться сознания Бекпола, как огромный орел,

судорожно дрогнув, мгновенно сорвался с руки охотника, словно камень, стремительно упал вниз и тут же могучим толчком взмыл к сияющим в солнечном свете вершинам Ожара. И трудно было понять: то ли голос Жанибека поднял чуткую птицу, то ли сама она, побуждаемая свойственным ей тонким, проникно­венным чутьем хищной горной птицы, пошла на давно ожидаемую добычу.

Зачарованный необычным взлетом Кзылбалака, Бекпол не отрываясь смотрел на него, молниеносно удаляющегося в голубую высь. Он любил эту сильную, вдохновенную птицу, которая не уступала по крепости и красоте оперения дикому орлу, обитателю гор. Что можно сказать про орла, сумевшего только за последние десять дней добыть для колхоза тридцать отличных лисиц, пышный мех которых дышал в руках, как живой?!

Тот, кто видел этот величественный полет орла, парящего в синем, до головокружения высоком небе, тот, кто хоть раз ощущал безумный трепет, охвативший птицу, почуявшую добычу,- тот знает силу волнения, которое испытывает в эту минуту охотник.

Бекпол, не сводя глаз со своей птицы, быстро спускался с вершины. Стремительно мчался по ущелью Жанибек. Бекпол еще не видел лисицы, но он чувствовал, знал, что она где-то здесь, меж камней, норовит спрятаться в трещинах, уйти от орла. Но орел, ослепительно сверкнув на солнце стальным переливом распластанных крыльев, вдруг упал вниз и исчез за грудой камней.

И в эту минуту Жанибек вслед за орлом кубарем скатился вниз. Бекпол же осадил коня и, не скрывая волнения, стал наблюдать, как возьмет хищник зверя - сразит ли его прямым смертельным ударом или в нерешительности взовьется над ним снова. Это было испытанием для орла, о котором так много думал требовательный охотник... Всегда сдержанный, хладнокровный и расчетливый Бекпол, несмотря на

огромное волнение, не терял самообладания и не упускал из виду Кзылбалака.

Орел не взлетел...

Медленным, твердым шагом Бекпол перевалил через груду камней. А Жанибек уже сидел на корточках и кормил разгоряченного орла языком убитой лисицы. Не слезая с коня, Бекпол спросил:

- Ну как? Каков удар?

- Переломил позвоночник!- ответил Жанибек и расправил на вытянутых руках мертвую, с перебитым позвоночником лисицу.

- Молодец! Орел в ударе. Я впервые вижу такой полет!- восторженно отозвался Бекпол.

Охотники долго молча любовались орлом и взятой им добычей. Но вот они встрепенулись, встре­воженные глухим порывистым свистом, и, подняв головы, увидели, как проплыла над ними какая-то хищная птица. Это был самый обыкновенный степной коршун. Не отрывая от коршуна своего зоркого взгляда, Бекпол озадаченно спросил:

- Чего-то завидел стервятник. Куда направил он свой путь?

- Наверное, на добычу Кзылбалака,- предположил Жанибек.

- Нет!- горячо возразил Бекпол.- Он, наверно, спешит к завтраку на вершину Ожара.- И тут же, не отрывая глаз от удалявшейся к вершине птицы, Бекпол молвил:- Постой, друг! А вон и другой. Он тоже держит путь туда... Ты знаешь, Жанибек, это неспроста. Забирай лисицу - и скорей на коня!

Послушный и проворный Жанибек никогда не перечил Бекполу. Он быстрым, привычным дви­жением передал Кзылбалака Бекполу, снял с камня своего Каракера и вскочил в седло.

Бекпол продолжал следить за коршунами. Он знал, что, если оправдаются его подозрения, эти хищные птицы потянутся косяками со всех сторон. Наконец, задумчиво посмотрев на Каракера, он сказал:

- Послушай, Жанибек, поднимись на эту груду камней и оставайся там. Я же отправлюсь на ту скалу,- показал он рукояткой плети на красный утес, неясно выступавший из глубины ущелья.- И когда я дам знак, ты выпусти Каракера. Кзылбалак не взлетит, не увидев добычи. Много труда положил я на то, чтобы сделать Каракера быстролетным и послушным. Как и всякий орел, взятый птенцом из гнезда, он падок на приманку, на мясо, и всегда дает знать о том, где находится. Я слышу это по его позывному клекоту. Вот почему сегодня он нам полезнее Кзылбалака.

Не дождавшись ответа Жанибека, Бекпол тронулся в сторону утеса и, едва поднявшись на первый выступ скалы, подал условный знак. Не успел Жанибек сорвать колпачок с Каракера, как орел мгновенно взмыл вверх. Как прекрасно натасканная птица, Каракер послушно и быстро взлетал с любого места и сам разыскивал незримую добычу.

Жанибек следил за его полетом и видел, как в том же направлении, куда тянул Каракер, шли один за другим три огромных черных коршуна.

Видно было, что орел летел, тщательно озирая окрестные ложбины, но, заслышав тревожный клекот диких коршунов, он набрал еще большую высоту и стремительно пошел вслед за ними. Это испугало Жанибека. Ему пришла в голову мысль, что орел, увлеченный их полетом, уйдет за ними. Вот почему Жанибек помчал к Бекполу. Но, поравнявшись с Бекполом, он, к своему изумлению, не заметил на лице старого охотника ни малейших признаков тревоги. Старик спокойно смотрел вдаль, мысленно проводя воздушную тропу, по которой шли только что исчезнувшие коршуны. И когда Жанибек попытался было высказать свои опасения Бекполу, старик, ни слова не сказав на это, властно протянул ему своего орла:

- Брось! Не говори, чего не следует. На, забери мою птицу.

«Он, наверно, расплачивается со мною за Каракера своим орлом!»- огорченно подумал Жанибек, еще не зная, брать ли этот дорогой подарок взамен утра­ченного Каракера.

Однако Бекпол сказал:

- Ты не думай, что я дарю тебе своего орла. Я не отдам тебе его. Я не отдам тебе его, потому что твой орел еще вернется. Послушай,- сказал он еще проникновенней и тише, слегка тронув за локоть своего молодого друга,- послушай, я знаю, я чувствую, что враги здесь! Они на Ожаре, по ту сторону этих вершин. Это они подманили на завтрак коршунов: видимо, они уже закололи одного жеребенка... Только кто будет есть этого жеребенка, они или мы,- вот вопрос!..- усмехнувшись, заключил Бекпол.

Немного помолчав, он суровым и требовательным тоном сказал Жанибеку:

- Немедленно скачи с моим орлом в комендатуру погранотряда. Мчись к Александру! К вашему приезду я постараюсь выпустить Каракера, и если удастся, то выпущу его прямо со стоянки. Следите - это будет моим условным сигналом.

Жанибеку все стало ясно. И он без лишних слов, не дожидаясь объяснений, решительно повернул своего коня и помчался в противоложную сторону, к границе. Бекпол же не спеша стал подниматься к синеющим вдалеке вершинам, по ту сторону которых скрывались, по его расчету, хищники.

Когда охотники расстались, было раннее утро, солнце стояло над горизонтом на высоте пики. И Бекпол определил, что люди из комендатуры прибудут, когда солнце перекочует на западный склон вершины Ожара. До этого времени он должен обнаружить врагов и подать условный знак.

Но круты и почти неприступны склоны Ожара. Конь, напрягая последние силы, идет мелким, тяжелым шагом - даже легкая рысь ему не под силу.

Древний, дремучий еловый лес, опоясывая гору, пересекает путь. Первобытной влажной прохладой дышат густо поросшие елями уступы скал. Тишина. Изредка вдали прострекочет сорока. Изредка донесется приглушенный крик кобчика, неутомимо парящего в вышине. И среди этой дремотной горной тишины осторожно пробирается одинокий путник - охотник в сером тулупе, в шапке из сурка. Он едет, внимательно вслушиваясь в тишину. Напряжено зрение. Напряжен слух. Кажется, напряжен каждый нерв, каждый мускул. Он едет среди безмолвных угрюмых скал, все дальше и дальше углубляясь в их теснины, по тропе архаров. Всегда зовут, всегда манят к себе одинокого путника эти купающиеся в лучах осеннего солнца вершины гор. Они величественны и прозрачны. Кажется, они горят своим собственным, внутренним светом. Как легко дышится в эту пору! Как хочется скорей достичь цели! И чем труднее путь, тем острее желание преодолеть его...

И Бекпол торопился.

Вот он спешился и поднялся на высокую скалу. Перед ним широко распахнулся другой склон Ожара. Он видел, что там, внизу, тянулась темная, словно ажурная, полоса леса, пересеченная кое-где глубокими впадинами, обрывами, провалами.

Но где же враги? В каком из этих ущелий скрывались они от зоркого глаза Бекпола? Под защитой каменных скал или в лесу?.. Бекпол задавал себе эти вопросы и пока не находил ответа. Лежа на выступе острой скалы, Бекпол озирался окрест, зачарованный красотою видневшихся вдали колхозных полей, красотою близкой, родной его сердцу земли - земли, которую так ревниво, так бдительно вот уже много лет помогает он охранять пограничникам от вторжения закордонных нарушителей.

Спустя некоторое время Бекпол снова сел на коня и руководимый внутренним чутьем, взял именно то

направление, которое вело к стоянке укрывшихся в еловом лесу врагов. Их присутствие выдали кони, которые после долгой скачки остывали, связанные попарно. Бекпол заметил, что на саврасом и рыжем конях нездешние седла. Это были седла кызайцев и суае - из родов китайских казахов. Именно по этим седлам Бекпол сразу же определил, что воры пришли с той стороны. Внимательно оглядев лошадей, Бекпол понял, что кони были измучены длительным и тяжким путем.

«Однако где же люди?- мысленно спросил себя Бекпол.- Может быть, они спят?»- подумал он. В то же мгновение он услышал требовательный и грозный окрик:

- Стой!

Бекпол встревоженно оглянулся и скорее почувст­вовал, чем увидел, в чаще человека с бескровным смуглым лицом. Человек, высунувшийся из густых зарослей, направил в упор на Бекпола дуло ружья и с презрительным спокойствием, не повышая голоса, приказал:

- Слезай с коня!

- Слезу, дорогой,- невозмутимо ответил Бекпол.- Но тебе следовало бы сначала спросить, враг я тебе или иет. Ведь я же один. Ты принял меня за погоню? Чудак! Я просто охотник. Я ищу свою потерянную птицу.

Эти слова, произнесенные Бекполом с непод­дельным спокойствием и теплой дружеской усмешкой, видимо, подействовали на бандита. Он быстро спрыгнул с дерева, подбежал к Бекполу и вырвал у него из рук плеть. Потом, не говоря ни слова, движением руки приказал Бекполу, чтобы тот следовал за ним.

Бекполу пришлось подчиниться. Только теперь он заметил, что за деревьями сидели еще три человека. Они словно из-под земли выросли. Эти люди тоже были вооружены ружьями. И неподалеку от седобородого бандита сидел на пне Каракер. Птица сосредоточенно и увлеченно клевала жилистый кусок свежего мяса.

Вдруг Бекпол, мельком взглянув на бородатого вора, неожиданно отступил и замер. Отшатнулся и изумленно раскрыл глаза, уставившись неподвижным и мутным взглядом на Бекпола, и бородатый человек.

- Как, Бекпол? Как, это ты?!- изумленно и враждебно воскликнул бородатый.

Бекпол, мгновенно овладев собою, притворно радостно закричал:

- Сатбек! Дорогой мой Сатбек, ты жив? Я не верю своим глазам... Ты жив!

Двое других бандитов приблизились к охотнику и, недоуменно переглянувшись, выжидающе молчали.

Сатбек нерешительно подошел к Бекполу и при­глушенно спросил:

- Ты свой? Или ты враг?

В эту минуту остальные бандиты начали обыскивать охотника. Было неприятно ощущать их торопливые и грубые прикосновения. Однако Бекпол не протес­товал. Он продолжал стоять спокойно, не сводя с Сатбека притворно радостного взгляда. Он так искусно притворился, что было похоже, будто и на самом деле он рад этой встрече и переживает эту радость всем своим существом.

- Конечно, свой! Я по-прежнему предан тебе, Сатбек,- тоном, исключающим всякое подозрение в неискренности, сказал Бекпол.

- Это правда?

- Я никогда не лгу.

Обыскав Бекпола и не найдя ничего подозри­тельного, бандиты отступили.

Бекпол между тем, внимательно всматриваясь в знакомое лицо старика, изучил его и нашел, что за последние пять лет оно не изменилось, осталось по- прежнему неподвижным, хищным. Это был тот же самый наглый хитрый пройдоха, некогда известный по всей округе. Этот родовитый бай и аткаминер ловко избежал конфискации, выдав свою дочь замуж за одного

из крупных областных работников, прикрываясь именем которого сумел вовремя избежать заслуженной кары. Только несколько лет спустя прошли по степи смутные слухи: одни говорили, будто бы он осел где-то в Сибири, другие - что он поступил на службу где-то под Ташкентом, третьи давно уже похоронили его. Было верно только одно: что человек этот появлялся то здесь, то там, искусно маскировался, петлял и путал свои следы, как петляет и путает по-осеннему насту, чуя погоню, загнанный заяц. Ровесник Сатбека Бекпол со своей семьей всю жизнь провел в работе на этого аткаминера и, кроме оскорблений, ничего не видел от него. Бекпол ухаживал и за его орлами. Тощий конь да жалкая дырявая юрта - вот и все, что было тогда у Бекпола. И теперь, когда они встретились в этом горном глухом углу, Бекпол понял, в какой опасности он находится. Вот почему он собрал свои нервы в комок. Вот почему, подавляя в себе прилив ненависти к этому человеку, Бекпол так искусно и тонко повел игру, изображая неизменно покорного слугу аткаминера.

Не спускал с Бекпола глаз и Сатбек. Он и верил и не верил ему.

- Ну, иди сюда,- уже более мирным тоном сказал старик, присаживаясь к костру, и начал расспра­шивать:- Сколько вас, охотников? Кто твои товарищи? Где они сейчас?

- Товарищей у меня нет. Я один. Поэтому я и потерял орла. Если бы был товарищ, он помог бы мне поднять лисицу, и не пришлось бы мне отпускать орла далеко,- с наигранным спокойствием ответил Бекпол.

Видимо не вполне доверяя этим объяснениям, по- прежнему внутренне настороженный, Сатбек, кивнув в сторону Каракера, насмешливо заметил:

- Разве это орел? Это нищий, собирающий случайные подачки! Разве может настоящий орел летать на падаль?!

Маленькие проницательные глазки Сатбека забегали по лицу Бекпола. Но этот пристальный,

испытующий взгляд не смутил старого охотника. Бекпол усмехнулся и с прежним, не покидающим его спокойствием ответил:

- Зорок ты, Сатбек! Ты прав. Дело в том, что птица принадлежит одному молодому, неопытному охотнику. Он испортил ее...

Сатбек молчал, искоса поглядывая на охотника, точно готовился к прыжку. Подошли бандиты и тоже стали расспрашивать Бекпола, норовя выудить у него нужные им сведения. Их интересовало, нет ли за ними погони? Ищут ли пропавших лошадей? Кого он видел со вчерашнего вечера?

Но охотник был одинок. Никого он не видал, кроме своего орла. И ничего он не знал, этот скромный старик.

- Хорошо,- неожиданно и решительно вмешался в беседу Сатбек.- Хорошо, я согласен. Но если ты свой человек, ты пойдешь с нами?- спросил он в упор, приблизившись к Бекполу.

После секудного молчания Бекпол нашелся и твердо ответил:

- Не гляди так сурово на меня, Сатбек. Если я с первого слова скажу «да», ты вряд ли поверишь. Я сказал тебе, что перед тобой прежний, преданный тебе Бекпол. Ты говоришь со мной, как мой прежний Сатбек. Разве тебе этого недостаточно?

Ничего не ответив, Сатбек взглянул на товарищей и подал им знак. Все четверо мгновенно поднялись и отошли в сторону. По приглушенному говору их Бекпол понял, что они о чем-то совещаются. Он знал, что оттуда за ним зорко следят проницательные глаза Сатбека, и потому сохранял спокойствие.

Минуту спустя люди перешли с полушепота на громкие пререкания. Один из них, весь черный, точно обуглившийся, яростно спорил с Сатбеком. Было похоже, что Сатбек остался в одиночестве.

Вдруг трое бандитов неожиданно набросились на Бекпола. Не дав ему опомниться, они насели на него,

и перед его глазами тускло блеснул нож с яркой желтой рукояткой. Двое других навалились на ноги Бекпола. Но в это время Сатбек ловко схватил одного из бандитов за руку:

- Стойте! Ради меня отпустите его. Это мой ровесник. Дайте мне поговорить с ним.

- О чем говорить с ним?! Не о чем говорить!- кричали люди, не отпуская Бекпола.

- Тогда спросите сами его и, если он вам солжет, убейте,- заявил Сатбек.

«Ага, вот на что он пошел!»- сообразил Бекпол.

- Пусть твой старик поклянется быть с нами. Иначе ему конец! На острие сабли нет дружбы...- злобно кося взглядом, заявил черный бандит, еще крепче надавливая коленом на грудь старого охотника.

Но это ничуть не смутило и не испугало Бекпола. Гнев и ненависть нарастали в нем с каждой секундой. В старческой памяти, как в калейдоскопе, замелькали безотрадные картины былых дней. И ненависть к Сатбеку подавила в нем страх. Больше того, чувство протеста подавило в Бекполе даже инстинкт само­сохранения. Вот почему, плотно стиснув свои пожелтевшие от времени, но еще крепкие старческие зубы, упрямо молчал Бекпол. И это злобное безмолвие старика взбесило бандитов.

- Да ты что, онемел, что ли? Ты видишь, я заступился за тебя, я просил...- начал было Сатбек.

Но Бекпол не дал ему договорить и крикнул:

- Так убери их прочь!

Он рванулся изо всех сил. Сатбек отстранил своих людей и, когда Бекпол поднялся, обратился к нему с такой речью:

- Хорошо, я поручусь за тебя. Присоединись к нам и помоги нам ночью перегнать этих коней за границу. Не беспокойся, когда мы придем туда, я позабочусь о твоей судьбе. Мы станем прежними Бекполом и Сатбеком. Ты согласен?

Бекпол украдкой посмотрел на солнце и с радостью заметил, что оно уже приблизилось к той стороне Ожара.

- Слушай, Сатбек! Слушайте меня и вы все! Хорошо. Я согласен,- непринужденно и почти весело сказал он насторожившимся людям.- Довольно разговоров. Давайте-ка лучше варить мясо. Подкрепимся пищей - и скорее в путь. Надо спешить. Пошли нам бог удачу!

Люди засуетились. Весело запылал костер. Горько­ватым ароматом потянуло от костра, от пылающих еловых веток и от душистого варящегося мяса. Сатбек и Бекпол сели у огня и уже совсем мирно беседовали, как беседуют старые друзья после долгой разлуки.

- Я ухожу с вами,- сказал Бекпол,- а вот с птицей мне надо проститься. Орла надо выпустить на волю.

Увлеченные хлопотливой возней вокруг варяще­гося мяса; воры не обратили внимания на слова Бекпола. Он пытливо взглянул в глаза орла, ласково провел рукой по его груди и сказал:

- Останься же памятью о нас с Сатбеком на вашей родине. Я не сниму колец с твоих ног. Прощай! Улетай, мой вольный друг!

Он высоко, с привычной ловкостью, подбросил Каракера, и птица, сорвавшись с руки, мгновенно начала набирать высоту, чертя плавные круги над вершинами еловых зарослей. Не отрываясь, долго следил за орлом Бекпол, словно и в самом деле прощался с любимой птицей. Затем, подсев к костру, он бросил на угли давно уже приготовленный им пучок еще зеленых листьев и сухой травы и стал раздувать огонь. Над густыми елями отчетливо поднялся синий дымок.

Скоро мясо было готово. Проголодавшиеся люди жадно и быстро расправлялись с ним.

Вдруг оседланные кони навострили уши и подняли головы.

- Что это?- тревожно спросил Сатбек, инстинк­тивно хватаясь за свое ружье.

Мгновенно повскакали со своих мест и схватились за ружья и остальные.

Воры рассыпались, прячась за стволы деревьев, за выступы скал. Сатбек бросился к дереву, где были привязаны кони. Бекпол последовал за ним.

Прозвучал выстрел, за ним последовал второй, более глухой, по всем признакам - выстрел ответный. И в эту минуту Бекпол увидел, как, сраженный пулей, нелепо взмахнув руками, навзничь упал высокий смуглый бандит.

- Руки вверх!- раздалась повелительная, громкая команда по-русски и по-казахски.

- Сдавайтесь!

- Бросай оружие!

Сатбек направил было дуло ружья на Бекпола, однако Бекпол быстрым ударом каблука в колено повалил Сатбека. Тот тяжело грохнулся на землю. В это мгновение Александр, давнишний друг Бекпола с пограничной заставы, подоспел на помощь старому охотнику. Обнаружив врагов, он не переставал думать о судьбе Бекпола, боясь, что в решительную минуту банда прикончит старика. Вот почему он с такой медлительной осторожностью спешил к нему на помощь.

И Оспанкул, и Жанибек, и красноармейцы-погра­ничники радостно кинулись к найденным лошадям. Бекпол подвел Александра к Сатбеку:

- Смотри, Александр, это Сатбек. Он родился в один год со мной и до прихода Советов, до моих седин, он сидел барсуком на моей шее. Ведь ты не раз слышал от меня об этом человеке...

- Да, слышал, друг. Знаю его,- сказал Александр, горячо пожимая руку старого охотника.

И в этот миг, шумя крылами, пошел вниз молодой орел Каракер. Это был день его охотничьей зрелости.

СТОЙКОЕ ПЛЕМЯ

1

Было уже за полночь. Асия не спала. Неотвязные тайные думы не давали ей покоя.

Декабрьская ночь выдалась морозная, ветер захватывал дыхание. Но Асию согревали огромный, до пят, овчинный тулуп свекра и тихая песня... Обходя овечий загон, Асия негромко напевала. Слова ее песни - жаркие и нежные. Это песня-любовь, песня-тоска.

В просторном загоне тысяча овец: большие мягкие живые клубки лежали вплотную бок о бок и только посапывали во сне. Они не шелохнутся до зари. И до зари Асия будет думать о своем.

«Узнает свекор, рассердится... Как не сердиться! Любимая невестка... единственная... сколько прожито вместе... А может, уйти из дома... Совсем уйти? Бросить стариков в горе?»

Громкий лай сторожевого пса Таймаса донесся из ночной мглы. Асия насторожилась: корноухий никогда не лает впустую. Тотчас за ним забрехали другие собаки. Волка они почуяли или лихого человека? Кругом темень, ничего не видать. По низкому декабрьскому небу ползут тяжелые черные тучи. Кажется, вся земля погружена в беспросветную, безлунную и беззвездную мглу. А свирепый ветер уносит лай собак все дальше от загона...

Потом донесся стук копыт, и на увале, за которым простирались пески, возникла неясная фигура всадника. Лай оборвался. Собаки признали своего и поплелись назад к одинокой юрте, стоявшей неподалеку от загона.

Теперь и Асия узнала ночного путника, и сердце ее мучительно забилось. Это был ее свекор Есиргеп. Позавчера старик уехал в пески - искать новое пастбище.

Надо его встречать... Быстро подбежав, Асия в почтительном ожидании остановилась у юрты. Старик подъехал медленно, его большой серый конь, весь в мыле, тяжело водил боками.

- Хорошо ли съездили, отец? - спросила Асия, приняв повод.

Усталый Есиргеп грузно слез с седла, ни слова ни ответив снохе.

- Притомились, видно, с дороги...

Старик с досадой махнул рукой, угрюмо буркнул:

- Еще бы не устать! С вами, бесстыжими, ноги протянешь! - И отвернулся.

Асия молча отошла, уводя коня. Есиргеп тяжело перешагнул порог юрты и принялся будить старую Балжан. Дочка Канипа, вскочив с постели, стала вздувать огонь.

Войти в дом за стариком Асия не посмела. Хотелось ей послушать тихонько у двери, о чем там будут говорить... Нет, нехорошо это. Опустив голову, Асия побрела к отаре.

Никогда до тех пор не слышала Асия от свекра грубого слова. И подумала: раз он сегодня такой, значит, до всего дознался, Может, Балжан открыла старику тайну снохи, ее вину? Асие было стыдно, но она ни в чем не раскаивалась. И когда она осталась у овечьего загона одна, песня снова зазвучала в ее душе и разбудила воспоминания.

Прошлый сентябрь стоял на удивление теплый и ясный. Овец еще не перегоняли в пески, и они паслись на привольных лугах у быстрой, многоводной Каргалинки. Здесь обосновались опытное хозяйство Института животноводства и отары соседних колхозов. Есиргеп частенько перекликался с колхозными чаба­нами, пасшими свой скот на другом берегу.

Не найти ранней осенью лучшего урочища, чем на берегу Каргалинки. Травы в этих местах густые, сочные. Глазом не охватишь уходящие вдаль широкие

поймы. Весною их заливает полая вода, зато летом и осенью покрывает сплошной зеленый ковер. Поэтому так многолюдно и шумно бывает у Каргалинки. Сюда чабаны пригоняют овец на отдых с дальних выпасов и ставят вдоль говорливой речки свои юрты и шалаши.

В теплый сентябрьский вечер чабан Тусыпжан собрал молодежь пастушьих аулов по случаю приезда сына-фронтовика. Пришли на вечеринку и Асия с Канипой, пришел и общий любимец веселый Молтай, который умел и песню сложить, и блеснуть острым словом на айтысе. И случилось так, что Молтай нежданно-негаданно открыл перед Асией, казалось бы, навеки заказанную ей дорогу к счастью.

До той поры она держалась замкнуто, в стороне от людей, наедине со своей неизбывной болью. Один год прожила она с любимым мужем Сайлыбеком. Хорошо было в тот год! Старый Есиргеп и добрая Балжан не могли нарадоваться на молодых, души не чаяли в невестке, хвалили ее веселый, покладистый нрав. И между молодыми были только мир и любовь.

Началась война... Сайлыбек отправился в далекий путь - на фронт, оставив в тревоге и в тоске престарелых родителей и молодую жену.

Никогда и в мыслях не было у Асии изменить мужу. Но Сайлыбека давно нет в живых... Он оплакан горючими слезами.

В первый же год войны пришло письмо от командира воинской части. В том письме говорилось, что Сайлыбек - герой, бился за Москву и пал смертью храбрых под Вязьмой. Неизвестный человек благодарил родителей за то, что они вырастили такого сына, говорил, что вся воинская часть Сайлыбека осиротела.

Асия и Канипа дружили с детства и в школе сидели за одной партой, теперь их породнило общее горе. Много слез пролили они над похоронной, но тайком. Им хотелось, чтобы в сердцах отца и матери оставалась искорка надежды на чудо. Друг семьи,

старый ученый Иван Дмитриевич Бобров, приезжая к Есиргепу по делам института, добивался того же.

- Могло ведь и так случиться, - говорил он, - что Сайлыбека подобрали санитары другой части. Может, попал он в госпиталь тяжело раненный, без сознания, без документов. Похоронная пошла своим путем, а человек жив! На войне всякое бывает...

Минул год, за ним другой, третий. В семье словно бы уговорились: Сайлыбек вернется. И казалось, что в это верит и Асия.

А прошлой осенью впервые вдовья жизнь Асии вдруг озарилась новым светом. Мудрено ли, что она потянулась к нему?

Молодые гости веселились на тое у Тусыпжана от всего сердца и наконец, затеяли айтыс. Когда-то Асия отличалась на айтысах звонким голосом, веселой прибауткой, метким словцом. В годы вдовства она не ходила на той. И в тот вечер помнившие ее искусство тщетно просили ее выступить, она не хотела нарушать обета, данного самой себе после гибели мужа. Тогда Молтай схитрил: он стал вышучивать Канипу и ее товарок по бригаде. И хотя в его шутках не было ничего злого, ничего обидного, молча снести их было невтерпеж.

Канипа покраснела, рассердилась, но складно ответить дерзкому парню не сумела - не было у нее песенного дара. Поневоле пришлось Асии вступиться за подружку.

Молодежь бросила игры и танцы. Все столпились вокруг Асии и Молтая, смеясь и подзадоривая их: «Так его!», «Э-э-э!», «Вот так отбрила!»

И Асия не заметила, как увлеклась. Не унижая и не оскорбляя противника, по виду дружески-добродушно, она осмеяла его нещадно. Их бригады соревновались, и бригада Асии опередила Молтая с его ребятами. С этого Асия начала.

Подыгрывая себе на домбре, она весело и непринужденно спела сочиненное на ходу:

Пока мы в степи поголовье растили, овец пасли, добро берегли, вы тоже...

в степи пустословье пасли, убытки растили, себя стерегли!

Кто поголовье, а кто пустословье, - скажи, мудрый Молтай?

Смех и одобрительные крики прервали Асию. Все были рады, что она, наконец, взяла в руки домбру.

Молтай, также довольный в душе, пытался, однако, оправдаться. Двадцать ягнят из его отары побил в степи внезапный небывалый град.

И человека убьет в одночасье,—

Кого будешь в этом винить?

Но лучше бы ему отмолчаться, чем жаловаться в песне.

Асия была в ударе. И спела лукаво-сочувственно, что бедняга прав! Прославим героя, спасшего от града свою драгоценную особу... Разве его золотая голова и новый костюм не стоят двадцати голов ягнят? Разве не от великого ума он догадался бросить овечек на произвол стихии и бежать под крышу? Позор тем глупцам, которые не сумели отпраздновать его спасение! А мы с Канипой, по дурости своей, не бегали, не прятались, а своими телами укрывали ягнят. Но и то правда, что такую простую вещь сумеет сделать каждый дурак!

Песня Асии утонула в оглушительном хохоте. И Молтай сдался в ответной песне, заявив во всеуслышание, что он - тот самый Молтай, который споткнулся на ровном месте! Он не заикнулся о том, что ягнята погибли, когда его не было на пастбище. Но, приняв на себя чужую вину, он закончил песню неожиданно: Молтай не горюет, что побит. Давненько молчала наша Асия. Я ее задел, она зазвенела, как струна... Пусть теперь гневается, если хочет!

Это была почетная капитуляция. Гости были благодарны остроумному парню. И Асие он понравился. Всю ночь напролет они бродили вдвоем по степи, говорили по душам и на рассвете расстались друзьями.

Так и повелось с тех пор, что Молтай приходил к Асие, когда она сторожила, и они коротали ночь с глазу на глаз, в долгих разговорах. «Поженимся?» - спросил он однажды. Асия не удивилась, она обрадовалась, но сказала: «Нет». Ее удерживало суеверное чувство, что она потеряет Молтая, как потеряла Сайлыбека. А главное - родители... Они ждали Сайлыбека.

Однако жизнь шла своим чередом. Жизнь не оглядывалась на умерших. И Асия наконец, решилась и во всем открылась Канипе. Та неожиданно оскорбилась за брата. Девушка не допускала, что другой человек может занять место ее брата в жизни невестки, сгоряча заговорила с ней о женской чести и горько расплакалась. Несколько дней подруги не разговаривали, потом Канипа одумалась, пришла мириться. Они встретились с Молтаем, и Канипа, смеясь и плача, пожелала ему и Асие счастья.

Канипа сама вызвалась уладить дело с родителями. Но это значило - сказать им, что Сайлыбек погиб, тщетно его ждать. И Канипе и Асиеи было жаль стариков. Неизбежный разговор со дня на день откладывался. Тем временем судьба Молтая круто повернулась: его призвали в армию, он уехал на фронт, а Есиргеп так и остался в неведении.

Вскоре пришел заветный треугольник, привет Молтая дорогой жене, записанный стихами. Эти безыскусные строки звучали клятвой верности. И теперь Асие было тяжело молчать, стыдно таиться. Она не хотела, чтобы ее имя принялись трепать досужие сплетницы. И тот, кто тихонько шевелился в ее материнском лоне, требовал признания. Уже две недели он настойчиво напоминал о себе острыми, нежными толчками.

- Молчи! Поняла я, - сказала Канипа, узнав об этом. И, словно вдруг обретя желанную волю, пошла к матери.

Ошеломленная тем, что услышала, и без того болезненная Балжан слегла и сутки не притрагивалась к еде. Есиргеп встревожился, она отвечала ему коротко: «Поясницу ломит».

Но ни слова упрека не обронила Балжан. Подняв­шись с постели, она стала с Асией ласковей прежнего. Лучший кусок за столом отдавала ей. Не забывала напомнить дочери:

- Пригляди за ней, как бы не притомилась. Пойди узнай, может, озябла? Есть хочет?

И все же Асия слышала тяжкие вздохи, которых не могла сдержать свекровь. А позавчера, когда Есиргеп, оседлав своего серого, поехал со двора, Асия видела, как Балжан, провожая мужа, долго шла рядом с конем, далеко ушла в степь. Стало быть, сказала... Вот и хорошо. Так лучше. Так честней.

Сегодня Асия убедилась, что свекор все знает. И у него, видно, не нашлось ни доброты, ни мудрости свекрови. Словно заледеневшая от его непривычной суровости, Асия до утра так и не вошла в дом, всю ночь провела возле загона.