Страница - 20

Отличное знание нашим народом лошадей, его любовь к лихим скакунам с большой симпатией показаны в рассказах «Среди стихии», «Керкиик», «Байга в колхозе».

И прозаическом жанре казахской литературы творчество С. Бегалина кажется отдельным течением. Не случайно его называли «Ибраем Алтынсариным наших дней, казахским Маршаком - за его большой вклад в paзвитие детской литературы. Рядом со знаменитыми именами Томи Сойера, Гавроша, Тимура С. Бегалин поставил своих героем Сатжана, Коксегена, Уаша, Ердена. Сейчас они стали друзьями русских, татарских, грузинских, польских, корейских, одним словом, детей семидесяти семи народов.

Материалом для своих произведений С. Бегалин выбирал лютый мороз, неумолимый буран, иссушающий зной, крепких, выносливых, практичных табунщиков, чабаном, охотников, которые навсегда приросли к степи. Большинство из них — пожилые люди, достигшие вершины своей жизни, но немало и подростков, юношей, только вступающих в сознательную жизнь.

Большое мужество потребовалось писателю, чтобы написать основанный на жизненных фактах мемуарный роман «Пороги эпохи», роман, показывающий социально-психологические перемены в казахских аулах и в городе в первые дни после Октябрьской революции. Главными действующими лицами этого произведения стали известный революционер Мухаметкали Татимов, первая ученая среди казахских женщин Назипа Кулжанова, великий писатель Мухтар Ауэзов и другие известные имена. Этот роман С. Бегалина вполне законно можно поставить рядом с такими знаменитыми произведениями, как «Тернистый путь» Сакена Сейфуллина, «Школа жизни» Сабита Муканова, «Очевидец» Габидена Мустафина.

Видные композиторы нашей республики Мукан Тулебаев, Евгений Брусиловский, Латиф Хамиди, Садык Каримбаев, Сыдык Мухамеджанов, Капай Мусин, Еркегали Рахмадиев написали музыку на тексты около пятидесяти стихотворений Сапаргали Бегалина.

В 20—40-е годы, работая в советских судебных учреждениях и в газете, позднее став работником Академии наук Казахской ССР и Союза писателей, он много ездил по нашей республике, беседовал со старыми людьми — хранителями бесценных сведений о жизни степного народа, записанные им сообщения стали кладезем мудрости и знаний.

Сапаргали-ага первым редактировал и издавал произведения народных поэтов Исы Байзакова, Шашубая Кошкарбаева, Доскея Алибаева, акынов Толеу и Куата и первым написал их биографии. Он проделал большую работу для ознакомления современников с богатым наследием великого народного композитора — кюйши Тат-тимбета, знаменитого певца Амре Кашаубаева, ошеломившего парижскую аудиторию своим мастерством композитора Естая, любимцы казахского народа .композитора и знаменитой певицы Майры, борца Хаджи-Мукана, непревзойденного мастера сцены Калибека Куанышпае-ва. Нам дороги и материалы, знакомящие с национальными казахскими играми.

Самым плодотворным и самым ценным трудом С. Бегалина как исследователя, ученого-фольклориста, по-нашему мнению, является фундаментальная работа «Предки Джамбула и его жизнь». В этом труде, который был записан из уст Джамбула при его жизни, со слов стариков, близко знавших поэта, приведены разнообразные сведения о среде, в которой рос поэт, его предках, воспитании и особенностях его характера. К тому же очень ценными являются и сведения о певцах и композиторах, акынах и жырау, домбристах Джетысу, о знаменитых скакунах и ловчих птицах, рассказы и легенды этого края. Некоторые отрывки из исследований С. Бегалина увидели свет, но большая часть остается в архивах, и умные люди щедро пользуются этими материалами, иногда ссылаясь на источник, но чаще забывая указать его. Опубликование полностью этой огромной работы, имеющей важное литературное и историко-этнографическое значение — дело насущно необходимое.

Жизнь Чокана, одного из самых дорогих сыновей казахов, в наши дни стала темой многих художественных произведений. Рядом с романами и повестями Сабита Муканова, Сергея Маркова, Саурбека Бакбергенова, дилогия Сапаргали Бегалина «Перевалы Черкана» выделяется своей фактической основой, увлекательными событиями. Эта книга — одно из первых произведений, в котором жизнь великого предшественника воссоздается на основе фактов и только фактов.

Выехавшие из Кайнара машины в мгновенье ока поднялись на перевал Меизека.

— Здесь придется остановиться, дальше пойдете пешком,— говорили, как будто оправдываясь, водители.

Это та самая гора Меизек, которая воспета знаменитым акыном Жанаком. Люди говорят, что Козы Корпеш уронил здесь свой изюм й поэтому гора называется Меизек — изюмная.

— У вас под ногами валяется золото,— говорили джигиты. Они напоминали нам, что здесь некогда добывали этот драгоценный желтый металл. Когда мы взобрались на вершину горы, которая издали казалась низкой и неказистой, то вся окрестность, очутилась у нас как на ладони. К нам со всех сторон как бы подползали выгоревшие сопки, незаметно оттесняя друг друга.

Аулчане окружили Сапаргали Бегалина, поднявшегося на гору легко, не переводя дыхание. Он говорил:

— Какой чудесной создала природа эту гору. Вон там Жауыртагы, а там Жорга. Вон виднеется Тулпар, а здесь растянулась, подобно львице, Абралы, а там маячит Жалгызтау — все они как будто специально выстроились для нас...— на глазах у старца стояли слезы.

«ОТБРАСЫВАЮ ЗАБОТЫ И ПИШУ»

I

Писатель оказался дома. Из телефонной трубки послышался знакомый хрипловатый голос пожилого человека:

— A-а, вот как? Задание альманаха «Жалын», говоришь? И не обойтись без встречи? Сейчас у меня дома невесело, моя байбише тяжело больна. Долго разговаривать не смогу. Ты приходи завтра, в одиннадцать часов. Напиши свои вопросы пояснее. Будь здоров. Договорились.

В условленное время дверь открыл сам Габит Мусрепов. Хотя мы живем в одном городе, но я уже полгода не видел его. Он показался мне осунувшимся и подавленным. Кроме него, в доме никого не было.

— Раздевайся и проходи в зал,— сказал он.— А я пока надену другие очки, болят глаза.

В зале на одной стене висела знаменитая картина Левитана «Владимирка», на другой — портрет казахской женщины, нарисованный неизвестным мне художником. Возможно, он пытался изобразить Улпан — героиню одноименного романа Г. Мусрепова.

Из зала дверь в кабинет. Полки, которые при первом моем посещении ломились от книг, теперь опустели. Причина понятна: отбыли в «Жана Жол». И только добротная копия с картины Саврасова «Грачи прилетели» по-прежнему излучала мягкое, тихое сияние.

На письменном столе лежали бумаги, исписанные арабским шрифтом, заточенные карандаши, резинки...

Когда писатель усаживался на стол, зазвенел телефон. Сначала он слушал молча. Затем начал отвечать.

Поговорив по телефону, писатель улыбнулся и обратился ко мне:

— Что молчишь? Приступай к своему делу. Телефон не знает смущения и такта. Он может снова перебить. Что хотят знать читатели альманаха «Жалын»?

— Когда вы научились грамоте? Кто влиял на вас? Кого из писателей считаете близким по духу?

Некоторое время писатель сидел молча. Потом тихо начал:

— Конечно, об этом не скажешь коротко и не закончишь быстро. Но те годы помню хорошо. В шесть лет начал обучаться у аульного муллы. Звали его Уайс. Наши края давно начали общаться с русскими городами, здесь люди раньше других приняли городские обычаи, нравы, жить стали по-городскому. Не только чай и сахар, ткани и другие вещи — к нам начали приходить и книги, и бумага. Не для похвальбы скажу, что даже бедные аулы объединялись и содержали муллу, назначали ему специальную оплату. Детям, достигшим шести-семи лет, давали возможность научиться мусульманской грамоте. Люди с достатком отдавали своих детей в русские школы.

Через год Уайс уехал, и на его место явился мулла Балагул.. После него учился у башкирца Мухаметкалия. Тебе интересно, чем я обогатился? Говоря современным языком, усвоил арабскую графику, научился находить казахские варианты арабско-персидским, чагатайским словам. Самое главное, научился читать и писать и окунулся в чудесный и многообразный мир. Ты, наверно, читал мою статью в «Казах адебиеты». Известно, что до революции на казахском языке вышло около пятисот книг. Вечером, особенно в долгие зимние ночи, взрослые собирались и сажали между собой грамотных детей. Мы читали вслух хиссы-хикаяты — старинные поэмы. В казахских книгах, в основном издававшихся в татарских издательствах, было много чужих и непонятных слов. Я их тут же переводил на казахский язык и продолжал читать без запинки. Кроме «Ер-Таргына», изданного И. Ильминскиэд, по многу раз читал такие эпические произведения, как «Кобланды», «Кыз-Жибек», «Алпамыс», «Шора», «Едиге». В чистой незамутненной памяти мальчика они запечатлелись и запомнились на всю жизнь. Слушай.

И Габит Махмудович продекламировал наизусть небольшой отрывок из «Кобланды».

— После этого мы начали изучать «Шах-Маран», «Бадугил-Жамал», «Сал-сал», «Заркум», «Кор-оглы». Многие места из этих произведений до сих пор знаю наизусть. Так я прочел аульным старикам не менее двухсот из пятиста изданных до революции казахских книг и прочел по нескольку раз. Не говоря о рассказах, сказках, поэмах, старинных историях, легендах, которые я слышал из уст аульных певцов, рассказчиков, жырши, отца и матери, соседей.

Запомнилось и много стихов казахских поэтов.

Тут Габит Махмудович прочел стихотворения Абая и Торайгырова.

— Только Абай может написать так,—сказал он с гордостью.— Самые любимые мои писатели — Гоголь и Горький. Не могу скрыть того, что особенно долгое время находился под влиянием Гоголя. Позднее появилась страсть к Марку Твену, Джеку Лондону, читал их подолгу, переживая каждую страницу. Были прочитаны Жюль Верн и Виктор Гюго, привязали к себе Лев Толстой и Федор Достоевский. Но когда речь идет о писателях, оказавших на меня большое влияние, созвучных мне, в первую очередь я называю Гоголя и Горького. Разумеется, надо помнить, что нельзя стать писателем только благодаря влиянию.

Для нас с Ауэзовым, как драматургов, едва ли не главным примером был Шекспир. Думаю, мы сильно подражали ему. Лично я, идя по его стопам во время работы над «Козы-Корпеш» и «Аханом-серэ», приобрел немало художественного опыта. Когда я нарушал эту традицию, то не достигал успехов. Кстати, в моих рассказах можно услышать и мотивы Чехова. Сам же я далеко не Шекспир, не Гоголь и не Чехов.

Языку Габита Мусрепова присущи плотность и многозначность, свойственные пословицам и поговоркам, крылатым словам. Он из тех писателей, кто избегает писать помногу. Это не от лености. Стремление писать, равняясь на классические образцы литературы, с первого же шага приучило его к сдержанности. Наиболее броская и яркая краска в палитре Мусрепова — юмор. Взаимодействие старого и нового, хорошего и плохого  показано через юмор. Писатель всегда находит сочное слово, способ выразить мысль не прямолинейно. Символика, намек, недосказанность, особенно характерны для его произведений последних лет.

— Как рождаются произведений? Есть ли у вас записные книжки, дневники? Помогают ли они вам?

Писатель хитро улыбнулся, потом нахмурился, посмотрел в окно.

— Замысел будущего произведения образуется из самых разных впечатлений. Просматриваешь разные книги, материалы. Ездишь, присматриваешься, ждешь, накапливаешь наблюдения. Бывает, из тысячи ни одно не попадает в произведение. У меня не бывает заготовок из отдельных предложений или готовых абзацев. Такого рода накопления должны находиться в голове и в сердце. Иначе они связывают тебя по рукам, мешают. Нельзя создать художественное произведение, механически перенося фразы из записной книжки.

Произведение вынашивается в сердце художника иногда год, иногда десять лет. Когда замысел оформится, он переносится на бумагу. У меня нет привычки сразу печатать произведение на машинке, или диктовать стенографистке. Разумеется, я знаю, что. есть писатели, применяющие такой метод. А в моей практике этого нет. Если не напишу заранее, то даже в устном выступлении я теряюсь. Почему пишу карандашом? Почему нужна старательная резинка? Некоторые пишут по частям: пишут там, где придется. Я не могу так делать. Пишу методично, не прерываясь. И хочется, чтобы каждое написанное предложение было чистым. Не могу зачеркивать, неприятный остается осадок. Поэтому не понравившееся место стираю и снова пишу. Будущие исследователи творчества Мусрепова вряд ли найдут у него варианты предложения. Какие муки терпел над рукописями, знаю только я. В конечном счете, для читателя нужно лишь произведение. Зачем ему знать, сколько раз слово стиралось или перечеркивалось.

Не могу сказать, что запись сложившегося произведения занимает много времени. Роман «Ее имя Ул-пан» был закончен за шесть месяцев, «Козы Корпеш — Баян-Слу», «Ахан-серэ — Актокты» — за пятнадцать дней.

— Есть ли у вас секреты в работе?

— Ты же сам видишь — вот мягкий простой карандаш. Я его затачиваю и делаю Острым, как копье. Наготове несколько резинок. Вот ученическая тетрадь в клетку. Я сейчас говорил, что сначала обучился грамоте по арабской графике. Мы пользовались ею до тридцатого года. Может быть от того, что она впиталась в меня, что я совершенно привык к ней, все свои художественные произведения пишу арабской графикой. И быстро, и вместительно. Из одной страницы этой ученической тетради на машинке получается полторы страницы.

Приступив к работе, я отбрасываю все остальные заботы и пишу, не считаясь с временем суток.

В то время, когда мы взялись за перо, нынешняя писательская обстановка нам даже не снилась. Днем конторская работа, нервотрепка, вечером — квартира из одной крохотной комнатушки, дети, гости... А писать надо обязательно. И вот после окончания дневной суматохи, когда все лягут спать, сядешь за ширмой в углу и берешься за перо, словно рабочий ночной смены. Эта привычка тех трудных лет осталась и после того, как положение поправилось. Теперь вот глаза ослабели, врачи запретили мне писать ночью. Сейчас копошусь лишь днем.

— А как с отдыхом?

— Э-э, чуть руки высвободятся, сразу уезжал в степь, в горы, к озерам.. Чего много в степи? Дров много, воды много. Находишься, сделаешь километров десять — пятнадцать, сотрешь себе ступни и вконец усталый останавливаешься где-нибудь на ночлег. Из прутьев сооружаешь шалаш. У меня были котелок и чайник. Побудешь четыре-пять дней в глуши в объятиях доброй природы и станешь резвым, как архар, легким, как перелинявший сокол. Прошли те дни.

Мне уже семьдесят, наступило время курортов и санаториев.

— Сохраняются ли подготовительные материалы?

Писатель встал, снял с книжной полки несколько папок.

— Это бумаги к роману «Пробужденный край». Посмотри пока, а я пойду открою дверь, кажется, кто-то пришел.

Все тетради толщиной в палец были аккуратно сложены. Я взял одну и начал листать. Выписки из таких книг, как «История горной техники», «Горноспасательное дело», «Карагандинское угольное месторождение», «Киргизский край», т. XVIII, с указанием страниц, конспекты, заметки.

Были просмотрены материалы архива Московского горнорудного департамента, государственного архива в Алма-Ате, архив города Акмолинска. Строение шахт, разные термины, связанные с ними, их казахское определение, разные рисунки, схемы, диаграммы, цифры, названия горных пород.

Вошел хозяин, беседа продолжалась.

— Разумеется, они не вошли в «Пробужденный край». Но это только на первый взгляд. А на самом деле, если бы я этого не знал, романа бы не получилось. Почему я тяну со второй книгой? Тут несколько причин. Но главная — писать о большом коллективе, рабочей среде неизмеримо сложнее, чем об одной семье, об одном роде и даже целом поколении. Ведь рабочий класс — главная сила революции. И во второй книге романа я должен показать казахский рабочий класс сформировавшимся, готовым к участию в социалистической революции, как это и было на самом деле.

В повести «Солдат из Казахстана» впервые в казахской литературе была правдиво изображена грозная истина войны. Создавая картину основных событий вокруг главного героя, писатель показал, как хорошо он овладел традицией европейской романистики. Романтический стиль, приемы психологического анализа были признаками нового художественного этапа. Эта повесть дала начало военной теме в казахской литературе. Сложные характеры, крупные образы социально-психологического романа «Пробужденный край», где изображено рождение казахского рабочего класса, также нашли дорогу к сердцу читателей.

— Когда закончите «Пробужденный край»?

Писатель засмеялся.

— Ты словно спрашиваешь у старой девы, почему она не выходит замуж. Разве я не пишу? Первая книга «Пробужденного края» была написана за восемь месяцев. Пять месяцев — в Караганде, три месяца — в Алма-Ате, в горах. А вторую книгу я растянул на тридцать лет. Как ты думаешь, я нарочно, специально тяну ее? Некоторые мысли, кое-что приобретенное и познанное вошло в роман «Ее имя — Улпан». Написал несколько коротких вещей—«Шутка друзей», «В дождливую ночь», «Майра»... Писались они с любовью. Но они несколько сбили меня с ритма «Пробужденного края». Думается, что сейчас я снова вошел в стиль романа. Уже написано более десяти печатных листов. Теперь необходимо написать еще где-то около пятнадцати.

— Все ли ваши произведения опубликованы? Есть ли не увидевшие света?

— Все были опубликованы. В последний объемистый трехтомник я включил лишь лучшие, на мой взгляд, работы. Разные рукописи, незаконченные повести, некоторое число рассказов я оставил в столе. То, что я хотел предложить читателям — у них в руках. Моя проза — эти три тома.

— Каковы ваши дальнейшие планы?

— Если буду жив, если этот свет не закроется для меня, поработаю над мемуарами. Хочется написать в стиле и ритме «Шутки друзей», «В дождливую ночь». Теперь уже мне остается играть роль бывалого старика, пережившего несколько эпох, знавшего многих людей.

Хочу написать о судьбе Умсун — младшей сестры Улпан. Она получила образование в Александрии. Возвратившись на родину, не смогла найти применения своим знаниям. Страшно печальная, страшно горестная история. Она ходила с непокрытой головой, не умела доить корову, собирать кизяк, в реке купалась в шелковом платье. Для того жизненного уклада она была преждевременной. Стала чьей-то второй женой. А дальше— нравственная смерть. Это — планы. Ну, вроде намерений. А что прикажет жизнь? Заранее сказать трудно.

Писатель поднялся, давая понять, что пора кончать разговор.

— Я сказал тебе, что байбише больная. Лежит в больнице. Так что чаем угостить тебя некому. Ну, прощай. Заходи в другой раз. Может, я отвечу на твои вопросы лучше, чем сейчас...

— Будьте здоровы, Габе!

Это было в 1982 году.

Глава шестая

 ЛИТЕРАТУРНОЕ ДВИЖЕНИЕ

ЧТО ПРОИСХОДИТ В ПРОЗЕ

 

I

Как эстетическая категория, драматизм стоит в одном ряду с понятиями обобщающего и собирательного характера, обязательными для всех видов искусства, всех жанров литературы.

С этой точки зрения исследование проблемы драматизма в прозе дает возможность раскрыть современные тенденции, способы скрещения жанров и их взаимного обогащения. В современном художественном опыте, особенно в нынешних литературных течениях, очевидно влияние одного жанра на другой и изменения, возникшие вследствие этого. Одним из побуждений к этому стал процесс интернационализации, который ворвался в разные области общественной жизни в результате научно-технической революции. Вместо объемных, эпически спокойных, охватывающих многие годы и большое количество героев произведений в творчестве известных мастеров прозы, таких как Чингиз Айтматов, Ион Друце, Василь Быков значительное место заняли напряженные, как пружина, повести-рассказы, повести-притчи с несколькими героями. Таковы «Белый параход», «Возвращение на круги своя», «Дожить до рассвета». От начала до конца они пронизаны драматизмом. Не случайно, едва эти произведения увидели свет, сразу появились их сценический и кинематографический варианты. Заметим, что в сегодняшнем театре рядом с пьесами, так сказать, в их чистом виде, мирно уживаются спектакли, созданные на основе прозаических произведений.

Таких случаев немало и в нашей родной литературе: спектаклям, созданным по романам «Абай», «Кровь и пот», была присуждена Государственная премия СССР. Разумеется, признавая режиссерскую находчивость и актерское мастерство, мы первым долгом должны говорить о крупных характерах, психологических конфликтах, глубоком драматизме в материале романов.

Одно из постоянных требований к текущей литературе и любому жанру — необходимость драматизма.

Рассмотрим качество драматизма в некоторых произведениях современной казахской прозы.

Когда заходит разговор о художественном росте казахской литературы за последние двадцать лет, о возросшей силе реализма, усилении драматизма, одним словом, об уровне профессиональной культуры, мы смело можем опереться на творчество Бердибека Сокпакбаева. Уважение этого писателя к действительности, использование в своих произведениях лишь увиденного, прочувствованного, способность выделить характерные черты человека, его отличное знание детской психологии, лишь ему свойственное мастерство в использовании художественных приемов оценено читателями и других национальностей. Доказательство этому — повести «Путешествие в детство» и «Меня зовут Кожа».

Одни пишут быстро, другие пишут долго. Не этим измеряется сила воздействия произведения на читателя. Но тем не менее поспешность иногда может привести к просчетам.

На роман «Мертвые не возвращаются» Б. Сокпакбаев потратил пятнадцать лет. Книга состоит из трех частей — трех тетрадей. Каждая тетрадь разделена на несколько коротких картин. Здесь можно ясно увидеть четкость и собранность, вообще присущие стилю Б. Сокпакбаева.

Число героев в романе не велико. Нет и крупных конфликтов, долговременных схваток. Автор поставил целью показать жизнь людей одного аула, одной семьи, даже одного человека, показать правду трудных дет в истории нашей страны.

«Мертвые не возвращаются»— роман о судьбе и жизни поколения, юность которого совпала с годами войны.

Следуя традиционному зачину, скажем, что главным героем произведения является Еркин Мамырбаев. Мы знакомимся с ним в первой тетради, когда он был подростком, и прощаемся в конце третьей тетради, когда ему почти тридцать лет. Повествование ведется от имени Еркина. Все добро и зло оценивается глазами Еркина. Стержень романа — приключения Еркина, его взросление и становление как личности.

Еркин в первой части —один из многих ничем не отличающихся казахских детей. Озорной, надежный, верный слову, он рос рядом с матерью под опекой старшего брата. Когда началась война, взрослые ушли на фронт. Старший брат Еркина Сарсенбек тоже уводит в армию, оставив дома больную и старую мать, братишку-подростка и совсем молодую жену, свадьбу с которой справил чуть ли не накануне. Начиная с этого дня вся тяжесть домашнего хозяйства, защита снохи от злонамеренных взглядов и сплетен ложатся на плечи Еркина.

Война — это не только кровопролитные сражения на фронтах, не только смерть, окопы, пушки, героизм и злодейство, это катастрофа, породившая многие конфликты, изменившая сложившиеся отношения между людьми. К трудностям существования прибавились часто неразрешимые моральные и психологические проблемы.

Через образ Нуралы показаны некоторые неприглядные стороны жизни, обозначившиеся в годы войны. Было так, что, воспользовавшись уходом на фронт молодых джигитов и зрелых мужчин, иные из оставшихся в тылу притесняли вдов и сирот, женились на несовершеннолетних девушках, наживались. Нуралы изгоняет из родного аула и отправляет в ФЗО дерзкого, непослушного ему Еркина, что стало причиной ожесточенной многолетней борьбы между ними.

Для Еркина, который раньше не покидал своего аула, начался трудный и извилистый путь. Писатель показывает, как по природе честный, искренний и чистый парень попадает в разные трудные положения, переносит многие невзгоды.

Во второй тетради Еркин, не попавший на фронт по состоянию здоровья, уезжает в далекий аул Сарыбель и становится учителем. И здесь он видит новые картины тяжелой жизни военных лет.

Сюжетную основу романа «Мертвые не возвращаются» составляют перипетии жизни Еркина Мамырбаева. Это обстоятельство придает произведению характер биографичрости. Отсюда и некоторые недостатки в повествовании романа, скажем, однообразней монотонность. В романе ярко отображена жизнь студентов послевоенных трудных лет с ее веселой бедностью и жаждой знаний, душевной смутой и казенным произволом. Именно в этой части сочинения писатель мастерски пользуется пародией, гротеском, иронией, системой намеков и иносказаний.

Положение школ в пятидесятые годы подробно показано в третьей тетради. После окончания института Еркин и его жена Загипа, тоже закончившая педагогическое училище, приезжают на учительскую работу в один из глухих южных районов. Здесь им тоже предстояло пройти через многие невзгоды и испытания.

Если заведующие отделом райкома партии и районо сразу начинают помогать Еркину и Загипе, то чиновники Жакыпбаев и Ильясов встречают их в штыки, опасаясь, как бы дипломированные специалисты завтра не заняли их места.

Испытавший многочисленные жизненные удары, рано повзрослевший, привыкший давать событиям собственную оценку, художественно одаренный, Еркин делает первые шаги в искусстве.

В третьей части мы знакомимся с началом творчества Еркина, его работой в редакции и в киностудии.

Б. Сокпакбаев создал образ положительного героя, победившего немалые трудности внешнего и внутреннего порядка и вступившего затем на большое жизненное поприще.

Роман «Мертвые не возвращаются»— значительное произведение казахской прозы.

Никто не сомневается, что книги, рассказывающие о жизни людей, оставивших глубокий след в истории народа, занимают огромное место в воспитании молодежи. В последние годы в казахской литературе появился целый ряд произведений, в биографическом жанре.

При исследовании прошлой жизни казахского народа и для ученых, и для писателей важнейшее значение имеет фигура Чокана Валиханова, его жизнь, научный подвиг, историческая миссия.

О Чокане — гении в истории степи — Сабит Муканов успел написать лишь первые книги из задуманной им многоплановой эпопеи. Эти книги не из рядовых сочинений, как их склонны трактовать иные литературоведы. Огромный этнографический, летописный, исторический материал «Промелькнувшего метеора» обогащает читателя и дает пищу для размышлений и сопоставлений.

Получили признание повести о Чокане С. Бегалина и С. Маркова. О нем же повести Саурбека Бакбергенова «Звезда, упавшая на Коянкоз» и «Я вас люблю» (Это слова из письма Ф. М. Достоевского Чокану).