Казахская литература в оценке зарубежной критики — Ш. К. Сатпаева, А. О. Мусинов
Название: | Казахская литература в оценке зарубежной критики |
Автор: | Ш. К. Сатпаева, А. О. Мусинов |
Жанр: | Образование |
Издательство: | |
Год: | 1971 |
ISBN: | |
Язык книги: | Русский, казахский |
Скачать: |
Страница - 16
О повести М. Ауэзова «Выстрел на перевале»
Благодаря... романам Ауэзова об Абае, жизнь казахского народа с ее оригинальным бытовым укладом, обычаями и традициями стала для французского читателя знакомой и понятной.
После того, как прочитаешь эти две книги, все кажется простым и близким в мире повести «Выстрел на перевале», последнего произведения Мухтара Ауэзова, смерть которого 27 июня этого года была огромной потерей не только для советской литературы, но и для всего цивилизованного мира.
Это произведение рассказывает о прошлом взволнованно, со множеством оттенков, способных донести до нас через время и тысячи километров, через различия нравов и характеров историю одного из батыров, находящихся под игом хозяев или «баев», угнетаемого, эксплуатируемого, презираемого ими, но свободолюбивого и смелого, сами поражения и ошибки которого говорят о свободе, величии человека.
Вокруг этой простой истории — степи и горы с заснеженными вершинами, напоминающие «белую юрту», неутомимые лошади и бурные потоки и сила, отвага, чистота бедного народа, и стиль, который своей ясностью, а нередко, даже оборотами речи, напоминает Гомера. Введение, предпосланное французскому переводу повести и написанное М. Ауэзовым, можно назвать документом, который нельзя читать без волнения. В нем писатель так говорил о своих планах на будущее: «Я работаю сейчас над другим произведением, с которого начинается серия романов о социалистическом периоде истории моей страны».
Он 13 лет посвятил циклу об Абае. Ему было 63 года, и он был в полном расцвете своего таланта.
В. Вынту (Румыния)
Революция и биография Мухтара Ауэзова
Акын, аул, аэд, домбра, юрта —слова, воскрешающие воспоминания, подобные восточным цветам; слова, внушающие тихие и умеренные песни в бескрайней степи, воскрешающие древние легенды, пересказывающиеся из поколения в поколение и хранящиеся, подобно сокровищам, которые невозможно отнять.
Всем ведь известно, кому они принадлежат. Слова чабанов, искусных наездников, детей, узкие глаза которых с первых лет жизни привыкли различать все тайные особенности степи, кажущейся иноземцу окаменелой и монотонной. Слова, произнесенные устами старых мудрецов, полных бодрости еще на пороге, а то и за порогом своего столетия.
Слова, дошедшие до нас от подножья «небесных» Тянь-Шаньских гор; слова, вызывающие воспоминания о местах, по которым когда-то проносились быстрые кони Чингис-хана; слова, вызывающие в памяти Казахстан и город со сказочным названием Алма-Ата. Слова, которые воскрешают в памяти почтенного акына Джамбула Джабаева — нашего современника и вместе с тем как будто явившегося из легенды, продолжившего легенду, начатую Абаем. Слова, дошедшие до нас в эти годы, слова, которые нам уже не чужды, которые приближают нас к Казахстану с его огромными просторами, почти вдвое превосходящими всю Западную Европу...
Я не был знаком с акынами, не ходил по аулам и даже звуков домбры не слыхал. И все же кратковременная встреча с одним из наиболее известных сынов Казахстана — Мухтаром Ауэзовым — оставила во мне впечатление, будто я уже видел и слышал все это. Этим я обязан ему, создателю многих легенд, одна из которых об Абае — поэте-просветителе, основоположнике казахской письменной литературы, которая звучит ныне на 25 языках земного шара и вот уж несколько лет известна нашему читателю.
С Ауэзовым я разговаривал одним августовским утром накануне его поездки в Хиросиму (в составе советской делегации) в связи с годовщиной жертв первого атомного взрыва. Подготовка к поездке задержала его в тот час в номере гостиницы «Москва».
Мне повезло и не пришлось начать с длительного введения... Было достаточно произнести название нашей страны. Румыния была Ауэзову достаточно хорошо известна. Сосед из Казахстана, знающий наш язык, изложил в нескольких фразах отдельные страницы румынского издания «Абая». Кроме того, Ауэзов знал о приготовлениях в Алма-Ате в связи с предстоящей декадой румынской культуры. Да и многое другое он тоже опил.
Я попросил его рассказать о своей жизни, зная уже от московских Литераторов, что она «очень интересна» и «знаменательна», тем более, что «Абай» — первое произведение Ауэзова, напечатанное на румынском языке, было издано — по достойной сожаления ошибке — без всякого введения и без какого бы то ни было хотя бы коротенького биографического очерка. Возможность познакомиться сейчас, в 1957 г., с казахским писателем оказалась весьма кстати для меня.
В жизни Ауэзова 1957 год был трижды юбилейным : 60 лет со дня рождения, 40 лет литературной деятельности и 25 лет педагогической деятельности в Казахском университете.
Вот что мне рассказал писатель присущим ему спокойным, воскрешающим воспоминания тоном, на русском языке, в котором легко улавливались особенности произношения его родной речи:
— Моя биография, если ретроспективно оглядеть прожитые мною 60 лет, кажется мне чем-то особенно характерной. За свою жизнь я вместе со своим народом пережил сразу три исторические формации: феодализм, капитализм и социализм.
Детские годы мои прошли в казахском ауле. Здесь люди занимались скотоводством и вели кочевой образ жизни. Это специфический образ жизни, присущий населению наших бескрайних степей и азиатских гор. Мужчины всю жизнь перегоняли табуны лошадей, стада верблюдов, коров, баранов и коз в поисках воды и травы. Беспрерывное странствование... Характерной для моей родной степи была жизнь большими племенами, по азиатскому обычаю. Семья была полигамной. Мои сестры еще сызмала были проданы в обмен на верблюдов. Таким образом, муж покупал себе будущую жену. Были еще и другие обычаи, странные и страшные: своими глазами я видел, как в виде компенсации за убийство мужчины платили сто верблюдов, а за убийство женщины — 50.
Все, даже жизнь, оценивалось верблюдами... Подобные картины заполняли мои детские годы. Учился я в мусульманской школе, которая называлась медресе, и с приятным трепетом думал о том, что стану церковным лицом — муллой, как это у нас называют (священник и одновременно учитель религии). В то время это было моей мечтой. Период феодализма...
— Мой дядя, который учился вместе со мной, под влиянием революции 1905 года покинул медресе и пошел в русскую школу. В нашем ауле это было расценено как подвиг! И это в действительности было так. Побуждаемый и направляемый им, я тоже попал в русскую школу. Таким образом, когда наступил 1917 год, я заканчивал семинарию... Теперь уж моя мечта была другой: стать сельским учителем. Учебу в семинарии я продолжил на берегу Иртыша, в Семипалатинске, там, где был в ссылке Достоевский. В те годы я познакомился с произведениями русской и европейской литературы. Мне стали близкими Гомер, Шекспир, Виктор Гюго.
Моей мечтой, как я уже сказал, было стать учителем. Но революция дала мне возможность мечтать о большем. В 1922 г. я поступил в Ташкентский университет, а через год — в Ленинградский университет, который окончил по специальности филолога. Затем я прошел аспирантуру в Ташкенте. Таким образом, новые послереволюционные условия, условия советской жизни, помогли мне стать образованным человеком, человеком умственного труда. В мою жизнь вошел социализм.
Я заметил, слушая рассказ Ауэзова, что те, кто говорил мне об «очень интересной» и «знаменательной» жизни были действительно правы. Само простое его изложение достаточно скупо, но столь красочно, что раскрыло для меня многообразие... жизни Казахстана, который благодаря революции- совершил великий скачок от азиатского феодализма, с его кажущейся инертностью и вечностью, к социализму. Тракторы в степи! Тракторы, троллейбусы и самолеты в стране верблюдов! Студенты-казахи, изучающие точное произношение французского языка с помощью магнитофонной записи! Не говоря уже о революции в сознании людей: здесь ведь надо было сдвинуть историю с очень «отдаленных мест»: от медресе, от полигамии... Огромный, неизведанный и захватывающий жизненный материал для писателя!
— Мне известно, что в этом году исполняется сорок лот Вашей деятельности на литературном поприще. Каковы были Ваши первые шаги? К каким темам Вы обратились?
Смотрю в узкие, темные глаза Ауэзова, улавливаю спокойный и нежный взор, столь подходящий его высокому лбу мудреца...
— Да, я начал писать в 1917 г. К этому году восходят мои первые попытки... Это была пьеса, написанная под воздействием казахской феодальной действительности. Это была повесть о любви, о Енлик и Кебек — казахских Ромео и Джульетте. Тут семьи Монтекки и Капулетти — казахские племена. Енлик и Кебек принадлежат враждующим племенам. С течением времени я пять раз переделывал эту пьесу, и она сейчас идет на сцене академического театра драмы в Алма-Ате.
И опять вспоминаю необычную биографию Мухтара Ауэзова.
— А Вы никогда не использовали весь тот материал, который Вам был предоставлен собственной Вашей жизнью, прожитой в трех социальных формациях?
— В настоящее время я работаю над пьесой, в центре которой будет человек моего возраста и моей формации. Будет она называться «Фантазия». Я ее готовлю к сорокалетнему юбилею, поскольку это событие имеет и символическое значение.
— Символическое, если учесть, что Вы начали писать в 1917 году?
— Нет,— улыбается Ауэзов,— символическое для более широких планов. В пьесе олицетворяется сама история. Она прослеживается через жизнь главного героя Беделя Бегеновича — в настоящее время профессора истории. Каждый акт будет посвящен одной из трех социальных формаций, о которых я Вам говорил. Так, в первом акте Бедель будет показан при феодализме в роли муллы, в следующем — герой живет уже при капиталистическом строе, он сельский учитель (примерно до 45-летнего возраста). Конфликт уже иной: иными являются внешние условия, иное окружение, но характер остается тот же.
Какова судьба человека при разных социальных строях? В последнем, третьем акте, состоящем из трех картин, будет рассказано о жизни Беделя — советского профессора. Не только Бедель, но и другие ведущие персонажи встречаются в течение всех трех актов (жена, дочь, друзья, а также враги его). Если можно так выразиться, пьеса будет произведением символического реализма. Отсюда и ее название: «Фантазия».
— «Фантазия» больше по построению, по замыслу, который имеется в основе всех трех актов, ибо в остальном пьеса имеет непосредственно автобиографический характер?
— Каким-то образом, это, безусловно, так. Речь здесь идет о моем собственном жизненном пути. Но он очень схож, например, с жизненным путем президента Академии наук Казахстана, члена Президиума АН СССР, академика Каныша Сатпаева. Мы с ним ровесники. Тот же жизненный путь через все три строя, пройденный моей Родиной, был у многих казахов-интеллигентов. Пьеса показывает, кем был казах до Октябрьской революции и кем он стал, благодаря ей, скольким он обязан этой великой революции.
— Что Вас привело к формулировке «символический реализм» ?
— Вопрос вполне оправданный,— подхватывает Ауэзов, желая тем самым исключить возможность какого бы то ни было смущения.— Я, кстати, хотел уточнить основную вещь: я пишу эту пьесу не ради того, чтобы «нарисовать» — как говорят — внешние условия жизни при разных строях. Меня занимает освещение внутреннего процесса, становления (утверждения) человеческой личности в различных условиях. Потому-то я и избрал эту форму символического реализма, который кажется мне подходящим для той темы и который исключает опасность «иллюстративизма». Этой пьесой я хочу одновременно показать широкие возможности развития человеческой личности, которые представлены новыми условиями социалистической эпохи. Это философская основа моей пьесы. Во имя этой идеи я ее и пишу.
После знакомства с Мухтаром Ауэзовым мне врезалась в память его особая способность воссоздать в простом гостиничном номере в центре Москвы атмосферу Казахстана. Акын, аул, аэд... все это мне было столь близким, и как сильно я «видел» и «слышал» эти далекие, родные для Ауэзова края!
Вот почему, когда я вышел из комнаты писателя, то чувствовал себя так, как будто покинул сам Казахстан, покинул алма-атинский дом автора «Абая»...
Отто Браун (Германсная Демократическая Республика)
Казахстан скорбит о своем герое
Советская литература понесла тяжелую утрату. И не только литература, но и наука и всемирное движение в защиту мира.
27 июня после тяжелой болезни скончался Мухтар Ауэзов — писатель, видный ученый и неутомимый борец за национальную свободу, мир и социализм.
Он родился в 1897 году в семье, принадлежавшей к одному из кочевых казахских племен. В детстве и юности Ауэзов жил простой жизнью казахских степей с ее унизительными обычаями патриархальных и феодальных времен: куплей невесты, многоженством, денежными штрафами за убийство, родовой борьбой с набегами и распрями. Шестилетним ребенком он по стихам научился читать и писать, в одиннадцать лет поступил в русскую школу, а затем, в учительскую семинарию, которую окончил в 1919 году, когда в отсталом Казахстане победила Советская власть.
В то время Ауэзов начал свою литературную деятельность — деятельность публициста, драматурга и новеллиста. Его перу принадлежат дюжины пьес и рассказов, которые переведены на многие языки советских народов и еще сегодня читаются и пользуются большим успехом как в Казахстане, так и во всем Советском Союзе.
С двадцатых годов Ауэзов посвятил себя научной деятельности, особенно в области филологии и истории. Он исследовал историю своего народа, фольклор, классическое наследие и современную литературу, в становлении и развитии которой сам принимал большое участие.
Кроме того, писатель выполнял большую политическую работу как депутат Верховного Совета Казахской республики и член Советского комитета защиты мира?
Многие годы отдал Ауэзов созданию своего главного произведения —многотомного романа («Абай», «Путь Абая»; на немецком языке «Абай» вышел в Берлине в 1958 г. под названием «Перед рассветом», «Путь Абая» скоро появится под названием «С течением времени»). В нем автор изобразил жизнь казахского народа с середины XIX до начала XX века.
Как писал Ауэзов в 1958 г. в своей «Автобиографии», в жизни Абая, героя этого цикла романов, воплощен целый период истории казахского народа. После цикла исторических романов Ауэзов приступил к созданию нового цикла, в котором хотел изобразить историю Казахстана периода социализма. Но и теперь еще неизвестно, насколько продвинулось это новое произведение, прежде чем автора настигла неожиданная смерть.
... Мы все скорбим о нем. Он такой, как о нем пишет в своем некрологе Константин Федин: «Факт, что не только в нашей стране, но и почти на всем Востоке и во многих странах Запада слушали его голос и восхищались им».
М. Ауэзов свидетельствовал об историческом рождении к высоких полетах еще малознакомого края степей и гор, его родного Казахстана.
Страна не только скорбит о своем певце, она гордится им, славит его.
Вся наша литература разделяет скорбь советской страны. Вся литература также чтит Мухтара Ауэзова, нашего боевого соратника в искусстве и друга в творчестве. Мы все им гордимся, потому что ему принадлежит огромная заслуга в развитии советской культуры.
О САБИТЕ МУКАНОВЕ, О ГАБИТЕ МУСРЕПОВЕ, О ГАБИДЕНЕ МУСТАФИНЕ
Приветственные письма, поступившие из социалистических стран по случаю 60-летия со дня рождения Сабита Мукакова (1960)
* * *
Ваши читатели из Германской Демократической Республики поздравляют Вас с 60-летием со дня рождения и 40-летием литературной деятельности и шлют пламенный привет. Желаем Вам и в дальнейшем достичь больших творческих успехов, неустанно трудиться во имя счастья своего народа.
Берлин
Союз писателей ГДР
* * *
Поздравляем Вас со знаменательным юбилеем и от имени всех чехословацких читателей шлем Вам привет. Желаем Вам новых успехов на литературном фронте, пусть будет плодотворной и Ваша общественная деятельность!
Прага
Союз писателей Чехословакии
* * *
Мы, монгольские писатели, от имени творческих работников шлем пламенный привет и поздравления Вам, одному из талантливейших писателей Советского Союза, общественному деятелю, ученому. Благодаря Вашим замечательным книгам Ваши монгольские братья узнают о жизни Советского Казахстана, казахского народа.
Дорогой друг, товарищ по леру, Сабит Муканович, желаем Вам крепкого здоровья и долгих лет, желаем Вам в дальнейшем написать много-много книг.
Г. Сумьяна, председатель Союза творческих
работников Монгольской Народной Республики
С. Дашдэнаев, секретарь Союза писателей
Улан-Батор
* * *
Многоуважаемый товарищ Сабит Муканов!
В эти дни, когда братский народ Советского Казахстана празднует юбилей Вашего шестидесятилетия и сорокалетия Вашей плодотворной творческой деятельности, писатели и литературная общественность Венгрии празднуют этот праздник вместе с Вами.
Вы — выдающий сын родного народа, в Ваших мастерски написанных романах, стихах, поэмах и научных трудах прекрасно отображена жизнь народа, полнокровно освещена его судьба, потому что в них воспеты настоящее Казахстана и его прекрасное будущее.
В Венгрии многочисленны Ваши читатели и почитатели, мы учимся на Ваших книгах, получаем, читая их, большое удовлетворение. За это мы шлем Вам огромное спасибо.
Имре Тренчени-Вальдапфель, академик, член
Союза писателей Венгрии
Будапешт
* * *
Мы, румынские писатели, считаем великой радостью отметить совместно с Вами юбилей 60-летия писателя, общественного деятеля Сабита Муканова и 40-летия его творческой деятельности.
Союз писателей Румынской Народной Республики шлет свои поздравления Сабиту Муканову и пожелания ему долгих лет жизни и дальнейшего плодотворного труда.
Сообщаем, что мы в этом году хотим как можно больше издать его произведений на своем родном языке и шире познакомить с ним румынского читателя.
С товарищеским приветом первый секретарь
Союза писателей Румынии
Бухарест
* * *
Ваш праздник — наш праздник. Мы глубоко уважаем таких, единой с нами цели, писателей, как Вы, и желаем и в дальнейшем видеть Вас на литературном фронте с новыми Вашими книгами.
Ярослав Ивашкевич, председатель
Союза писателей Польши
Варшава
Эдитер Франсе Рейн (Бельгия)