Страница - 19

АКЫЛБЕКУ КЕЛЬБУГАНОВУ-ЧЕЛОВЕКУ И ФИЛОСОФУ

В мае 1987 года в Аддис-Абебе, недалеко от здания советского посольства, случилось несчастье. Автомобиль, в котором ехал за рулем советский гражданин из Алма-Аты и его семья, врезался в столб. Дети не пострадали. Водитель в тяжелом состоянии был доставлен в больницу. Несчастье случилось из-за расплавившегося на жаре асфальта и близорукости водителя. После операции в Эфиопии его доставили в Москву, где провели еще несколько операций. Не помогло. В полном сознании он скончался. Это был философ, бывший и.о. декана философско-экономического факультета КазГУ Акылбек Жолмухамедович Кельбуганов. Он ушел на 37-м году жизни, на рассвете...

В своей студенческой группе он был самый младший. Защитил диссертацию раньше всех. В соавторстве со своим учителем и коллегой написал две книги: “О культуре мышления” и “Круги” в познании”.

Читал лекции студентам в университете по математической логике, немецкой классической философии, истории диалектики, современной (тогда “буржуазной”) западной философии. Слушателям Института повышения квалификации читал курсы по древнеиндийской и древнекитайской философии.

Во время своих лекций, почувствовав некоторое рассеяние или отвлечение внимания, он вступал в диалог с тем, кто являлся объектом этого отвлечения. Любил пошутить, затем деликатно, но твердо возвращал нас к теме лекции, все время держа внимание на себе.

Он излагал философию зарубежных философов, как свою собственную, и критиковал лишь там, где она действительно того заслуживала. Может быть, потому, что он знал ее точно, не понаслышке, а изучал в США во время 10-месячной стажировки. Но главное потому, что посвятил себя философии. В выпускном альбоме он надписал мне: “Отдадим все силы во славу философии”.

Внешне он был похож на делового японца — небольшого роста, в очках, строен, подтянут, аккуратен, был всегда чисто выбрит. В нем чувствовался темперамент. Читая лекции, он стоял как бы, чуть склонившись к студентам всем корпусом, пружинисто. Такой человек должен был быть во всем первым. Ежегодно в день науки он участвовал в спортивных забегах и всегда прибегал первым.

В Эфиопии он прожил год, в Казахстане — жизнь. В Алма-Ате жил в общежитиях, в Аддис-Абебе получил “мерседес”.

Когда скульптор Эрнест Неизвестный выиграл конкурс на оформление “Божественной комедии” Данте, в котором участвовал и Сальвадор Дали и об этом писал весь мир, а в Союзе не обмолвились ни единым словом, Владимир Высоцкий сказал: “Они, наверное, стесняются, что ты не эфиоп”.

Он не был и не стал “эфиопом”. Но он был единственным пассажиром современного уже казахстанского “философского парохода”, покинувшего родную гавань в 1986 году, и уже никогда не вернувшегося назад со своим пасса жиром на борту. И он навсегда останется для нас Человеком и “философским пароходом” — Акылбеком Жолмухамедовичем Кельбугановым. Учителем.

Отличительной чертой его было то, что он никогда не откладывал исполнение дел, чьих-либо просьб написать рецензию и пр. на потом, как это обычно бывает со всеми нами. Делал сей же час.

Мне кажется, все его ученики давно хотят написать что-то свое о нем. Но вот и прошло 10 лет, как нам “не с кем спорить”.

ЛИТЕРАТУРА:

1. Хантингтон С. Столкновение цивилизаций // Политические исследования. 1994. № 1.

2. Положение беженцев в странах мира. 1995. Найти решение. — УВКБ ООН. Издание АО “Интердиалект”. 1996. — С.103.

3. Авенов Е.М., Назарбаев Е. Религиозная ситуация в Республике Казахстан // Евразийское сообщество. № 2, 1997. С. 16—25.

4. Кажымурат Кенес. Очерки истории развития науки Казахстана // Евразийское сообщество. Ха 4, 1997. С.303-329.

5. Абуов А.П. Единство учения Яссауи и народной исламской веры. // Евразийское сообщество. Ха 4, 1996. С. 127-135.

6. “Нетрадиционные религии” в посткоммунистической России, (“круглый стол”) // Вопросы философии. Ха 12, 1996. С.3-32.

7. Оспанулы Н. Тюркская онтология: метафизические основания тенгрианства // Евразийское сообщество. Ха 1, 1998. С.180-198.

8. Ауельбеков С. О кочевой ментальности казахов в системе отношений труд — богатство // Евразийское сообщество. Ха 1, 1998. С. 94-114.

РАЗДЕЛ III

МИФ И РЕЛИГИЯ

§ 1. Миф как коллективное художественное творчество Мифопоэтика

К мифу необходимо отнестись серьезно. Из мифа возникли философия и наука. Миф предшествует литературе и во многом ее определяет. Множество наиболее значительных произведений мировой литературы являются мифологическими сказаниями либо эпосами, легендами, сагами, сохраняющими элементы мифа, или опираются, а то и полностью построены на материалах мифов.

Мифы — продукты безличного, коллективного, бессознательного творчества первобытного человека. Миф — первообраз поэзии. Миф есть поэтическая форма, выходящая за рамки поэзии тем, что она провозглашает истину. Мифологический образ не “означает” нечто, но “есть” это нечто.

Различие между мифологическим и научным мышлением

Важное различие между древними людьми и нами состоит в том, что древние всегда рассматривали человека как часть общества, а общество — включенным в природу и зависящим от космических сил. Для них природа и человек не противостоят друг другу, а потому им и не должны соответствовать два различных способа познания. Природные явления постоянно мыслились в терминах человеческого опыта, а человеческий опыт — в терминах космических явлений.

Основное отличие современной научной мысли от мифопоэтической — это различие между субъективным и объективным.

Научная мысль создает все увеличивающуюся пропасть между нашим восприятием явлений и концепциями, с помощью которых мы делаем их понятными. Мы видим восход и заход солнца, но думаем о том, что земля движется вокруг солнца. Мы видим цвета, но описываем их как длины волн. Даже если мы не способны доказать, что эти, почти невероятные научные взгляды верны, мы все же принимаем их, ибо знаем: можно доказать, что они обладают большей степенью объективности, чем наши чувственные впечатления.

Для первобытного человека различение между субъективным и объективным знанием, между реальностью и видимостью лишено смысла. Все, что способно воздействовать на ум, чувство и волю, тем самым утверждает свою несомненную реальность. Для мифопоэтического склада ума “то, что волнует”, равнозначно “тому, что существует”. Отсюда — слияние символа и того, что он обозначает, а также слияние двух сравниваемых предметов таким образом, что один может выступать вместо другого. Так, Зевс принимает то облик быка, то другой облик. Феномен, называемый оборотническим мышлением: имя, прядь волос, тень могли замещать их обладателя, имея для первобытного человека значимость человека в полной мере. Поэтому для древних не существовало значительной разницы между действием, ритуалом или символическим представлением. С формальнологической точки зрения это означает, что для первобытного мышления нет “закона тождества”, то есть характерно отсутствие понятия субстанции. Если современное мышление описывает явления, предметы, субстанцию, то первобытное мышление отличает предметы по “действиям”, по их “силе”. Важно, что оно может и что могу я. Мифопоэтическое мышление относится к функциональному типу мышления, но не является субстанциальным. Переход к последнему есть переход от мифа к философии или к современному научному мышлению:

Сократ: Что такое добро?

Некто: Дай мне сто талантов, и ты сделаешь добро.

Сократ: Не описывай мне действий, а определи добро вообще.

Когда человек создает миф, что туча есть гора, солнце -колесо, гром — стук колесницы или рев быка, завывание ветра — вой собаки и пр., то другого объяснения этих явлений для него не существует. И мы, как и древний человек, можем назвать мелкие, белые тучи барашками; но для нас это только сравнение, поэтическая метафора, а для человека в мифическом периоде сознания — это полные истины. О метафоричности мы вправе говорить лишь там, где она признается самим человеком.

Основные темы и мотивы мифов

Сравнительное изучение широкого круга мифов позволило установить, что в мифах различных народов мира — при чрезвычайном их многообразии — целый ряд основных тем и мотивов повторяется. У народов с развитыми мифологическими системами центральную группу мифов составляют мифы о происхождении мира, вселенной (космогонические мифы) и человека. В числе широко распространенных мифологических мотивов — мифы о чудесном рождении, о происхождении смерти, о загробном мире и судьбе. К космогоническим мифам также примыкают эсхатологические мифы — рассказы-пророчества о конце мира.

Происхождение тех или иных культурных благ: добывание огня, изобретение ремесел, земледелия, установление среди людей определенных социальных институтов, брачных правил, обычаев и обрядов также часто имеют объяснение в мифах, где их введение обычно приписывается культурным героям.

Кроме “этиологической” нагрузки, как некое объяснение происхождения тех или иных культурных благ, эти мифы сыграли огромную роль в культурном развитии, в частности, Европы. Так, рассказы о деяниях древних, по преимуществу греческих и римских, Богов и героев были широко распространены в Европе с эпохи Возрождения вплоть до XIX века. В образованной среде общества вошло в моду употреблять имена античных Богов и героев в аллегорическом смысле: говоря “Марс”, подразумевали войну, под “Венерой” разумели любовь, под “Минервой” — мудрость, под “музами” — различные искусства и науки. Такое словоупотребление удержалось до наших дней, в частности, в поэтическом языке, вобравшем в себя многие мифологические образы.

Образы народных мифов сохраняются и во фразеологических оборотах, употребление которых для людей сведущих воскрешает целый комплекс ассоциаций, для других является почти непереводимыми идиомами. Все тюркоязычные народы знают такой оборот: “Куда бы ты ни пошел, везде ждет тебя могила Коркыта”. Коркыт-ата, в мифе казахов и других тюркских народов, — покровитель шаманов и певцов, изобретатель струнного инструмента кобыз. Согласно мифу, Коркыт, желая спастись от смерти, долго странствовал в поисках бессмертия, но везде встречал он могилу, на которой было написано, что это могила Коркыта. Решив, что смерть ждет его только на земле, Коркыт вырезал из дерева кобыз, разостлал на поверхности Сырдарьи одеяло и стал день и ночь сидеть на нем, играя на кобызе. До тех пор, пока он играл на кобызе, смерть не могла подступиться к нему. Сохранившиеся музыкальные произведения, приписываемые Коркыту, а также почитавшаяся казахами еще в начале XX века “могила” Коркыт-ата на обрывистом берегу Сырдарьи, позволяют считать Коркыта реальной исторической личностью.

Реальным считается и мифоэпический герой шумерской и аккадской поэмы “О все видавшем” Гильгамещ (по шумерскому варианту, Бильга-мес) — пятый правитель I династии города Урука в Шумере (конец XXVII — начало ХХVI вв. до н.э.). Лейтмотив этой поэмы тот же, что в легенде о Коркыте — недостижимость для человека участи Богов, тщетность человеческих усилий в попытках получить бессмертие. Хотя такая интерпретация описанных мифов не единственно возможная. Миф дает достаточно широкий простор для фантазии, большой диапазон свободы, чтобы рассказать его по-разному. Он многозначен. Но в нем сохраняются основные функциональные переменные.

Таким образом, сравнительное изучение мифов разных народов показывает, что, во-первых, весьма сходные мифы часто существуют у разных народов, в самых различных частях мира и, во-вторых, что уже самый круг тем, сюжетов, охватываемых мифами, — вопросы происхождения мира, человека, культурных благ, социального устройства, тайны рождения и смерти и др. — затрагивают широчайший, буквально “глобальный” круг коренных вопросов мироздания.