Страница - 5

Т.Г.ШЕВЧЕНКО В КАЗАХСТАНЕ

Один из самых драматических периодов жизни великого Кобзаря, десять невыносимо тяжелых и долгих лет ссылки (1847-1857) прошел в Казахстане. В 1847 г., при раскрытии властями Кирилло-Мефодиевского общества, в числе других его участников был арестован и Тарас Григорьевич Шевченко. За обнаруженный у него при обыске цикл революционных стихов под общим названием «Три года» поэт был сослан бессрочно в отдельный Оренбургский корпус рядовым солдатом. В пустынных оренбургских степях, в глухой крепости Орске, а затем в Новопетровском укреплении на пустынном полуострове Мангышлак и на берегу Каспийского моря Шевченко пришлось тянуть страшную солдатскую лямку. Самое ужасное в этой ссылке то, что ему, поэту и художнику, «высочайшим повелением» Николая I было строго запрещено писать и рисовать. «Если бы я был изверг, кровопийца, то и тогда для меня удачнее казни нельзя было бы придумать, — возмущался Шевченко, — … горько, невыносимо горько! И при всем этом горе мне строжайше запрещено рисовать чего бы то ни было и писать, а здесь так много нового… Смотреть и не рисовать — это такая мука, которую поймет один только истинный художник».

Бесконечное обучение военному делу, бессмысленная муштра, пресловутая шагистика, которая Т.Г.Шевченко так тяжело давалась, душные и темные казармы, к тому же ревматизм, полученный в каземате Петропавловской крепости, открывшаяся в ссылке мучительная цинга, болезнь глаз от непривычного яркого солнца — все это еще больше усилило страшную муку, страдания поэта.

Однако и на мрачном фоне оренбургской ссыльной жизни у Шевченко были отдельные отрадные впечатления, содержательные знакомства и встречи.

В Оренбурге Т.Г.Шевченко подружился с братьями Ф.М. и М.М.Лазаревскими, офицером, впоследствии полковником К.И.Гер-ном, которые искренне старались облегчить участь поэта. Ученый-географ А.И.Бутаков, приехавший в Казахстан в 1848 г для исследования Аральского моря, включил в состав научной экспедиции в качестве художника и Т.Г.Шевченко. Множество свежих впечатлений вынес поэт из путешествия по неизученным местам Аральского моря.

В Оренбурге Т.Г.Шевченко сблизился также с отбывающими ссылку петрашевцами В.В.Ханыковым и В.Н.Плещеевым, с польскими политическими ссыльными — художником Б.Залесским, поэтом-демократом Э.Желиговским (Антоний Сова), С.Сераковским, впоследствии другом Чернышевского.

На вечерах у Сераковского обсуждались животрепещущие проблемы революционного движения в России, Польше и на Украине. По словам его биографа, «на вечерах, устраиваемых Сераковским, которые он называл «великомолочными» (он потчевал гостей лишь молоком), во время споров и различных выступлений «за» и «против» обсуждались почти все социально-политические вопросы, первое место среди которых занимали вопросы, связанные с освобождением крестьянства и наделением их землей, а также с отменой телесного наказания в армии». Это были те самые вопросы, которые неотступно стояли перед Шевченко. Вот почему установилась глубокая духовная близость, трогательная дружба Шевченко с сильными польскими революционерами. Дружба Шевченко с ними продолжалась и после их освобождения. Польским друзьям Шевченко посвятил стихотворения, в которых сердечно вспоминал их и высказал идею братского союза славянских народов.

В 1850 г. на Шевченко был подан донос, что, вопреки воле царя, он продолжает рисовать, сочинять и носить гражданское платье. Тотчас же поэт был арестован, а из Петербурга пришло предписание «освободить рядового Шевченко из-под ареста, перевести в одну из рот первого оренбургского батальона, расположенного на Каспийском море, в Новопетровском укреплении». Еще семь лет провел Шевченко в страшном заточении в этой «незапертой тюрьме».

Десятилетняя ссылка подорвала здоровье, надломила физически, но не поколебала духовно великого поэта, не погасила огонь его мятежной души, не укротила поэтическую музу, не обескрылила его как борца. Он гордо заявлял: «Караюсь, мучаюсь, но не каюсь!» Он жадно стремился к творческой деятельности. В письмах Т.Г.Шевченко к своим друзьям мы находим просьбы прислать ему побольше книг, бумаги, карандашей, красок. От приезжавших на Мангышлак в 50-е годы ученых А.Головачева, П.П.Семенова-Тяншанского, писателя А.Ф.Писемского и других Шевченко доставал книги, узнавал новости. Несмотря на строгое запрещение, поэт писал стихи в записных книжечках, которые он называл «за-халявными», потому что прятал их за халяву (голенище) сапога.

В годы ссылки Т.Г.Шевченко создает новый цикл стихотворений, задумывает поэмы, рисует свыше двухсот картин, пишет свои девять русских повестей и ведет дневник. Сам поэт называл творчество тех лет «невольничьей поэзией». В произведениях Шевченко этого времени преобладают украинские мотивы, вдали от родины он воспроизводит ее образы с особой любовью и яркостью. Но вместе с тем и изображение жизни казахского народа занимает значительное место в лирике поэта. Здесь, на новой земле, он увидел прежде всего непомерные страдания угнетенного люда, горе и нищету населения. Эту боль за судьбу бедных людей степи он выразил в стихотворении «Думы мои, думы мои», которым и открывается цикл «невольничьей поэзии». Тяжелая жизнь бедного люда степи постоянно напоминала поэту судьбу его родной Украины, которая также стонала под социальным и колониальным гнетом. Идея общности трагической судьбы угнетенных народов, которую Шевченко высказал еще до ссылки в поэмах «Кавказ» и Еретик», не раз повторяется и углубляется в поэзии ссыльных лет. Причину бесправного тяжелого положения казахов Шевченко видит прежде всего в национальной политике царизма и в местной феодальной знати — в «оренбургской сатрапии».

Еще до ссылки Т.Г.Шевченко с возмущением говорил о царской России, как о тюрьме народов:

А тюрем сколько! А солдат!

От молдованина до финна На всех языках все молчат… (1. 65)

Эта национальная политика царизма во всей наго, те и наиболее жуткой форме проявилась в казахской степи. В стихотворении «А.О.Козачковскому» поэт с горьким сарказмом писал: 

С начала мира и поныне

Таилась от людей пустыня.

Но все же добрались мы к ней.

Остроги возвели повсюду,

А значит, и могилы будут.

Теперь дела пойдут быстрей! (II, 47)

О позорных действиях оренбургской сатрапии Т.Г.Шевченко предполагал написать поэму под названием «Сатрап и дервиш». Вот что пишет он в дневнике: «В ожидании утра я на этом полновесном фундаменте построил каркас поэмы вроде «Анджело» Пушкина, перенеся место действия на Восток, и назвал ее «Сатрап и дервиш...». Есть еще у меня в запасе один план, основанный на происшествии в оренбургской сатрапии. Не присоединить ли его, как яркий эпизод, к «Сатрапу и дервишу»? Не знаю только, как мне быть с женщинами. На Востоке женщины — безмолвные рабыни, а в моей поэме они должны играть первые роли; их нужно провести — как они и в самом деле были — наемными, бездушными рычагами позорного действия» (V, 79-80). Эти позорные действия, произвол оренбургской сатрапии и бесправное положение казахского народа Шевченко хотел вынести на суд отзывчивой русской общественности. «… Эту оригинальную поэму нужно непременно написать по-русски», — пишет он в дневнике. Однако замысел поэмы остался неосуществленным.

Поборник свободы и прогресса, Т.Г.Шевченко и здесь, на новой земле, не мог не находить тех отрадных проблесков истинно человеческих чувств и стремлений, которые пробивались сквозь толщу мрака и холода закоренелого рабства. Шевченко радостно было видеть освободительные стремления, способность казахского народа к борьбе, которые были созвучны, близки его революционному духу. Но, будучи политическим ссыльным, находящимся под строгим надзором, он, конечно, не мог открыто говорить и писать о социальной борьбе казахов. Свою симпатию к освободительным стремлениям и борьбе казахского народа Шевченко выразил иносказательно, в форме аллегории. Не случайно в его произведениях часто говорится о батырах и показывается, как они почитаемы и любимы казахами.

В повести «Близнецы» упоминается гора, «увенчанная могилами батыров» (V, 109); путешественники останавливаются на берегу Иргиза вблизи могилы батыра, «… грубо из глины слепленный памятник которого напоминает общей формой саркофаги древних греков» (V, 109). В дневнике Шевченко пишет о любви народа к батырам, а в рисунках показывает могилу батыра, к которой, чтя его память, люди совершают паломничество. Также не случайно в картинах Т.Г.Шевченко отражены почти все виды казахского вооружения. Стихотворение «Топор был за дверью у господа бога» содержит аллегорическое изображение народного восстания в степи. Однажды киргиз-кайсак смело похитил топор, лежащий за дверью у господа бога, и стал рубить дерево в лесу, и начался пожар в степи, который долго, семь лет, не угасал. От этого пожара уцелело одно дерево, и казахи почитают его, приезжают любоваться «зеленою листвою», умоляют, «чтобы поросли пустило в их убогом крае».

Описание степного пожара и уцелевшего одинокого дерева -«зеленой гостьи пустыни» — Шевченко дает и в повести «Близнецы». Этому же сюжету он посвятил ряд своих рисунков («Пожар в степи», «Джангыз-агач»). Излюбленное революционными демократами слово «топор»; пожар, который в народном сознании связан с проявлением бурных чувств; образ одинокого величественного дерева (байтерек), свидетельствующего о жизни и силе, — все это символические художественные компоненты, посредством которых поэт говорит о народных волнениях в степи и, возможно, о восстании 1836-1838 гг., близкого ему по времени. Ведь поэт конкретно называет территорию, охваченную пожаром:

И стала тьма, и от Урала

И до Тенгиза, до Арала

Кипела в берегах вода. (II, 62)

Писатель Б.Вадецкий в романе «Акын Таразы», отражающем ссыльный период жизни Шевченко, начинает знакомство поэта с казахами описанием народных песен о батыре Исатае. Т.Г.Шевченко не мог не знать этих событий, — ведь он оказался в тех местах почти сразу же после восстания, когда еще не затихли в степи волнения, когда еще жила в памяти народа слава батыров Исатая и Махамбета, когда лучшие надежды не покидали сердца угнетенных казахов. Кроме того, Т.Г.Шевченко находился в Оренбургском и Орском гарнизонах, которые принимали непосредственное участие в подавлении восстаний в казахской степи. Братья Лазаревские, офицер К.Н.Герн и другие, с которыми Шевченко познакомился и подружился, были людьми, изучившими и довольно хорошо знавшими жизнь и быт казахов, знали они и о восстаниях в Казахстане. Следовательно, и Шевченко тоже был знаком с этими событиями.

Т.Г.Шевченко находит в казахском народе высокие человеческие качества: трудолюбие, красоту, поэтичность, простоту. «Киргизы так живописны, оригинальны, так наивны, что сами просятся под карандаш», — пишет он (V, 270-271). Шевченко был исключительно чуток ко всему красивому в жизни. Поэт старался показать красивое во всем самом обыкновенном и будничном, и в его картинах, изображающих бытовые сцены из жизни казахов («Казахи в юрте», «Казах на лошади», «Казахи у огня», «Казашка над ступой» и др.), с большой любовью передается своеобразная красота и душевная теплота степных тружеников. Очень лиричен образ девушки-сиротки в картине «Казашка Катя», прекрасен молодой пастух с домброй, вдохновенно исполняющий песню в картине «Акын». «Шевченко любил киргизов за чистосердечие, живость, за детские любопытства», — пишет К.Паустовский по воспоминаниям своего деда, служившего вместе с Шевченко в Оренбурге. Представители трудового народа — пастухи, труженики, бедные акыны — вот на кого обращает свой взор революционный поэт и художник. Характерно, что у него нет ни одного стихотворения и рисунка, где бы предметом изображения был казахский бай. Шевченко очень любил казахских детей, которым посвятил серию картин. Передавая прелесть и непосредственность детей казахской бедноты, сочувствовал их суровому детству, которое напоминало ему свое безрадостное детство, использовал детские образы для острой критики социальных и политических порядков, обрекавших на нищету целые народы.

В стихотворениях Шевченко степная природа, в основном, имеет мрачный колорит. В то время неприглядная, монотонная степная природа не могла облегчить тяжести ссыльной жизни поэта. В самом однообразии горизонта бескрайней пустыни, в бесплодности земли была заключена какая-то безысходная тоска. Острой печалью пронизаны строки стихотворения «А.О.Козачковскому», написанного почти сразу же после приезда в Оренбург, где поэт передает первое впечатление о бескрайней, выжженной солнцем тусклой степи. Грустная картина диктует ему соответствующие уподобления и эпитеты: «помертвелая пустыня, кинутая богом», «распростерлась трупом бездыханным», «степи рыжие, аж красные», «здесь будто не было людей», «никудышное море», «чужбина — пустыня», «кос-арал убогий» и т.д. Но бывали и такие моменты, когда «простор широкий вдоль Урала» отвлекал поэта от удручающего одиночества и тоски, становился близким, родным, теплым, как его крутогорый, могучий, широкий Днепр, когда «над раздольем на поле» поэт «словно оживал на воле».

В повестях «Варнак», «Несчастный», «Прогулка с удовольствием и не без морали» и особенно в «Близнецах» дается подробное описание казахской степи в ее своеобразных тонах и красках. Надо сказать, что первое по времени более подробное физико-географическое описание западной части Казахстана принадлежит перу Т.Г.Шевченко. При этом он не раз отмечает богатство фауны и флоры казахской степи, порою делает ценные научные догадки. В одной из повестей он пишет: «… Замечательно, что все это пространство усыпано кварцем. Отчего никому в голову не придет на берегах этих речек поискать золото? Может быть, и в киргизской степи возник бы новый Сан-Франциско» (V. 97). Замечательно описание покрытой солью огромной равнины в «Близнецах». Обширные равнины между песчаными буграми, освещенные восходящим солнцем, представляют такое красивое зрелище, что герой повести «долго не мог отвести глаз от гигантской белой скатерти, слегка подернутой розовой тенью».

В повестях и дневнике Т.Г.Шевченко можно найти ряд интересных наблюдений над жизнью, бытом, обычаями казахов, над практикой казахской народной медицины. Он думал написать «… четырехтомный нравоописательно-исторический роман», в котором хотел изобразить «с микроскопическими подробностями нравы, обычаи и историю сего архиправославного народа» (III, 157-158). Внимательное изучение и отражение в произведениях жизни и борьбы казахского народа — яркое свидетельство любви и уважения великого украинского поэта к Казахстану.

Признательной любовью ответил казахский народ великому Кобзарю за это теплое, сердечное участие в его судьбе. В народе слагались предания о добром, правдивом, как «таразы — весы», справедливом акыне Таразы, о «добром русском человеке, который заступался за народ, за что царь отдал в солдаты». Бережно сохранили жители Мангышлака дерево, которое посадил и вырастил Т.Г.Шевченко из прута вербы в память о забитом тем прутом солдате. Так выросло на крови солдатской да на его обильных слезах дерево в Закаспийской земле. Теперь здесь разросся сад-музей.

Новопетровское укрепление, где Т.Г.Шевченко провел в солдатчине 7 лет, было переименовано в Форт Шевченко. Здесь открыт мемориальный музей; имя Шевченко присвоено республиканской государственной галерее, лучшим улицам городов, колхозам, совхозам, учебным заведениям Казахстана; на казахском языке издаются его бессмертные произведения, о нем поют песни акыны, пишут стихи поэты. Казахский народ вместе с той «великой, вольной и новой семьей» братских народов, которую предвидел поэт в «Завещании», всегда будет помнить Т.Г.Шевченко с чувством глубочайшей любви и признательности.