Страница - 7

ЗАПАДНОЕВРОПЕЙСКИЕ УЧЕНЫЕ И ПИСАТЕЛИ XIX ВЕКА О КАЗАХСТАНЕ

В течение ряда столетий, и особенно в XIX и XX вв., накопилось множество историко-литературного материала как о Казахстане в литературе некоторых европейских народов, так и о них в казахской литературе. Собирание, систематизация и исследование накопленного материала способствует выявлению одной из граней духовного взаимообмена, взаимообщения народов — своеобразной истории их литературных связей.

Записи путешественников, посетивших страны Азии с различными целями — торговыми, миссионерскими и дипломатическими — свидетельствуют о том, что европейцы были осведомлены о существовании казахского народа еще в древности, а в поздние века Европа знала о нем по описаниям в книгах ученых и писателей. Но те сообщения о нашем крае по своему масштабу, содержанию, характеру и достоверности хотя и имели определенное историкопознавательное значение, не могли идти ни в какое сравнение с тем, что было написано о нем в ХVIII-ХIХ вв., когда в результате добровольного вхождения Казахстана в состав России происходил коренной перелом в многовековом развитии кочевого народа и закладывались основы содружества его с русским и другими народами. Отдаленные друг от друга и территориально, и по типологическим особенностям своих культур западноевропейские страны и Казахстан свое взаимное узнавание установили через многообразные формы посредничества России. В истории взаимного узнавания, установления и развития разного типа взаимосвязей народов и государств немало таких явлений.

События, связанные с продвижением русского царизма на территорию Средней Азии и Казахстана, привлекали внимание основоположников научного коммунизма — К.Маркса и Ф.Энгельса. В статье «Продвижение России в Средней Азии», опубликованной Энгельсом 3 ноября 1858 г. в американской газете «New Jork Daily », говорится о постепенном присоединении Казахстана к России. Энгельс пишет, что если еще до начала 30-х годов XIX века верховная «власть России над тремя ордами или племенами киргизов оставалась чисто номинальной, то уже в последующие 20-25 лет Россией были достигнуты большие успехи в прочном утверждении ее в казахской степи». Обращая внимание на эффективность мероприятий по строительству линии крепостных сооружений и населенных пунктов в казахской степи, Энгельс пишет: «Тогда Перовский принялся за подготовку коммуникационной линии через Киргизскую степь. Не прошло и полутора лет, как уже приступили к работе научные и инженерные экспедиции, которые под военной охраной обследовали всю область к северу от Яксарта (Сыр-Дарьи) и Аральского моря. Были исследованы свойства почвы, наилучшие направления для дорог и самые удобные места для больших колодцев. Эти колодцы бурили или рыли на небольшом расстоянии один от другого и обносили их укреплениями достаточно мощными, чтобы выдержать любое нападение кочевников, и достаточно обширными, чтобы вместить значительные запасы продовольствия. Карабулак на Оксусе и Иргиз на реке того же названия служили центральными пунктами защиты в южной части Киргизской степи; между ними и городами на реке Урал вдоль дорог были сооружены форты меньшего размера». Эти слова свидетельствуют о том глубоком внимании Энгельса ко всему тому, что происходило в далекой казахской степи, о его осведомленности о мероприятиях русского государства, проводимых под наблюдением генерал-губернатора Оренбургского края В.А.Перовского, и о работе экспедиций в казахскую степь с научно-исследовательскими целями.

Энгельса также интересовали события, разыгравшиеся тогда и в соседней с восточными ханствами части территории Казахстана. В частности, он отмечал успешно осуществленное в 1853 г. взятие крепости Ак-Мечеть, которое, как известно, окончательно разбило силу и власть Хивы и ускорило присоединение Туркестана к России. В вышеуказанной статье Энгельс выделяет своеобразное обстоятельство продвижения России в Казахстан: построенные крепостные сооружения и населенные пункты являлись не только военно-стратегическим рубежом, но одновременно и созданием базы для экономического освоения полупустынных, малообжитых районов казахской степи. Так, например, основанный на Сыр-Дарье форт Аральское «скоро сделался центром обширной русской земледельческой колонии, раскинувшейся в нижнем течении реки по прилегающим берегам Аральского моря, и тогда Россия формально завладела всей территорией к северу от этого моря и от дельты Сыр-Дарьи». На такой основе, исключавшей насильно колонизирующие методы, применение военной силы, благодаря преимуществу своих стратегических позиций после «быстрых, бесшумных и непрерывных успехов» Россия могла осуществить и фактическое включение в ее состав районов Казахстана. В статье «Успехи России на Дальнем Востоке», написанной в том же месяце 1858 г. и напечатанной в той же американской газете «New Jork Daily Tribune», что и «Продвижение России в Средней Азии», Энгельс еще раз обратил внимание на некоторые новые явления, которые пришли в казахскую степь в результате успешного продвижения России в ее глубь, в частности, на почтовые линии и военные посты, установленные русскими в короткое время. К.Маркс и Ф.Энгельс, клеймя колонизаторскую политику царизма, вместе с тем высоко оценивали исторически прогрессивное значение России в деле цивилизации народов Востока. В письме к Марксу от 23 мая 1851 г. Энгельс утверждал, что «господство России играет цивилизаторскую роль для Черного и Каспийского морей и Центральной Азии, для башкир и татар», следовательно, и для Казахстана. Эта прогрессивная роль передовой России в XIX в. в развитии казахского народа была настолько ощутимой и превратилась в такое жизненное явление, что она не могла не вызывать интереса и у западных ученых и писателей к Казахстану.

В XIX веке, то путешествуя, то отбывая сроки ссылок, на казахской земле побывали многие западноевропейские ученые и писатели, в записях и произведениях которых можно найти интересные описания нашего края.

Получив официальное разрешение русского государства, известный в Европе ученый Александр фон Гумбольдт в 1829 г. совершил путешествие на Урал, Алтай и к Каспийскому морю, посетил города Омск, Семипалатинск, Усть-Каменогорск, Оренбург, Астрахань. Во время путешествия, длившегося около 6 месяцев, ученый сделал научное описание почв, руд, климатических особенностей казахских степей и гор. Результатом поездки явился знаменитый труд «Центральная Азия, исследования о цепях гор и по сравнительной климатологии», после выхода которого за автором закрепилась слава исследователя Азии. Гумбольдт познакомился с местным населением, с его жизнью, бытом, обычаями и нравами; казахи встречали его гостеприимно. О поездке Гумбольдта велись подробные отчеты, где, между прочим, мы читаем, что для путешественников был устроен «киргизский праздник с борьбою, скачками, бегом, музыкой и пением, по-видимому, немало заинтересовавший ученых немцев». О своих впечатлениях от поездки Гумбольдт писал в письмах к Канкрину и Шеллеру: «Мы провели время самым поучительным образом, здесь… на вашем прекрасном Меновом дворе, на киргизском празднике со скачкой и борьбой… я не могу насытиться в пределах вашей империи, не могу умереть, не повидав Каспийского моря». И далее: «Почти никогда в течение моей беспокойной жизни я не в состоянии был собрать в короткое время (6 месяцев), правда, на огромном пространстве, такую массу наблюдений и идей; как светлые точки, как приятные воспоминания должен я еще назвать конские скачки и музыкальный киргизский праздник в степи под Оренбургом».

В работе «Центральная Азия...» Гумбольдт, рассматривая историю изучения Алтая, приводит записи византийского историка VI века Менандра, который описывал обычаи и нравы древнетюркских племен. По рассказу префекта Востока Земарха, который посетил тюркские племена в 562 году, Менандр оставил подробное описание кочевой жизни, быта, обычаев, где имеется одно из первых упоминаний о киргизах: «Палатка же была убрана шелковыми коврами, искусно раскрашенными в разные цвета. На следующий же день сошлись в другом шатре, подобным же образом украшенном шелковыми коврами, в котором сидел Дисабул на ложе, сделанном целиком из золота, а посередине жилья стояли урны, золотые кувшины для воды и для вина. Назавтра собрались в другую палатку, с деревянными позолоченными столбами; позолоченное же ложе подпиралось четырьмя золотыми павлинами. При отъезде хакан, одаривший Земарха подарками, отпустил от себя и почтил его пленницей-наложницей из тех, которых называют херхисами (Querkis)».

В примечаниях, сделанных Гумбольдтом по поводу этих строк, говорится: «Эта пленница, без сомнений, была киргизской девушкой, захваченной в степях, окружающих южные и западные склоны Алтайских гор. Греческая форма, какою Менандр обозначает этот кочевой народ, разбивающий и поныне свои шатры на тех равнинах, сообразно значению, которое мы придаем буквам, по сходству звуков, может быть выражена словом «херхи». Это то же, что и название киргиз у Абулгази и Рашид-Эддина, которое монголы, а затем и все западные народы дали многочисленнейшей из кочевых наций Азии». Таким образом, из вышеприведенных данных видно, что название «киргиз» было известно европейцам еще с древних времен. В начале XIX века на основе известного «Исторического, Генеалогического, Хронологического и Географического Атласа» А.Лесажа (графа Лас-Казаса) профессор Парижской Академии А. Жарри де Манси написал серию книг под названием «История древних и новых литератур, наук и изящных искусств», где дал характеристику языков и литератур народов земного шара. Во второй части книги «Всеобщее изображение восточных языков и литератур» Жарри де Манси говорит «только о языках важнейших и обладающих литературою более или менее богатою». Здесь он характеризует и среднеазиатские языки и литературы. О казахах он пишет: «Сии народы в древности были образованны: им обязаны изобретением знаменитого цикла 12 животных, и как они имели особенный почерк письма, коего употребление затерялось после их обращения к исламизму, то им присваивают надписи неизвестными знаками, найденные в Южной Сибири, между Обью и Енисеем. Киргизский язык есть одно из весьма чистых турецких наречий». Как видно, французскому ученому было хорошо известно сообщение Страленберга, который еще в XVIII веке писал об орхоно-енисейской надписи 732-734 г., найденной в Южной Сибири между Обью и Енисеем. В 90-х г. XIX в. ученые Томсен и Радлов расшифровали этот древний письменный памятник, который был и сейчас считается уникальным памятником, общим для казахов, киргизов, татар, уйгур, узбеков.

Слова Жюля Верна: «Все, что в мире создано великого, порождено творческой мечтой», — можно было бы поставить эпиграфом ко всему его творчеству. Шестьдесят пять романов, входящих в серию «Необыкновенные путешествия», являются настоящим гимном науке, завоеваниям техники, созидательной мысли и труду. Они давно уже вошли в сокровищницу духовной культуры человечества.

Отрадно отметить, что в творчестве Жюля Верна, задавшегося целью описать страны и народы всего мира, есть романы о России и Средней Азии. Народы Средней Азии с большой благодарностью произносят имя великого писателя, в художественных произведениях которого отражена их духовная и материальная культура. Это романы «Клодиус Бомбарнак» и «Михаил Строгов».

«Клодиус Бомбарнак» — роман научно-фантастический и социально-сатирический. Сатирическая сторона романа определена гротескными образами буржуазных дельцов, устремившихся в Китай за легкой наживой, научно-фантастическая тема — бурным развитием промышленности и железнодорожного строительства в России в конце XIX в. В то время, когда появился роман Жюля Верна (1893), подходило к концу строительство Закаспийской железной дороги (Красноводск-Ташкент) и было начато сооружение Великой Сибирской магистрали. Глубоко вникая в эти сложные социально-экономические процессы, писатель отмечает те изменения, которые появились в жизни русского и среднеазиатских народов. Он восхищается искусством и изобретательностью строителей Закаспийской железной дороги, воспевает творческий труд и разум человека, покоряющего природу. «Те трудности, — пишет корреспондент французской газеты «XX век» Клодиус Бомбарнак, от чьего имени ведется повествование, — которые пришлось превозмочь строителям Великого Среднеазиатского пути для того, чтобы пронести его по этому плоскогорью, были необычайны. Это был вызов, брошенный человеческим гением природе, и победа остается за гением». Интересно, что великий фантаст еще тогда писал о сооружении будущего Турксиба: «Сейчас уже прокладывается новая ветка, которая вскоре соединит Ташкент с Семипалатинском, и, таким образом, железные дороги Средней Азии примкнут к дорогам Северной Азии, образуя единую сеть». Известно, что ко времени выхода романа Закаспийская дорога доходила только до Самарканда, а линия, соединяющая через Семипалатинск Среднюю Азию с Сибирью (будущий Турксиб), еще даже не проектировалась. Таким образом, Жюль Верн верил в будущие успехи экономического развития России. Спустя несколько десятилетий фантазия его получила жизненное подтверждение.

Строительство железнодорожной магистрали через Среднюю Азию писатель воспринимал как факт социального прогресса. Указывая на неоспоримые преимущества Великой Трансазиатской трассы с точки зрения торговых и политических отношений между Азией и Европой, Жюль Верн писал: «Постепенно исчезнет старая ненависть между народами Азии, и перед ними откроется новая эра. Уже одно это составляет громадную заслугу русских и вызывает одобрение всех цивилизованных наций».

В романе сообщается, что казахи — кочующий народ, что они мусульманского вероисповедания, земли их делятся на три орды, указывается их местонахождение, описываются отлогие «проходы, называемые киргизами «бель», упоминаются карликовые растения, которые у киргизов известны под названием «терскен».

Наличие в тексте ряда казахских названий и слов с объяснительными примечаниями и переводами (Каракум, Кара-Нур, Кзыл-су, Ак-су, Аму-Дарья, кымыз, жигит, арык, арба, тенге, молла, медресе, сарбаз, сексеуль, бель, терскен и другие) свидетельствуют о том, что писатель с большим вниманием относился к описанию этого края.

Долгое время в науке казахи и киргизы считались одним народом. О существовании двух родственных народов — киргизов и казахов -впервые писал Чокан Валиханов. Употребление Жюлем Верном слов «киргизы» и «каракиргизы» позволяет утверждать, что писатель знал о различиях между ними. Жюль Верн с большим уважением произносит имена многих пут ешественников и ученых, писавших о Средней Азии и Казахстане: Марко Поло, Федченко, Пржевальского, братьев Грум-Гржимайло, Бонвало, Калю, Уйфальви Бурдона, Свена Гедина, Элизе Реклю.

Вызывает интерес еще одно обстоятельство — осведомленность Жюля Верна о трагической судьбе исследователя азиатского материка, крупного ученого Адольфа Шлагинтвейта. Как известно, в середине XIX века вся Европа была обеспокоена тем, что ученый-географ и отважный путешественник Шлагинтвейт в своем кашгарском путешествии пропал без вести и долгое время ничего не было известно о нем. Валиханов, который удачно совершил путешествие в Кашгарию, узнал о том, что свирепый властитель Кашгарии Валихан-тюре казнил Шлагинтвейта и голова его находилась в горе черепов, воздвигнутой по воле тирана. Валиханов первый сообщил ученому миру Европы о трагической судьбе смелого путешественника. В своем романе Жюль Верн пишет, что «Вали-тулла хан в 1857 году велел задушить Шлагинтвейта, крупного ученого и отважного исследователя азиатского материка. Памятник, поставленный в честь Шлагинтвейта, украшают две бронзовые доски от Парижского и Санкт-Петербургского географических обществ». Очевидно, Жюль Верн знал сообщение Валиханова об обстоятельствах трагической смерти Шлагинтвейта.

Интересные по объективности и искренности наблюдения над духовной жизнью казахов можно найти в записях французских ученых Капю и Бонвало, которые и 1881 г. совершили поездку в Россию и по дороге в Ташкент проехали через Семипалатинск и Джетысу. Из той же книги Жюля Верна мы узнаем, что в свое время эти ученые, их записи путешествий были известны западному миру.

Заставляя своего героя — любознательнейшего корреспондента Клодиуса Бомбарнака — проехать по территории Средней Азии и Казахстана, Жюль Верн пишет о нем: «Он хорошо знает эти места по современным картам и описаниям новейших путешествий. Среди авторов записок следует назвать Капю и Бонвало — двух французов, которых я рад приветствовать».

В 1882 г. в газете «Кавказ» появилась статья этих путешественников «Киргизские трубадуры», в которой содержится весьма интересное описание казахской песни и ее исполнителей. Они пишут, что импровизация и мелодии играют большую роль в жизни кочевников, пытаются разобраться в истоках возникновения и в характерах казахских песен и мотивов: «Киргизская мелодия зародилась в степях, им она обязана всеми своими прелестями. Походка коня или мерный шаг верблюда определяют размер и ритм пения; необозримый простор степи вызывает протяжные ноты мелодии, ветер, волнующий степную траву, научает певца попеременно усиливать и ослаблять свой голос и придавать рельефность пению посредством всевозможных оттенков, естественно прочувствованных и вовсе не рассчитанных на эффект». Так, иностранные слушатели, в основном верно ассоциируя связь содержания и формы казахских мелодий с кочевой жизнью и степной природой, пытаются объяснить их некоторые своеобразные черты.

Подробно описывая процесс импровизации одного из ее мастеров, авторы восхищаются красотой исполнительского мастерства певца Идрискула, замечают естественность его манеры. «Киргиз этот в своем степном костюме, при колеблющемся свете огня, выглядит настоящим молодцом. Его жесты непринужденны и благородны, манеры — мягкие, наружность симпатичная. Он присел у входа в палатку в грациозной позе, настроил свой инструмент и заиграл мотив в минорном тоне на медленный и несколько обрывистый ритм. У него чрезвычайно чувствительный слух: малейшую погрешность своего инструмента он замечает и исправляет тотчас; затем он стал варьировать свою тему, украшая ее постепенно изящными фиоритурами; игра доставляет ему, видимо, истинное наслаждение, ритм ускоряется, игра становится все страстнее и наконец уступает место пению. Он воспевал любовь молодой и богатой киргизской девушки, предпочитающей бедного, но любимого юношу богатому, но противному жениху… Идрискул (это имя нашего трубадура) — настоящий артист… дошел до изумительной виртуозности в своем искусстве. Не знаешь, чему более удивляться: совершенству ли техники или красоте пения». Капю высказывает мысль о том, что такие теноры, как Идрискул, были бы гордостью и славой любого из оперных театров Европы.

Такое подробное описание и столь высокая оценка исполнительского мастерства казахского певца известными тогда в Европе учеными доносили до читателей одну из сторон духовной жизни казахского народа. Примечателен и сам факт напечатания этих искренних, теплых объективных строк французских путешественников о встречах с казахами именно в русской газете «Кавказ». Выходившая в 80-х годах XIX в., она отражала настроения и взгляды передовой русской общественности по вопросам положения народов, населявших обширную территорию русского государства. В ней часто печатались материалы из их жизни. Читая эти строки путешественников о казахском крае на пожелтевших от времени страницах старой газеты, современные люди не могут не испытывать чувства благодарности к тем, кто приложил немало труда на перевод их с французского языка на русский. Этот факт еще раз говорит о том, что передовая часть русского общества всегда была обеспокоена тем, чтобы и до иностранных читателей дошли правильные, объективные сведения о жизни других нерусских народов.

Множество сведений различного характера во Францию привезли с собой неутомимые путешественники Уйфальви Бурдон с супругой, которые в 1877 г. также совершили в пределах Джеты-су большое путешествие. Результатом их многочисленных путешествий было роскошно изданное в Париже шеститомное сочинение «Expedition scientifigue», один том которого был посвящен описанию нашего края — Джетысу (Семиречью). Жюль Верн, очевидно, был знаком с трудами Уйфальви Бурдона, ибо в своем романе о Средней Азии постоянно ссылался на его описания этих краев. Хотя сведения о нашем крае, сообщаемые Уйфальви Бурдоном, не имеют серьезного научного значения, тем не менее некоторые из них могут представлять определенный интерес.

В истории литературных и культурных связей Казахстана и Европы большую роль сыграли польские революционеры Густав Зелинский, Адольф Янушкевич, Бронеслав Залесский. Они были представителями той передовой польской общественности, которая в условиях национального порабощения их народа под игом русского самодержавия, немецкой и австрийской монархии, сумела сохранить дух борьбы за освобождение своей родины. За активное участие в польских национально-освободительных восстаниях 1830-1831, 1848-1849 гг. они были сосланы в Сибирь и Казахстан. Но их не сломила длительная ссылка, разлука с родиной и друзьями, они остались верны передовым, освободительным, демократическим, гуманистическим идеям и взглядам, о чем свидетельствуют их произведения.

Густав Зелинский (1809-1881) — один из известных польских поэтов. Когда разразились революционные события 1830-1831 гг. в Польше, он был молодым человеком, только что окончившим Варшавский университет и готовившим себя к сознательной общественной деятельности. За участие в революции, за активную пропаганду освободительных идей и после ее поражения в 1833 г. Зелинский был арестован царскими колониальными властями и сослан в Сибирь. Он побывал в Омске, Тобольске и в казахской степи — в Балхаше и Семиречье.

Поэт, которому приходилось жить и творить в бурную эпоху освободительной борьбы польского народа и в течение ряда лет самоотверженно участвовать в событиях своего времени, быстро разобрался в новых сложных социально-политических явлениях, понял состояние трудового народа, находящегося под двойным гнетом. Большой любовью, симпатией и сочувствием к казахскому народу проникнуты написанные им замечательные поэмы «Казах» (прежнее название «Киргиз») и «Степь» («Дала»), в которых Зелинский ярко показал многие стороны жизни казахского народа. Поэма «Казах» вышла в 1842 г. в Польше. Интересно, что один экземпляр этого издания дошел до казахской земли еще в середине 40-х годов XIX века. Автор подарил его своему польскому другу по ишимской ссылке А. Янушкевичу, который, назвав ее «прекрасной поэмой», взял с собой в путешествие по Среднему жузу, часто цитировал ее строки в своих дневниках, находил в них реальную картину того, что видел в казахских аулах.

Об исключительной популярности поэмы «Казах» в Польше может свидетельствовать тот факт, что там она выдержала 22 издания и переведена на немецкий и французский языки. На русский язык поэму перевел писатель Г.Д.Гребенщиков, автор повестей о жизни казахов «Ханство Батырбека» и «Степные вороны». С его небольшим предисловием и рисунками художника

В.Белослюдова поэма вышла в 1910 г. в Томске. С этого первого русского издания поэма была переведена на казахский язык А.Ахметовым и вместе со «Степью», переведенной на казахский язык Ю.И.Черницко-Ановой и поэтом Т.Жароковым с польского издания 1956 г., вышла отдельной книгой в 1964 г. в Казахстане.

Герой поэмы «Казах» — юный джигит, еще ребенком проданный злым властителем в рабство. Автор взволнован печальной долей невольника, томящегося вдали от родной степи. Мотив тоски по родной земле пронизывает начало поэмы:

В злой неволе, в черном рабстве,

Как в могиле задыхаясь.

Узник юный тратил силы

И истерзанной душою

В степь родную уносился,

И как беркут, тайно взятый

Из гнезда рукой коварной,

Он берег в душе надежду

Сбросить рабство, гнет тяжелый

И на крыльях смелой воли

Улететь в родные степи.

Далее описывается, как однажды ночью джигиту удалось бежать из неволи на коне и приехать в аул, где ему было оказано гостеприимство. Здесь он страстно влюбляется в красавицу Джамилю, оказавшуюся, как потом выясняется, дочерью того властного и коварного бая, который когда-то убил отца джигита и продал его самого еще мальчиком чужому. Чувство мести и любви борются в душе джигита. Он полон решимости мстить за кровь отца и попранное детство, за рабство и страдание. Узнав, что джигит сын некогда умерщвленного им врага, бай старается уничтожить его; молодым влюбленным приходится бежать; видя, что их не догнать, злодей приказывает сжечь степь, и в огне пожара они погибают. На том месте, где прошло «море из огня», каждой весной вырастают душистые цветы, «с тихой грустью… качаясь нежно» чистыми слезами утренней росы как бы напоминая о трагедии безвинных молодых людей. Заключительная строка о «приветливом солнце», которое «утирать им будет слезы» и «лучом игривым света… утешать до рос вечерних», полна оптимизма. Изведав и томление в заточении, и радость встречи с родной степью, и любовь, и по-своему вступая в борьбу со злом, герой поэмы покидает этот суровый мир.

Поэма «Казах» была написана в тот период, когда прогрессивный романтизм был в силе в польской литературе. Романтизм поэмы выражается во многом: и в отношении писателя к своему герою, и в раскрытии его характера, и в сюжете, и в художественных средствах, и в лиризме описания. Беря за сюжетную основу чисто социальный конфликт из жизни казахов — насилие бая над бедным, несправедливость — поэт явно выражает симпатию к бедному молодому джигиту, выступившему хотя и в одиночку на борьбу со злом, воплощенным в лице жестокого бая — отца Джамили. В начале поэмы, когда автор говорит о печальной участи героя, разлученного с родной землей, нетрудно угадать душевное состояние и самого поэта, потому что он сам — невольник, томящийся вдали от родного края. Поэт наделяет своего героя замечательными душевными качествами. Сохраняя в себе глубокую привязанность к родной земле, джигит полон светлой надежды выбраться из неволи, сбросить рабство, улететь «на крыльях смелой воли». В описании поэта джигит — отличный наездник, олицетворение степной удали, необычайной смелости, ему «не страшна гроза», «встречал грозу спокойно», ею «вновь насытиться готов он»:

С силой гроз и мощью бури

В хмурый лик идущей тучи

Гордо впился он глазами,

Ожидая бой неравный!

Сам отбор образных средств говорит о стремлении автора показать силу, мужество, пламенные чувства романтического героя.

В традициях устной казахской поэзии описывает автор чувство мести, воспевает страстную любовь, пылающую «пламенем», «пожаром», красоту юной девушки, у которой «цвет лица подобен блеску месяца весною», «на щеках молочно-белых дышит трепетно румянец, точно розы в белом снеге», «лебединая гибкая шея», «зубки жемчугом белеют» и т.д. Поэма полна живописных картин, описаний степного пейзажа и реалий быта казахского аула. Эпические описания пронизаны лиризмом. Лирическое начало в поэме связано преимущественно с описанием казахских пейзажей, звездной ночи и степной зари. Побег героя из неволи и встреча его со степью помогают читателю вжиться в обстановку действия поэмы. Волнующими, проникновенными строками описывает автор силу и красоту казахских песен:

О, киргизские напевы,

Сердцу близкие мотивы!

Вы грустны, как степи в осень.

И, как гладь небес, раздольны.

Вы стремительны, как стрелы,

Будто месть, неотразимы.

Как пожар степной, вы жгучи,

И прекрасны, как восходы...

Таким образом, романтическая поэма «Казах», несмотря на некоторую условность характера героя, знакомила европейскую общественность со своеобразной, беспокойной, полной трагедии и надежд жизнью обитателей далекой казахской степи.

Поэма «Степь» задумана Зелинским несколько в ином плане, чем «Казах». Здесь отсутствует определенный сюжетный стержень; «Степь» как бы представляет отдельные песни-раздумья, в которых соблюдена их строгая соразмерность и органическая связь между ними, дана целостная, казалось бы, внешне спокойная, но полная жизни и величия картина казахской действительности. Проникновенно описывая в «Степи» и времена года, и высокие горы, и равнины казахской земли, и летние аулы, и батыров, и байгу — конское состязание, и песни, кюи, польский поэт как бы заглядывает в глубинные пласты народной жизни, в которой он постоянно находит новые и новые грани казахской действительности и стремится как бы скорее запечатлеть их для своих соотечественников. Таким образом, поэмы Зелинского давали европейским, читателям правильное представление о жизни казахов в прошлом.

Особое место в развитии науки о Казахстане в XIX в. занимает деятельность другого польского революционера и писателя — Адольфа Янушкевича (1803-1857). Выходец из дворянской семьи, по окончании Винницкой гимназии он восемнадцатилетним юношей поступил на историко-филологический факультет Виленского университета, который в то время был крупнейшим центром польской культуры. Среди профессоров университета были выдающиеся ученые, такие, как польский просветитель, ученый-энциклопедист, знаменитый математик Ян Снядецкий (1756-1830), выдающийся польский ученый-историк, революционный деятель Иоахим Лелевель (1786-1861). Участие Янушкевича в бурной и напряженной жизни студенческой молодежи, в тайной вольнолюбивой организации, возникшей не без влияния русских декабристов и руководимой выдающимся польским поэтом Адамом Мицкевичем (1798-1855) и страстным поборником республиканских идей и дружбы народов Лелевелем, содействовало быстрому политическому развитию мечтательного романтика, способного филолога и историка. Волны революционных восстаний, прокатившиеся по всей Европе, захлестнули в 1830 г. и Польшу, входившую тогда в состав России. Янушкевич без колебаний берет в руки оружие и становится активным деятелем повстанческого движения. В одном из ожесточенных неравных боев польских патриотов с царскими уланами, тяжело раненый, он был взят в плен и этапом через Брест и Москву отправлен в Вятку, оттуда в Киев для суда над ним и затем в Сибирь. В ссылке он пробыл в общей сложности 25 лет. За это время по долгу службы (работал в канцелярии начальника Пограничного управления сибирскими киргизами) Янушкевичу приходилось несколько раз (в 1843 и 1846 гг.) месяцами бывать в казахских степях, ездить по бескрайним просторам от Иртыша до снежных вершин Алатау. Яркие впечатления от путешествий мы находим в его дневниках и письмах, которые являются богатейшим материалом по одному из еще малоизученных периодов истории казахского народа.

Интересна история сохранения и издания дневников и писем из путешествия по казахским степям Янушкевича. Письма, с любой оказией отправляемые Янушкевичем из казахских земель к родным и друзьям то в Польшу, то в города Сибири, тщательно сохранялись, что свидетельствует об уважительном отношении к его личности. При содействии его верного друга и товарища по ишимской ссылке Г.Зелинского, который при первой же поездке в Париж передал младшим братьям Янушкевича все его письма и дневники, и при поддержке давнего друга и коллеги Янушкевича по Виленскому университету Феликса Вротновского, написавшего биографию, родственникам удалось издать на свои средства книгу в 1861 г. в Париже под названием «Жизнь Адольфа Янушкевича», а через несколько лет, в 1875 г., выпустить второе издание ее в Берлине. Однако до последнего времени эти книги предавались забвению, хотя имя Янушкевича нередко упоминалось в числе польских ссыльных революционеров в книгах, изданных как в Польше, так и в России. Лишь в 50-х гг. нашего века молодой польский писатель и исследователь истории культурных связей Януш Одровонж-Пененжек в ряде работ о сибирских ссыльных революционерах писал и о дневниках и письмах Янушкевича, приводя интересные выдержки из них.