Страница - 6

Николай Львович Зеланд
(1833-1902)

Автор работ по медицине, антропологии. В этнологическом очерке «Киргизы» (Омск, 1885) он писал, что природные свойства людей, в том числе темперамент, накладывают определенный отпе­чаток на нравственное и умственное развитие народа. Так, напри­мер, он считал, что казахи-кочевники в большинстве сангвиники, отмечал их честность, сострадание, гостеприимство, трезвость, терпение при перенесении страданий.

С 1859 г. ученый находился в Казахстане. Он работал в Орен­бургском госпитале (50-60-е гг.) был врачом Семипалатинской об­ласти (1882-1888). В 1888-1896 гг. – помощник Туркестанского во­енно-медицинского инспектора.

КИРГИЗЫ
ЭТНОЛОГИЧЕСКИЙ ОЧЕРК
(отрывки)

...Как известно, этим именем в России и Западной Европе на­зывают весь киргизский народ, хотя при этом различают киргиз- кайсаков и дикокаменных киргизов. Меду тем название киргизов в буквальном смысле относится только к последним, все прочие киргизы называют себя казахами...

Новорожденного омывают, обертывают в тряпье и кладут в колыбель. Последняя представляет продолговатую рамку на нож­ках. Пространство между боками рамки выполнено дощечками или перетянутыми веревками, на них кладется кошма, а в кошме вырезано круглое отверстие для стока выделений. Ребенка кла­дут на спину, седалищной частью прилаживают к вырезке и затем привязывают его к рамке тесмою и поверх накрывают одеялом. Для удобства при перекочевке у наголовья и в ногах люльки при­делано по обручу. В этой люльке младенец лежит неподвижно, даже для кормления его не вынимают... Имя ребенку дается на пятый день, в это время родильница от мужа получает подарок, и при этом не устраивают угощение, стало быть, бывает нечто вро­де наших крестин. Ребенку дают грудь до трех лет, иногда более. Обрезание бывает, когда ему минет пять лет. Обращение с деть­ми мягкое. Малые дети летом ходят голые. Наездничать начинают очень рано...

...Киргиз – сангвинник. Расположение духа у него преоблада­ет благодушное, бодрое, улыбка его вызывается легко, вообще он подвижен и быстро возбудим, но свободен от «нервов», т.е. от раз­дражительности. Условия развития у него этого счастливейшего из темпераментов, вероятно, заключаются в его образе жизни. На­пряженные и быстрые телодвижения, к которым относится верхо­вая езда, способствуют правильному кровообращению и обмену веществ; то же бывает вследствие частых перемен температуры, которым подвергается кочевник, и чистоты воздуха, который он вдыхает; частичное или полное лишение пищи и питья, случа­ющееся при передвижениях в пустынях, а отчасти налагаемое с намерением, ради предписаний религии, поддерживает энергию аппетита и отправлений кишечного канала, которые имеют столь важное влияние на расположение духа; наконец, что-нибудь зна­чит и непривычка к отравлению нервной системы водкой, опием и табаком.

Склад нервной организации отчасти отражается и на нравствен­ном облике человека. Кому легко на душе, тот и к другим распо­ложен относиться с приязнью. Киргиз отличается неподдельным добродушием; к числу его похвальных качеств, кроме того, следует отнести: честность, сострадательность, гостеприимство, трезвость и терпение при перенесении страданий. Жестокость и мститель­ность не входят в число характеристических черт киргиза... Госте­приимство, которого киргиз, как и другие кочевые народы, свято держится, принимает у него иногда более широкие размеры, пере­ходя в бескорыстное подание помощи... Наконец, замечено, что киргиз, стоящий лицом к лицу с неизбежною смертью, встречает ее спокойно. Что касается уступчивости в бою и при нападениях, то она объясняется другим образом. Этот народ более миролюбивый, менее упорный и немстительный; наконец, у него нет привычки постоянных ожесточенных схваток... Взяв все сказанное вместе, я думаю, можно предположить, что киргизы в виде дисциплиниро­ванного и хорошо вооруженного войска потягались бы в храбрости с кем угодно...

Наблюдение в киргизском пансионе (сообщил мне г-н Юрош- кевич) показали, что младшие успевают замечательно быстро; на изучение чтения и письма киргизского потребно около 3 месяцев, на изучение же русского языка, необходимого для поступления в гимназию, нужен средним счетом год. В старших классах уче­ние дается им сравнительно труднее. Вообще киргизы лучше все­го успевают в математике; языки и другие предметы им даются труднее.

В заключение считаю необходимым коснуться еще раз различия в интеллектуальном и нравственном развитии киргизских мужчин и женщин. Все, что я видел и слышал, приводит меня к выводу, что последние опередили первых.

Григорий Николаевич Потанин
(1835-1920)

Выдающийся географ, этнограф, фолькло­рист, общественный деятель. Родился в ста­нице Пресновской Павлодарской области Ка­захской ССР, в семье русского казачьего офице­ра. В 1841-1852 гг. учился в Омском кадетском корпусе, где познакомился с учившимся здесь же Чоканом Валихановым, впоследствии вы­дающимся казахским ученым-просветителем.

В 1859 г. Г.Н.Потанин поступил на естественно-математи­ческий факультет Петербургского университета. Однако за уча­стие в студенческих волнениях 1861 г., охвативших революционно настроенную молодежь крупных учебных заведений Петербурга и Москвы, был арестован и заключен в Петербургскую крепость, ис­ключен из университета. В 1862 г. вернулся в Сибирь (г. Томск). За пропаганду сепаратистских идей был арестован, отбывал катор­гу в Свеаборгской крепости и ссылку в Вологодской губернии.

В дальнейшем его деятельность была связана с Русским Гео­графическим обществом. Совершил ряд крупных научных экспедиций с целью комплексного изучения центрально-азиатского регио­на. Результаты путешествий обобщены им в обширных научных отчетах и ряде изданных трудов (Очерки Северо-Западной Монго­лии, Вып. 1-4. Спб., 1881-1883; Тангутско-Тибетская окраина Ки­тая и Центральная Монголия. Спб., 1893; Восточные мотивы в средневековом европейском эпосе. М., 1899; и др.).

Огромное научное наследие Г.И. Потанина включает в себя труды по географии, этнографии, фольклору тюркоязычных на­родов, казахского в том числе.

Глубокое знание жизни и быта казахского народа, его матери­альной и духовной культуры закономерно привело Г.Н.Потанина к размышлениям о его будущности, путях просвещения, потенциаль­ных возможностях. Залог будущего прогресса народа Г.П.Потанин видел в его богатых исторических традициях: «Духовное наслед­ство киргизского народа достаточно для того, чтобы киргизская жизнь нашла в нем поддержку». Неустанно проповедуя мысль о необходимости свободного культурного развития малочисленных народов, Г.П.Потанин сумел донести до русского читателя благо­родную и вместе с тем общественно значимую мысль о том, что «народ, который в песне видит откровение божье, имеет право жить и творить».

Просвещение казахского народа Г.Н.Потанин неразрывно свя­зывал с развитием широкой системы светского образования, вы­ступал за последовательное приобщение казахов к русской куль­туре.

В ЮРТЕ ПОСЛЕДНЕГО КИРГИЗСКОГО ЦАРЕВИЧА¹
(отрывки)

...Число образованных киргизов, закончивших курс в высших учебных заведениях, с каждым годом увеличивается; к сожалению, по окончании курса молодые люди не образуют живущей в одном месте колонии, а рассыпаются обратно по обширной киргизской территории или, что еще более невыгодно для киргизского наро­да, остаются служить в Европейской России, на Кавказе, в Одессе и т.п. Нет пока у киргизов умственного центра, где могла бы за­вязаться духовная жизнь киргизской интеллигенции, где бы ее члены могли бы работать сообща, друг другу помогая примером и советом, где киргиз-юрист или киргиз-доктор мог бы встречаться с киргизом-художником, киргизом-литератором или киргизом-уче­ным. Правда, между молодыми киргизами нет ни одного, которого можно было бы поставить на уровень с покойным Чоканом Вали­хановым. Чокан с либеральным образом мыслей и свободомысли­ем в религиозных вопросах соединял искреннюю любовь к своему народу и мечтал о служении ему. Но, уступая Чокану в воодушевле­нии народными интересами и умственных способностях, молодые люди, если бы собрались в кучку, могли бы, может быть, еще боль­ше сделать, чем один человек...

...Мне рассказывали об одном киргизском султане (уже умер­шем Ускенбаеве ²), который закончил курс в Омском кадетском корпусе и потом жил на родине, в степи около Семипалатинска. Он любил вечерами рассказывать своим землякам содержание русских повестей и романов, и киргизы с таким интересом его слушали, что просили записать его свои рассказы; таким образом получились тетради, написанные по-киргизски и содержащие в себе вольный перевод произведений Тургенева, Лермонтова, Тол­стого и др. Иногда во время этих литературных вечеров в юрте киргизы пускались в суждения, и тогда, как рассказывал очеви­дец, можно было слышать, как Ускенбаев пользовался русскими авторитетами: «Послушайте, а вот что об этом говорит известный русский критик Белинский» или «Вот какого мнения об этом был русский критик Добролюбов!» Если бы нашлась искусная рука, которая облегчила бы киргизским читателям эти открытия, вкус молодых султанов к персидским и арабским виршам значительно бы уменьшился.

Можно предвидеть, что скоро народится «молодая Киргизия». Чем она обогатит свой народ, в каком направлении будут работать ее мысли, какие продукты создаст ее ум и ее чувства, чем она по­делится с русским обществом в области науки и искусства? Можно предугадать, что киргизская народность, подобно малорусской и польской, даст двуязычных писателей, которые будут писать и на киргизском и на русском языках.

Многие черты характеру того молодого народа очень симпатич­ны и не дают повода думать, чтобы иссушающее народную жизнь мусульманско-клерикальное направление и увлечение персидски­ми виршами отвечали его духу. Это какое-то недоразумение жиз­ни. Духовное наследство киргизского народа достаточно для того, чтобы киргизская жизнь нашла в нем поддержку и не иссякла под сирокко мусульманского клерикализма, подобно тому, как усыхают воды и почва в степи под действием сухих ветров из Центральной Азии. Киргизы – народ живой, здоровый, жаждущий жизни; они любят веселье, в костюме любят яркие цвета, в жизни – праздни­ки. Поминки по умершим у этого народа превращаются в продол­жительные и грандиозные торжества с играми, скачками, песнями, состязаниями, исполнением песен и лирическим творчеством. Со­стязания в артистическом искусстве и нарядах воспитывают, может быть, в киргизах некоторую долю тщеславия, что делает их похо­жими на французов. Подобно афинянам, киргизы необычайно лю­бят новости (храбры); это страсть, которая в молодом поколении заменяется любознательностью...

...В его похоронных и свадебных обрядах и судебных обыча­ях столь много особенного, указывающего на сложную жизнь, прожитую киргизским народом, в преданиях, народной этике, в чертах народного характера так много оригинального, что в этом историческом наследстве, которое может доставить большой ма­териал ученым для изучения, киргизская жизнь найдет впослед­ствии элементы для развития в более здоровом направлении. Пусть почва степей усыхает, пусть природа окажется бессильною в борь­бе с надвигающимся веянием пустыни, для киргизской жизни есть обильный источник сил и средств в духовном организме народа, если только сами киргизы от него не отвернутся.

ПЕРВЫЕ ЛУЧИ ВОСТОКА

(ЧОКАН ВАЛИХАНОВ И ДОРЖИ БАНЗАРОВ)³
(отрывок)

...Из многочисленных сибирских инородческих племен только два, буряты и киргизы, выставили своих представителей в ряды рус­ского образованного общества: из бурятской среды вышел Дорджи Банзаров, из киргизской – Чокан Валиханов. Хотя со смерти одного из них прошло уже около 35 лет, а со смерти другого – 25, эти два случая так и остались до сей поры исключениями в сибирской жиз­ни. В настоящее время наберется, может быть, уже не один десяток киргизов, кончивших курс в средних (и даже высших) учебных за­ведениях, вероятно скоро подобные же ученики появятся и в бурят­ской среде. Эти новые факты инородческой жизни имеют большое общественное значение, но на русское общество они не производят такого яркого впечатления, как явления вроде Банзарова и Валиха­нова, которые хотя и представляются исключениями, но получают особый смысл благодаря своим талантам.

Эти последние явления указывали русскому обществу на оши­бочность мнения, будто племена, из которых вышли эти лица, не имеют другой исторической задачи, как только населять негодные для земледелия и незаманчивые для других высших рас степи и создавать в них некоторые жизненные условия, полезные для меж­дународных сношений, которые ведутся через эти пустыни. Эти явления рождали надежду, что роль этих племен не ограничится такими скромными рамками, что они смогут выставить впослед­ствии ряд людей, которые примут участие в русском умственном движении, образуют в нем своеобразную струю и обогатят рус­скую науку и русскую литературу оригинальными взглядами. Если Банзаров и Валиханов не умерли так рано, они могли бы сделаться впоследствии посредниками между своим племенем и русским об­разованным обществом. Потребность в этом посредничестве уже чувствовалась и в то отдаленное время; на это указывает то теплое радушие, с которым русское общество приветствовало появление в его среде и того и другого. Едва ли справедливо появление их считать преждевременным на том основании, что роль их остается столь долго никем незамещенною: эта незамещенная пустота, вер­нее может быть, объяснена угнетенным положением инородческо­го населения.

Оба наших инородца, Банзаров и Валиханов, получили обра­зование в русских школах, вскормлены были теми идеями и теми умственными интересами, которыми жило в их пору русское об­щество, и потому если по психической природе они и сохраняли особенности своего племенного типа, то по своему умственному развитию оба они были вполне русскими образованными людьми; их волновали те же литературные и ученые вопросы, какие волно­вали русское общество, вожделения, надежды и слава последнего были и их вожделениями, надеждой и славой; в них жило сознание, что и улучшение положения их сородичей, которых оба они, несо­мненно, любили, зависит от общего просвещения России. Если бы таких Банзаровых и Валихановых было больше, еще раз повторя­ем, то глубокое духовное родство образовалось бы между инород­ческой средой и русским обществом. Для русского патриота и для человека, по доброте сердца интересующегося судьбой инородцев, истинным огорчением должно казаться, что вместо такого внутрен­него родства, коренящегося в общности духовных интересов, един­ственной связью, соединяющею инородцев с русским обществом, служит одно только чувство общей административной зависи­мости.

Василий Васильевич Радлов
(1837-1918)

Историк, этнограф, лингвист, фолькло­рист, собравший, обобщивший, издавший бо­гатейший материал по истории, этнографии, устному народному творчеству, обычаям тюр­коязычных народов, в особенности, казахского.

Академик В.В. Радлов (Фридрих Вильгельм) родился в Берлине. В 1854 г. после окончания гимназии поступил на философский факультет Берлинского уни­верситета; заинтересовавшись языками, перевелся на факультет востоковедения, где его учителями были знаменитые ученые-язы­коведы Ф.Бонн и Т.Штейнталь. После окончания университета в 1858 г. он приезжает по путевке на работу в г. Барнаул. В 1858­1871 гг. путешествовал по Восточной и Западной Сибири, выучил язык сибирских татар, казахов и киргизов, собрал богатый матери­ал по их истории, этнографии, литературе, культуре. Впоследствии на основе этого материала он написал труды: «Народы Южной Сибири и Джунгарии», «Немусульманские народы Восточной и За­падной Сибири» (горные алтайцы, телеуты, абаканские татары и др.), «Степные тюркские кочевники» (казахи, кара-киргизы), «Ша­манская религия и ее приметы», «Образцы народной литературы тюркских племен».

В 1871-1884 гг. В.В. Радлов работал инспектором татарских, башкирских, казахских школ Казанской губернии.

Последний период жизни В.В. Радлова (1884-1918) прошел в Петербурге. В 1884-1990 гг. он работал директором Азиатского музея Российской Академии наук, организовал комитет по изуче­нию средней части Восточной Азии. В 1884 г. избран академиком Российской Академии наук.

Он издал восьмитомный труд по истории, обычаям, традици­ям, устному творчеству этих народов. Третий том (1870) состо­ит из произведений казахского устного народного творчества. Во вступительной статье к этому тому Радлов делает широкий об­зор экономики, обычаев, традиций и истории казахского народа. В ней он отмечает наличие богатой устной литературы казахов, их природную способность к острословию, ораторскому искусству, с большой симпатией к ним пишет об их кочевой жизни в бескрайней великой степи, занятиях скотоводством, воспитании детей, об­учении ремеслам и воинскому делу, сохранении своей национальной самобытности, «Всякое оседлое племя давно погибло бы, если бы ему пришлось столько скитаться по необозримым степям, пережить столько битв и восстаний, сколько известно нам из истории киргизов за прошлое столетие, а для кочевников, напротив, это была счаст­ливая пора, ибо именно в этих условиях выросли богатства и влия­ние киргизов. Нравы, обычаи, образ мышления, словом, вся жизнь и деятельность киргизов тесно связаны с этими переездами», – пишет он.

«Опыт словаря тюркских наречий» – труд В.В. Радлова, при­несший ему мировую известность. Этот словарь увидел свет в 1893-1911 гг. В словарь вошли материалы из всех тюркских языков, и даны они в сопоставительном плане.

Труд В.В. Радлова «Атлас древности Монголии», раскрывший тайну орхоно-енисейских памятников явился итогом его экспе­диции в Монголию в 1891 г. В.В. Радлов исследовал и опубликовал трактат средневекового мыслителя, поэта, историка и философа Юсуфа Баласагунского «Кудатгу билик». В.В. Радлов – крупнейший ученый-интернационалист, гуманист, внесший неоценимый вклад в изучение и ознакомление просвещенной Европы с культурным на­следием и историей восточных народов.

ИЗ СИБИРИ

(отрывки)

Тюркские степные кочевники: казак-киргизы

...Я сам долго жил среди киргизов и имел возможность убедить­ся в том, что у них господствует не анархия, а лишь своеобразные, отличающиеся от наших, но по-своему вполне урегулированные культурные отношения.

На протяжении нескольких столетий стечение весьма счастли­вых обстоятельств позволило ордам казак-киргизов совершенно свободно и неограниченно, следуя лишь собственному инстинкту, передвигаться по широкой киргизской степи от Балхашской низ­менности до реки Урала и от речных систем Сырдарьи и Шу до Среднего Тобола, Ишима и Иртыша. Оба могучих соседа киргизов – русские и китайцы – соприкасались с киргизской степью лишь своими дальними границами и не укрепляли еще на этих грани­цах своей мощи настолько, чтобы думать о завоевании киргизской степи, которая, впрочем, казалось, не обещала ни одному из обоих государств больших преимуществ.

Власть же среднеазиатских соседей давно уже не была настоль­ко сильна, чтобы удерживать в уезде столь многочисленный народ, как киргизы. В результате всего этого в последние столетия кир­гизы совершенно свободно кочевали по степи, подчиняясь сфере влияния одного из своих соседей лишь тогда, когда им угрожало большее давление с другой стороны или когда какая-то часть кир­гизского народа стремилась избежать последствий междоусобных ссор или укрыться от врагов. В этом мы видим неосуществивше- еся стремление киргизских племен объединиться в прочную силу и образовать хоть сколько-нибудь упорядоченное государственное правление. Но у этих кочевников не было главного условия для соз­дания государства – сильного общего интереса, ведь только он один мог бы объединить отдельные племена и роды.

Всякое оседлое племя давно погибло бы, если бы ему пришлось столько скитаться по необозримым степям, пережить столько битв и восстаний, сколько известно нам из истории киргизов за прошлое столетие; а для кочевников, напротив, это была счастливая пора, ибо именно в этих условиях выросли богатство и влияние кирги­зов...

...Киргизы – подлинно кочевой народ, скитающийся круглый год по степям и разбивающий свои стоянки всегда там, где есть корм для его стад. Нравы, обычаи, образ мышления, – словом, вся жизнь и деятельность киргизов тесно связаны с этими переезда­ми          Скот как видно уже из этого краткого обзора кочеваний кир­гизов, является основным, жизненно важным условием для жите­ля степи, это его единственное средство существования, и потеря скота грозит ему голодной смертью. Для всего скота у него есть общее название – «мал» (арабское слово, собственно означающее «имущество»), О том, как высоко он ставит скот, свидетельствует обязательный порядок в обычном приветствии киргизов: «Здоров ли твой скот и твои люди?» – сначала киргизы всегда справляются о благополучии скота, а потом уже – о здоровье людей.

Киргизы содержат пять видов скота: овец, коз, крупный рога­тый скот, лошадей и верблюдов. В целом киргиз разводит больше овец и коз, чем крупного рогатого скота.

...Для киргиза лошадь – эти высшее средоточие красоты, жем­чужина среди всех его животных. Он любит свою лошадь больше, чем возлюбленную, и красивые лошади часто превращают честных людей в воров. Конокрадство рассматривается как некий подвиг, в то время как кража другого животного может вызвать только пре­зрение. Своего скакуна киргиз отдает в чье-либо временное поль­зование крайне неохотно. Свое уважение к коню киргиз выражает при помощи имени, которое дает ему.

Киргизы ездят на лошадях с раннего детства, уже в младенче­стве их привязывают к ашамай (детскому седлу). Поэтому неудиви­тельно, что каждый взрослый мужчина – превосходный наездник.

Верховая лошадь – гордость девушки и юноши. Хваля коня, вы­ражают похвалу всаднику и оскорбляют его, осуждая его коня. На­нести удар чужому коню значит нанести удар всаднику. Верховая лошадь доставляет юношу к невесте и, усталая, стоит на привязи у юрты, пока он весело проводит время со своей возлюбленной; верховая лошадь несет героя на битву, и ей по праву принадлежит честь участвовать в оплакивании мертвого героя.

Лошадь – единственное животное, достойное того, чтобы опре­делять по ней цену человека. В лошадях исчисляется, калым, выкуп за невесту, в лошадях назначаются штрафы как эквивалент жизни человека или его поврежденных членов...

...Празднества, связанные с рождением ребенка, не представля­ют собой ничего необычного. Как у всех некультурных народов, не­счастная мать подвергается ужасным мучениям и истязаниям. Она должна принимать всевозможные противоестественные позы и выполнять бессмысленные церемонии, которые только усиливают родовые муки. При наречении имени и при обрезании устраивают пир и обычно приглашают ходжу, который своим благословением и пророчеством должен принести ребенку счастье. Если новорож­денный – сын, в доме царит величайшая радость, в то время как рождение дочери встречается полнейшим равнодушием. Мальчики и девочки растут вместе в одинаковых условиях, хотя отец часто от­дает предпочтение мальчику, особенно если это единственный сын. Отношения между таким единственным сыном и отцом обычно самые нежные. Мальчик поставлен настолько выше девочки и даже матери, что на постороннего это нередко производит комическое впечатление. При этом отец зачастую руководствуется весьма свое­образными педагогическими принципами. Так, я много раз наблю­дал, как отец, нежно обняв своего своенравного сына трех – шести лет, говорил ему полусмеясь-полусерьезно: «Ругай свою мать!», обучая его при этом бранным словам. Любимому сыну и любимой дочери отца разрешается буквально все...

...Когда молодая женщина входит в свою новую семью, она должна быть все время начеку, так как приходят товарищи ее мужа и, испытывая ее, начинают над ней подшучивать. Согласно обычаю, она должна разговаривать с ними и давать осторожные ответы. Она должна под наблюдением свекра и свекрови принимать людей как положено и не хмурить сердито брови. Ее обязанность – собирать разбросанные вещи, ухаживать, словно батрак, за скотом, выпол­нять работу служанки и делать все так, как это по вкусу свекру и свекрови. Тогда они с радостью назовут ее дочерью и станут по­всюду расхваливать так, что она приобретает всеобщее уважение. Она должна прежде всего неукоснительно выполнять свой долг.

Жена, купленная за калым, является собственностью не только мужа. В известной мере она принадлежит также всей семье, и, если в доме есть младший брат мужа она переходит к нему по наследству. Так, я неоднократно встречал женщин, которые после смерти мужа были выданы за маленьких мальчиков не старше двенадцати лет.

При всем при этом женщина все-таки пользуется большей сво­бодой, чем у калмыков. Она принимает участие в различных празд­нествах, причем для женщин ставятся специальные юрты. Нередко даже устраиваются угощения и пиршества, в которых участвуют только женщины... На всех этих праздниках происходит также игра девушек и юношей. Это – хоровое пение, состязания певцов, состя­зания в беге, силовые номера и состязания наездников.

Вперемежку со всеми этими играми поют хором, проводят со­стязания певцов, состязания в пении и импровизации между двумя юношами или между юношей и девушкой, причем каждый старает­ся заставить другого замолчать.

На всех публичных празднествах, когда собирается много на­рода, обычно выступают певцы (акыны), которые развлекают при­сутствующих как историческими песнями, так и своими импровизациями на состязаниях певцов и при исполнении хвалебных песен. Певцы эти весьма многочисленны. Их повсюду радостно встречают и охотно принимают у себя. Киргизы вообще прекрас­но владеют речью, любят рассказывать, часто каламбурят. Их бе­седы всегда остроумны и полны подтруниваний друг над другом. Неудивительно поэтому, что у них возникла богатейшая народная поэзия.

Киргизы делят произведения своей народной поэзии на два вида: народную, или черную, речь (кара-соз) и книжную речь (китап-соз). К первой относятся все те произведения, которые не записаны, а существуют в устной передаче.

Киргизы выделяются среди всех своих соседей даром речи. Речь каждого киргиза течет плавно и свободно. Киргиз так владеет словом, что он не только может произносить длинные импровиза­ции в стихах, но и обычная его речь отличается определенным рит­мом в построении фраз и периодов, так что и она нередко подобна стихам. Она образна, выражения ясны и точны, так что киргизов можно с полным основанием назвать французами Западной Азии. Нет ничего удивительного в том, что именно у такого народа, как я уже писал, возникла особенно богатая народная литература...

Николай Михайлович Ядринцев
(1842-1894)

Ученый, писатель-публицист, обществен­ный деятель. Родился в г. Омске, в семье не­богатого купца, переселенца из г. Перми. В 12 лет поступил в Томскую гимназию (1854-1860), после окончания которой выехал в Петербург. В 1860-1863 гг. был студентом Петербург­ского университета. Здесь он познакомился с Г.Н.Потаниным и другими сибиряками, обучавшимися в петербургских учебных заведениях; вошел в кружок сибирских областников (сторонники экономического и культур­ного развития Сибири). В связи с закрытием в 1862 г. из-за сту­денческих волнений Петербургского университета, Н.М.Ядринцев оставляет его и возвращается в Сибирь (г. Омск). За пропаганду идей сибирского областничества был арестован (1865), провел в тюрьме и ссылке девять лет.

Н.М.Ядринцеву принадлежит заслуга открытия (1889) разва­лин легендарного Каракорума, а также памятников древнетюрк­ской письменности, получивших название орхоно-енисейских над­писей. Доклад об этом открытии, сделанный им в Парижском Гео­графическом обществе (1890), был высоко оценен учеными.

И.М.Ядринцев – автор крупных работ о Сибири: «Сибирь как колония» (1892), «Сибирские инородцы, их быт и современное по­ложение» (1891), «Русская община в тюрьме и ссылке» (1875) и др., многочисленных статей, посвященных злободневным пробле­мам своего времени.

Воспитанный на лучших традициях журналистики 60-х гг. XIX в., Н.М.Ядринцев последовательно отстаивал мысль о праве всех народов на культурное развитие. Дух революционного про­светительства, непримиримости к любым формам социального и национального гнета, борьба за гуманизацию общественных от­ношений характеризуют его позицию ученого и публициста.

ПЕРВЫЕ СВЕТИЛА ИЗ НАЦИОНАЛЬНЫХ ОКРАИН И
ПРОСВЕЩЕНИЕ ОТСТАЛЫХ НАРОДОВ

(отрывки)

Вопрос об образовании инородцев с первого раза выдвигает не­сколько практических вопросов, требующих внимательного отно­шения и сообразования с положением народностей. Эти вопросы состоят, во-первых, в средствах, на которые должны содержаться школы, во-вторых, в принудительности, обязательности или сво­бодном привлечении к образованию и, в-третьих, в самом характере преподавания для инородцев, причем появляется вопрос о выгодах распространения знаний на русском или инородческом языке.

С этим же связан вопрос об обязательности и принуждении обучения инородцев. Обыкновенно доселе от инородцев детей от­бирали насильственно. Нечего говорить, как это вооружило ино­родцев против образования. Мысль об обязательности, особенно принудительности образования, не применимая ни к какому на­селению, могла вытекать только из диких взглядов местного куль­туртрегерства. Она, мало того, что не полезна в смысле образова­ния, но не гуманна сама по себе и нарушает всякую законность.

Между тем другой системы местная земская администрация ни­когда не понимала; отсюда вытекала масса злоупотреблений име­нем просвещения: «Давай деньги как отступное, или возьмем де­тей у тебя и сделаем русскими, обратим в иную веру и отдадим в солдаты!» Понятно, какой ужас могло навести на инородцев такое просвещение.

К сожалению, эта русификация также предлагается по отно­шению к инородческим школам без размышления о последствиях. Если народность весьма сблизилась с русскими и даже усвоила русский язык, тогда нет никаких препятствий, конечно, к обучению на русском языке и вопрос обучения здесь сливается с обыкновен­ным сельским образованием.

Другое дело относительно народностей и племен, весьма склонных удерживать свою национальность, свой язык, свои ве­рования, страшащихся нарушения их всяким принуждением. Для таких племен полезнее привитие знания на природном языке и перевод учебников, как самого Священного писания, на инород­ческий язык.

...Просвещение на инородческом языке и знакомство с наукою, надо заметить, нимало не оттолкнут образованного инородца от русского языка и национальности, но более сблизят его, так как развернувшаяся любознательность заставит его познакомиться не только с жизнью русского просвещенного мира, но и европейского.

Мы видим, что успехи развития и просвещения шли у инород­цев быстрее, когда книги переводились на инородческие языки...

...Таким образом, вопрос об инородческой школе является весь­ма важным и очередным в Сибири, т. е. насильственное привитие к инородцам русского языка и обязательное преподавание на нем одном терпят много неудач. Такие школы и заведения вызывают ныне только жалобы, а со стороны русских сторонников просвеще­ния полное осуждение.

...Привлечение инородцев к школе и знаниям без насилия, до­бровольно не отталкивая от просвещения, само собою связывается с первоначальным преподаванием на инородческом языке, с соз­данием особых инородческих школ и подготовлением учителей из самих инородцев, знающих свою народность, ее характер и жела­ющих ей блага...

...Истинное образование инородца не должно прерывать его связь со своим народом. Целью образования должно быть: внуше­ние любви к своему племени, к судьбе его, а не стремление оттол­кнуть его от прежней семьи, вырвать его и предоставить массе ту же нищету, несчастья и вымирание...

В пробуждении инстинкта любознательности, духовной жизни, в сознательном отношении к своему настоящему и будущему будут лежать залоги сохранения племен от вымирания и гибели.

ИНОРОДЧЕСКИЙ ВОПРОС²

(отрывки)

...В связи с улучшением экономического и гражданского быта инородцев наступит время подумать о духовном развитии инород­цев и предоставлении средств им пользоваться образованием. Мы смеем думать, что в этом заключается, помимо естественного чело­веческого права, вопрос о спасении многих инородческих рас. Едва ли мы придумаем сами средство помочь инородцам, едва ли мы явимся заботливыми деятелями и, главное, способными и понят­ными руководителями и учителями инородцев, если не выдвинем из их среды людей образованных, близких им по крови и племени, знающих характер и дух народностей, людей, связанных с истори­ей народа, могущих отдать лучшие чувства, свое сердце, свою лю­бовь для осуществления великой задачи эмансипации инородца и посвятивших всю свою жизнь самоотверженно для спасения своих братьев...

ЧОКАН ВАЛИХАНОВ И КУЛЬТУРНЫЕ
ВЗАИМОСВЯЗИ НАРОДОВ³

(отрывки)

...Вообще говоря, киргизская раса отличается наблюдательным умом и необыкновенной энергией мускульной силы...

...Киргизский народ – народ глубоко поэтический. Замечатель­но, что пастушеские народы особенно любят поэзию и богато про­являют ее в сказках, преданиях, песнях, поэмах и балладах. Кирги­зы считают себя самым музыкальным народом. Они говорят, что былина носилась когда-то над землею, там, где она пролетала ниже, народ музыкальнее; себя они причисляют к народам, над которыми она пронеслась ближе всех остальных...

...В песнях и жизни киргизов очень заметна склонность к сатире и юмору; они бойко отвечают, тонко острят и дают меткие эпите­ты... Самым образованным из киргизов был, конечно, известный путешественник покойный Чокан Валиханов. Его путешествия иногда замечательны живым юмором; по рассказам, он был одним из остроумнейших личностей в частной жизни. Усвоив европей­ское образование и воззрения, он любил злой гейневской насмеш­кой клеймить всякую пошлость. Вместе с тем это была глубоко ху­дожественная натура...

А каким бы оригинальным блеском мог засветить гений этого народа в русской литературе! В лице Чокана Валиханова... инород­цы доказали, чем они могут быть в истории умственной культуры.

Дмитрий Львович Иванов

(1846-1924)

Родился в г. Нижнем Новгороде, в семье обедневшего дворянина. Образование получил в Пензенской и Нижнегородской гимназиях. В 1864 г. Д.Л.Иванов поступил на филологический факультет Москов­ского университета. Под непосредственным воздействием идей Н.Г.Чернышевского он вместе с другими студентами создает пе­реплетную артель, чтобы «трудом добывать средства к жизни и на учение».

В 1866 г. Д.Л.Иванов был посажен в Петропавловскую крепость по делу Д. Д. Каракозова, совершившего покушение на императора Александра II. В 1867 г. переведен в линейный батальон, дислоци­рованный в г. Ташкенте. В годы пребывания в Туркестанском крае он проявляет большой интерес к жизни и быту местного населе­ния. В 1870 г. участвует в работе военно-научной экспедиции по сбору этнографических материалов для Политехнической выстав­ки в Москве.

В путевых очерках Д.Л.Иванова «Поездка в Алатау в 1879 году» подняты проблемы взаимоотношений и взаимовлияний народов Средней Азии и Казахстана. Автор с особой любовью и симпати­ей рисует простодушных «детей природы» – казахских пастухов, подчеркивая, что они, несмотря на бедность и оторванность от остального населения, сохранили лучшие человеческие качества.

Главными героями очерков являются представители казахской бедноты, которым безраздельно отданы симпатии автора. Восхи­щаясь поэзией и музыкой, песнями и легендами казахов, Д.Л.Иванов видит в этом благодатную почву для привития кочевникам основ современной культуры.

В 1912 г. он выпустил специальное пособие для матерей под названием «Дошкольное рисование» (в книге 636 рисунков, из них 70 даны в красках). Обучение рисованию автор строит на образах знакомых детям живых существ, при этом рекомендует широко использовать на каждом занятии метод беседы и показ живых существ.

ПО СТЕПЯМ
(отрывки)

...Казах – «народ отличный», характера... мягкого, веселого. Душа у него простая, добрая... Ссориться не может зря, из-за пу­стого... Он себя киргизом не называет. Это его только русские на­зывают, а сам себя он казахом зовет...

ДОШКОЛЬНОЕ ВОСПИТАНИЕ²

(отрывки)

...Для развития самостоятельности ребенка, когда он освоится с первыми приемами работы карандашом, рисуя подражательно с рисунков руководителя, следует предложить ему рисовать «с нату­ры», т. е. выбрать какой-нибудь несложный предмет, поставить его перед собой и вглядеться в его части, замечая их взаимную связь. Для начала подходящими моделями могут служить, например, та­кие веши: лестница, яблоко, апельсин или мячик, простой лист рас­тения (сирени, тополя, ивы), некоторые игрушки (кубики, яичко и т.п.). Выбрав предмет, модель для рисования, нужно сперва самому в одиночку всмотреться в него, заметить его форму, т. е. прямые линии, изгибы, толщину, сообразить, как лучше поставить или по­ложить перед собой, чтобы видны были его самые характерные очертания, чтобы не затруднить ребенка. Прежде всего следует рас­смотреть намеченную модель вместе с ребенком, чтобы он позна­комился с тем, как и из чего она сделана, внимательно вглядеться в ее главные части, ребенок должен понять их связи и, кстати, ус­лышать их названия. Затем поставьте модель в удобном месте, по­садите ребенка перед ней и садитесь рядом сами. Пусть теперь он вглядится в модель со стороны, со своего места и попробует сказать вам: откуда он начнет рисовать и в каком порядке, т.е. что сразу, что потом... При затруднении наводите его на способ изображения, покажите, откуда удобнее начать, исполните сами весь последова­тельный ход рисунка, объясняя направление линий, и пр.

Весьма возможно и даже непременно случится так, что ребенок после того, как он нарисует с натуры несколько простых вещей, захочет нарисовать что-нибудь сложное, не понимая трудностей модели. Останавливать его не следует: пусть пробует нарисовать, – может быть, что-нибудь и выйдет. При осмотре его работы следует всмотреться: что он осилил и за чем не уследил. Так и высказать свое мнение: «Это вот хорошо, похоже, а это вот нет, потому что очень трудно, лучше не бери таких трудных вещей, эту и я скоро не нарисую. Подождем, поучимся на простеньких.-..» Словом, когда вы сами даете ребенку работу, старайтесь идти постепенно, выби­рать несложные задачи, удерживать от мудреных; если же он само­стоятельно выбирает сложную модель – это его дело, вы можете, если он обратится к вам за советом, без особой настойчивости ска­зать, что это очень трудно, не лучше ли взять что полегче; потом, когда он покажет вам свой рисунок, дайте ему некоторые указания, где он запутался, можете нарисовать сами эту часть, чтобы он ви­дел свою ошибку.

Для моделей, кроме домашних предметов, имеется большой вы­бор больших и небольших вещей из глиняной посуды – горшочков, кувшинчиков, вазочек. На первое время лучше выбирать посуду неглазированную снаружи, так как те же модели послужат и для рисования красками, а глазированные вещи всегда богаты светлы­ми бликами (отражениями окон), которые представляют немалые затруднения для новичков. Выгоднее приобретать посуду разных цветов (черной (темно-серой), красной, желтой, белесой глины). Кустарные точеные и разные вещицы из простого белого (березо­вого и липового) дерева тоже дают хороший материал...

Рисование по памяти – работа очень интересная, но в ней не следует настаивать на особой точности, нужны лишь общие очер­тания модели. Эти опыты покажут, кстати, вам степень зрительной памяти ребенка и те особенности, на которые он обращает внима­ние и запоминает, а также и то, что он извращает.

Для ребенка особенно ценны его рисунки, в которых рисует он сам, что ему хочется, когда ему желательно, рисует без всяких ука­заний со стороны, без данных ему оригиналов и моделей, рисует очень странно, часто для постороннего совсем непонятно, но это его собственный мир, его личная фантазия. Здесь, в этих рисун­ках, – его настроение, его интересы. Непременно следует их рас­сматривать не во время рисования, а после, на общем досуге и в его присутствии. На всякий рисунок, как бы странен, незакончен (толь­ко что начат или брошен) он ни был, необходимо обратить внима­ние, расспросить, побеседовать. Никоим образом не смеяться, если только сам автор не будет радоваться или подсмеиваться над своим произведением. Во всяком случае, нужно быть очень осторожным в суждениях. Внимание и внимание – вот правило. Помощь самая добродушная и без излишнего покровительства.

Всегда в собственных рисунках ребенка ясно видно, что соб­ственно ему интересно: один преимущественно рисует дома, дере­вья, другой – лошадей, собак, третий – солдат, четвертый – пароходы и т. д. Этим непременно следует воспользоваться и по возможности облегчить маленького рисовальщика: доставлять ему подходящие картинки, показывать, как следовало бы лучше рисовать любимые им предметы. Я лично держусь такой системы при рассматривании детских рисунков: «Это что? Собака? А где же у нее уши? Где хвост? Надо непременно уши – нарисуй. Это какая собака? Дяди Сережи? Она вот какая – смотри!» (И я рисую дядину собаку, рисую при­митивно, объясняя разные подробности.) Перехожу к следующей странице, где мальчик бьется с волком: «А! Это волк. Ну, голова-то у мальчика очень уж маловата, надо бы побольше, а то похожа на кулечек, а не на голову. А вот ноги у мальчика хороши, ты это ловко нарисовал, даже коленочки видны, ты, наверно, раньше посмотрел у кого-нибудь на ножки, на коленочки? Это ты хорошо сделал, что посмотрел – всегда лучше, похоже выходит, если посмотреть внима­тельно...» Говоря это, я на моем объяснительном рисунке отмечаю все эти подробности и рядом с волком нарисую, кстати, пастушью собаку, похожую на волка, но с более высокой шеей, пониже ростом и с хвостом в виде серпа, рядом же изображу примитивно лису – по­меньше ростом, длинную, на низеньких ножках, с очень вострым носом и особо пушистым хвостом, который тащится за ней по земле. Еще лучше, если кстати смогу рассказать из жизни этих животных.

Эти объяснения я даю не для того, чтобы ребенок тотчас же за­помнил и перерисовал этих животных, а для того, чтобы обратить его внимание на отличительные внешние признаки животных, чтобы помочь ему в будущем отличать на рисунке того или другого. Я не настаиваю на исполнении, а только навожу его глаза, следова­тельно, и мысль на характерные признаки предметов.

Повторяю: в каждый рисунок ребенка нужно внимательно вгля­деться и найти что-нибудь хорошее, похожее, верное, хотя две-три черты отметить, всякую более или менее правильно набросанную мелочь или подробность, которая становится понятной только из расспросов ребенка, но ее присутствие важно, потому что указыва­ет на приметливость ребенка. Просмотр тетрадей бегло, без крити­ки и расспросов, значил бы невнимание.

Непременно нужны замечания, хоть краткие: «Это хорошо, это очень... Это неверно, не так...»