Страница - 13

16

Загоруля прибыл в Кульджу раньше Бокина. Он сра­зу же разыскал бывшего консула царского правительства Любу и вручил ему письма атамана Малышева и епископа Пимена. Загоруля изложил цель своего приезда: власть Временного правительства в Семиречье едва-едва дер­жится— она подобна льдине во время шторма. Не сего ­дня, так завтра развалится. В чьи тогда руки перейдет власть? Уважаемые люди Семиреченского края обраща­ются к вам: «Пусть Люба не останется в стороне от это­го дела и подаст руку помощи семиреченскому казаче­ству. Ведь Семиречье — ворота, открывающие путь на Москву. Если английский лев, прикрываясь здешними камышами, подойдет к границе, разве не встретят его достойным образом семирсченские казаки, возглавля­емые атаманом Малышевым?»..

Другая просьба Загорули к Любе — о скитающихся казахах. Если бродяги, похожие на голодных волков, воз­вратятся, они уничтожат Семиречье, как саранча уничто­жает посевы. Они могут попасть под влияние большеви­ков.. Вскоре к ним сюда в Китай приедет посланец бун­товщиков, Люба должен быть готовым к этому...

Вывший консул слушал внимательно; у него продолго­ватое смуглое, как у цыгана, лицо и выступающие вперед зубы. Говорил он мало: да, Люба всем существом против изменений, происшедших в России. Мечта его — старые царские порядки. Все, что сейчас в его силах, он уже сде­лал: тайно связался с английским консулом в Кашгарии полковником Эссертоном — он осторожно дал понять об этом Загоруле... Но ему, Любе, здесь очень тяжело, он одинок и некуда податься. Имение отца, что в Саратов­ской губернии, разгромлено, разграблено. А жена не да­ет покоя, соскучилась по родным местам...

На другой день Загоруля познокомился с городом. На базаре, на перекрестках улиц, перед мечетью, даже в не­щерах вдоль берега реки ои видел скитающихся казахов. Загоруля вступал с ними в разговор, чтобы выведать их мысли и настроения. Но эти несчастные оказались очень упрямыми и скрытными. Не говорят ни слова, хоть ты что с ними делай. Пробовал было расспросить о Бокине, ничего не получилось, у всех один ответ: «Не знаем». Если дело и дальше пойдет так, то Загоруля может про­играть.

 Вместе с Любой он пришел в валият.

Когда они, поднявшись по каменным ступенькам, по­дошли к дверям так называемой «круглой комнаты», где обычно сам вали принимал посетителей, из нее вышел че­ловек, за которым Загоруля охотился и которого боял­ся,— Бокин! Токаш не заметил спрятавшегося за колон­ной Загорулю и быстро прошел мимо. Загоруля тихо выругался: какая досада? Что если Бокин уже успел по­лучить разрешение на вывод казахов?

Люба зашел к вали, Загоруля остался ждать его. По­дойдя к окну из разноцветных стекол, он задумался.

«Как бы там ни было, а Бокин не должен вернуться из Кульджи в Верный! Пусть даже он получил разреше­ние вали, казахам не легко вернуться на родину. Если завтра Люба даст телеграмму — «казахи настроены мстительно, подумайте о предотвращении кровопролития» — что тогда скажут представители Временного пра­вительства? Им останется только выставить артиллерию по ту сторону реки Текес и не пускать беженцев».

Пока Люба находился на приеме у главы Кульджин- ского валията. Загоруля вспоминал о Семиречье. Ата­ман Малышев, его избалованная дочь Глафира, епископ Пимен... Образы, заслоняя друг друга, проходят перед его глазами. — один улыбается, другой смотрит хмуро, третий бросает на него грозный взгляд. Глафира просто легкомысленная девчонка. Но Загоруля не может отвя­заться от мысли о ней. Как глупо, раболепно он влюблен! А она, гордая, даже не подпускает его к себе. И ради ко­го! Ради мальчишки-киргиза!

Открылась дверь кабинета вали, показался Люба. Спускаясь по ступенькам, он сказал:

— Только сейчас, видимо, был на приеме у вали пред­ставитель Временного правительства в Верном...

— Он дал согласие вернуть казахов обратно? — то­ропливо спросил Загоруля.

— Ваши опасения подтвердились.

У консула есть свой рикша, на котором он ездит по­стоянно. Рикша ждал у выхода. Люба сел и укатил. Заго­руля остался ждать рикшу. К ставке вали подъехал высо­кий с горбатым носом уйгур. Он бросил на толпу посети­телей презрительный взгляд и важно прошел в дом. Люди расступались перед ним, передавая друг другу: «Баба- шев!» Не обратив внимания на это слово, Загоруля под­бежал к рикше и спросил, свободен ли? Тот покачал го­ловой. Вокруг дружно засмеялись: кто это такой, захо­тевший сесть на рикшу Бабашева?.. Но Загоруля не понял значения этих слов, по-русски крепко выругался и пошел пешком по направлению к базару.

В детстве Загоруле приходилось видеть разлив ярко­пестрых цветов по берегам озера Иссык. При ветре они колыхались, шевелились, как живые. Вот это и вспомни­лось ему при виде кульджинского базара — плотная тол­па в разноцветных одеждах колыхалась точь-в-точь как те цветы вокруг озера Иссык.

Недалеко от центра толкучки Загоруля заметил груп­пу казахов. Среди них был Бокин. Рука Загорули инс­тинктивно пощупала в кармане шестизарядный револьвер. Он подошел к арбе, в которую был запряжен верблюд, и стал прислушиваться к разговору. Ничего нельзя бы,- ло понять. Вероятно, он уговаривает вернуться в Семи­речье.

Когда опустились сумерки, Загоруля вернулся в дом консула.

— Ну, гость мой, мы тебя потеряли.— Люба, взмах­нув полой черно-пестрого халата, шитого по-китайски, сел в мягкое кресло.

— Ходил, осматривал город. Видел своих земляков- киргизов... Похоже, что они готовятся к возвращению на родину. Видимо, представитель из Верного — деловой, активный человек. Что вы слышали о нем?—Загоруля посмотрел на консула, желая угадать его мысли по выра­жению лица. Но Люба оказался, как обычно, немного­словным. Он лишь сообщил последнюю новость.

— У богатого торговца Бабашева сбежали работни­ки-киргизы.

Загоруля сначала не понял Любу — подумаешь но­вость! Бокин всех сагитировал.

— Бабашев поднял шум: он заявил вали, что его обо­крали. Беглецов ищут.

Это было то, чего хотелось Загоруле. Он искал пово­да для скандала, чтобы предать Бокина в руки властей и суда.

— Я знаю, кто обокрал Бабашева. Сейчас слышал об этом разговор на базаре.

— Правда?

— Я не требую платы за свои слова.

— Кто это сделал? Говорите быстро! — торопил Лю­ба, внезапно оживившийся.— Бабашев — один из моих уважаемых друзей. Он назначил крупное вознагражде­ние тому, кто найдет воров.

Загоруля понял, что он сможет извлечь немалую поль­зу для своего дела. Ладно! Любе он скажет, что пришло сейчас же в голову.

— Кажется, это дело рук того, кто приехал сюда за эмигрантами.

— Это верно?

— На базаре он всем казахам раздавал деньги. Не­которые шептали друг другу: «Вот нашел выход! Наш джигит!» Эти слова я слышал своими ушами,— Загоруля врал так, что иной и правды не скажет с такой убежден­ностью.

Люба, приказав запрячь коней, сразу же отправился в дом богатого торговца. Загоруля остался ночевать в доме консула.

17

Вали Кульджинского валията — разжиревший чер­ный китаец — подобно раскапризничавшемуся мальчику надул шеки и во второй раз принял Бокина холодно. Он не тратит слов. Разговаривает с посетителями в большин­стве случаев движением руки и мимикой. Стоит ему смор­щить нос или поднять ресницы, как переводчик сразу же ловит его ответ — решение.

Токаш сказал: «Несколько казахов безвинно сидят в тюрьме. Справедливость требует выпустить и вернуть их на свою родину». Переводчик перевел эти слова на ки­тайский язык. Вали кивнул головой — это означало: «Не возражаю». Переводчик обратился к Токашу: «Еше ка­кую просьбу имеете?»

У Бокина была просьба. Власти препятствуют собрать беженцев вблизи города. Мало того, грабят, отбирают последнее. Нужно всем им вернуться на родину. Это просьба не Бокина, а требование новой власти России.

Вали поднял ресницы. Переводчик пояснил Токашу: «Будет дано соответствующее приказание». Затем вали сморщил нос. Переводчик склонил голову перед Токашем и приложил руку к груди —аудиенция окончена. Бокин поклонился и вышел.

Поместив часть людей на паром, Токаш пошел на ба­зар. Там его соотечественники продавали свое тряпье, го­товясь к отъезду. Надо было поторопить их. По городу шел слух: «Казахи возвращаются на родину. Русский царь свергнут с престола. Пользуясь этим, скупщики раз­ного барахла давали самую низкую цену.

Столпившиеся на каждом перекрестке улиц казахи не торговались — только бы продать лишнее.

Когда Токаш подходил к базару, неожиданно совсем рядом раздался выстрел, и тотчас же кто-то вскрикнул и взвыл от боли. Вырвавшись из сутолоки, в сторону побе­жал какой-то человек с уродливо торчащими ушами. Токаш стал следить за ним. Но разве он будет ждать? Протиснулся в движущуюся массу людей и скрылся из глаз.

— Он стрелял! — Кто-то схватил Токаша за рукав.

Токаш оглянулся. Ба! Загоруля! Откуда он взялся здесь?

Подошли полицейские и заломили Токашу руки.

— Он лжет!—вспылил Токаш и шагнул к Загоруле. Но полицейские не пустили его.

— Покажи документ!—потребовал у Бокина один из полицейских.

— Это известный бунтарь в Семиречье — Бокин. Ни­какой он не представитель. Прикрывается фальшивым удостоверением, грабитель!— говорил Загоруля.— Я ви­дел своими глазами, как он стрелял!..

Токаша арестовали.

Вид у начальника полиции был суровый. Он сказал что-то полицейским, Токаша отвели в подвал и закрыли дверь на замок. Здесь не было и шели, не говоря уже об окне. В темнотеТокаш ошупал руками землю и не нашел места, где можно было бы сесть—везде сыро. Злость, негодование разрывали его сердце. Как жаль, что он не догадался подставить ногу человеку с торчащими уша­ми! Наверняка, все это дело подстроено и полиция под­куплена. Теперь отсюда, пожалуй, не вырваться. Ни Ку- рышпай, ни Бакен не знают, что он здесь...

Сколько времени прошло, Токаш не знал, кажется, он задремал. Открылась дверь, вызвали на допрос. Во дво­ре темным-темно; должно быть, полночь.

Перед начальником полиции горела трехфитильпая лампа. Это был тот же китаец, узколицый с косыми гла­зами; он сразу приступил к допросу: «Откуда приехал? Кто такой? Чего здесь нужно? Знаешь ли раненого на базаре китайца? Записав все, что сказал Токаш, он от­правил его обратно в темницу.

Прошло три дня. Никто не появлялся...

Эта темница — сущая могила для живых! По сравне­нию с ней верненская тюрьма Токашу казалась раем.

Открылась дверь — Токаш вздрогнул: будто пригор­шней брызнули ему в лицо светом. Он зажмурил глаза. Вошли два полицейских, снова повели на допрос.

Начальник полиции концом ручки из птичьего пера почесал за ухом, сказал:

— Вы обвиняетесь в двух преступлениях: вы забра­лись в дом известного кульджинского торговца Бабаше- ва, украли его золото, увели с собой его девушку-слу­жанку. На следующий день стреляли в известного ки­тайского мастера-часовщика Лю-ши с целью ограбить его, взять золотые часы. Вог эти часы! — начальник по­лиции положил на стол большие карманные часы.

Конечно, все это подстроил Загоруля, это месть Баба- шева. Загоруле надо, чтобы Токаша не выпустили из тюрьмы. Стерегущий враг всегда подстережет. Кто те­перь протянет руку помощи Токашу? Какой прок от за­ступничества тех казахов, которые ведут бродячий образ жизни! Разве один Курыш может что-то сделать?

— Господин начальник, это клевета!—Токаш начал говорить смело. Разве можно согласиться с такими обви­нениями, умереть без сопротивления и без попыток освободиться! На шею надели петлю, вот-вот задушат!..

— Как же это так?

— Я посланник нового правительства в России. По­чему же вы поверили клевете?

— Свидетелями выступают люди, хорошо знающие, кто вы такой.

— Кто они?

— Бывший консул России и советник этого консула, приехавший недавно из России!

— В России сейчас новое правительство. Прежнее, царское правительство свергнуто. Если Кульджинский валият не признает новое правительство России—дело другое!.. Люба — бывший консул, он — беглец. А человек, который находится с ним — перебежчик, он скрывается от нового правительства!

Начальник полиции дернул плечом.

— Мы, кажется, лучше вас знаем консула.

— В таком случае...— начал было Токаш, но не дого­ворил. Он хотел сказать: «Дайте телеграмму новому пра­вительству в Верном и узнаете, кто я!» Но что тогда? Джайнаков и представители Временного правительства, конечно, не будут защищать его, они постараются уто­пить... Удостоверению не верят, считают фальшивым... Нет, надо выиграть время. Пусть дают телеграмму в Вер­ный, а тем временем Токаш постарается найти какой-ни­будь выход и освободиться...

Токаш начал доказывать свою правоту, вступил в спор. Теперь все равно,— как говорят, «раздетый воды не боится».

Начальник полиции стал возражать реже: ему кое-что в обвинении показалось странным.

Опять отвели в темницу — могилу для живых. После окончания следствия, вероятно, переведут в большую кульджинскую тюрьму. А дальше что? Опять ожидание смерти?