Страница - 14

18

По базару распространили слух о том, что приехав­шего из Верного казаха арестовали! Мигом собралась огромная толпа казахов-беженцев. На базар пришел Ку рышпай — он только что устроил на том берегу Айгуль и Аянбека.

— Что случилось, джигиты?— Курышпай, проталки­вался в середину толпы; тут он увидел Бакена.

Бакен рассказал, что знал. Курышпай побледнел и нахмурил брови.

— Пусть пойдут со мной трое, хорошо знающие го­род.

Взяв с собой трех джигитов во главе с Бакеном, Ку­рышпай явился в Кульджинский валият. Подал жалобу. Переводчик валия, парень-уйгур пообещал помочь им.

Протекли три томительных дня. Курышпай не отхо­дил от ворот валията. Ответа не было. Тогда он стал со­бирать деньги в недежде, что удастся подкупить кого- нибудь из стражи...

В темницу к Токашу посадили молодого уйгура. Этот джигит работал на кожевенном заводе английского бо­гача Арнольда. Недавно обозленные рабочие устроили забастовку. Главный мастер цеха постоянно недописывал выработку. Возник скандал. Мастер указал на зачинщи­ков смуты, и полиция арестовала Валикула,— так звали молодого уйгура.

Токаш выслушал его молча, воздержался от откро­венного разговора, но словохотливый, с общительным характером молодой уйгур невольно заставил Токаша проникнуться доверием к нему. После того, как Токаш рассказал о себе, Валикул заволновался и стал рас­спрашивать о положении в России.

— Агай, правда, что в России царь свергнут?— спро­сил он. Большие карие глаза его в темноте блестели по- кошачьи.

Токаш сказал, что революционная буря, разыграв­

шаяся в Петрограде, достигла и Семиречья: буря и сей­час не стихла. Такие же рабочие, как сам Валикул, со­бираются взять власть.

— В России есть очень большой человек,— говорил Токаш.— Его имя Ленин. Он рожден для счастья наро­дов всей России. Ленин организовал единомышленни­ков, верящих ему людей, в отряд, в партию, она долгие годы вела борьбу против царя. Я тоже верю и иду за этим человеком. О нас ты еще услышишь, только чаще обращайся в нашу сторону!.. Главное вот что: если у те­бя есть верные друзья, ты никогда не останешься в беде, в одиночестве. Русские люди говорят: «Один в поле не воин». Если бы все бедные люди действовали сообща,— как говорят казахи: собрав все руки в один рукав, а все головы в один воротник,— то Арнольд не сладил бы с ва­ми. Не унывай, джигит! Разве буря, разыгравшаяся у нас, не надвигается сюда!? Завтра же дойдет! Жди!—То ваш ободряюще похлопал Валикула по плечу.

Валикул слушал, не сводя с Токаша глаз. Иногда он, подобно человеку, коченеющему на морозе, съеживался и озирался по сторонам.

Они беседовали, как друзья, потом надолго замолча­ли. Положение заставило Токаша подумать о себе. Как освободиться из этой клетки? Валикул почувствовал по­давленное настроение Токаша.

— Агай, как вы думаете, освободят вас?—спросил он и, не дожидаясь ответа Токаша, сказал с тоской:— Если в дело вмешался Бабашев, значит ваше положение безнадежное. Тюрьма, в которой сидим мы,— полицей­ская махалла, в ней больше трех дней не держат. После допроса отправляют в городскую тюрьму. Тот, кто попа­дет туда, вряд ли когда-нибудь выйдет на свет. Человек лежит и заживо гниет. В Кульдже законов нет... Если хотите освободиться, то действуйте в этой махалле! — закончил Валикул.

У Токаша сдавило дыхание, и он расстегнул воротник рубашки. Стало жарко, будто в холодной темнице кто-то развел огонь.

— Валикул, ты китайский язык знаешь?

— Знаю!..

Долго обдумывал Токаш все способы освобождения, все они были очень рискованными, ненадежными. Но и сидеть в бездействии — все равно смерть...

После полуночи Валикул, визжа, начал стучаться в дверь. Старик-тюремщик открыл замок. Заключенные в ожесточенной драке катались по полу, старший, подмяв под себя молодого, душил его. Надсмотрщик вошел в ка­меру, поднял вверх фонарь, крикнул — «Прекрати!» или что-то в этом смысле. И тут же грохнулся сам: Токаш, бросив Валикула, всей силой дернул старика за ногу. Старик упал, как подкошенный, фонарь вылетел из рук. Валикул зажал старику рот. Вдвоем они быстро разде­ли старика. Токаш обрядился в его одежду; закрыв дверь н повесив замок, он погнал впереди себя Валику­ла. Нужно было пройти через комнату, где сидит дежур­ный полицейский. Валикул бросил ему в глаза горсть земли. Токаш кинулся на него с быстротой тигра. Связав полицейского по рукам и ногам, они выскочили на улицу и нырнули в ночную мглу...

Пенящаяся дикая Или, маленькая лодчонка зары­вается в волнах. Луна еще не взошла. Токаш и Валикул гребли изо всех сил. Вот и берег... Они вышли, оттолкну­ли лодку, ее подхватило и понесло течение. Токаш и Ва- лнкул распрощались. Уйгур пошел искать убежища у своих друзей.

Токаш сразу же созвал всех старейшин аула.

— Родные мои'— говорил шепотом — Царские па­лачи, преследуя меня, прибыли и сюда, в Кульджу. По ложному показанию арестовали и держали в тюрьме. Уда­лось бежать. Будет погоня, и мне нельзя здесь задержи­ваться. Вы трогайтесь в путь с рассветом, вас поведет Бакен. Говорите всем казахам — пусть возвращаются на родину!

Токаш повернулся к Аянбеку.

— Где Айгуль?

— Она еще спит.

— Разбудите! Курыш, мы едем немедленно.

Пока Аянбек лихорадочно налаживал подводу, Токаш мучился беспокойными мыслями. Да, путь оказался не­удачным. Приходится бежать, не доведя дела до конца. Бродят еще по другим валиятам бездомные казахи — с ними не удалось и не удастся встретиться. Надо спе­шить... Хорошо, если люди правильно поймут... А если по­считают трусом, спасающим собственную шкуру?..

Больше всего в жизни Токаш боялся такого мнения о себе.

Подошла собравшаяся в дорогу Айгуль. Сердце ее беспокойно стучало. Нет, недаром оно так беспокоилось.., Айгуль предчувствовала несчастье — разве Бабашев от­ступится!

— Токаш-агай! — тихо произнесла Айгуль.

Токаш круто повернулся, прижал ее к груди.

— Айым Гулим!..

А табор уже весь зашевелился. Слышен шепот людей, задыхающийся плач детей, окрики. Звон бьющейся посу­ды. Скрип колес, фырканье лошадей...

Токаш простился с Бакеном и старейшинами, и они вчетвером — он, Курышпай, Аянбек и Айгуль — сели в повозку и поехали в сторону Коргаса. Пара коней Аянбе- ка рысила все двенадцать верст.

— Токе, может быть, остановимся в Коргасе пообе­дать? Покажешь правительственный мандат...— начал шутить Курышпай.

Но Токашу было не до шуток, однако он понял, на что намекал Курышпай. «Как будем переходить границу — как представители Верненского правительства или скрыт­но, по-волчьи»—вот о чем спрашивал Курышпай, время ли думать о еде. Возможно, из Кульджи пришла телеграм­ма, и охрана уже поджидает их. Нужна осторожность, лучше всего подъехать вон к тому казахскому аулу, раз­ведать путь, если надо — повременить, а с наступлением темноты перебраться в Семиречье...

Аул только что просыпался — кое-где вился дымок. Заливисто лаяли собаки. Людей пока не видно.

А если этот аул выдаст правителю Кульджи! Как го­ворят, не подходи сзади к коню, которого не знаешь.

Они подъехали к аулу с тыльной стороны. Токаш за­шел в крайний дом, Аянбек слез с повозки и отряхнул полы халата из верблюжьей шерсти. Курышпай поближе подвинулся к Айгуль и сказал:

— Айгуль, я уверен, что тебя повез в Кульджу не Ход­жа Насреддин, с ним было бы проще,— закинул бы свою удочку и сразу поднял тебя на небо. Видимо, тебя увез в Кульджу такой же шалопай, как и я.

Айгуль улыбнулась.

— Потише вы!— цыкнул на них Аянбек.— Как бы

плакать не пришлось. Услышит хозяин дома и посчитает нас неучтивыми.

— Вполне возможно!— согласился Курышпай.

— Курыш-ага,— тихо    сказала Айгуль—меня в

Кульджу повела моя честь.

— Ну, если это такая штука, что заставляет бросать родные места и скитаться на чужбине, то я не знаю, что с нею сделал бы...

— Разве герои не умирают за честь?

— Ого! У тебя, Айгуль, оказывается, язычок подве­шен хорошо.

— Это наследство отца...

Вышел Токаш. Вместе с ним показался широкоплечий молодой человек.

— Этот радушный хозяин приглашает нас. Давайте быстренько зайдем в его дом. Дорогу дальше он сам по­кажет,— произнес Токаш, помогая Айгуль сойти с по­возки.

В доме, по правую сторону, на стеганом одеяле сидела старуха. Молодая женщина молча подала гостям по чаш­ке кумыса. Старуха начала разговор:

— Счастливого пути! Видно, что направляетесь в Большой аул.— Это близко. За рекой уже Большой аул...

Айгуль поняла, что означает слово «Большой аул»,— так здесь называют землю казахов. У Айгуль радостно забилось сердце и в руках задрожала чашка с кумысом: неужели она сегодня увидит родную землю?..

— Да, близко, но мы не знаем дороги, байбише*, и просим этого молодого джигита провести на ту сторо­ну,— произнес Аянбек, шевеля черной клинообразной бо­родкой.

— Что же, он проведет...

Попрощавшись, беглецы вышли на улицу. Хозяин до­ма быстро оседлал вороную кобылицу, привязанную у входа. Повозка Аянбека последовала за ним. Когда аул скрылся за взгорьем, джигит придержал свою кобылицу и поехал рядом с подводой.

— Не иначе как везете в большую страну украден­ную девушку, да?—джигит с улыбкой посмотрел на Ку- рышпая.

— Какие же мы казахи без этого! Наш удалой джи­гит, — Курышпай кивком показал па Токаша, — прие­хал за девушкой из Семиречья. Дело сделано... Только опасаемся, не будет ли погони. Мы просим вас найти тро­пу, по которой не ходит никто, кроме черта!

Они подъехали к реке, скрылись в зарослях камыша.

— Если увидят солдаты — плохо нам придется. По­бежим, как коровы от овода,— сказал Курышпай.

— Тут все известные переправы под охраной,— со­общил джигит-проводник.

— В пути всегда бывают трудности. Но позор тому, кто их боится,— сказал Гокаш.

— Да, да... — джигит смутился.

— Этим же путем будут возвращаться в большую страну казахи-беженцы. Постарайся помочь им...

Айгуль не особенно прислушивалась к их разговору, она смотрела на Токаша. Все еще плохо верилось, что он тут, рядом. Изменился ли он? По-прежнему бросаются в глаза густые черные брови. С небольшой горбинкой нос... Красивые черные усы... Но что-то изменилось в Токаше. Нет, он дорожит ею, уважает всем сердцем, любит! И все же есть в нем что-то новое, другое, что не видно гла­зу и нельзя передать словами.

Издали донесся шорох камыша, шаги...

— Не человек ли это? — тихо произнес Аянбек, при­поднявшись и по-охотничьи зорко всматриваясь.— Что- то чернеет...

— Это, наверное, стража обходит границу! Что теперь будем делать? — перепугался джигит-проводник.

— Надо уйти дальше в камыши. А ты, — обратился Токаш к джигиту,— прикинься ищущим свою лошадь. Заговори с ними и дай нам спрятаться подальше. Ну, а если они начнут разыскивать людей, выход из этого най­дет Курышпай...

Аянбек вел лошадей под уздцы. Курышпай шел по­зади. Вокруг высились густые заросли камыша. Сначала земля была сухой, а дальше появилась вода. Поднялся ветер. Сильнее зашумел взволновавшийся камыш. Из-под ног иногда взлетали птицы и снова садились неподалеку.

Настороженной Айгуль казалось,, что по их следам идет много вооруженных людей. Неужели несчастную де­вушку постигнет новая беда? Неужели придется опять вернуться в дом Бабашева, терпеть его насмешки и из­девательства? Нет, Айгуль верит в ум Токаша, он спа­сет...

Позади частые шаги... Или это стучит напуганное сердце, готовое вырваться из груди? Нет, это идут люди. Слышны голоса. Говорят по-китайски. Джигит-провод­ник ответил по-казахски.

«Не знаю!»

Это слышали и Айгуль, и Токаш. Кажется, китайцы говорили спокойно, без окриков. Наступила тишина. Не увела ли стража проводника, почему он не подает голо­са?.. Затаив дыхание, Токаш вслушивается, он изменился в лице, бледный-бледный. Изредка поглядывает на Ай­гуль его взгляд говорит: «Моя душа с тобой, что бы ни случилось — будем вместе».

Зашевелился камыш. Джигит подал голос:

— Друзья, где вы?

— Ух, пронесло, кажется!—повеселел Курышпай.

С лица проводника исчезло выражение растерянности, он улыбался.

— Китайцы — спокойный, добрый и мирный народ. Когда нет начальства, рядовые не придираются... Многие переходят на ту сторону. Теперь и вы можете идти смело.

На радостях Айгуль обняла джигита и поцеловала в щеку.

— Спасибо вам, агай! Прощайте!

Проводник погладил щеку, улыбнулся:

— Вот это и потянуло молодого человека из Большо­го аула...

Курышпай не удержался от острого замечания:

— Да, эта девушка доставила нам столько хлопот, что для перевоза их потребуется если не сорок ишаков, то верных двадцать.

Все засмеялись и Айгуль — тоже: разве можно при­нимать в обиду слова Курышпая?

Повозку оставили проводнику. Сели по двое на ло­шадь.

Река тут оказалась не особенно глубокой — ее пере­шли вброд. Как только переехали на другой берег, Айгуль соскочила с коня, и , рыдая, бросилась на землю.

— Милая страна! Родная земля, принявшая прах мо­ей матери!..

Токаш, улыбаясь, приподнял Айгуль за локоть и вы­тер платком ее лицо.

— Айым, что это такое! Слезы... А ты смейся, радуй­ся, пой! Разве сейчас можно плакать?

Токаш и Айгуль взобрались на большой камень. Уже вечерело. Внизу виднелся буйный Текес. По ту сторону замигали огни — это аул джигита-проводника; дальше — огни Коргаса. Полчаса назад Айгуль находилась в чужой стране. И люди, и земля там неприветливы, суровы. Те­перь она стоит на родной земле, и рядом с ней любимый человек. Какое это большое счастье!

Одного Айгуль не может понять. Почему бог создал и землю, и людей разными? Почему все они не могут жить одной страной, одной землей, одним народом, без всяко­го разделения?

—Айым, почему ты невеселая?—спросил Токаш.— У тебя есть какая-то печаль. Ты расскажешь мне?

— Токаш-агай!

— Милая, оставь теперь слово «агай»!

Айгуль улыбнулась.

— Ну, Тока!

В тихом воздухе бархатного вечера нежный голос Ай­гуль отдался эхом от скалы. Со скалы взлетела какая-то птица.

— Нет, Токаш-жан! — Токаш, обняв, поцеловал ее. — Расскажи! Мне кажется, у тебя есть на сердце горе... Я вижу на лице печаль. Или это тень от того облачка, что набежало сейчас на луну? Нет, я знаю, твое сердце болит и страдания отражаются на лице.

Айгуль не отрывает глаз от диких волн Текаса, эти волны похожи на жизнь — одна поглощает другую... Ай­гуль в водовороте жизни могла исчезнуть, как одна из этих многочисленных волн, которые то возникают, то про­падают...

Она ничего не может скрыть от Токаша — все равно узнает, но как трудно рассказывать об этом!.. Лучше бы он ударил, нанес рану, выстрелил в сердце... А он опять умоляюще просит. Нет, лучше рассказать.

— Тока... Токаш-жан! Вы слушайте, слушайте внима­тельно, не перебивайте меня — сама расскажу, сама.

...Кочуя, прибыли в казахский аул. Аянбек остановил­ся у крайней юрты. Это была отау известного бая, ста­рейшины аула. Недолго пришлось тут жить. Бай обратил внимание на Айгуль, стал преследовать ее. Он говорил: «Будь одной из жен, иначе не ходить вам по земле, не жить в этом ауле». Аянбек запрег коней и возвратился в Кульджу. А разве легко жить в городе? В кармане ни гроша, руки не знают никакого ремесла. Что теперь де­лать? Несколько дней он возил разные грузы. Беда не приходит одна — приводит и другие беды. Издох конь.

Они жили на окраине города у одного дунганина — снимали шалаш во дворе. Айгуль кое-что шила и пробо­вала это продавать на базаре. Но разве она могла со­перничать с искусными и тонкими китайскими мастери­цами? Однажды, не продав вышитый платок, уставшая Айгуль собиралась возвращаться, как, откуда ни возь­мись, на рикше подъехал здоровенный черный уйгур. Не сходя с тележки, он поманил ее пальцем.

— Иди сюда!.. Сколько просишь?

— Сколько дадите. Оцените сами...

Заплатив двойную цену, он увез платок. Через день этот господин опять купил. Что за чудо! Как в старинных сказках. Нет это была не сказка, а хитро расставленная сеть. На третий день тот же рикша приехал с пустой ко­ляской и сказал: «Девушку вызывают в «байский дво­рец!» Айгуль здумалась: надо ли ехать? И отец не зна­ет, что посоветовать. Наконец Аайгуль согласилась. Ее привезли в «байский дворец». Это — большой богатый дом, внутри все блестит. Дорогие ковры. Такого богат­ства. Айгуль никогда еще не видела. Тот же здоровен­ный уйгур — в халате с блестящими позументами, усы и борода подстрижены, — с заискивающим видом встреча­ет девушку.     -

Бай водит Айгуль по дому, угощает и показывает все. В доме она не увидела никого, кроме старика-узбека, который приготовлял кушанья. А где же дети, разве их нет?

— Ты оставайся в этом доме. Будешь убирать в ком­нате, где я веду счеты и расчеты. В остальное время ты свободна! — говорит бай.

У Айгуль появилось подозрение: почему он так добр к ней? Стараясь избавиться от него, Айгуль нерешительно ответила:

— Посоветуюсь с отцом... Завтра на базаре получите ответ!

Вечером она разговаривала с отцом. Тот — против... Но бай не отступал. Нужда в конце концов заставила со­гласиться. Аянбека взяли на работу конюхом, на двоих выделили комнату.

Так на голову Айгуль надели .хомут. О, создатель, ка­кие унижения приходится переносить человеку в жизни! Один за другим проходили черные дни и ночи, полные горести и мучений.

Бабашев — крупный торговец, знатный бай Кульджи, каждое движение котрого кует деньги. Целыми днями девушка подметает в его конторе, вытирает столы и на­ходится около него. Бай щелкает костяшками. Люди приходят и уходят — казахи, китайцы, уйгуры, дунгане. Одни выходят из дома со слезами на глазах, другие улы­баются. Но больше плачут. Почему они плачут? Айгуль не всегда понимала. Один просил, другой давал—деньги сыпались, как листопад.

В полдень бай обедал и немного отдыхал. Тогда он бросал на девушку жадные взгляды, и она вся замира­ла от страха.

Айгуль узнала еще об одной стороне жизни этого до­ма. Семья Бабашева, дети и другие домочадцы, живут в верхнем этаже. Летом они выезжали из города — иног­да ставили юрту возле аула казахов, иногда жили в доме, построенном в саду на берегу Или...

Однажды бай пригласил в гости трех человек: один был русский — российский консул в Кульдже, второй — дунганин с красными глазами, а третий — американский торговец Бренер. В эту ночь по желанию бая Айгуль при­служивала им. Жена бая нарядно одела ее. Айгуль по­дала на стол и вышла. Вдруг она услышала:

— Ай-ай, где ты нашел такую красавицу? Продашь?— спросил дунганин. Дальше Айгуль не смогла расслышать. В разговор вступил американский торговец. Дружный хохот...

Через некоторое время Бабашев вызвал Айгуль и по­просил спеть песню.

Айгуль запела «Елим-ай». После двух-трех песен пья­ный Бабашев схватил Айгуль. Девушка вырвалась из объятий и в эту ночь больше не появлялась. На следу­ющий день она рассказала обо всем отцу и со слезами умоляла уехать. А куда? Аянбек знал, как длинна и силь­на рука бая.

Отец и дочь поняли, что попали в крепкие сети. Как освободиться из них?

Бабашев начал наглеть и уже не скрывал своих наме­рений. Он дарил девушке дорогие платья, ценные веши. Купил гармонь и заставил научиться играть на ней. На увеселительных вечерах требовал песен.

Однажды бай вызвал Айгуль очень поздно, когда в до­ме многие легли спать. Айгуль заподозрила неладное. Что если не пойти? Уведет силой! Или она понадобилась по какому-нибудь делу? После третьего вызова девушка поневоле пришла. Пришла и увидела—бай пьян. Айгуль круто повернулась, но дверь кто-то быстро за­крыл. Девушка бросилась к окну. Бай, громко хохоча, кинулся ловить ее. Схватил, поднял на руки и кинул на кровать. Выбиваясь из последних сил, Айгуль укусила ему руку. Бай не выпустил ее. Кровь из руки полилась струей и испачкала все платье. Айгуль, отбиваясь, обес­силела, и дальше не помнит... Очнувшись, она в отчая­нии бросилась в окно, упала в сад, вывихнула руку и це­лый месяц лежала в постели.

— Только за день до вашего приезда поднялась на ноги...

Вот моя печаль, разве она могла не отразиться на лице!

Айгуль заплакала. Токаш, закусив, губу, долго стоял молча, потом отвернулся и тихо пошел прочь, исчез в темноте.

Луна зашла за облака. Может быть, ей тоже хотелось скрыться? Только что отчетливо виднелись скалы и берег реки, а сейчас на землю наползла густая тень. Такая же мрачная тень ле-гла и на сердце девушки. Посмотри, Ай­гуль, воды Текеса дрожат, как твое сердце. Какая теперь у Айгуль жизнь? Ее мечтой было вернуться на родную землю и умереть здесь. Что, если броситься с утеса? Взмах руками, толчок—и схлестнутся над головой волны и навсегда забудется эта жизнь...

Внизу шумел Текес, ждал ее... Больше никому она не нужна. Айгуль уже хотела подняться с камня, но тут по­слышались шаги — твердые шаги Токаша.

Он быстро схватил Айгуль и поднял. Горячие слезы из глаз девушки упали ему на руки.