Страница - 19

31

Заседание, которое два месяца тому назад из-за вме­шательства Бокина приняло неожиданный оборот, Иб­раиму не хотелось вспоминать. Вернувшийся из Талгара Закир передал слова атамана. Джайнаков снова собрал комитет и поставил на голосование предложение Закира. «Алаш поддерживает и подчиняется военному правительству казачества». Сят не стал голосовать и по­кинул заседание. Ушли представители Сартаукумской и Жайлимисской волостей, а также некоторые городские мещане, уважающие Сята.

Вскоре Закир и Ибраим доставили в штаб Малыше­ва постановление алашского комитета. Джайнаков пре­поднес атаману халат с позументом, тогда же к дому атамана подвели прекрасного иноходца под серебряным седлом.

— Прими, наш хан!—улыбаясь, произнес Закир.

В тот же день атаман даровал Джайнакову чин пол­ковника. Командование над войсками алаша атаман взял в свои руки.

Так завершилось предательство...

Присвоение Джайнакову высокого чипа разожгло в сердце Габдуллы огонь зависти. И до этого у них была взаимная неприязнь из-за Бикен. Габдулла решил уехать в Пишпек. Он зашел к баю Кардену, чтобы высказать свою обиду. Бай и раньше не отталкивал от себя Габдул­ла, наоборот, старался всячески показать свою доброже­лательность.

В тяжбе с одним киргизским баем Габдулла ухитрил­ся выиграть дело в пользу Кардена. Карден хорошо за­помнил эту услугу. Он стал опираться на Габдуллу. В торговле не обойтись без споров. В одной из схваток Габ- дулла опять сумел показать себя. Вслед за этим он дал яиать баю насчет Бикен, Карден не возражал. Но самая младшая, к тому же избалованная дочь не послушала отца. В это время умерла средняя дочь — жена Ибраи­ма, число поклонников Бикен умножилось. Какенову тру­дно соперничать: он человек семейный. И все же не те­рял надежды увезти Бикен в Пишпек.

В последнее время Габдулла, руководя войсками алаша, возвысил свое имя. Если бы ему удалось накреп­ко связаться с Кокаидом, то он как «командующий вой­сками алаша» стал бы повелевать всем Семиречьем. Но что поделаешь?

Какенов уважает одну хорошую черту в характере Кардена—этот бай не лезет в политику. Не такой про­ныра, как Закир. Карден щелкал себе на счетах и наби­вал свой карман. А политикой пусть занимаются Закир и Ибраим, они не забудут и его, Кардена... Одним сло­вом, Карден хладнокровный человек. Но Габдулла знал, что за этим хладнокровием скрывается страшное упорст­во и жадность — Карден своего никому не уступит. В нужный момент он может крепко укусить: зубы у него — волчьи клыки. Отчасти надеясь на мертвую хватку этих клыков, Какенов и решил поведать баю свою обиду.

— Как говорят, пока имеешь разум — возвратись в родные места. Собрался уезжать в Пишпек и зашел про­ститься с вами! — сказал Габдулла Кардену после вза­имных приветствий.

— Да что же, голубчик, случилось?.. Стремления бы­ли у вас добрые. Мы прямо-таки любовались вами.

— Нет ага, у нас нет единства. Где уж тут говорить о самостоятельности народа.— Какенов подробно рас­сказал о всех дрязгах, ссорах и сплетнях, имевших место в комитете, ловко раскрыл все карты свояков — Закира и Ибраима и этим устыдил старика. Бай попал в нелов-

кое положение, он даже вспотел, не зная, верить или не верить Какенову.

— Боюсь, голубчик! Плохие сны снятся... Как бы мы не влипли в беду. Чего им не хватает — Закиру и Иб­раиму?

Какенов решил закинуть удочку насчет Бикен.

— Мне кажется, господин Ибраим смотрит на меня с ревностью... У нас с вами был незначительный разговор, Ибраим, видимо, об этом...

Опытный бай понял сразу.

— Голубчик, для меня вы оба близкие люди. Время сейчас трудное. Вражда нарушает покой народа. Право выбора я отдал Бикен. Пусть решает сама...

Какенов поморщился и беспокойно вытянул длинную шею. Из другой комнаты послышался голос смеющейся Бикен. Надо бы встретиться с Бикен и узнать о ее наме­рениях.

После небольшой паузы Какенов ответил баю.

— Конечно, если Бикен изберет господина Ибраима, я не буду возражать. Но надо решить по справедливости, и чтобы не было сплетен.

— Ну, сплетни! Стоит ли обращать внимание. Гово­рят, обиделся на вшей — не бросай шубу в огонь... Ос­тавь пока Пишпек. Все разберем как-нибудь сообща!—• сказал Карден.

Дальше этого разговор не пошел. Жена увела бая, сказав, что кто-то вызывает его во двор. Воспользо­вавшись этим, Габдулла постучался в дверь комнаты Бикен.

Перед высоким зеркалом стояла она в кругу подруг и примеряла бобровую шапку. Веселый, задорный смех перемежался с острыми шутками. Но Бикен была чем-то недовольна, ее темно-голубые глаза не улыбались. Остановившийся у входа Габдулла смотрел на отраже­ние девушки. Та тоже увидела его в зеркале и, не обер­нувшись, кивнула головой.

Габдулла подошел ближе.

— Бикен, вы куда так наряжаетесь? Прямо как запе­вала «Жар-жар»...

Габдулла давно не видел Бикен. Изменилась. Груди округлились, талия стала еше тоньше. На липе какая-то тень. Это след печали, затаенной в глубине сердца, мо­жет быть, отпечаток тайны...

Смех девушек стих, Бикен с опозданием ответила на слова Габдуллы.

— Говорите — «Жар-жар»? А может быть, просто, Габдулла-ага, голодной курице просо снится!..— В голо­се ее чувствовался холодок. А девушки опять развесе­лились:

— Если агай хочет слышать «Жар-жар», пусть уст­роит той!

— И приготовит, как это водится, подарки.

— Подарки — в кармане. Я готов...

В глазах Бикен блеснули искры гнева. Она круто повернулась.

— Оставьте шутки! Мы готовим вечер в «Доме сво­боды». Надо спешить, девушки!

— Э, я ведь тоже собирался туда! — произнес Габ- дулла, умышленно не замечая холодности Бикен.

— Значит, там и встретимся, агай!—ответила она.

Хотя Габдулла старался держать себя уверенно и спокойно, он вышел из комнаты подавленный, поняв окончательно, что девушка не думает о нем. Красивые слова, золотые обещания, приготовленные и обдуманные заранее,— все они улетели из головы, как вспугнутые птицы. Странно— Габдулла зрелый мужчина, повидал жизнь, умеет вести себя с женщинами, но перед Бикен — как неопытный юноша...

Он вышел на улицу. Мысли вернулись к Ибраиму. Если вместе с Салимгереем изгнать Закира с Ибраи- мом из комитета и взять весь алаш в свои руки? Потом сговориться с атаманом, а потом...

Перед чайной на привязи стояли оседланные кони. Через окно Габдулла увидел: на полу, вокруг разост­ланной скатерти, сидела за чаем группа киргизов. Он завернул в чайную.

— Здравствуйте!

Киргизы беспокойно оглянулись и прервали разговор. Среди них Габдулла узнал Калдыбая — пишпекского торговца.

— Откуда едете, Калдеке?

— Из аила, — ответил тот по-киргизски. — В горах опять появилось много беглецов. Что за время настало! Неужели мы такие беспомощные? Где алаш?

— Что это за беглецы?

— Говорят, тот же Бокин. Опять в горах собирает ополчение... Из-под Пишпека киргизские джигиты бегут к нему.

— Не придавайте этому значения, Калдеке! Руки у них коротки. Достаточно одной пушки атамана. — Габ- дулла отвечал успокаивающе, рассеивая их страх. Но внутренне сам похолодел. Бегство трех юношей из вой­ска— пятно на лице алаша. Вот куда они скрылись!.. Ибраим когда-то говорил: «Не найдешь казаха, кото­рый будет сторониться алаша. Бокин? Он не казах, он крещенный». Почему же сегодня казахи перелетают в горное гнездо Бокина?

Погруженный в свои мысли, Габдулла вышел из чайной. Надвигалась темнота — надо торопиться: как бы не схватил патруль. Возле зеленого базара он увидел Загорулю. Тот тоже узнал Габдуллу.

— Никак, Какенов!—Они пожали друг другу руки.

— Сколько лет, сколько зим, говорят в народе. — Загорулю Какенов знает с тех пор, когда тот служил помощником прокурора, они встречались не раз в раз­боре судебных дел. Выражение лица Загорули никогда не меняется, уставится глазами — и все. Трудно дога­даться, о чем он думает.

— В какую сторону направились? — спросил Зато- руля.

Какепова осенила одна мысль: «Что если направить Загорулю против Ибраима?» Он пригласил офицера вы­пить, но повел не к себе, а во второй дом Закира, хорошо зная, что хозяина там нет — он опять уехал в аулы по торговым делам.

Дверь открыла вторая жена Закира, Насима-ханум, Габдулла одобрял образ жизни Насимы. Хоть она и зовется женой Закира, но тот заходит к ней только по делам торговли. Насима—сестра известного в городе торговца Бурнашева. После смерти отца имущество его разделили между детьми, а во владение Насимы пере­шел магазин. Своим хозяйством Насима управляла сама и жила по-своему. Закир лишь при стычках с такими крупными торговцами, как Габдуалиев и Пугасов, прибе­гал к помощи Насимы, состояние которой помогало ему в конкурентной борьбе с миллионерами. Насима — пол­ная молодая женщина, в расцвете сил, строго следящая за собой. Сегодня с утра она ждала Габдуллу, предвку­шая радость встречи, сияла, чувствовала прилив счастья.

Но скоро этот прилип спал. Опоздание Габдуллы оби­дело женщину. Поэтому она встретила его не особенно радостно, а на Загорулю даже не взглянула, лишь веж­ливо пригласила к столу. Гости изрядно выпили «аллш- ского» вина, изготовленного в Венгрии, Загоруля скоро опьянел, начал болтать, но только не то, чего хотелось Габдулле.

— Ну, как дела? Как думаете жить дальше? — до­пытывался Какенов.

— Что значит «как жить»? Мы не алаш-орда, кото­рая не знает, на что способна, — произнес Загоруля, опрокинув в рот еще бокал «алаша».

— Посмотрим, однако, будет ли ваш атаман хва­тать звезды с неба, — осторожно заметил Габдулла.

— Еще увидите... Когда британский лев придет в Семиречье и гаркнет здесь, держитесь крепко... Смотри­те не напустите... — Загоруля повернулся к Насиме: — Вы простите, если сказал лишнее — это в порядке шутки,

— Прекрати, Загоруля!.. Не болтай, что попало! — прикрикнул Габдулла. Насима встала и ушла в дру­гую комнату.

— Что, не нравится? — продолжал Загоруля.— Правда глаза колет?.. Не я делал доносы полицмейсте­ру Поротикову о том, что здесь насмехаются над парем, обзывают его «Кара»—«черный», «Узак»—«длинный».,.

Габдулла не удержался и с размаху ударил его по лицу — на тебе донос! Загоруля качнулся назад и рух­нул вместе со стулом.

Габдулла схватил его за ворот, выволок из комнаты и пихнул с лестницы. Едва он успел закрыть дверь, как раздался выстрел. Пуля, отбросив щепки, просвистела возле уха Габдуллы. Вбежала перепуганная Насима.

— Зачем ты привел этого нечестивца? Чтоб ему лопнуть!..

Если Загоруля будет еще стрелять, то Габдулла от­ветит тем же — он вынул револьвер и стал возле двери, подал знак Насиме — «выйди!»

За дверью было тихо.