Страница - 20

32

Зачем Загоруле поднимать шум, следует ли показы­вать себя перед атаманом пьяницей и дебоширом. Се­годня он хватил лишнее. Кружилась голова, пришлось прислониться к забору. И хотя он, был сильно пьян, но все помнит, сознания не терял. Что же он сказал та­кого Габдулле? Чего он так разозлился? Это ведь нс ложь. Сам он писал... Ладно, придет время — рассчи­таемся.

На свежем воздухе голова прояснялась. Загоруля пошел домой. А утром как ни в чем не бывало принял­ся за служебные дела.

По возвращении Загорули из Кульджи атаман взял его к себе на службу, поручил особо секретные дела. Но в штабе об этом не знают. У Загорули нет военной формы, поэтому офицеры с ним не считаются. Сегодня заявился Яшайло, он опять чего-то не договаривал.

— Если сказать всем: можно грабить город!—за час ничего не осталось бы. В первую очередь расправи­лись бы с этим штабом. Спросишь—почему? Обозле­ны до предела. Конечно, без ветра трава не колышется. Есть люди, вносящие смуту и разлад, - заключил Яшайло.

— Кто?—Загоруля взял ручку.

Яшайло сделал небольшую паузу — губы искриви­лись в улыбке. Это означает, что Загоруля поспешил с вопросом.

— Одного из них видел своими глазами. Среднего роста, с красивыми усами. Бывает в крепости. Удивля­юсь, как он проходит через ворота. Вчера попался мне навстречу, я, кажется, узнал его.

— Кто же он?

— Тот, который вернулся из Сибири.

— Березовский?

— Я подумал, что он.

Глаза Загорули засверкали. Вскочил и обратно сел.

— Еще кто?

— Рабочий с почты-телеграфа, кудрявый такой... Вчера ушел в Каскелен.

— Откуда узнал?

Яшайло засмеялся. Загоруля опять допустил оплош­ность. Смех Яшайло звучит как издевка над неопытным сыщиком.

— Почему же бежал этот кудрявый? Подозревает что-нибудь?

— Иначе разве бегут?

Опять в душе досада: Загоруля неумелой слежкой сам спугнул Емелева.

Яшайло стал зевать — это значило, что говорить ему больше не о чем. Загоруля попрощался с ним и запи­сал сообщения. Надо донести атаману. Но прежде нуж­но побриться, привести себя в порядок, чтобы не было следов вчерашнего пьянства.

Загоруля вошел в кабинет Малышева без стука — такая была договоренность с атаманом. Крепко прикрыв за собой дверь, повернулся к атаману и увидел, что у него посетитель. Возле стола сидел Яшайло. Вот тип!

Малышев сурово произнес:

— Кстати пришел. Садись!.. Разговаривал с Яшайло? — Так точно!

— Есть у него одна новость. Яшайло сообщил мне...

Теперь понятно: хитрый дунганин хочет выслужить­ся перед атаманом, он не все сказал Загоруле.

Атаман продолжал:

— Мой кучер Махмут оказался нечестным челове­ком. К нему тайно приезжают люди с гор. Как ты ду­маешь, можно этому верить?

— Трудно сказать наверняка. Может, приезжали из аулов...

Загоруле не хотелось поддерживать Яшайло. Если бы он не утаил этого, а рассказал бы Загоруле сам — тогда другое дело.

Яшайло бросил на него злобный взгляд. Атаман оказал сухо:

— Это возможно. Яшайло, ты продолжай свое дело...

После ухода Яшайло Малышев захватил в кулак свою бороду и задумался.

— Нечестность Махмута ясна. Но... не спутав по ногам, нельзя снимать с него узду. — Атаман часто при­бегает к казахским поговоркам. — Нужно испытать его на деле. Если оправдает надежду — друг. Обманет-— наказание известно...

— А если убежит?

— Когда-нибудь попадется... Но надо установить за ним слежку, чтобы он не смог сбежать. Ты найди мне Березовского! Из-под земли достань!

— Будет сделано. Емелев сбежал в Қаскелен...

Атаман ударил рукой по столу,

— Неспроста он ушел туда. В Каскелеие у меня больше врагов, чем друзей. Рядом с Каскеленом — Чемолган, там много родственников Бокина. Это опас­ная прогулка... Ты думаешь, я всех там гладил по голо­ве и никому не дал щелчка по лбу?

— Что же тогда прикажете делать?

— Выследить его, взять. Он тебя узнает?

— Возможно.

— Тогда трудно... Хотя ночью, в темной станице, кто может узнать? Если нужно место, чтоб скрыться, иди в церковь. Достаточно назвать мое имя духовному отцу. А где твое оружие, которое обещали послать?

— Подождем эту неделю. Если не прибудет, пошлем в Кульджу нарочного. Люба не сидит сложа руки. Толь­ко как бы не раздумал британский лев.

— Неважные дела... Есть опасение, что красные из Ташкента пойдут в наступление. Последние сообщения заставляют думать об этом... Ну, иди! Желаю успеха!— Малышев встал и протянул руку.

Из штаба Загоруля вышел вялый, угрюмый. Но ни­чего не поделаешь — надо отправляться в путь.

33

Петр Алексеевич хотя и отдохнул в горах, но преж­няя жизнерадостность к нему не вернулась. Чувствовал, что привязалась болезнь. Кашель не дает закрыть рта. Если бы Токаш не выручил, Юрьев не перенес бы тю­ремных мук; с каждым днем таяли силы и он дошел до такого состояния, что не мог даже встать на ноги. Спасибо Токашу — вырвал прямо из могилы.

Петр Алексеевич помогал Токашу в горах советом, каждый день беседовал с повстанцами.

Строптивый Токаш, кроме Юрьева, никого не слу­шался. Даже с Березовским не раз вступал в спор. Не­осторожный, рисковый человек. Зная характер Токаша, Юрьев незаметно предостерегал его, удерживал от опро­метчивых поступков.

По свету, падавшему в пешеру, Юрьев определил время. Опираясь на палку, вышел наружу. Около пе­щеры множество шалашей и землянок. Поднимающийся от костров дым не может выбраться из ущелья, снова спускается на землю. Люди готовят обед, иные соби­рают на склонах гор хворост для костра.

Токаша не видно. Где же он? В последнее время ко­личество бежавших из аулов и примкнувших к Токашу джигитов резко увеличилось. Пришли они с пустыми ру­ками. Оружия нет. Что если атаман пошлет сюда сотню казаков? Она уничтожит всех. Может быть, Малышев пока не считает повстанцев боевой силой? Или готовит какой-то новый ход?

Вот эти мысли и беспокоят Юрьева. Пока не застали тут врасплох, надо действовать. Для этого нужно ору­жие. А где его возьмет Токаш?

Два всадника поднялись снизу к пещере. Юрьев узнал Токаша и Саху. Внизу, у подножья гор, Токашем выставлены дозоры. Никто не минует их. Там же соби­раются все сведения о положении в городе. Токаш, ви­димо, ездил к дозорным.

— Петр Алексеевич! Письмо! — крикнул Токаш.— Посланный вчера джигит вернулся из города от Алек­сандра Петровича...

В пещере Юрьев долго читал письмо, написанное ка­рандашом на тонкой бумаге. Буквы мелкие, похожи на мышиные следы. Потом прочел его вслух.

...«Положение города тяжелое. Хлеба нет. Ежедневно обыски, аресты. Ищут нас.

По сообщениям из Ташкента — на скорую помощь надеяться нельзя. Пусть народ решит сам, — таков смысл сообщения, — если считают атамана терпимым, пусть пока терпят, если нет, действуйте своими силами, откройте народу глаза...

На заседании комитета назначим день. Тот день ре­шит нашу судьбу: или умрем, или победим. О дне вы­ступления сообщу дополнительно.

Журавлев находится среди солдат в крепости. Там организован подпольный солдатский комитет.

За Лукой следили, вот-вот должны были арестовать, во он успел скрыться. Он отправился в сторону Каске- лена. Его характетр ты знаешь: бесстрашен, любит хо­дить по лезвию ножа. Такой же упрямый, как твой То­каш. (Токаш и Саха засмеялись).

...Он намерен найти среди казаков настроенных про­тив атамана и использовать их. Работа среди казачества очень рискованная. Посодействуйте, чтобы он не по­пал в лапы врага.

Теперь вам такое задание: из Кульджи атаману от­правлено оружие. Кажется, послали его царский консул и английский консул в Кашгарии. В эти два-три дня обоз должен пересечь границу. Во что бы то ни стало перережьте путь. Оружие не должно попасть врагу!

Р. S. Когда заканчивал это письмо, получил очень неприятную весть: арестован Овчаров.

25 февраля 1918 года».

Не говоря ни слова, Петр Алексеевич поочерсди по­смотрел на Токаша и Саху. Токаш встал, прошелся и опять сел.

— Оружие мы перехватим. Я поеду сам.

— Кто дело очень важное. — Петр Алексеевич не высказал возражений. — Смотри, как вовремя написал Александр!

Токаш вышел из пещеры и оглядел лагерь. Среди готовящих обед он искал Айгуль. Ее поблизости не бы­ло. Токаш стал медленно подниматься вверх. Вокруг — горы, похожие на верблюжьи горбы. Внизу — пропасти, по краям заснеженные деревья.

Куда ушла Айгуль? Апырау, как бы не в Чемолган! Вчера вечером вспоминала отца, говорила: «Сходить, что ли...».Токаш не придал значения ее словам, пошу­тил: «Если хочешь, иди, — ты легка на ногу». Может быть, и ушла. Но почему не посоветовалась, не преду­предила. И с кем могла уйти? Токаш сожалел и обви­нял сам себя! Беспечность! Ведь Айгуль может попасть в руки врага!

Правда, Айгуль умная девушка, но она пока не из­бавилась от детских привычек.

* * *

После ухода Айгуль в горы, Сугурбай намеревался арестовать Аянбека, но Аянбек не испугался—ему сло­во, а он в ответ — два. Сугурбай, видимо, думал, что ка­захи будут теперь боязливыми, не решатся, как говорят,

взять траву изо рта барана. Ничего подобного! Люди озлоблены, — сразу кидаются царапать лино. В защиту Аянбека поднялись возвратившиеся из Китая джигиты, да и Сят нахмурил брови...

Стосковавшийся по дочери Аянбек несказанно обра­довался ее приезду. На охоте во время последней поро­ши он застрелил четыре лисицы и из их шкурок намере­вался сшить для Айгуль нарядную шубку.

— К свадебному тою будет готова, — сказал добро­душный Аянбек, не замечая смущения дочери.

— Вы не отделаетесь только одной шубкой, — заме­тил Курышпай, поблескивая глазами. — Зять-то не осо­бенно тепло одет.

Жакупбек, не осведомленный об отношениях между Айгуль и Токашем, часто поглядывавший в горах на девушку, спросил удрученно:

— А зять уже есть?

Курышпай начал изводить его шутками. Вспыльчивый Жакупбек чуть не кинулся в драку. Айгуль вовремя ус­пела изменить тему разговора.

— Правда, что Сугурбай стал начальником в го­роде? —

— Они собрались вокруг этого алаша-малаша, что ли, как стервятники над падалью, — плюнул Аянбек.

— Кто же теперь волостным управителем? Ведь Аха- ну пришлось отказаться от должности комиссара.

— Снова хотели избрать Сята, но он сам не захотел. Народ рад, что Сугурбай уехал в город. Житья не давал, подлец. Только и знал — посылать своих приспешников собирать налоги. Хорошо, что он забрал их всех с собой.... Ну, а сами вы чем занимаетесь в горах? Ни слуха, ни духа... Айгуль-жан, тебе надо совсем вернуться домой. Теперь нет Сугурбая.

К Аянбеку снова вернулось добродушие. Он, кажет­ся, доволен сегодняшней жизнью. Этот человек и рань­ше был не особенно прихотливым. Что нужно казаху- охотнику с широкой вольной душой? Был бы добрый конь, а в руках ружье—и он может не возвращаться в аул целое лето, может спать под открытым небом и го­товить себе пищу на костре. Пусть разваливается до­машнее хозяйство — заниматься им неохота и некогда. После смерти жены Аянбека все заботы по хозяйству перешли к Айгуль.

Айгуль ничего не ответила отцу — может быть, еще не решила, надо ли возвращаться, а может, потому, что разговору их помешали. В дом Аянбека повалили гости. Разговор пошел о том, будет ли атаман Малышев, за­бравший власть, мстить за шестнадцатый год. Говорят, что в Кастеке и Узун-Агаче казахам не дают проехать по улицам, избивают и отбирают коней. Мельник Тыртыш- ный кричал: «В шестнадцатом году казахи поломали мою мельницу, я припомню теперь!» Приехал в аул на Айнабулаке и затеял драку. Где же Ибраим Джайна- ков, где его алаш? Почему не заступаются?

— Мы надеялись только на Токаша, но и он сбежал в горы и прячется там. Передайте ему нашу просьбу: пусть приедет, укажет нам путь! — сказал хромой Ахан.