Страница - 28

12

Белоказаки решили напасть на город с двух сторон, захватить ею внезапным налетом. Против них выступил первый социалистический полк под командованием Еме- лева и отбил атаку. Получившие отпор и не решившие­ся идти напролом, белоказаки окружили город, прервали связь с близлежащими населенными пунктами. Враги рассчитывали на то. что город без продуктов не сможет держаться, в нем начнутся беспорядки, и он сам сдастся. Белоказаки, видимо, пронюхали, что продовольствия в казармах хватит всего на двое суток. Действительно, на третий день бойцов кормили всего один раз. Опасность, нарастала с каждым часом.

В Ревкоме долго обсуждали создавшееся положение Под конец решили отозвать с фронта Бокина и поручить ему заготовку продовольствия. Скоро Токаш был уже в Ревкоме. Юрьев сказал ему:

— Для этого дела никого более подходящего, кроме тебя, нет. Ты хорошо знаешь и город и ближние се­ления. Возьми отряд и езжай в сторону Или, найди и до ставь продовольствие! Всю полноту власти бери в свои руки! Если до вечера не сможешь что- либо найти, дела наши будут плохи.

Токаш на минуту заскочил к себе домой. Там его ждало письмо. Он торопливо вскрыл конверт.

«Токашбай сын Боки!

Ты продался. Весь мусульманский народ проклинает тебя. Опомнись! Не забывай о боге и о потусторонней жизни! Если будешь заодно с неверными, долго не про­живешь!...»

Подписи не было.

Токаш позвал хозяина квартиры старого Эрмиша.

— Кто принес это письмо?

— Недавно заходил какой-то мальчик и оставил его для тебя. Что-нибудь неприятное?

Токаш показал письмо. Старик покачал голозой.

— Да. над такой вещью следует подумать. Это угро­за! Ты всегда ходишь один, не будь беспечным, сынок!

Токаш слегка улыбнулся.

— Почему? Я не один. Со мной всегда Курышпай. А сейчас даже целый отряд.— Токаш раздвинул шторы на окне и указал на конных солдат, стоящих на улице.

— Они не всегда около тебя. Такому человеку, как ты, нужна охрана на каждой улице, в каждом доме.

Эрмиш был прав. В самом деле, сейчас возле Токаша из верных товарищей остался один Курышпай. Все дру­гие вошли в состав социалистического полка. Ораз, Аб­дулла, Саха— все на передовой линии. Но делать нече­го— такая уж обстановка...

На небе — темно-серые облака. Порой они раздвига­ются, и тогда на землю падают сияющие лучи солнца. На окраине города, со стороны Тастака, раздаются зы- стрелы... По улицам идут отряды солдат, одни на отдых в казармы, другие — на передовые позиции. Поступь их тверда, лица суровы Слышны краткие слова команды...

Сжатые сроки заставили Токаша начать заготовку продовольствия в городе. Поехали к Бурняшеву. Двух­этажный кирпичный дом с садом богатого торговца, чьи деньги не вмещаются в карманы, а скот пасется далеко отсюда, в степи, занимал целый квартал. В эти дни Бур­няшев закрыл свои магазины и торгует из-под полы. С Карденом они соседи. Должно быть Бурняшев и Карден тайно ведут торговлю с Кульджой.

Курышпай соскочил с коня и открыл ворота. Осталь

ные, сидя на конях, въехали во двор. Видимо, Бурнашев увидел их в окно, он торопливо вышел на крыльцо.

— От имени революционного комитета приказываю: сейчас же приготовьте десять мешков муки и двадцать голов убойного скота!— объявил Токаш, не слезая с коня.

Бурнашев не нашелся что ответить, он молча пятился назад. Сидевший на сером коне Токаш показался ему страшнее самой смерти.

— Не только десять, даже и мешка муки нет в этом доме, — наконец произнес пришедший в себя Бурнашев.

— Если не найдешь ты, найдем мы сами! — сказал Курышпай.

— Чего стоять? Время не ждет. Приступайте к обыс­ку! — приказал Токаш отряду.

Джигиты принялись за дело. Курышпай обнару­жил тайный склад, вырытый под коридором. Железным ломом он приподнял крышку тайника, спустился вниз, зажег спичку.

— Что там? —Токаш нагнулся к яме.

— Мука, масло, мясо... Все есть!—ответил Курыш­пай радостным голосом.

Токаш повернулся к Бурнашеву. Тот стоял затаив дыхание, распираемый негодованием.

— Это продукты для моих детей. Забирать не име­ешь права! — заголосил он, загораживая собой тайник. Курышпай толкнул его плечом.

— Отойди!

Солдаты, нагрузив две подводы, тронулись со двора. Дети и жены Бурнашева с ревом вышли вслед за ними на улицу. К этому времени подоспел старший сын Бур­нашева— Салимгерей. Вместе с ним был черно-рябой Яшайло. Салимгерей ухватился за узду коня Бокина.

— Что за бесчинство! — задыхаясь, крикнул он по русски.

— Берем лишнее для тех, кто голодает. Разве не знаешь, что в городе нет куска хлеба? — ответил Токаш, подхлестнув коня.

— Это грабеж!—кричал Бурнашев-отец.

— Останови, Бокин, эти подводы! Иначе совершится кровопролитие!—требовал Салимгерей, кидаясь к пе­редней подводе.

— Уйди прочь!.. Не цепляйся!—оттолкнул его Ку­рышпай.

— Рукам волю не давай! — прохрипел черно-рябой. Он и Курышпай схватились. Черно-рябой оказался про­ворным, он дернул Курышпая за ворот и разорвал пид­жак.

Разозленный Курышпай ударил Яшайло кулаком в висок. Токаш пришпорил коня и мигом оказался около них.

— Прекратите!.. Ты кто такой? — Токаш напирал ко­нем на Яшайло.— Знай свою дорогу!

— Ну, ладно... Встретимся в другом месте! — произ­нес с угрозой Бурнашев-сын, оттягивая назад Яшайло.

Эти две подводы пришлось сопровождать всем отря­дом. Сдав продовольствие, Токаш продолжил свое дело уже на других улицах города. До вечера он побывал почти во всех богатых домах, добывал муку, мясо, мас­ло. Кто отдавал сам, а у кого пришлось отбирать. Были и такие, что не дожидаясь, пока к ним придут с прось­бой, привозили продукты сами. Только выехали из двора Адила, брата Кардена, как из противоположного низ­кого домика вышла молодая женщина в платке и подош­ла к Токашу.

— Я слышала, что вы собираете продовольствие для войск. У меня есть жирный баран, берегли к праздни­ку... Возьмите его. Не жаль ничего, лишь бы не голода­ли воины, лишь бы вы победили врага. Мой муж тоже на фронте...

Токаш пожал ей руку и написал расписку в том, что после окончания войны Советская власть вернет ей стои­мость барана деньгами.

Наступал вечер. С самого утра ничего в рот не брав­ший Токаш почувствовал голод—во рту ощущался вкус железа. Голодными были и его товарищи. Но никто не сказал об этом. «Лишь бы не голодали на фронте»— вспоминались слова молодой женщины.

Тревожный город притаился, словно предчувствуя беду. Фронт на окраинах тоже молчит. Возможно, это затишье перед бурей? Прошлой ночью казаки усилили натиск. Они знают, что советские бойцы голодны. Среди снующих по городу обывателей, конечно, есть и их тай­ные разведчики...

«Хорошо, если успеют сварить ужин и раздадут его бойцам», — думал голодный Токаш. Он сумел достать продовольствия не на один день для восьми тысяч че­ловек.

Обратно ехали, пустив коней шагом. Погруженный в мысли, Токаш не заметил, как поравнялись с домом Кардена, не увидел Бикен возле крыльца. Зато увидел ее Курышпай и толкнул Токаша в плечо.

— Добрый вечер. Бикеш!— Токаш натянул поводья.

— Сходите с коня, батыр. Будьте гостем! — пригла­сила Бикен.

Свет только что вышедшей из-за туч луны падал на печальное лино Бикен, белое, как лист бумаги.

— Я не один, нас много, — ответил Токаш. Чувство голода обострилось.

— В тесноте да не в обиде, было бы уважение, а место и угощения найдется для всех.

«Люди целый день не ели, измотались»,— подумал Токаш и распорядился:

— Слезай, остановимся.

Открылись ворота. Сарай, где некогда останавливал­ся караван, был пуст. Можно поставить коней, подкор­мить их.

Токаш бросил повод Курышпаю, вошел в дом. Карде­на не было — вероятно, спрятался у кого-нибудь из знакомых, опасаясь Токаша. В городе у Кардена скота нет, он в аулах. Токашу это известно. Иначе он начал бы с Кардена...

Лицо Бикен разрумянилось, печаль исчезла. Но на глазах были слезы, Токаш подошел к ней, взял в свои руки ее мягкие нежные пальцы—они дрожали.

— Бикен, почему у тебя слезы на глазах? Не по­нимаю...

Токаш удивлялся своему голосу — он был теплым и нежным.

— Сердце мое разрывает тоска, измучилась я... До моего слуха дошли разговоры, будто вы, перед которым я преклонялась, как перед святым, которого считала чище фарфора, белее снега, стали кровожадным. Вот что меня печалит...

— Что я могу сказать, Бикен? Между нами лежит пропасть, глубину которой невозможно разглядеть... В нашей жизни мы не сможем перейти эту пропасть. Что говорят обо мне — это сплетни. И все же я не могу ска­зать: «Не верь?»

Бикен снова побледнела, спросила холодно, с обидой: — Правда, что вы застрелили моего жезде Закира? — Нет.

— Почему вы так ненавидите нас?

— А за что ненавидели меня Закир и Ибраим?

Девушка отвернулась, пошла на кухню.

Солдаты внесли в комнату большой самовар, в ко­тором раньше кипятили чай для всех караванщиков. Бойцы плотно окружили стол, Бикен едва успевала раз­ливать чай. Проголодавшиеся люди с удовольствием, уплетали буханки хлеба, очистили большое блюдо жар­кого и несколько тарелок масла, насытившись, приня­лись шутить, вспоминали смешные случаи этого дня. Токаш сидел задумчивый.

Вдруг в комнату вошел Какенов. Борода и усы на­чисто сбриты, надушен, одет, как жених—не подумаешь, что недавно сидел в тюрьме. Токаш в недоумении: кто же его выпустил?

Должно быть, и Какенов не ожидал здесь встретить Бокина, он вздрогнул и поспешно сделал шаг назад, будто его толкнули в грудь. Бикен встала с места и, вежливо улыбаясь, пригласила за стол. Какенов побла­годарил девушку и, не поздоровавшись ни с кем и не попрощавшись, ушел.

Токаш забеспокоился, он с нетерпением ожидал окончания чаепития. Затем, отпустив солдат в казарму, он вместе с Курышпаем поехал на квартиру Юрьева.

— Почаше заезжайте! — крикнула вслед Бикен.

Токаш молча взмахнул нагайкой.

13

Петр Алексеевич жил все в том же деревянном до­мике, что стоит в саду Рафикова. Живет один. Жена и сын под Москвой, он их не видел больше трех лет. Сам не может поехать туда и привезти не решается, да и не­возможно— кругом бои. Год, как нет писем. А сам нездоров—рана еше не зажила. Заботу о нем взяла на себя жена сторожа, старая добрая женщина, — готовит еду, штопает и утюжит одежду.

Сегодня он вернулся из Ревкома поздно. Соседка приготовила горячий ужин. Петр Алексеевич перевязал рану и сел за стол. В это время пришел Токаш с Ку рышпаем. Токаш словно знал, что Юрьев многое хотел сказать ему. Но разговор начал Бокин. Сообщив, сколь ко за день добыто скота и хлеба, он заговорил о Какенове.

— Устроился на должность переводчика в трибу­нале. Кто его принял туда? Кто опять выпустил из тюрьмы?

Возмущения Токаша справедливы. Но в Ревкоме Какенова никто не поддерживает. Разве только Фаль­ковский. Петр Алексеевич рассказал Токашу: сегодня, под вечер, председатель следственной комиссии прихо­дил в Ревком и просил разрешения на арест Бокина. Из аулов и из города поступили жалобы на Бокина: избивает людей, бесчинствует. Вот и сегодня избил рабочего Яшайло. Головорез, анархист! Если дать ему волю, он обозлит весь народ и восстановит против вла­сти!— так говорил Фальковский.

Большинство членов Ревкома не поверило словам Фальковского. Потом Емелев, Виноградов и Юрьез обменялись своими соображениями. Кажется, кто-то подстраивает такие веши...

— Яшайло ударил я! — произнес до сих пор молча слушавший Қурышпай:

— За что?

— Он сам полез драться, защищая то, что мы взяли у Бурнашева, и разорвал мне пиджак. Вот, смотрите!— и показал наскоро пришитый воротник пиджака.

— Не применять силу, значит оставить бойцов го­лодными. Мы не будем жалеть баев, не допустим, чтобы свергнули Советскую власть!—голос Токаша задрожал в гневе.— Не знаю, где мы только находим этих Фаль- ковских-мальковских!

— За то, что застрелил Закира, Фальковский был выдвинут председателем следственной комиссии. Гово­рили: «Там нужен твердый, мужественный человек...» — негодовал Токаш.— Пока разберемся в людях, нам при­дется не раз еше сожалеть!

— Разберемся,— успокоил Юрьев.— Вот только бы отбить белоказаков. Сегодня на фронте затишье. Если они не начнут нового наступления, начнем мы... Теперь бойцы подкрепят свои силы. Продовольствие есть, но это надо больше. Ты подумал о завтрашнем дне, Токаш?

— Нет. Я думаю пойти па передовую линию, взять в руки оружие...

Юрьев не одобрил такого намерения—оно ошибоч­но. Не стоит обижаться на жалобы баев, надо продол­жать самое трудное в такой ответственный момент де­ло— добывать продовольствие. Председатель следствен­ной комиссии — тупица. Он не может отличить белое от черного. Никто не позволит ему арестовать Токаша.

— Без тебя найдутся люди, умеющие держать в ру­ках оружие. Подумай о завтрашнем дне, может быть, выедешь в ближние аулы...— закончил свою мысль Юрьев и, видя, что Токаш согласен, спросил:

— Сможешь провести отряд, минуя позиции бело­казаков?

Токаш усмехнулся:

— Если не провести отряд, то как же провести обрат­но обоз с продовольствием? Ложитесь-ка отдыхать, Петр Алексеевич.