Страница - 3

5

Всю ночь напролет Бикон не смыкала глаз. Мечты ее устремлялись все дальше и дальше, будто волны бурли­вой горной реки, вырвавшейся из каменных теснин на степной простор.

Вечером она отвезла мать Токаша к Халиме и, воз­вратившись домой, увидела отца беседующим с Габдул- лой. Как только Бикен открыла дверь, Габдулла поспе­шил навстречу девушке. Это был высокого роста, с тонким красивым носом и шрамом на шее смуглый джи­гит, на первый взгляд вполне достойный уважения. В те­чение двух лет он сватает Бикен и до сего времени наде­ется на ее согласие, хотя ни сама она, ни отец опреде­ленного ответа ему не давали. Мать как-то между прочим намекала Бикен, что отцу Габдулла нравится: ведь он работает в Пишпеке переводчиком.

Пока Бикен не прошла в свою комнату, Габдулла старался показать свою вежливость, стоял вытянувшись. Бикен это не очень понравилось. Обычно так встречают в ауле пожилых и старых женщин — хозяек богатых до­мов. Она удивилась: такой взрослый мужчина оказывает столько уважения юной девушке! Видать, не очень-то храбр. Бикен считает, что на слабовольных мужчин, пол­ностью подчиняющихся женщине, надо смотреть с отвра­щением. Бикен уважает в мужчине самостоятельность, силу, ум... Вот Токаш...

Однажды Бикен ходила на танцы на Куликовский пруд. Молодежь веселилась: танцевали, пели, затевали разные игры. Вместе с Бикен была двоюродная сестра Ляйли. Среди танцующих ловкостью, изяществом дви­жений выделялся красивый джигит, черноусый, с откры­тым чистым лицом. Ляйли восторгалась им. Она шепо­том сказала Бикен:

— Какой красавец! А танцует как! Оказывается, сре­ди наших джигитов есть замечательные танцоры.

— Это Токаш, — ответила Бикен.

Ляйли больно ущипнула руку Бикен. Она давно меч­тала потанцевать с Токашем. Об этом мечтала не только Ляйли. Даже русские девушки восхищались его мастер- стом. Ляйли и не знала, что Бикен уже знакома с Тока­шем: Бикен не говорила об этом, потому что дело было не только в танцах... Как-то на одной из вечеринок То­каш оказался возле Бикен, да так, что она даже нс заме­тила. Токаш держался непринужденно, весело. Он при­гласил ее танцевать. Бикен умела немного вальсировать и вышла несмело, боясь показаться неловкой. Но оказа­лось, что с Токашем танцевать очень легко. За один ве­чер Бикен научилась, кажется, всем танцам. Впрочем, она и до сих пор не знает, умение ли это. В паре с То­кашем фигуры танца получались как-то сами собой, и ей хотелось кружиться и кружиться без конца. После, на других вечеринках, когда Токаша не было, у нее эта лег­кость и непринужденность исчезали.

И вот они вновь встретились возле Куликовского пру­да. Краснея, Бикон вышла из толпы, и Токаш ее сразу увидел. Они легко понеслись по светлому, гладкому, буд­то отполированному, льду. Было скользко. Бикен иногда смотрела себе под ноги. Токаш шепнул на ухо:

— Со мной не бойся! Голову держи выше. Танцевать надо с улыбкой.

Она чувствовала на себе крепкую руку Токаша и уже ничего не боялась.

Вечером Бикен обо всем этом рассказала матери. Та похвалила Токаша:

— Молодец, хороший джигит, если так заботится о девушке.

С того дня Бикен по-настоящему полюбила Токаша.

Это было в 1914 году. Вскоре Токаш уехал в Петро­град. Потом поднялась страшная буря — началась вой­на. Только появился Токаш,— началось восстание. И вот его посадили в тюрьму, как льва в клетку. Ничего не хо­тела знать Бикен — кто против кого,— она знала одно: любимый человек в тюрьме, его будут судить и неизвест­но, что ждет его впереди.                           

Всю ночь не спала Бикен. Она думала о Токаше и о себе. Любит ли ее Токаша?. Красавицей она себя не считает. Ей даже кажется, что Ляйли стройнее и изящнее. Но у Бикен есть другие привлекательные черты. У нее приятный, будто поющий голос. Она очень подвижна, голубые глаза всегда улыбаются загадочно и озорно. Иные почему-то думают, что она кокетничает. Неправ­да. просто так получается. Не потому ли у нее много поклонников, готовых исполнить любой каприз?

Самый горячий из них — Салимгерей, сын Бурнаша. Отец его — богач, на зеленом базаре имеет свой мага­зин. Большой деревянный дом Бурнашева, крытый же­лезом, окрашенный в красный цвет, стоит напротив дома отца Бикен. Иной раз Салимгерей откроет окно и глаза­ми ищет Бикен.

Салимгерей на год моложе Бикен, он еще цыпленок. Но ради Бикен готов на все. О своей любви Салимгерей еще ничего ей сам не говорил, но через людей передавал.

Другой поклонник Бикен, тот, что уже сватался н су­мел понравиться отцу,— Габдулла Какенов. По слухам, он женат. Но если Бикен даст свое согласие, то он наде­ется уладить это дело... Бикен считает, что Салим инте­реснее. К этим двум в последние дни прибавился еще третий поклонник, ее младший жезде Ибраим. Поминок по покойной жене Ибраим еще не устраивал, но о своем намерении откровенно говорил Бнкен.

Нет, Бнкен мечтает только о Токаше. Но Ибраиму нельзя сказать прямо, Бикен должна заигрывать с ним, чтобы кое-чего добиться.

И вот, измученная бессонницей, после утреннего чая она снова направилась к Ибраиму. Бикен рассказала ему о том, что старая мать Токаша долго стояла на холоде около ворот его дома, что из жалости к старухе она, Би­кен, ночью отвезла ее к себе домой. Девушка полушутя упрекала Ибраима:

— Токаш тебе на ногу наступил, что ли? Он же твоих пастбищ не травил. Неужели тебе не стыдно тягаться с человеком, который сидит в тюрьме? Подумай о старухе. Она—мать. Надо ей помочь! Она тебя за это благо­словит.

Ибраим сегодня был строг и не хотел шутить. Но Бн­кен просила очень настойчиво, и ему пришлось добыть разрешение на свидание с Токашем.

От Ибраима Бикен пошла к Акбалтыр.

Глинобитный забор, окружавший хибарку за сенным базаром, напоминал челюсть с выпавшими зубами. В од­ном месте из-за желтых выщербин торчали черные уши ишака. У ворот, под ветвистым карагачом, в белом жау- лыке сидела полная женщина, перед ней стоял чайник- рукомойник. Это была мать Токаша.

Вчера в темноте Бпкен нс смогла как следует разгля­деть ее лица и теперь внимательно смотрела на нее. Ста­рухой назвать, пожалуй, рано. Это — пожилая женщина, с румяным лицом, с прямым носом, с ясными ласковыми глазами, от которых веером расходятся глубокие мор­щины.

Акбалтыр обрадовалась появлению Бикен, проворно встала.

— Голубушка, какая ты умница! Сжалилась над сле­зами несчастной матери! Ты, наверное, моя звездочка, посланная самим аллахом!

Бикен, улыбаясь, поддержала ее под руку.

— Апай, идемте, сейчас я покажу вам Токаша!..

У Бикен были и свои мысли. Устраивая свидание ма­тери с сыном, она сама очень хотела повидать Токаша, взглядом передать свои чувства, хоть немного рассеять гнетущую тоску. После возвращения Токаша из Петро­града Бикен видела его только один раз.

Они пошли Ташкентской улицей и вскоре были возле тюрьмы. Перед высокими железными воротами стоял надзиратель с усами, как два кошачьих хвоста. Бикен показала ему бумагу, выданную от имени прокурора.

6

Сегодня Токаш проснулся раньше обычного с каким- то тревожным чувством. Он отбросил халат, снял рубаш­ку и сделал гимнастику.

После этого, как всегда, выпил с кусочком хлеба пиа­лу мутной воды — чая и предался своим мечтам о сво­боде.

Но сегодня думы о свободе не успокаивали его, не доставляли никакой радости. Перед глазами одна карти­на сменяет другую.

... Обрывистый берег речки Чемолган. На берегу мать чистит песком ведра. Свет от солнечной реки, от блестя­щих ведер, свет на лице матери. Она смотрит прямо в глаза Токаша. В день выступления ополченцев мать ска­зала:

— Светик мой, пусть хранит тебя аллах! Что я могу тебе больше пожелать? Не забудь свою Айгуль!— и по­целовала Токаша в лоб.

Мечту матери Токаш знает. Она хочет, чтобы Токаш обзавелся семьей и осчастливил ее внучатами. Не раз она сетовала: «Из чемолганских джигитов только один ты ходишь холостяком. Быть холостяком до двадцати шести лет—позор для джигита. Ты что, слепой или хромой, разве ты хуже других?»

Эх, бедная мать, не можешь ты понять заветной меч­ты Токаша. Нe только Айгуль, не один лишь Чемолган и даже не Семиречье в его мыслях. Думает он о большем...

И все же он часто вспоминает и об Айгуль.

Айгуль—единственная дочь Аянбека, близкого род­ственника Сята. По договоренности между матерью То­каша и Аянбеком, Айгуль давно считалась нареченной Токаша. Об этом ему было известно, хотя он и делал вид, что не знает.

За день до отъезда Токаша в Петроград Сят позвал его к себе в гости. Зарезал барана и устроил обильное ‘ угощение. Тут были старейшины аула. Задавал тон бе­седе Сят Старейшины держались важно и порядком на­доели Токашу. Улучив момент, он вырвался из юрты и пошел к печке.

Солнце клонилось к закату, от реки веяло прохладой. Прозрачная вода журчала в тени высоких скал. Низко над землей стелился дым и сползал в реку. С белоголо­вых вершин Ала-Тау потянул вечерний ветерок, и сразу похолодало.

Токаш подошел к скале. На берегу стояла девушка, тоненькая, почти подросток. С двумя наполненными вед­рами в руках она пошла навстречу Токашу. Щеки ее за­лились румянцем, видно, застеснялась. И все же не своди­ла глаз с Токаша.

— Хорошая примета, Токаш-ага. Значит, вас ждет удача!— сказала девушка тонким, звонким голосом, по­казывая на свои полные ведра.

Токаш удивленно и с восхищением смотрел на Айгуль, как будто впервые увидел ее: «Какая девушка! А лицо— прямо кровь е молоком!»

— Пусть будут вещими твои слова, Айгуль-жан!—ска­зал Токаш.— Собираюсь я в далекий путь. И очень хо­рошо, что встретил тебя здесь.

Айгуль хотела поставить ведра на землю и случайно опрокинула их. Вода из ведер вылилась. Девушка опеча­лилась. Токаш взял ее за руку и утешил:

— Пролилась вода — это суюнши! Не беспокойся!

Затем набрал воды и поставил ведра у ног девушки. — Айгуль, мои мысли о тебе чисты, как эта вода.

В черных глазах ее заискрилась радость. Эти глаза говорили о многом. Перед гем как попрощаться, Айгуль спросила:

— Ага, скоро ли вы вернетесь?

— Не будем загадывать. Если буду жив, ради тебя непременно вернусь!

Токаш обнял девушку, губами коснулся ее губ...

На следующий день он сказал матери:

— Мама, я виделся с Айгуль, она —мое счастье...

Мать, приложив руки к груди, подняла глаза:— Спа­сибо тебе, мудрый аллах.— Ее доброе, в морщинках, ли­цо светилось, как волны реки в солнечный день...

Заскрипела дверь, и радостные мысли Токаша обо­рвались.

Токаш идет впереди надзирателя по узкому коридо­ру. Выход во двор перегорожен железной решеткой. По ту сторону ее стоят две женщины. Одна из них... Мать!

За все время заключения Токаш только сегодня по-на­стоящему увидел солнце — оно сияло на лице матери.

* * *

Акбалтыр узнала сына, едва он показался в коридоре за решеткой. Как изменился, как похудел! Но глаза оста­лись те же, смотрят исподлобья — это его привычка с детства. Лицо обросло бородой, усы, длинные, черные, по­терялись в ней. Наверное, Бикен сразу и не узнала его.

Акбалтыр кинулась к сыну, стоявшему по ту сторону сетки. Она пыталась обнять его, но руки натолкнулись на железо. Тогда она просунула руку в ячейку сетки и стала гладить его по голове. Хотела поцеловать, но тоже не смогла —губы коснулись только железа.

— Сыночек мой! Ненаглядный... Радость моя! — при­читала Акбалтыр.

— Эх, мама!.. Бедная моя... — услышала она преры­вистый голос сына.

Снова Акбалтыр попыталась обнять его.

— Наконец-то я дождалась дня, наконец-то увидела тебя, светик мой! Спасибо, помогла эта девушка...

Токаш только после этих слов матери посмотрел на Бпкен. И удивленно поднял голову. О, конечно, он узнал под полукружьем бровей голубоватые глаза!

Акбалтыр смотрела то на сына, то на Бикен. Во взгляде сына мать прочла вопрос: «Как же она тут очу­тилась?» Похоже, что и девушка угадала этот вопрос. Больше того, она заметила даже усмешку.

Токаш поздоровался с Бикен кивком головы. Густые брови его надломились. Что-то ему не поправилось? Ак­балтыр это почувствовала сразу.

— Токаш-жан, если бы мне случайно или по велению судьбы не встретилась эта девушка, я с тобой так и не увиделась бы!

— Спасибо вам, Бикен!

Надзиратель, перебив беседу, предупредил их:

— В вашем распоряжении еше пять минут, скорее!

О чем говорил надзиратель, Акбалтыр не поняла и бе­спокойно посмотрела на сына.

— Мама, времени осталось мало!.. Из-за меня не го­рюй, не изводи себя! От судьбы не уйдешь... Скоро один из наших друзей выйдет на свободу. Советуйся с ним!

Акбалтыр, вся в слезах, жаловалась на свое одиночес­тво. В ауле почти никого не осталось, все ушли в Китай.

— И Айгуль тоже...—вздохнула Акбалтыр.

Токаш, побледнев, ухватился за железную решетку, сжал ее так крепко, что вены рук вздулись.

— Как это случилось?

— Ушла в Китай. Вместе с отцом...

Токаш опустил голову.

Бикен, желая побольше узнать об Айгуль, на обрат­ном пути начала расспрашивать Акбалтыр:

— Я слыхала про Айгуль. Расскажите, кто она, от­куда?

— Голубушка моя, она, как и ты, — одно из прекра­сных созданий на этом свете. Эх, проклятая жизнь! Не повезло бедной, не повезло... — сказала Акбалтыр и про­слезилась. Затем, несколько успокоившись, продолжила рассказ:

— Отца Айгуль зовут Аяпбеком. Он славный охотник, друг известного на всю Кастскскую волость старшин Жунуса. Летом охотится с ловчей птицей, зимой с гончей собакой. Лисиц добыл несметное число. Меткий стрелок— из охотничьего ружья попадал в ухо убегающей козуле.

Когда началось восстание, стрелки-ополченцы выбра­ли Аянбека старшим. Много сразил он врагов. Они боя­лись его выстрелов, даже имя его произносили со стра­хом. Говорят, тут в городе живет некий Закир, чала-ка- зах*, что ли... Вот городские начальники и приказали ему, чтобы он выследил Аянбека, поймал его и живым доста­вил начальству. Когда Аянбек узнал об опасности, ушел за китайскую границу. И дочь увез с собой...

Бикен изменилась в лице, побледнела и не могла вы­говорить ни одного слова. Бикен знала, что Закир в дни восстания разъезжал по аулам. Но она не думала, что жезде способен предать своего сородича. Можно ли ве­рить Акбалтыр? Может быть, старуха все это говорит с чужих слов? А мало ли о чем говорят среди народа...

— Апай, покайтесь, чтобы не навлечь на себя гнев бо­жий за злословие о Закир-аксакале!—дрогнувшим го­лосом попросила Бикен.

— Да, голубушка, верно ты говоришь: пожалуй, я на­влеку на себя божий гнев. Что поделаешь! В наш век ста­новится все больше подлых людей, потому что у них есть защита, — ответила старуха.

Бикен промолчала.