Страница - 32

18

Сят отдалился от общественной жизни и сидел дома. Читал религиозные описания «Сал-сал» и «Заркум», а когда надоедали книги, ухаживал за яблонями в своем небольшом саду, копался в земле.

Чего только Сят не видел в этой жизни? Приходилось бывать в Петрограде, и в Государственной Думе дове­лось слушать речь Бахитжана Каратаева... Защищал белого царя и сидел в тюрьме, потому что пошел про­тив царя. Бог сжалился над Сятом, и исполнилось его желание — он дожил до того времени, когда двуглавый орел свалился с трона. В недалеком прошлом, держась за Временное правительство, был у власти... Все это оказалось грязью, налипшей на руки. Помыл их — нета­ло легче. Вот уже поседели волосы и приближается смерть, а что можно сказать о своей жизни? Жизнь — мучение, богатство — не вечно.

Опершись на лопату, Сят глядел в вырытую яму. Яма? Ведь казахи говорят: если копаешь для кого-то яму, то делай ее просторнее, потому что можешь попасть в нее сам Карден готовит яму для Токаша, это ясно. Хоть Сят и сидит дома, во он знает все. Слухи из горо­да разными путями стекаются к Сяту.

Карден—хитрый казах. Он знает, что Сят может оказать влияние на Токаша, иначе зачем бы Кардену понадобился старый сидящий дома Сят? Вчера Карши явился сам и пригласил в гости: «Сят, мы с тобой сверстн ники и родные люди, дожили до тяжких времен. Приез жай, порадуй меня, будь моим гостем». Мысли Кардена легко соскакивают с языка. За что бы он ни принимался, все делает тщательно обдумав. Один раз он уже сводил Токаша. Теперь хочет замести свои следы...

Сят сел на скамеечку под яблоней, вытер со лба пот Нужно пустить волу в сад. Арык, проведенный от Че молгаиа через улицу, без волы — видимо, дочь где-то перекрыла его. Степенно шагая, Сят пришел к берегу речки Прозрачная вода с журчаньем течет и течет... Этот Чемолган такой же, каким был в ге далекие времена, ког да маленький Сят только начал помнить себя. Потом стал юношей и на берегу этой речки познал первую лю­бовь— тогда объединилось журчание воды с радостями ночи... Сят скоро женился, позже нажил состояние, стал волостным управителем, а эта речка оставалась такой же... Жизненные силы иссякают в старческом теле, а Че- молган все течет и течет. Ты — бессмертна, река! Что в сравнении с тобой человек? Несчастное создание! Он, цепляясь за жизнь, и стараясь, как можно лучше устро­ить ее, трудится в поте липа, не жалеет сил. Но вот до­живает свой век и теряет все, ему ничего не надо... Сят не особенно верит в потустороннюю жизнь. Как-то в са­мом начале восстания он разговорился с Жунусом. Уди­вительно упрямый и отчаянный казах этот Жунус! Его ни в чем не переубедишь, он ни с чем не соглашается. Жунус сказал Сяту: «Еше нет человека, который побы­вал бы на том свете и вернулся обратно. Кто знает, бу­дем мы в раю или истлеем?» Тогда же Сят в душе со­гласился с этими словами. Муллы могут говорить, что угодно. Хотя Сят в ночной темноте и обращается к богу, но стоит появиться сверкающим лучам солнца, как он забывает о молитвах...

К берегу речки подошли Малике с Айгуль. В руках у них ведра.

Черпая воду, Малике сообщила отцу:

— Карден пригласил к себе в гости и Айгуль вместе с ее отцом.

— Вон как!.. — Сяту теперь показалось, что он отга­дал намерение Кардена. Он хочет использовать Аянбе­ка и Сита вместо шита против ударов Токаша.

Сят не одобряет поступка городских хулиганов, из­бивших Токаша. Однако он не одобряет и действий То­каша, который отбирает скот у баев и раздает его бед­ным. Слишком грубо действует Токаш, хотя иные счи­тают это справедливым. Вчера заходил к Сяту один джигит, вернувшийся из Китая. Во время восстания шестнадцатого года он показал себя храбрецом. Этот джигит сказал Сяту:

«Токаш дал нам скот. Только он один не забыл сво­их соратников, вместе испытавших тяжесть минувших дней. Мы довольны, и сердечные раны, нанесенные оби­дой, уже зажили...» Этими словами он задел и самого Сята. Такие разговоры портит народ...

Аул Кардена расположен на противоположном бере­гу речки Чемолган. Восьмирешетчатая юрта — покои Кардена. Летом он живет здесь вместе со старшей же­ной. Скот нагуливается на летних пастбищах, а Карден, попивая свежий кумыс, ведет разговоры о мирской жизни аулов, высказывает свое веское слово. Когда скот ста­новился упитанным, он отправлял гурты и отары на Қаркарипскую ярмарку. Но последние два года Карлен уже не делал этого. Ярмарка закрылась. Торговлю ве­дет исподтишка. Сят давно уже слышал о том, что Карден тайно отправляет и скот и мануфактуру в Синь­цзян.

Сят не заметил в хозяйстве Кардена упадка. Все было, как прежде. Вокруг белой юрты, стоящей в самом центре аула, снуют слуги-работники. Одни спешат доить кобыл, другие подкладывают угольков в самовары, тре­тьи возятся у очага и обделывают уже зарезанного барана. Юрты этих людей невзрачные, закопченные; из верхних отверстий их дым не валит клубами, не подни­мается ввысь, а выползает нехотя, обдавая неприятной гарью,— кизяк, видимо, плохо горит.

В расстегнутом халате и с посохом в руке Карден стоит позади юрты, важно посматривает по сторонам. Сят и Аянбек приехали вместе, оба с дочерьми. Одно­временно сойдя с повозок, они приветствовали подошед-

шего Кардена. Карден повел их в юрту. Услышав о прибытии гостей, Бикен выбежала к сверстницам. На­метанный глаз Сита сразу заметил: Бикен была выше и полнее этих девушек; Айгуль рядом с ней казалась особенно худенькой. Весело зазвенели шолпы. Перего­вариваясь, девушки ушли в малую юрту.

Удобно усевшись на разостланные в четыре слоя шелковые одеяла, Аянбек заговорил о новостях, извест­ных ему. Сят не сводил глаз с волостного комиссара, сидевшего пониже его, и удивлялся. Он не узнавал Аян- бека-охотника, скитавшегося в горах. Теперь Аянбек был совсем другой: слова его складны, он хорошо разби­рается в делах. Такое уж, видимо, время настало, что люди меняются на глазах...

— Наши единокровные братья, возвратившиеся из Китая, требуют возврата земель своих дедов. Требуют возвращения и возмещения разграбленного скота и имущества...

Сят слушал Аянбека и краешком глаз наблюдал за Карденом — лицо Кардена побледнело.

— А где же были их прежние земли? — нарочно спросил Сят.

— На летних пастбищах Акчи, ныне они принадле­жат аксакалу Кардену,— без уверток ответил Ааянбек. Карден сидел молча.— А скот и имущество — у ак­сакала Закира. Некоторые говорят, что после его смер­ти все перешло в казну. Вчера из города вернулся один парень, он встречался с Токашем и от имени всех бед­няков высказал ему жалобу. Токаш на это ответил: «Ключи Закира у меня, сначала поеду в аулы и верну ваши земли и скот, а потом приеду в город и раздам остальное имущество».

— Окончательно ли выздоровел Токаш? — спросил Сят.

— Наверное. Сейчас он распределяет скот в Сар- таукуме и вскоре прибудет сюда.

Аянбек, кажется, не подозревал, что его слова вон­заются, как пули, в сердце Кардена, а может, делал это нарочно.

Молча послушав некоторое время, Карден сказал:  — Мы с Сятом сверстники, А Аянбек моложе нас, он младший брат, выросший под нашим крылом. Сего­дня же, по велению судьбы, Аянбек правит аулами. Все это хорошо — Карден начал издали.— Я хотел вам, родные, напомнить об опасности, нависшей над нами, поделиться своими мыслями!..

Но он не успел высказать ни одной своей мысли. Снаружи донесся отчаянный крик: «Ой-бай, пожар! Горим!» Все повыскакивали из юрты. За аулом полыхал пожар. Огонь по траве медленно полз к юртам. Зажжен­ный в нескольких местах, он вскоре слился в сплошное пожарище и еще шире расправлял свои страшные колы­хающиеся крылья.

Карден поднял невероятный крик и, взбудоражив весь аул, погнал на тушение пожара. Люди хватали в руки куски кошмы, шкуры и суматошно бежали к на­двигающемуся огню.

Наступали сумерки, валивший со стороны пожара дым окутал весь аул. А вдали вырывались языки пламе­ни, озаряя всю окрестность зловещим блеском...

Карден вернулся к Сяту и Аянбеку, стоявшим у юрты.

— Вот вам единство! Как после этого жить в сог­ласии?—зло произнес он, а воздух выдыхаемый им, был до того горяч, что Сят отступил от Кардена по­дальше.

— Вы хотите сказать, что это — поджог? — спросил Аянбек.

— Как же иначе? Грозы не было, молния не пада­ла... Если огонь не подброшен самим дьяволом, то это сделали вернувшиеся из Китая джигиты, о которых ты только что говорил сам. Кто же кроме них?

— Если это правда, то я завтра же берусь за дело. Хватит сидеть дома! Опять поджоги аулов, опять враж­да...— Сят и сам не заметил, что пришел в ярость. Он не стал ожидать угощений и вернулся в свой аул. Аянбек тоже отправился к себе. Карден не удерживал гостей. Ему очень не понравились слова Аянбека. В них слышался не призыв к согласию и единству, а угроза и стремление к разладу. Сят тоже понял так.

Незадолго до пожара девушки ушли к речке. Они разговаривали мирно обо всем, как будто Бикен была подругой детства и Айгуль и Малике.

— Отцы наши, наверно, потеряли нас и беспокоятся. Пойдемте в аул!—Айгуль потянула за руку Малике, ко­торая сидела на берегу и не хотела трогаться с места. Айгуль пыталась поднять ее за руку, та упиралась и кон­чилось это тем, что обе упали с веселым смехом.

Бикен смотрела на Айгуль с завистью, следила за каждым ее движением и старалась оценить каждый по ступок. Хотя и неуместен был сейчас смех, по голос Ай­гуль прозвучал приятно для слуха. «Правда ли что То- каш любит ее?» Эта ревнивая мысль возникла вчера и мучила сегодня. Побывавший в ауле Айнбека джигит привез неутешительную для нее новость: «Токаш соби­рается жениться на Айгуль, скоро свадьба». Кто такая Айгуль, оказавшаяся лучше Бикен? Если Токаш любит ее, она должна быть лучше Бикен. Три года тому назад ей приходилось однажды видеть Айгуль. Но тогда де­вушка была слишком молода, и Бикен к ней вниматель­но не присматривалась. До сих пор она считала, что в этой округе нет девушки лучше ее. И вдруг: «Токаш со бирается жениться на Айгуль...». Беспокойство сонерни вы заставило ее подсказать отцу: «И Сят и Аянбек близ­кие Токашу люди, не мешает пригласить их в гости Вместе с ними позовем и дочерей...». Всегда считав­шийся с мнением Бикен и веривший в ее благоразумие Карден и на этот раз не возразил. На следующий день к Сяту он поехал сам, а к Аянбеку послал человека. И вот Айгуль здесь...

Бикен ревниво следила за своей соперницей, не­вольно любовалась ее движениями и всерьез завидовала. Весь облик этой юной девушки: тонкая талия, белое ли­цо, черные глаза — был обаятельным, а слова и голос— особенно нежными. Не найдя в себе этих качеств. Бикен растерялась.

Заметив отсвет пожара, они встревожились и побе­жали к аулу. Но пожар был скоро потушен. Остался только густой, едкий дым—он долго не рассеивался в вечерние часы безветрия.

— Маликеш, посмотри-ка, не ваша ли повозка по­ехала? Не разыскивают ли они нас? — высказала пред­положение Айгуль.

Бикс-н внимательно посмотрела в ту сторону.

— Правда! — Бикен замахала рукой.

— Ау, а-у!— приложив ладони к губам, закричала Айгуль нежным и озорным голосом. Крик перешел а смех. И этой веселой непринужденности тоже позавидо­вала Бикен.

Повозка не остановилась, девушки вернулись в аул. Оказалось, что их никто и не думал разыскивать. У от­цов расстроилось угощение — видимо, из-за пожара,— но дочерей это но коснулось. В малую юрту собрались девушки со всего аула. После угощений они пели песни. Первая очередь спеть традиционных шесть куплетов песни была предоставлена Бикен. Что ж, Бикен пока­жет и в ауле свое искусство, которым восхищаются в го­роде. Пусть знает эта соперница, чем ее превосходит Бикен!

Мелодия песни «Тель коныртай» как раз соответство­вала душевному состоянию Бикен. Слова: «След лежит, но нет его, моего милого!—она посвятила Токашу. Не­ужели он оставил такой же «след» в сердце этой сопер­ницы?.. Бикен посмотрела на Айгуль—та слушала, охва­ченная радостью, губы ее чуть раскрылись, кажется, она готова подбодрить поющую Бикен поощряющим воскли­цанием.

Довольно же наконец, чего это Бикен восхищается этой девушкой?! Чем она лучше Малике? Бикен. пела давно заученную песню, ее мысли то и дело отвлекались от песни и возвращались к Айгуль. Припев подхватыва­ли все, и звонкие, прозрачной чистоты голоса раздвигали ночную мглу, разгоняли сон аула.

Айгуль с нетерпением ожидала своей очереди. Быст­ро взяв домбру из рук Бикен, она стремительно заигра­ла, заставив четко говорить две тоненькие струны. То нежно улыбаясь, то делая красивые движения руками, она сразу же привлекла всеобщее внимание. Только Би­кен смотрела на нее неприязненно. Кажется, эта Ай­гуль вздумала состязаться с Бикен в искусстве. Фи-и! Умение играть на домбре — не искусство, домбра — не рояль...

Знает ли Айгуль, что Бикен любит Токаша? Если зна­ет, то она подлая... И даже виду не подает — вот харак-

тер! А Бикен не может скрыть обжигающую сердце реп ность —от нее бледнеет лицо, горят глаза... Так бы за­жала ее поющий рот!

Мучительное для Бикен веселье закончилось в пол­ночь, и три девушки легли рядом под одно одеяло.

Бикен решила добиться от Айгуль признания. Обняв ее, Бикен шептала теплые слова, которые открыли путь к сердцу Айгуль.

— Айгульжан, правда, что скоро твоя свадьба?

Сердце Айгуль, плотно прижавшейся к Бикен, нача­ло стучать сильнее прежнего. Значит, правда...

— У нас с давних пор жива клятва, она гласит: «Ког­да наступят лучшие дни,— устроим свадьбу».... Недавно сообщил, что скоро приедет...— Айгуль не назвала име­ни.— Отец еще не знает о свадьбе.

— Да? А может быть, Айске против?

— Нет, нет. Отец догадывается. Он согласен. Но от­кровенно еще не говорили.

— А... ты его любишь? Может быть, из-за его высо­кого положения?

— Ради него я готова отдать свою жизнь. Вот уже два года я ни днем, ни ночью не забываю о нем ни на минуту. Думаю и все время беспокоюсь. Иногда мыслен­но встречаюсь с ним, говорю о своей тоске...

Бикен отодвинулась подальше, она не ожидала от Ай­гуль такого ответа. Ясно, любит до самозабвения... Би­кен считала, что так любить способна только она.

— А что, если он любит другую девушку?— поверну­лась Бикен.

Теперь отодвинулась Айгуль. Показалось, что в тем­ноте сверкнули ее большие черные глаза.

— Тогда выходит, что он обманывает меня?

— Выходит так.

—- Кто она?

— Увидишь в свое время.

— Вы о ком говорите?—спросила задремавшая Ма­лике.

— О ком думает Айгуль...

— О Токаше?

— Да. Я просто предупреждаю тебя, Айгуль, мы ведь единокровные, у тебя судьба такая же, как и у ме­ня. В городе ходят слухи, что этот человек стал вероот­ступником и продался русским, но я не верю этому. А та девушка сама мне говорила, что провела с ним одну ночь...

Айгуль уткнулась в подушку, приглушенно разрыда­лась. «Так ей и надо!»—Бикен отомстила этой девчонке, считавшей себя счастливой, она унизила ее!

— Обманывать девушек — удел мужчин. Позор за это падает не на Токаша и не на Айгуль, а на ту девуш­ку, которая оставила его ночевать у себя,— заключила Малике.

Бикен до боли прикусила губы.