Страница - 33

19

Пообедав у матери в Акчи, Токаш под вечер поехал в соседний аул к Аянбеку. Должно быть, здесь уже про­слышали о прибытии комиссара. Навстречу ему—кто пе­ший, к го верхом—вышла большая топла. впереди—не­давно вернувшийся с фронта из-под Минска кастекский джигит Тлеубай. Он держал в руках красный флаг. Усы его были лихо закручены, остро торчали в стороны. Тлеубай, вероятно, видел в России, как ходят с красным флагом — он нес его, высоко подняв над головой.

Бокин увидел в этом глубокий смысл: «Люди пока­зывают уважение не ко мне, а к Советской власти!» — решил ом.

— Токаш!—Ахан, прыгая на своих костылях, высту­пил вперед:—Мы признаем тебя представителем Новой власти, о которой мечтали и от которой ждем справед ливости, поэтому вышли тебе навстречу.

Токаш соскочил с коня и с благодарностью пожал всем руки. Весело возбужденная толпа повела его в дом волостного комиссара Аянбека. Сопровождавшие Тока­ша десять красноармейцев, стреножив коней и оставив их пастись, тоже пошли в аул.

День клонился к вечеру. С гор иногда налетал про­хладный ветерок. Аул радостно возбужден. Навстречу им зашагал широкоплечий мужчина, стоявший до сил пор между двумя белыми юртами, раскинутыми немно­го в стороне. Что это за важная персона, почему он не вышел встречать Токаша за аул, куда прикостылял да­же Ахан? Подойдя поближе, Токаш узнал, что этой важ­ной персоной был Аянбек. Ведь он не только волостной комиссар. Аянбек считал себя старшим потому, что ско­ро станет тестем Токаша.

— О Токаш-жан! Твой родной аул от всей души рад твоему здоровью, твоему счастью и с великой радостью встречает тебя!

После взаимных приветствий Аянбек ввел сопровож­дающих Токаша красноармейцев в меньшую юрту, а Токаша и других гостей пригласил к себе в большую.

Токаш глазами ищет Айгуль. Ее не видно. Не стес­нявшаяся раньше и открыто встречавшаяся с ним де­вушка теперь не показывается на глаза. Токашу это показалось загадкой. Не от того ли она чувствует себя неловко, что в ауле узнали об их уговоре?

— Кое-что уже слышали о злодеяниях врагов. Лишь бы обошлось благополучно... Видно, они готовы были пойти на худшее,— произнес Ахан, указывая на перевя­занную руку Токаша.

— Кто же они? Поймали хоть одного?—спросил Аянбек.

— Попались настоящие главари. Один оказался сын­ком городского богача Бурнашева.

— Мы слышали, что все это дело рук Кардена. Вче­ра кто-то поджег его аул. Народ обозлен... — Аянбек за­думался, он смотрел на узоры кошмы, лежавшей перед ним, и по его виду можно было подумать, что он ведет разговор об узорах на кошме.

Это сообщение заставило задуматься и Токаша. Чувство радости сменилось сожалением, затем перешло в негодование. Кто устроил пожар? Аулы поддерживают Токаша, в этом он убедился. Но такой метод борьбы — поджог аула — ему не нравится, это один из старых ви­дов межродовой борьбы, от которой страдают безвинные вместе с виновными. Вражда аулов смазывает классовое расслоение, помогает баям объединять всех аульчан, держать в своих руках. Нет, с классовым врагом так бо­роться нельзя!

— Дома не пострадали?—спросил Токаш Аянбека.

— Нет, к счастью.... — и, помолчав, сообщил:—Кар­ден злой.

Токаш удивился. Злой? Вот как! Что же с ним будет завтра, когда раздадут его скот вот этим джигитам? Мо­жет быть, лопнет от злости?

Слова Аянбека вызвали беспокойство у джигитов, они переглянулись между собой.

— Токаш, я вчера видел нескольких джигитов вер­нувшихся из Китая. Спрашивают тебя...— проговорил Аянбек.

Токаш знает о нуждах возвратившихся казахов. От­дать этих людей во власть голодной смерти да еще на родной земле—подлость. Зачем тогда называться пред­ставителем Советской власти? Эту мысль Токаш и вы­сказал людям. Он сообщил:

— Недавно из Семиречья в Кульджу выехал уполномоченный. Он должен решить спорные вопросы с Китаем и возвратить остальных казахов. Наша обязанность — не дать им погибнуть с голоду. В тех аулах, где я побывал, возвратившихся джигитов — единицы. Их я устроил...

— Да, лучше посмотреть своими глазами и узнать, в. чем они нуждаются! — заключил Аянбек.

Аул накрыла ночь. Кое-где поблескивали огни. Во­круг потухающих очагов толпились женщины, они раз­говаривали тихо—детям пора спать.

Токаш постоял у двери, наблюдая за наступлением ночи в ауле.

— Курыш, ты не видел Айгуль?

— Нет. Что, умираешь от нетерпения?

Пальцем Токаш щелкнул по морщинистому красному носу Курышпая.

— Брось шутить... Лучше узнай, где она. Даже не зашла поздороваться. Может, она нездорова. Передай, что после ужина я выйду...— наказал он и ушел в сосед­нюю юрту.

Красноармейцы от нечего делать шлепали картами—играли в «подкидного дурака».

Увидев Токаша, они растерялись — спрятать карты не успели.

— Покудин! Я ведь вчера тебе давал газету, чтобы ты прочитал ее всем.

— Вот, вот она, товарищ комиссар!—Иван вынул из- за пазухи измятую газету и развернул перед собой — Теперь будем читать.

— Газета «Заря свободы». Я читал ее. Там есть ваша статья, товарищ комиссар,— проговорил второй красно­армеец по фамилии Вдовин.— Называется она «Моим врагам!».

К Токашу подвинулся красноармеец Чечелев:

— Товарищ комиссар, у меня есть сообщение... Я вчера докладывал, что задержал одного подозрительного

возле вашего дома, он слонялся с ружьем и назвался охотником.

— У него рассечена губа,— добавил Прокудин.

— Да я его только что видел здесь,— закончил Чечелев.

— На ночь нужно выставить охрану! Хоть это и род­ной мне аул, однако будьте осторожнее!—наказал То- каш и ушел в большую юрту.

После ужина народ разошелся по домам. Токаш ждал Айгуль. Она пришла, но, кажется, только затем, чтобы приготовить постели, она была скучной, в больших чер­ных глазах заметна тень боли. Может быть, в самом де­ле нездорова?

— Айым моя! Что с тобой?

Токаш прижал ее к груди. Девушка не оказывала сопротивления, но отвечала на поцелуи невесело, сдер­жанно.

Свет луны падал через раскрытый верх юрты. Лино Айгуль казалось неживым — бледное с синеватыми те­нями.

— Скажи, Айым, почему ты сегодня такая мрач­ная? Я стосковался и вот приехал к тебе... Никогда рань­ше тоска так не мучила меня, как теперь, это хуже, чем больница...

— Не верю,— тихо произнесла Айгуль обиженным тоном.

— Tie веришь?.. Если так, то завтра же обвенчаемся!

Айгуль, решительно взглянув на него, сказала:

— Один человек задал мне загадку, она касается вас... Уже второй раз я слышу эту загадку. Но тогда слова Курыша я приняла за шутку,— он ведь шутник, а этот человек говорил серьезно, он заботится обо мне.

— Кто это?

— А, значит, правда?

Токаш все понял. Но что он мог ответить? Это не бы­ло сплетней. Эго был необдуманный поступок молодо­сти. Но он не нарушил своей клятвы. Подобно сновиде­нию, незаметно мелькнула в его жизни та одна единст­венная ночь... Больше он не возвращался к ней и ни разу не думал о ней. Токаш ни на кого не променяет свою Айгульжан. Не надо ревновать, моя Айгуль!

Сначала он не собирался высказывать вслух этих мыслей, но потом решился и рассказал... Девушка молчала, но лицо ее начало светлеть. Потом она чуть слыш­но засмеялась. Радуясь, он продолжал говорить.

Старый мир рушится до основания. За один день на­ступила весна в жизни людей. Вместе с наступлением этого лучшего времени года расцвело и сердце Токаша. Он дал себе клятву больше не разлучаться с Айгуль. Пе­режито много. Самое тяжелое позади—бури и невзгоды. Разве мог расцвести цветок любви в свирепую пургу? К тому же Токаш старался не подвергать опасности жизнь Айгуль. Если бы она случайно оказалась мишенью для вражеской пули, разве смог бы он простить себе та­кое? Давным-давно Токаш пожертвовал своей молодо­стью ради достижения поставленной цели. Сегодня он ви­дит то, к чему стремился. Победа достигнута, и теперь он вместе с Айгуль займет подобающее место в жизни... Прошло время, когда не было крова над головой и куска хлеба на столе. Наступили ясные дни! Теперь вре­мя и для свадьбы.

Большие смородиновые глаза Айгуль светились радо­стью. Улыбались тонкие се губы. Всей своей доверчивой душой хотелось войти в эту жизнь, испытать счастье вместе с ним сейчас же, сию минуту...

Токаша разбудил голос пастуха, выгоняющего скот. Он открыл глаза и увидел Айгуль, лежащую рядом. Как глубоко и спокойно она спала! Щеки зарумянились, гу­бы ярко блестели Токашу нестерпимо захотелось ее по­целовать, но побоялся разбудить.

А что если войдет отец? Нехорошо получилось!... Токаш. осторожно поднялся л, бесшумно ступая, вышел наружу.

Аул выгонял скот. Мычали коровы, блеяли овцы. Поднималась пыль.

Вслед за стадом Токаш пришел на берег речки. У большого валуна сидел мальчик с удочкой в руках. То­каш присел рядом, тихо спросил рыбака:

— Клюет, или сидишь напрасно?

Мальчик солидно ответил:

— Ведь не зря говорят, агай: терпенье свое возьмет. Надеюсь, что не напрасно сижу.

Токашу понравился такой серьезный ответ мальчика. Чей же это сын? Трудно Токашу узнать подростков, они так вытянулись за последние три-четыре года!

— Однако ты настойчив,— продолжал шутливо Токаш.— Не думаешь ли разбогатеть на рыбе.

— Ха, разбогатеть!... Богатство мы уступили баю Кардену; нам оно не по плечу.— Мальчик говорил, види­мо, подражая старшим, слова которых повторял сей­час.— Если власть перешла в руки бедных, разве это не богатство?

В это время поплавок дрогнул, дернулся, пуская кру­ги по воде, и исчез. Мальчик резко потянул удочку— на поверхности воды плеснулась рыбина, серебристо блес­нула в воздухе и упала не берег.

Вся серьезность исчезла с лица мальчика, он радост­но закричал:

— Ага! До сих пор такая рыба мне не попадалась. Это на ваш счастливый приход. Возьмите! Я еще пой­маю.

Мальчик был умен, добр, уважал старших. Ключ жизни в будущем перейдет в руки вот таких ребят. Они вырастут, но их надо учить. Если отправить этого маль­чика в Верный и дать ему книгу и хлеба, из него несом­ненно выйдет большой человек. Токаш непременно зай­мется вот такими ребятами, как только разместит воз­вратившихся из Китая беженцев и закончит войну с голодом. Он узнал, что мальчику двенадцать лет, он си­рота. Отец погиб во время восстания, мальчик живет вдвоем с матерью. Плохо живут, даже не имеют дойной коровы.

— Чем же питаетесь?

— Вон!— мальчик показал рукой вдоль берега—там паслись телята.— Я их пасу. За это получаю молоко. У нас рассказывали, что будет организован «котел», но по­чему-то пока нет его.

— Что значит «котел»?

— Говорили, что соберут в одно место дойных ко­был, и кумыс будет для всех. Заколют баранов, и все получат мясо из общего котла.

— Кто это сказал?

— Аянбск! Прошел слух, что Токаш-агай устраивает в бедных аулах «общие котлы». Вот вы и приехали... Те­перь, наверное, что-нибудь будет.

К речке приковылял Ахан, услышав разговор о «кот­лах», он живо включился в беседу. Видимо, «общие кот­лы» занимали всех в ауле.

— Своим появлением ты ободрил приунывших лю­дей,—сказал Токашу Ахай.— Ну, расскажи, как ты ор­ганизовал эти «котлы» в других аулах?

Первым долгом Токаш рассказал о причинах, задер­жавших его приезд в родной аул. Положение в соседних волостях тяжелее, чем здесь, в Чемолгане. Там погиба­ют от голода целыми семьями. Голод особенно свиреп­ствует в киргизских окраинах Пишпекского и Токмак- ского уездов, а также в десяти волостях Верненского уезда и в некоторых волостях Канальского уезда. Токаш объехал все эти уезды. Положение в городе тоже из­вестно. Не хватает хлеба. Живут одним днем, покупая крохи в казачьих станицах. Недавно было опубликовано обращение Токаша «К казахским и киргизским трудя­щимся».

Как организуются «котлы» для голодающих? Отобран­ных у баев коров и кобылиц доят в одном месте, а молоко и кумыс раздают всем жителям аула. Мясо варят в об­щих котлах, его получают семьи, не имеющие кормильца, а также вдовы и сироты. А те, кто может трудиться, по­лучают скот и пользуются им в своем хозяйстве.

— Это хорошее дело! — одобрил Ахан.— Вот за реч­кой, по соседству с аулом Кардена, остановилось около ста семей, вернувшихся из Китая, Вчера они посылали человека, чтобы разыскать тебя...

— Тогда я в первую очередь съезжу к ним. Ты, Ахан, поезжай вместе с Аянбеком в аул Кардена, опишите весь скот и имущество бая. Смотри, чтобы он не скрыл ни одной головы скота. Приготовь к моему приезду все!..

Когда они вернулись в аул, солнце уже поднялось довольно высоко. Возле юрты, где ночевал Токаш., стоя­ли готовые в поход красноармейцы. После чая Токаш пригласил весь свой небольшой отряд в юрту. Тут же были Аянбек с женой и Айгуль. Разговор начал Токаш.

— Дорогой Аяке, в тяжкие дни жизни мы с вами ру­ка об руку выступили против кровавого царя. Тогда я восхищался вашим мужеством и меткой стрельбой. Вы с заряженным картечью ружьем задержали карателей из отряда атамана Малышева и спасли много казахов, пропустив их через границу. Я знаю об этом подвиге. Вы тоже знаете меня. С малых лет я рос на ваших гла

зах. У меня была единственная мечта — помочь родному народу стать счастливым. Эта мечта сбылась. Теперь мне кажется, что вместе с этим взошло солнце и моего личного счастья. Я хочу сегодня сказать об этом. Я и Айгуль идем в новую жизнь. Но, не нарушая прежних традиций, мы хотим испросить вашего благословения. Я люблю Айгуль, Айгуль любит меня. Три года тому на­зад мы дали друг другу клятву: «Если останемся живы­ми,—навеки соединим свои судьбы!» Пришла пора испол­нить эту клятву...

Щеки Аяпбека стали темно-красными — то ли он устыдился того, что «зять сам выступает за свата», или жалеет дочь? Кто его знает. Подкрутив усы, он посмо­трел по сторонам: как отнеслись к словам Токаша окру­жающие— с насмешкой или с одобрением?

Следя за движением взгляда Аянбека, Токаш тоже обошел глазами лица всех присутствующих. Некоторые красноармейцы недоумевали, не понимая по-казахски. Но среди них были русские, выросшие среди казахов. Они поняли все и ждали слова Аянбека. Неужели он не отдаст Айгуль? Разве найдет Айгуль мужа лучше Тока­ша? Токаш доказал, что он сохранил чистую любовь. Уже одно то, что Токаш ездил в Китай и благополучно вернул Айгуль в родные края, является доказательством верной его любви.

Собравшись с духом, Аянбек заговорил дрожащим голосом:

— Милый Токаш! О том, что ты уважаешь Айгуль, я знал давно. Ведь и у меня есть сердце... Ты — орел, взвившийся к высотам Ала-Тау...— он откашлялся, по­медлил, видимо, оттягивая решительное слово.— Если ты действительно любишь Айгуль и Айгуль согласна с тобой, бери ее под свое крыло. Благословляю вас, дети ,мои, дай вам аллах доброго пути, и живите счастливо!— Аянбек поцеловал дочь в щеку.

Токаш посмотрел на сидящих вокруг красноармейцев. Теперь его слова были обращены к ним.

— У меня много врагов и в городе и в аулах. Сплет­ни падают на меня, как снег зимой. Поэтому прошу вас быть свидетелями... Айгуль-жан, скажи сама, принуждал ли я тебя стать моей женой?

Глаза Айгуль улыбались, щеки разрумянились, она ответила весело и смело:

— Мое сердце принудил бог, а подтолкнул к вам ангел!

— Хорошо... Теперь скажи, ты дала согласие стать моей женой по своей воле или под влиянием своего от­ца?— Токаш решил, если уж на то пошло, выяснить все до конца.

— Стать вашей женой велело мое сердце. Три года тому назад я дала клятву, что умру вместе с вами!

— Товарищи красноармейцы, слышите? Кто не по­нял?

— Слышали!

— Будем свидетелями!

— Свидетельство наше прочно! — ответили Курыш- пай и Иван.

Все дружно засмеялись.

Аянбек не затеял тоя со скачками и множеством лю­дей. Токаш не разрешил делать этого. Неуместно устраи­вать той, когда в народе голод. Свадьбу решили спра­вить скромно. Токаш послал нарочного за матерью, который привез Акбалтыр. Некоторые слова, сказанные матерью наедине, не обрадовали Токаша.

— Все слышала, Токашжан! — сказала Акбалтыр с какой-то особой интонацией, Токаш насторожился. — Бы­ла одна девушка, очень пришлась мне по душе, но она не понравилась тебе. Она была свалившимся с неба кла­дом, но ты взял да отвернулся.

Она намекала на Бикен, и так некстати...

— Мама, разве Айгуль вам не но душе? — рассер­дившись, Токаш решил подстроить матери ловушку — пусть попадется на слове. Ведь Акбалтыр знает Айгуль с давних пор, до встречи с Бикен восхваляла Айгуль. В таком случае, чем же лучше Бикен? Наверное, «кладом» мать называет ее богатство. Но насчет Айгуль Акбал­тыр не нашлась что сказать.

— Просто так обмолвилась, к слову пришлось, сынок мой! Дай бог вам долгих лет жизни!

Акбалтыр еще не успела высказать всех пожеланий, как кто-то подъехал к юрте. Слышался звонкий смех, и звенели шолпы. Мужской голос приветствовал вновь при­бывших. В юрту вошли Бикен и Айгуль, за ними сунул-

ся и кучер бая Кардена. Акбалтыр растерялась. Смущенно посматривая то на Бикен, то на Айгуль, она обеих усадила около себя. Токаш остался стоять в стороне со сложенными руками на груди. Непоня тно: откуда взялась Бикен? Как она познакомилась с Айгуль? Ве­роятно, Бпкен — это и есть тот человек, который не­давно «проявлял заботу об Айгуль и намекал ей на что-то».

— Я узнала, что апа здесь, и приехала, чтобы при­гласить ее в гости!—с наигранным весельем говорила Бикен.

— Спасибо, милая!—отозвалась наивная Акбалтыр. Токаш удивлялся: Бикен дружит с матерью... Может быть, не случайна их встреча в этом ауле?

Токаш бросил на Айгуль мимолетный взгляд. Какая досада, эта Бикен опять может растревожить душу Ай­гуль! Откуда ее принесло?

Токаш вышел из юрты. Его догнал кучер Кар­дена.

— Токаш-тюре! У меня есть одно поручение...

Токаш посмотрел сурово — чего они никак не отста­нут!

— Простите, я хотел наедине передать вам послание одного человека.

— Говорите!

— Бикен просила... вам в руки вот это письмо.

Токаш медленно, украдкой протянул руку. Он на­сильно принудил себя к этому. Взял письмо и ушел в юрту к красноармейцам—одни из них спали, другие чистили оружие и приводили в порядок седла. Токаш присел у входа и развернул листок. Письмо было напи­сано по-арабски, грамотно и довольно складно.

«Тока, оказывается, человек не является хозяином своего сердца! Я пишу последний раз, за смелость про­шу прощения. Может быть, вы за глаза будете смеяться надо мной, может, даже пожалеете и назовете "бедной". Согласна на все. Разве я когда-нибудь не соглашалась? Тогда вы оскорбили меня и больше не повернули даже головы в мою сторону. И за это я не в обиде. Виновата сама. До сих пор была надежда, я ею жила, но услы­шав, что сегодня собираетесь устроить «той», я чуть не сошла с ума. Вы окончательно потушили искорку на­дежды, тлевшую до сих пор в глубине моего сердца!

Еще раз прошу прощения,— но я не могла не приехать сюда...»

Токаш разорвал письмо на мелкие клочки. С Бикен покончено, давно уже покончено и навсегда!

20

Фальковский вернулся на квартиру поздно, пришел усталый, осунувшийся. В последние дни многое у него не клеилось, и он измотался вконец. Не было рядом вер­ного человека, равного по способностям соратника, с ко­торым можно было работать и идти рука об руку. Во­обще верных людей стало меньше. Пришлось посовето­вать Пимену переехать в село Благовидное под Пишпе- ' ком. Пока он там совьет себе гнездо и найдет надежных людей, пройдет немало времени. Сотников отправился в Джаркент, поближе к границе. Судя по сообщениям, де­ла у него идут успешно, он подобрал подходящих лю­дей, установил связь с Любой в Кульдже. Еще в письме, доставленном Яшайло, Люба намекал, что найдутся и боеприпасы и оружие, были бы руки, способные дер­жать его... Значит, оружием Люба обеспечит.

Главная неудача — задержалось наступление атама­на Анненкова. Его войска потеряли первоначальный темп продвижения и застряли возле села Черкасского. Эта неудача очень беспокоит Фальковского. Пока до­ждешься Анненкова, Бокин схватит за шиворот—тогда конец. Одно время Валентин Робертович надеялся, что казахи и киргизы, взяв дубины и пики, выступят про­тив Советов, но жизнь не оправдала этих надежд. Бо­кин обеспечил голодных хлебом, голых — одеждой, без­домных—кровлей, а людям этого и надо, они довольны, восхваляют и возносят Бокина и Советы. В исполкоме на сообщение Фальковского о том, что на Бокина мно­го жалоб, Юрьев отозвался издевкой: пусть Валентин Робертович тщательно проверит, соберет все жалобы, и... построит из них шалаш.

Физически уничтожить Бокина не удалось. Кое-кому может показаться странным, что Бокин не стал зани­маться теми, кто его избивал, не потребовал срочно су­да. Но Фальковскому это понятно: Бокин действует по- своему правильно Он не хочет шума и разговоров о «вероотступиичестве», не хочет разных пресудов на тему о религии — тут много найдется охотников почесать язык. Он продолжает делать главное—заботится о голодных и этим завоевывает их. Но придет время, и он отомстит тем, кто поднял на него руку...

В окно кто-то постучал. Фальковский вздрогнул. Кто может прийти прямо на квартиру в полночь? Много он сделал разных предположений, пока решился открыть дверь. Оказывается—ничего страшного: пришел Каке- нов. Эх, нервы, сдавать начинают!..

— Прошу извинить, Валентин Робертович, по очень срочное дело... — торопливо проговорил Какенов, огля­девшись по сторонам.

— Пойдемте лучше сюда,— Фальковский показал на соседнюю комнату, которая была его спальней,— глухая комнатка без единого окна.

Какенов сел в старинное кресло, начал рассказывать:

— Бокин допытывается, кто вы и откуда... Он спра­шивал у многих лиц, так что разговор дошел и до меня. Об этом же мне говорил Салимгерей Бурнашев.

— Но ведь Бурнашев в тюрьме?

— Да. Он переслал мне письмо. Там тоже много раз­говоров о вас. Не забыли выстрела в Закира...

Положение было скверным. До сих пор среди му­сульман распространялось мнение, что Закира убил Бо кин, он был в это время возле тюрьмы. И Фальковский уж начал надеяться на поддержку мусульман. А теперь ясно, что они ненавидят его. Он снова задумался и дол­го ничего не мог сказать Какенову.

— Если вы согласитесь, у меня есть предложе­ние...— Какенов вывел его из задумчивости.— Надо пре­кратить дело Бурнашева и Яшайло и выпустить их на свободу. Эти люди нам очень нужны. Основание для освобождения—политического преступления нет, налицо простое хулиганство. Мы пошлем их в аулы, пусть раз­делаются с ним...

Предложение было заманчивым, но Фальковский не был так глуп, чтобы поступать опрометчиво, он опа­сался объяснений в исполкоме. Хорошо обдумав все, он решил пойти на некоторый риск.

— Бурнашева выпустить нельзя,— сказал он Какено­ву.— Юрьев узнает и сразу начнет: «Почему, зачем!» Бурнашев — слишком заметная в городе фигура. А Яшайло выпустим. Бокин его наверняка не знает. Арес­тован несправедливо: случайный прохожий, оказался в толпе хулиганов... Вы одновременно с Яшайло тоже от­правляйтесь в аул. Нужны жалобы, что Бокин раздает скот только своим родственникам, а те торгуют на база­ре, спекулируют. Если дело оформить правдоподобно, то под закон легко подвести. В облисполкоме, чтобы защи­тить честь мундира, не станут заступаться за Бокина, хотя он и комиссар, член исполкома, они отдадут его нам в руки....

Развивая свои предположения, Фальковский хотел воодушевиться, запрятать подальше страх и поэтому не смотрел в глаза Қакенову: ведь если Какенов угадает, что у него на душе, то разуверится в нем, и тогда он не помощник.

— Вы не видели Махмута? Где он пропадает? — как можно спокойнее спросил Фальковский.

— Разве вы не знаете? Он уехал в Джаркент. Гово­рят, совсем, но дом пока не продал.

— Вот как! — откровенно удивился Фальковский.— Выходит, он пожалел Бокина, решил махнуть на мое по­ручение! Сволочь какая!.. — Он до хруста сжал кости­стый кулак.— Ну нет... Из моих рук не вырвется. Завт­ра же будет арестован!

...На следующий день Яшайло был выпущен па сво­боду. Переодевшись по-казахски, он отправился в аул Кардена. Какенов поехал в те аулы, где уже побывал Бокин,— там спокойно, не попадая ему на глаза, можно собирать «жалобы».

с берега в волу, разбиться о камни и утонуть? Нет, еще рано... Можеть быть, Токаш не ответил потому, что еще не решился ответить. Пройдет время, немного времени, и орел прилетит и сядет к ней иа руку. Она написала ему обо всем, что было на сердце— пусть подумает. Поду­мает и прилетит... Бикен сумела положить в душу Ай гуль маленький обжигающий уголек, он будет долго тревожить болью, терзать сердце ревностью и обидой...

Темные пятна на луне вдруг обозначились резче, ли- по Бикен исказилось страхом. Она вскочила на ноги и осмотрелась, прижимая руки к груди, прислушалась Что ее так испугало? Волки? Их в это время здесь не бывает. Вокруг — тишина. Со стороны аула изредка до­носится собачий лай да слышится однообразное журча­ние волы. Темнота сгустилась, надвинулась на Бикен и пугала ее...

Не будет тревожить душу Айгуль обжигающий уго­лек ревности... Бикен дала в руки Исмаила Я таило деньги, и эти руки, может быть, уже тянутся к шее спя­щей Айгуль... А если рядом с ней Токаш? Нет, он уехал к тем казахам, что недавно вернулись из Китая. Яшайло знал, где будет в это время Токаш, и почему-то долго не соглашался выполнить поручение Бикен.

Неужели Исмаил хотел убить и Токяша? Нет, ьет, этого не может быть. Исмаил уверял, что он нс- тронет Токаша. Но можно ли верить Яшайло, который из-за денег пойдет на все?

Вдали зашуршала трава. Бикен лихорадочным взгля­дом стала всматриваться в темноту. Что-то чернеет. На краю обрыва показался силуэт человека. Может быть, это Токаш? Нет, красноармейцы и днем не оставляют его одного. Это—Исмаил, он возвращается из аула Аяибека. Бикеп не хочет больше встречаться с Яшайло! Кого же она ждала здесь? Ведь они условились...

Не в силах побоооть страха, Бикен побежала в сто­рону своего аула. Ноги путались в мокрой траве, она несколько раз падала, а поднявшись, оглядывалась назад — черный силуэт человека двигался за ней неот­ступно. Бикен побежала во всю силу, человек—за ней, он нагоняет. Вот уже совсем близко, слышно его дыха­ние. Бикен взвизгнула и упала, закрывая лицо руками ..

Она открыла глаза и увидела себя лежа шей р. малой юрте. Горит лампа. Возле постели сидят отец, Яшайло и мулла. Губы муллы шевелятся, он читает молитву. Что это значит? Неужели она заболела? Отец печален, Яшайло улыбается, подмигивая, как заговорщик — нет, он моргает и щурится по привычке, не желая показы­вать приметное бельмо на глазу...