Страница - 24

Убедившись собственными глазами в стерильной чистоте зуба, Казтай больше сопротивляться не стал и, понукаемый женой, утренним автобусом отправился в райцентр. А уже на следующий день вернулся в Мукур, снова сверкая золотым зубом во рту.

Кто знает, какие чувства испытывал сам Казтай, но вот счастью Нурлытай не было границ. На радостях она вытащила со дна сундука припрятанную и бдительно оберегаемую бутылку.

— Ну а теперь, Казтайжан, можно и обмыть твой зуб! — с восторгом объявила она. — В качестве дополнительной дезинфекции!

От неожиданности Казтай прикусил язык и не смог сразу ответить Нурлытай. Его узкие глаза от умиления совершенно закрылись, он взглянул на жену с искренней любовью и согласно закивал головой. 

* * *

Когда после отъезда Нургали в город прошло полтора месяца, а после исчезновения уехавшего на его поиски Рахмана истекло больше двух недель, старуха Бибиш раскинула гадальные камушки-кумалаки, но счастливых событий они ей не предсказали. И тогда, влекомая нехорошими предчувствиями, она отправилась на му-курскую почту и, протянув служащей усть-каменогорский адрес дочери, попросила ее отправить телеграмму следующего содержания: «Приезжал ли отец? Если да, почему не возвращается? Отправь его быстрее назад».

На следующий день девушка-почтальон принесла домой обратную телеграмму: «Отец не приезжал. Куда и когда он поехал? Мы провели месячный отпуск в Крыму. Срочно телеграфируй».

Прочтя ответ, Бибиш схватила девушку за руку и, горько плача, стала в отчаянии причитать:

— Ох, чуяло мое сердце... Знала я, что случилась беда. Видно, моего непутевого старика какие-то жулики в дороге убили. А иначе, разве живой человек мог так бесследно исчезнуть?! Разве мой старикашка пропадал бы так долго, зная, что сено для скота еще не накошено?.. Скорее всего, его нет уже в живых, наверняка моего муженька убили!

Девушка растерялась, не зная, как же ей утешить матушку Бибиш.

— Не плачьте, ала, успокойтесь, потерпите еще немного... — сказала она, чмокнув старушку в щеку.

— Думаешь, просто успокоиться?! — не унималась Бибиш. — Я и так уже полтора месяца молча терплю, всё жду его. Никто вокруг даже бровью не повел, никого не беспокоит, что он пропал... Неужто мой Нургали

не заслужил людского внимания, неужели все забыли, что своим трудом он создавал благополучие этого аула?! Стоит пропасть какому-нибудь паршивому козленку, как весь совхоз уже на ногах. А мой старик, выходит, хуже скотины?.. Душа за него болит, милая. Что же мне де-лать-то теперь?..

— Потерпите еще, апа... Дедушка Нургали обязательно скоро появится, вот увидите...

Бибиш вытерла соскользнувшим с волос платком мокрое от слез лицо и снова повязала его на голову.

— Да сбудутся твои слова! — вздохнула она. Быстро взяла себя в руки и попросила: — Доченька, ты отбей телеграмму в район, вызови моего сына...     

— Оралгазы-агая?

— Да, его...

— Он же не в нашем районе живет, а в соседнем — Большенарымском...

— Где бы ни жил, вызови его сюда поскорей! А адрес вон там, в синей тетрадке записан ...

Почтальонша пролистала тетрадь, нашла адрес Оралгазы и старательно переписала.

— А потом и дочке в Аршаты телеграмму отбей, — добавила Бибиш.

— Что им телеграфировать?

Немного подумав, Бибиш ответила:

— Отбей так: «Отца убили жулики. Скорей приезжайте».

Девушка покачала головой в знак несогласия и с укором сказала:

— Не накликайте беду, апа! А что если дедушка Нургали по прибытии в город неожиданно заболел? А вдруг он завтра выпишется из больницы и приедет домой?.. Не волнуйтесь и доверьтесь мне: текст для телеграмм я сама придумаю, напишу так, что дети ваши обязательно приедут.

— Как знаешь, милая. Спасибо, что в трудную минуту протянула мне руку помощи... Да отблагодарит тебя Создатель!

— В Усть-Каменогорск ведь тоже нужно ответ отправить... Что им напишем?

— Ну что написать... Каждый раз, как только лето настает, они куда-нибудь сбегают — то в Крым, то на Кавказ... А в аул наведаться, помочь отцу с матерью сено заготовить им некогда... Видишь, дом свой опять закрыли и уехали, а бедняга отец, наверно, как бродяга на улице остался. Так что ты отругай их!

— Не стоит, апа... Давайте лучше отправим им такую телеграмму: «Отец уехал к вам 20 июня. Ищите по больницам. Заявите в милицию. Организуйте поиски. Срочно сообщайте о новостях».

— Хорошо, доченька, делай так, как считаешь нужным! — согласилась старушка, поблагодарила девушку, отсчитала ей деньги на телеграммы и проводила до выхода.

В тот же день, когда стемнело и аулчане вернулись с сенокоса, Бибиш вызвала к себе Жангали и Лексея.

— Твой старший брат пропал, потеряли мы его! — пожаловалась она деверю.

— А может, он нашел себе в городе какую-нибудь старушку помоложе? — пошутил Лексей и, глядя на Бибиш, захихикал.

— Пускай и нашел, лишь бы сам жив-здоров был, — смиренно сказала она.

— Ты, байбише, не поднимай паники! — перестав смеяться, призвал ее к благоразумию Лексей. — Если Нургали все еще тот, какого знаю я, то никаким жуликам он в руки не дастся, и болезнь его просто так не возьмет. Те, кто прошел через войну, закаленные... Вот увидишь, твой старик еще приплетется завтра. Что тогда говорить станешь?

— Пускай бы твои слова и вправду сбылись... — вздохнула Бибиш.

Хотя Нурекен и не «приплелся» назавтра, как предполагал Лексей, зато из Усть-Каменогорска прислали телеграмму с хорошими вестями. Им Бибиш обрадовалась так же, как если бы вернулся сам Нургали. Дочь с зятем сообщали: «Отца нашли. Попал в больницу. Состояние нормальное. На днях выпишут. Не волнуйтесь, в аул его сами доставим».

Слух о том, что нашелся Нургали, долетел и до работавших на сенокосе стариков, которые тоже нетерпеливо ожидали вестей из Усть-Каменогорска, поэтому в аул они вернулись раньше обычного. Узнав, что Нурекен попал в больницу, сверстники изумленно покачали головами и принялись этот факт обсуждать.

— Бог ты мой, но кто же его отвез туда, кто устроил аульного старика в городскую больницу? — удивился Бектемир.

— Наверно, опять дала о себе знать покалеченная нога с протезом, — сделал предположение Лексей.

— У брата сердце пошаливало, скорее, он в больницу с сердечным приступом попал, — возразил Жангали.

— А вдруг старика машина сбила, пока он бродяжничал... Я этого боюсь! — высказала свои опасения и Бибиш.

Где-то через недельку в сопровождении дочери и зятя Нургали наконец вернулся, прихрамывая, домой. Чтобы повидаться с отцом, в Мукур съехались и остальные дети. Члены семьи уже долгое время никак не могли собраться вместе, поэтому, соединившись, зарезали в честь благополучного возвращения отца домой жертвенного барашка и закатили грандиозный той.

Бибиш в своих подозрениях оказалась ближе всех к правде, видимо, у нее есть некоторый дар предвидения...

Приехавшего в город Нургали дочь с зятем не встретили. Очевидно, телеграмма, которую он отправил из райцентра, до них не дошла, решил Нурекен, взял такси и прикатил по записанному на бумажке адресу, однако дом оказался запертым. Сердобольные соседи объяснили, что дочь с мужем и детьми уехали на курорт, и предложили растерявшемуся старику переночевать у них.

Наутро, попрощавшись с ними и поблагодарив за приют, он отправился в обратный путь. Доехал на такси до знакомого уже автовокзала, а когда поднимался по ведущей к зданию каменной лестнице, стайка молодых людей, вероятно, опаздывающих на рейсовый автобус, нечаянно сбила старика с ног. Бедняга скатился с лестницы словно мячик, сломал протез и потерял сознание.

Вот так Нурекен попал в больницу.

— Что ж ты не сообщил об этом? И о чем только думал — полтора месяца в больнице валялся и даже весточки не прислал, ты ведь не в санатории и не в доме своего свата отдыхал! — обиженно проворчала Бибиш.

— А я листочек с адресом дочери потерял... Никто из больничных сестричек ее не знает, поэтому я попросил их написать письмо в Мукур, но на почте им сказали, что такого аула в нашей области нет.

— В официальных бумагах он числится Раздольным. Разве ты забыл? — напомнил Мырзахмет.

— На карте и в почтовой книге индексов он тоже обозначен как Раздольный, — добавил Лексей, подтверждая слова Мырзекена.

— А почему же мы тогда продолжаем твердить, что живем в Мукуре? — удивился мулла Бектемир, словно впервые услышал такую новость.

— Книг не читаете, прессу не просматриваете, да вы не только название своего аула забыли, а давным-давно от людей отстали! — пристыдил сверстников Мырзахмет.

Собравшись по радостному поводу возвращения пропавшего на долгое время Нургали, мукурские старики, отдыхая душой в задушевных беседах, засиделись в его доме до часу ночи.

На следующий день слетевшиеся отовсюду дети Нурекена и Бибиш-шешей разъехались по домам.

Нацепив на культю новенький, выданный в городской больнице протез и закинув за плечо косу, Нургали, прихрамывая, ушел на ближний к аулу сенокос.

* * *

Когда сено было скошено и в горах, и на лугах низовья, когда благополучно завершилась жатва, руководители Мукура собрались в конторе на совещание.

— Проведем сначала праздник урожая или собрание по поводу присвоения имени школе? — сразу поставил вопрос ребром директор хозяйства Тусипбеков.

Собравшиеся специалисты, среди которых находился и директор школы, попали в затруднительное положение, так как сделать твердый выбор не смогли.

— Давайте проведем сначала сабантой, — первым после затянувшегося обсуждения выразил вполголоса свое мнение главный инженер. — Механизаторы долгое время без сна и отдыха трудились на поле и, слава Богу, с честью завершили уборку урожая. Нынешняя жатва далась нелегко — все выдохлись, сильно устали. Поэтому я считаю правильным прежде всего поднять дух механизаторам.

— Овцеводы как раз спускаются с джайляу на стрижку. Наверно, действительно лучше сперва провести сабантой, — поддержал главного инженера главный зоотехник совхоза.

— Какие еще есть предложения?

— Сабантой, заладили, сабантой... А наш совхоз, между прочим, по уши в убытках... Вы чего тут хорохоритесь? Откуда я найду вам средства на проведение праздника?! — возмущенно отверг предложение главного инженера и главного зоотехника главный бухгалтер.

— Мы выделим часть денег со стороны администрации, — мягко осадил его Тусипбеков. — А остальное... народ поймет ситуацию, сами что-нибудь придумают...

Собравшиеся зашумели, одобрительно приветствуя слова начальника.

— Тусекен нашел толковый выход!

— Главное, проявить инициативу, а с остальным народ и сам прекрасно справится.

— Верно говоришь, если этот аул уж зовется Муку-ром, то упорства ему не занимать.

— Ну вот, опять эта путаница... Скажи лучше, совхоз «Раздольный».

— Ладно, пускай будет «Раздольный»...

— Надо, наверно, добиться, чтобы к празднику нам увеличили поставки вина и водки...

— И остального тоже: приличной одежды, например, чая, конфет, сахара...

— Сахара не надо, хватит и того, что по талонам выделяют.

— Правильно, а то навлечем на себя позор, если народ в массовом порядке примется гнать самогон.

— Итак, решено, будем проводить сабантой? — подытожил директор.

Однако участники совещания снова замялись, не решаясь дать конкретный ответ и выжидательно поглядывая друг на друга.

— Что молчите-то?

— А по-моему, — встал тут директор школы, — собрание по случаю присвоения имени школе необходимо провести прежде сабантоя.

— Почему... у вас есть на этот счет какие-нибудь аргументы?

— Особых аргументов нет. Но... сабантой ведь всеобщий, массовый праздник. Если на таком большом сборище аулчане станут ссориться между собой, это к добру не приведет. Может произойти крупный скандал...

— Вы спор между каргалдаками и камаями имеете в виду?

— Именно, Тусеке... Активисты обоих родов сейчас на взводе, зубы точат друг на друга, ждут обещанного собрания по поводу школы...

— Ждут, говорите?

— Ждут, Тусеке!

— А если они его так ждут, не завершится ли такое собрание массовой дракой?

— В ауле и без того вот-вот начнется гражданская война... — ответил директор школы.

— Гражданская война?!

— Ну да... Мы уже накануне своего «Нагорного Карабаха».

— Лучше скажи, «Ближнего Востока». Он нам все-таки ближе, по вере...

— О чем это они?.. — не понял кто-то из совхозных специалистов.

— Коли назревает такая опасность, может, лучше не давать вообще никакого имени?

— А если не дать, появится риск перерастания спора в затяжную распрю, такую как старая столетняя война между англичанами и французами.

— Боже мой, какая, однако, сложная ситуация!

— Все сложности еще впереди...

Гул разговоров прервал директор школы.

— Вы тут не накручивайте, товарищи! — сердито сказал он. — Поскольку в ауле есть школа, она должна носить чье-то имя. Это будет честью и для нас, работников школы, и для вас.

— Честью, говоришь?.. — задумался Тусипбеков, глядя на директора школы.

— Да, большой честью...

— В таком случае поступим так... Обсудим сначала вопрос со школой, — объявил свое решение глава совхоза. — Сабантой от нас никуда не убежит... Завтра вечером соберем народ в аульном клубе и поставим на повестку дня вопрос о присвоении имени школе... Никто не возражает? Все согласны?

— Как тут не согласиться...

— Согласны!

* * *

Назавтра, в соответствии с принятым совхозным начальством решением, мукурцы собрались в аульном клубе. В небольшой зал, напирая друг на друга, втиснулись практически все, кто достиг совершеннолетия и имел право голоса. Лишь представители других родов, с интересом наблюдавшие за школьной тяжбой каргалдаков и камаев со стороны, вместе с аульной детворой толпились, прислушиваясь к происходящему, у распахнутой настежь входной двери, поскольку внутри им мест не досталось, либо поочередно заглядывали в окна, обсуждая ход собрания возле стен клуба.

Такого шумного схода жителей в ауле Мукур никогда еще не было — ни прежде, ни позднее. Начальство вообще с огромным трудом, чуть ли не на подзатыльниках собирало народ в клуб, когда в связи с приездом из райцентра какого-нибудь уполномоченного требовалось провести общесовхозное совещание. Кроме того, если мукурцы и посещали какие-то собрания, то обычно только ради того, чтобы лишний часок вздремнуть, а со всеми постановлениями молча соглашались.

На этот раз ни дремавших, ни согласно поддакивавших в зале не оказалось. Более того, в бурный спор включились даже самые тихие и незаметные старики да старухи, которые никогда в жизни не высовывались.

Войдя в клуб, все каргалдаки расположились по правую сторону от президиума, а камаи расселись на рядах слева. До начала собрания обе стороны, хотя внутри у них все кипело и готово было взорваться, вели себя тихо — лишь постреливали друг в друга многозначительными взглядами, но никаких споров и перебранок между ними замечено не было. Однако, как только собрание открылось, от этой мирной тишины и следа не осталось: зал превратился во взбунтовавшееся пчелиное гнездо, которое разорил медведь.

Председательствовал на собрании начальник районного управления образования Ковалев — мужчина средних лет, в очках, с коротко остриженными усиками, чернеющими под носом узенькой полоской. Он объявил повестку дня и предоставил слово заведующему библиотекой Даулетхану.

Сидящие слева камаи тут же зашумели, словно на их подворье внезапно налетели волки.

— Почему это первым должен выступать каргалдак? — возмущенно закричали они, размахивая руками.

— Не все ли равно, кто начнет говорить? — спросил в некотором замешательстве Ковалев.

— Не все равно! Это принципиальный вопрос... Чем это каргалдаки лучше нас, чтобы выступать первыми?! — уперлись на своем ками.

— Если мы лучше, значит, заслужили! — ехидно парировали каргалдаки, не желая упускать предоставленную председателем собрания историческую возможность.

— Пускай в таком случае на сцену выйдут оба — и Даулетхан, и Оралбек. Пусть говорят одновременно! — предложил стоящий в дверях широколицый и низкорослый джигит по имени Сейтебек.

— Но ведь слушать сразу двоих трудно...

— Какая-то словесная трескотня получится.

— Так дайте слово одному!

-Ну, и кому же?

— Пусть Даулетхан выступит!

— Не-ет, надо предоставить слово Оралбеку!

Председатель собрания вконец растерялся, не зная,

что делать, он в замешательстве то снимал, то снова надевал очки и выжидал. Заметив его затруднения, Тусип-беков решил взять бразды правления в собственные руки.

Когда за трибуной выросла грозная фигура директора, в зале мгновенно воцарилась тишина.

— Товарищи, всем вам хорошо известно, что я не камай и не каргалдак, — весомо начал глава хозяйства. — Для меня все равны — и камаи, и каргалдаки, и остальные. Я один из тех, кто не делит казахов по родам...

— Почему это для тебя все равны? А куда ты денешь своего свата — камая Ашкуна? — спросил кто-то из центра зала.

— Никуда не дену, — ответил начальник. — Он действительно камай и он действительно мне сват, однако никакого отношения к вашим спорам и распрям он не имеет, потому что живет в Аршаты, и об этом вы тоже хорошо знаете.

Раз он тебе сват, ты все равно будешь склоняться на строну камаев!

Ну, допустим, и так... Что вы тогда предлагаете — сидеть всю ночь и препираться, не в силах решить, кому первому слово дать?

— Почему, не в силах?.. Пусть первым говорит ка-май! — крикнули слева.

— Чепуха! Первым уже предоставили слово каргалда-ку! — вскочил с места кто-то с правой стороны.

Теперь уже чуть было не растерялся даже стоявший на трибуне директор.

— Товарищи! — подняв руку, крикнул он, призывая зал к тишине. — Тут не собрание, а какой-то ташкентский базар! Вы что творите?.. Прекратите этот нескончаемый ор! — Затем, воспользовавшись своим правом руководи! ели, Тусипбеков решительно объявил: — Дирекция совхоза «Раздольный» предоставляет первое слово библиотекарю Даулетхану. На это у него есть полное моральное право, потому что его статья на газетной странице стоит впереди статьи Оралбека...

— Начальник правильно говорит... статья Даулетхана первая!

Правда?

— Да, эти негодники из газеты напечатали ее повыше оралбековской!

— Неужели?!

— Ох! Получается, газетчики нас без ножа зарезали!

Не найдя аргумента против удачно найденного директором выхода из тупика, камаи затихли, будто воды в рот набрали.

Таким образом, первое слово взял библиотекарь Даулетхан.

Вдумчиво рассказал о биографии Каратая Карамендина: как он поднимал аул Мукур, как организовал на его базе замечательное хозяйство, которое назвали «Раздольным», как позднее геройски погиб на войне... Свою речь Даулетхан завершил призывом проголосовать за присвоение школе имени этого прекрасного человека, что считает самым подходящим и самым справедливым решением.

Сидевшие справа каргалдаки приветствовали речь библиотекаря криками «ура» и дружными аплодисментами; левая сторона сопровождала выступление свистом и неодобрительными возгласами, устроив шумный протест.

Затем слово дали учителю Оралбеку, который начал издалека, поддавшись бесу самолюбования. Сказал, что является чисто творческим человеком, что обладает тонкой интуицией и многие вещи предчувствует заранее, что еще в детском возрасте проявил способности, присущие профессии журналиста. Затем Оралбек приложил руку к груди, трижды поклонился залу, выражая односельчанам сыновнюю признательность, и поблагодарил за то, что они уделили столько внимания его дебютному на творческом пути писателя произведению и подвергли его публичному обсуждению.

— Эй, парень, мы ведь не твое имя собираемся школе присваивать! Не тяни жвачку, переходи к тому, что хотел сказать! — перебили его справа потерявшие терпение каргалдаки.

— Не затыкайте рот человеку! Пусть говорит как ему хочется! — вступились за своего представителя расположившиеся слева камай.

Наконец учитель перешел к главному — к вопросу повестки дня. Как один из первых исследователей Катонкарагайского района он, по его признанию, долгие ночи, не смыкая глаз, рылся в архивах и в результате этой мучительно сложной работы написал и опубликовал образцовую биографию прославленного учителя Ералы Сагынаева. С небывалым вдохновением Оралбек говорил о том, что Сагынаев заложил фундамент мукурс-кой школы, что он долгие годы в ней учительствовал и воспитал сотни и даже тысячи учеников, которые теперь успешно трудятся в различных отраслях народного хозяйства. Свою длинную, эмоциональную речь учитель завершил предложением присвоить школе имя этого выдающегося человека, что, по его личному убеждению, будет очень логично и действительно справедливо.

На этот раз шумные овации раздались со стороны камаев, а каргалдаки заглушили их недовольными криками и свистом.

Обе стороны были возбуждены до предела и уже готовы вступить в выяснение отношений, однако назревавший скандал, постучав по столу, загасил председатель собрания.

— Поставим на голосование оба предложения! — объявил он.

Для подсчета голосов было выбрано по два представителя от каждой стороны. Директора школы утвердили председателем счетной комиссии.

Провели открытое голосование с помощью поднятия рук.

Забавно, но по итогам подсчета голосов стороны разделились ровно надвое.

— Такого быть не может! — не поверил своим ушам кто-то из нейтральных мукурцев. — Как могло получиться поровну?

— Должны были выиграть камай... Нас ведь много, — уверенно заявили сидевшие с левой стороны.

— Да каргалдаки тебя на милостыню пустят... Ишь, разважничался — «нас много»... А нас что, мало?! Зря, что ли, мы пришли сделать выбор как отдельное сообщество? — распетушились сидящие в правых рядах.

— Нет никаких поводов для недоверия, — сказал в оправдание председатель собрания. — Подсчет вели те, кого вы сами выбрали... Что теперь прикажете делать?

— А зачем считали голоса нейтральных товарищей? — раздались робкие, негромкие голоса.

— Они ведь тоже живут в этом ауле, — пояснил Ковалев. — Школа на всех одна. Им тоже небезразлична ее судьба. Поэтому они и проголосовали, выбрав одно из двух предложений, а мы произвели подсчет их голосов.

— Что же дальше будем делать?

— А пес его знает...

— Какой сложный оказался вопрос!..

И сидящие в президиуме, и собравшиеся в зале усиленно ломали головы в поисках выхода из создавшегося положения.

— А что если заново проголосовать? — нерешительно предложил директор школы, глядя на председателя собрания.

— Нельзя! — категорически отмел это предложение Ковалев. — В случае победы одной стороны проигравшая непременно устроит скандал. Выразит недоверие президиуму и обвинит в том, что все это нарочно подстроено.

Наиболее активные члены двух лагерей приступили к горячему обсуждению ситуации внутри своих групп, пытаясь найти приемлемое решение.

— Разве в этом ауле, кроме камаев и каргалдаков, никого больше нет? Раз не прошли их люди, давайте выдвинем своего! — опять выступил с инициативой стоявший в дверях широколицый и низкорослый Сейтебек.

Народ дружно повернулся, изумленно оглянувшись в сторону выхода.

— Обе ваши кандидатуры не прошли, поэтому мы предлагаем проголосовать за третью кандидатуру!

Предложить-то Сейтебек предложил, но тут же смущенно попятился. Похоже, его напугало неожиданное всеобщее внимание, ведь его чуть не съели взглядами.

— И кто же это... кто твоя кандидатура?

— Пока не знаю... Но, если подумать, обязательно кого-нибудь найдем...

— Не знаешь, тогда стой тихо и не болтай чепухи!

«Что несет этот коротышка, кто он вообще такой?!» —