Страница - 8

ВОПРОСЫ ИСТОРИИ НАЦИОНАЛЬНО-ОСВОБОДИТЕЛЬНОГО ДВИЖЕНИЯ В КАЗАХСТАНЕ В КРИВОМ ЗЕРКАЛЕ БУРЖУАЗНОЙ ИСТОРИОГРАФИИ

Истории национально-освободительного движения угне­тенных народов колониальных окраин царской России была и остается одной из значительных проблем советской исто­рической пауки. За более чем полувековой период совет­ская историография и ее казахстанский раздел шагнули да­леко вперед Еще в первых работах Т. Рыскулова, А. Ф Ря­занова, С. Брайннна и Ш. Шафиро, А.. Якунина, С. Асфен- диарова были предприняты попытки выяснить ход от­дельных национальных движений, однако в оценке их при-

чин и характера некоторыми из историков допускались не­точности, а норою и серьезные ошибки методологического характера. Так, А. Ф. Рязанов любое национальное выступ­ление относил к разряду прогрессивных и даже революци­онных, недооценивая значение классового фактора. Ошибоч­ные взгляды, выражавшиеся в идеализации некоторых ре­акционных движений, отрицании классовой дифференциации казахского общества и противопоставлении национально- освободительной борьбы казахского народа революционно­му движению русского рабочего класса, подверглись спра­ведливой критике научной общественности. Постепенно казахстанская историография освобождалась от наносных, субъективных взглядов, расширяла и углубляла свою источ­никоведческую базу, создала ценные монографические ис­следования. В 40-х годах вышла книга М. П. Вяткина о восстании трудящихся Младшего жуза в 1783—1797 гг. под предводительством Срыма Датова, В. Ф. Шахматова — о восстании в Букеевской орде в 1836—1837 гг. во главе с Исатаем Таймановым и Махамбетом Утемисовым, а также работы и статьи о выступлении сырдарьинских егиншей в 1856—1857 гг., о массовом движении казахов южных райо­нов Казахстана против гнета кокандских феодалов в 1858 г.

Стали издаваться сборники документальных материалов, в особенности по истории восстания 1916 г. в Казахстане и Средней Азин. Нельзя нс отметить монографию X. Т. Тур­сунова «Восстание 1916 года в Средней Азии и Казахстане» (Ташкент, 1962), где показана общность предпосылок, ха­рактера и движущих сил восстания на огромной территории (с выяснением специфики отдельных регионов), раскрыто значение восстания в повышении классового самосознания национального крестьянства, место этого события в назрев­шем в России в годы первой мировой войны революцион­ном кризисе; не обойдены стихийность восстания и его внутренние противоречия.

Достижения советской историографии в изучении иационально-освободительного движения в Казахстане XVIII — начала XIX вв. несомненны.

Немалый интерес к истории национальных движений на территории Казахстана проявила и англо-американская бур­жуазная историография. Рассмотрим же ее «труды» по этой проблеме.

Тема национальных движений в Казахстане впервые по­лучила спорадическое отражение в английской и американ­ской буржуазной историографии во второй половине XIX в. Гораздо большее внимание она уделяет этой теме в послед­нее время.

Так, в конце 50-х годов появились первые публикации об участии казахов в крестьянской войне 1773—1775 гг. В I960 г. в «Среднеазиатском обозрении» была опублико­вана статья «Казахи и восстание Пугачева». В ней делает­ся попытка противопоставить устаревшую работу начала 20-х годов А. П. Чулошникова «Истории Казахской ССР» издания 1957 г.

«Обозрение», разумеется, отдает предпочтение А. П. Чу- лошникову, поскольку (как это типично для буржуазной ис­ториографии!) труд его «свободен» от марксистских взгля­дов. С особым усердием оно поддерживает ошибочные тезисы Чулошникова о том, что набеги казахов на крепости «нигде не сопровождались непосредственным выступлением в рядах самих пугачевцев». Новейшая американская исто­риография (М. Раев, Дж. Александер. П. Аврич) объясня­ет участие казахов в крестьянской войне 1773—1775 гг. прежде всего и главным образом только мотивами нацио­нально-религиозного порядка. Таким образом, отрицают­ся какие-либо социально-экономические предпосылки для совместной борьбы казахских и русских трудящихся масс против своих угнетателей, остается стремление, фальсифи­цируя факты, доказать «полное расхождение в методах и средствах... характере и целях борьбы повстанцев и каза­хов».

Антинаучность таких голословных, опровергаемых сово­купностью документальных материалов «концепции» буржу­азной историографии очевидна. Документы того времени со­держат оценку размаха и характера упомянутых выступле­ний казахского населения, совершенно противоположную утверждениям современных англо-американских авторов. Даже Екатерина II не сомневалась в том, что набеги каза­хов на царские крепости и форпосты являлись прямым про­должением пугачевского восстания, выражали общность ин­тересов русского крестьянства и казахских шаруа в борьбе против своих угнетателей. Доказано, что нападениям каза­хов подвергались преимущественно крепости и отдельные отряды царских войск, в совместной борьбе изживалось не­доверие между народностями, усиленно насаждавшиеся царским правительством. Имеются также сведения, что да­же после снятия осады Оренбурга в десятитысячной армии Пугачева было немало казахов.

Эти факты свидетельствуют о начавшемся в процессе крестьянской войны сближении угнетенного казахского на­рода с русским крестьянством и работным людом, о первых шагах интернационального единства и боевой дружбы меж­ду ними, а не о выдуманных религиозных, национальных и тому подобных моментах, якобы всецело определявших причины, цели и характер выступлений казахского насе­ления.

История участия казахов в крестьянской войне под пред­водительством Е. Пугачева получила полное и глубокое освещение в исследованиях А. И. Нусупбекова, Е. Б. Бекма- ханова, Г. И. Семенюка, Н. Бекмахановой, где на базе источников, с позиций марксистско-ленинской методологии раскрыты внутренние предпосылки и сама история участия казахов в крестьянской войне, отношение к восстанию ши­роких народных масс, общественно-политические последст­вия этого крупнейшего события для казахского народа, мо­тивирована связь между участием казахов в крестьянской войне 1773—1775 гг. и движением под предводительством Срыма Датова, начавшемся в 1783 г. и продолжавшемся почти четырнадцать лет.

Движение под предводительством Срыма Датова полу­чило отражение в книге Дж. Уилера «Современная история Советской Средней Азии».

Дж. Уилер целиком отказался от анализа социально- экономических и политических причин восстания. Жонгли­руя выдернутыми из контекста отрывками из книг совет­ских ученых, Уилер делает произвольный вывод, будто вос­стание Срыма Датова было «антирусским». Между тем история этого восстания хорошо изучена. Факты говорят о том. что оно носило не «антирусский», а ярко выраженный классовый характер. Достаточно вспомнить, что. согласив­шись вести переговоры с генерал-губернатором Симбирского и Уфимского наместничеств, повстанцы потребовали отстра­нения хана от власти, а встретив отказ, убили хана Есима, нескольских султанов н биев. Характерно, что, испугавшись своих шаруа, феодалы стали отходить от Срыма Датова. Более того, хан Нуралы и султан Айчувак просили царские власти в Оренбурге о незамедлительном подавлении восста­ния, следовательно, они отнюдь не считали его только «ан­тирусским».

Глубоко неверно также суждение Л. Крадера, будто следствием восстания Срыма Датова явились «тесная взаи­мосвязь казахов, чувство социальной общности и общей судьбы». Дело обстоит как раз наоборот: восстание было ,вызвано возросшей социальной неоднородностью, явилось следствием классовой дифференциации, которую отметил, например, X. Сетон-Уотсон в книге «Российская империя в .1801 —1917 гг.»: «...Некоторые родовые вожди пытались превратить общинную землю в личную собственность, а ря­довых общинников в арендаторов».

Д. Ч. Бульджер в своей книге «Англия и Россия в Сред­ней Азин», характеризуя восстание шектинцев в 1855— ,1858 гг., главное внимание уделил только его предводителю феодалу Есету Кутебарову. И снова безосновательно выпя­чивается надуманная «враждебность» всех казахов к Рос­сии, к русскому народу. Более того, капитуляция Кутебарова перед царской администрацией изображается как принятие «почетных условий мира, предложенных ему представителями власти». При этом английские и американские историки умалчивают опровергающие их концептуальные положения факты, убеждающие в том, что против повстанцев Е. Кутебарова действовали не только царские отряды, но и правитель западной части Младшего жуза султан Мухамедгали Тяукин, султан Елекей Касымов и султан-правитель Младшего жуза Арслан Джантюрин со своими отрядами. В восстании, при всей стихийности его характера» преобладали антифеодальные черты. Так, повстанцы в стремительном ночном нападении 8 июля 1855 г. убили Арслана Джантюрина, начальника 57-й дистанции султана Игали, начальника 30-й дистанции Нуржана Калабаева, более десяти биев и старшин.

Короткое упоминание о восстаниях Е. Кутебарова и Д. Нурмухамедова содержится в книге «Средняя Азия. Век управления России» под редакцией адъюнкт-профессора Колумбийского университета Э. Олуорда. По его представ­лениям, причины восстания состояли в «постоянных и все возрастающих вторжениях русских (заметьте: всех без раз­личия социальной принадлежности.— А. Е.) в жизнь каза­хов». Э. Олуорд полностью выхолащивает социальное со­держание выступлений казахских трудящихся в 50-х годах XIX в., что ему понадобилось для искажения действительно- характера русско-казахских отношений, освещения их в од­ностороннем, тенденциозном духе.

lie случайно симпатии англо-американских авторов, например, всецело на стороне Кенесары Касымова, которого они возводят чуть ли не в ранг «национального героя». Провокационное утверждение автора статьи «Россия и ка­захи в XVIII и XIX веках» о том, что современная совет­ская историография якобы рассматривает все антицарист- ские движения как реакционные, преднамеренно вводят зарубежного читателя в заблуждение. Здесь, что ни слово, то фальсификация, клевета на советскую историческую науку.

В конце 60-х—начале 70-х годов XIX в. центр освободи­тельной борьбы казахов переместился в западные районы Казахстана, где выступления шаруа были вызваны усиле­нием колониального гнета и феодальной эксплуатации» обострением земельного вопроса» произволом царских чи­новников в связи с введением административно-судебных реформ 1867—1868 гг.

Восстание казахских трудящихся в Уральской и Тургай- ской областях нашло отражение в трудах А. Краусса «Рос­сия в Азии» и уже упоминавшейся книжке Е. Скайлера «Туркестан. Заметки о путешествии по русскому Туркеста­ну, Коканду, Бухаре и Кульдже». Первый совершенно без­доказательно писал, что восстание казахов «было поддер­жано донскими казаками». Скайлер же непосредствен­ные причины недовольства казахов-кочевников увидел не в том, что реформы несли с собой усиление колониального гнета, а в том, что была введена выборность чинов местной администрации. По его словам, «внедрение системы избира­тельного правления в степи» привело к «большому недо­вольству, вылившемуся в открытое восстание». В связи с этим Е. Скайлер поет дифирамбы никогда не существовав­шей «любви» казахов к «своей аристократии», якобы по­страдавшей от введения реформ. «Киргизы питали большое уважение к своей аристократии,—утверждает Е. Скайлер,— и народные массы, или «черная кость», видели своих вождей в «белой кости», или в потомках ханов и правящих фами­лий». Вот уже, где полное и сознательное искажение классовых отношений в казахском обществе! Что же касает­ся фактов, то Скайлеру до них дела нет.

В 1870 г. произошло восстание на Мангышлаке. За ру­бежом на него откликнулись английские авторы Г. Аберинг- Маккей в «Заметках по Западному Туркестану» и полков­ник Ф. Барнаби в книге «Поездка в Хиву. Путешествия и приключения в Средней Азии». Они информировали чи­тателя об увеличении налогов среди адаевцев. о военных действиях на Мангышлаке, о численности повстанцев. Ф. Барнаби не забыл сообщить, что «хивинский хан поддер­жал восставших, которых он считал своими подданными». И далее: «В ходе столкновения адаи разгромили транспортную колонну с конвоем и атаковали форт Александ­ровск».

Вполне понятно, что описание Ф. Барнаби и других не дает представления о характере и движущих силах восста­ния. Снова его антиколониальный характер отождествлен с выдуманной «антирусской направленностью». Между тем причина восстания и на этот раз предельно ясна: оно яви­лось выражением протеста против удвоения суммы налогов.

Таким образом, англо-американская историография, объявляя все движения «антирусскими», стремится к одной неосуществимой цели: доказать, будто не было среди каза­хов классовой борьбы, объединявшей трудящиеся массы казахского и русского народов.

С этих же позиций рассматривается англо-американской историографией и народно-освободительное восстание каза­хов в 1916 г. Все переселенцы (независимо от социального положения) при этом опять-таки противопоставляются яко­бы единому казахскому населению. В частности, Д. Уилер сводит причины восстания 1916 г. к тому, что «мусульмане были против присутствия русских». Пытаясь критиковать труды советских историков, в частности сборник докумен­тов «Восстание в Средней Азии и Казахстане» (под редак­цией А. В. Пясковского. Москва, 1960), Дж. Уилер спорит ... ,с документальными материалами.

Классовая тенденциозность современных буржуазных историков выражается также в идеализации роли феодаль­ной верхушки в восстании 1916 г. и предпочтительном опи­сании событий в тех районах, где реакционные феодально­байские элементы пытались разжечь национальную рознь. Так, например, поступает М. А. Чаплика в работе «Тюрки Средней Азии в прошлом и в настоящее время».

В отличие от него Р. Пирс основным центром восстания в Казахстане называет Тургайскую область, но и он замал­чивает внутренние социальные первопричины восстания. Заимствуя у советских ученых некоторые данные об эконо­мическом положении казахов в годы первой мировой войны, о мобилизации, о налогах и повинностях, о коррупции чи­новников, о реквизициях скота, он тут же забывает об эле­ментах объективности, когда переходит к оценке советскими историками характера восстания. Цитируя «Материалы научной сессии, посвященной истории народов Средней Азин и Казахстана» (Ташкент, 1965), он сопоставлял их с «иссле­дованиями» пантюркнста Зеки Велнди Тогана, и возвраща­ется к избитому тезису об «антирусском характере» восста­ния.

В книге С. Зеньковского «Пантюркизм и ислам в Рос­сии» описываются боевые действия повстанцев против цар­ских карательных отрядов. Это описание грубо извращает роль казахских буржуазных националистов и баев в восста­нии, замалчивает их предательскую роль в отношении к своему народу. В конечном счете он приходит к «выводу», что восстание было не чем иным, «как безрассудной резней в степи, вызванной взаимным недоразумением как со сторо­ны тюрков, так и русских». Вот уж поистине обобщение, достойно расиста!

Зеньковского не интересует, что в основе такого «недо­разумения» лежали массовое изъятие земель казахских ша- руа, повсеместные реквизиции скота и фуража по принуди­тельным ценам, увеличение налоговых сборов, торговая и ростовщическая эксплуатация, произвол, взяточничество и вымогательство царских чиновников, волостных управите­лей и аульных старшин, мобилизация на тыловые работы, иными словами —чрезмерное усиление социального и коло­ниального гнета в годы первой мировой войны.

Американец Э. Д. Сокол написал книгу «Восстание 1916 года в русской Средней Азии». В ней он отмечает, что эта тема «игнорировалась в английской литературе» и «ее затрагивали лишь мимоходом». Он пишет: «...Экономи­ческие причины играют преимущественную роль при объяс­нении почти всех восстаний. Однако очень мало есть таких восстаний, в которых экономический фактор сыграл бы столь выдающуюся роль, как в восстании 1916 года». Но далее Э. Д. Сокол слово в слово повторяет выдвинутую его предшественниками и поддержанную современными анг­лийскими историками «концепцию», перепевает знакомые слова об «извечной борьбе ислама против неверных».

Правда, Э. Д. Сокол приводит сведения об ухудшении материального положения казахских трудящихся, увеличе­нии налогового обложения и других повинностей, данные о количестве местных жителей, «реквизированных» на тыло­вые работы. Более того, говоря об участии различных социальных групп в восстании в Тургайской, Семипалатин­ской и Семиреченской областях, Э. Д. Сокол отмечает недо­вольство казахов действиями как русской администрации, так и «своих» старшин и волостных управителей, что находится в явном противоречии с его же тезисом о направ­ленности восстания якобы «только» против «неверных». Он вынужден признать, что «богатые казахи» обычно не присо­единялись к движению», а бедные «повсеместно участвова­ли в восстании в качестве повстанцев».

Характер работы Э. Д. Сокола определяют, однако, не эти признания. В целом книга полна противоречий и несо­стоятельных суждений. В конечном счете он отрицает взаи­мосвязь национально-освободительного и революционного движения русского рабочего класса и трудящегося кресть­янства, пытается представить алашордынцсв и пантюркис- тов в качестве «поборников интересов» казахского на­рода.

Отметим, что той же «концепции» придерживаются аме­риканский историк А. Спектор, который в книге «Советский Союз и мусульманский мир» утверждает, что восстание 1916 г. явилось «предвестником басмачества», и Л. Крадер, объявляющий восстание истоком контрреволюционной Алаш-Орды.

Характерно, что все такого рода извращения вступают в непреодолимое противоречие с многочисленными фактами, свидетельствующими о героической борьбе народных масс Казахстана и Средней Азин против басмачей и алашордын­цев.

Исследования советских историков и весь ход разви­тия исторических событий в России и на ее колониальных окраинах свидетельствуют о полном несоответствии сужде­ний буржуазных историографов правде истории, которая со­стоит в том, что в ходе восстания 1916 г. трудящиеся массы убеждались в необходимости совместной с русским рабочим классом и крестьянством борьбы против социального и колониального гнета. Это наглядно и неопровержимо доказал опыт Великой Октябрьской социалистической революции.

В отдельных трудах англо-американских авторов содер­жатся сведения, свидетельствующие об их знакомстве с ли­тературой по истории национальных движений в Казахста­не. Но случайные, отрывочные факты искажают понимание действительных причин развития национально-освободи­тельного движения казахского народа, его характера и дви­жущих сил, связи с революционным движением в России, в особенности после выхода на историческую арену русского рабочего класса.

Они явно политически тенденциозны, написаны с пози­ции буржуазной методологии. Политической подоплекой построений буржуазной историографии является попытка противопоставить друг другу общественные силы по нацио­нальной, а нс классовой линии, стремление провозгласить враждебность всего «мусульманского» всему русскому, по­пытка «обосновать» отсутствие объективных предпосылок для революционного союза русского рабочего класса и крестьянства с казахскими трудящимися. Политический смысл буржуазной исторической литературы состоит в том, чтобы отрицать саму возможность слияния национально-ос­вободительного движения с пролетарским движением рус­ского рабочего класса.

Тщетность таких вожделений, направленных на отрица­ние истоков дружественных отношений между народами на­шей страны, их трудовых, экономических и культурных свя­зей в прошлом, их совместной освободительной и револю­ционной борьбы против социального и национального гнета, очевидна. Концепции историков США и Англин, видящих в отношении между советскими народами несуществующие «конфликты и противоборство», «борьбу ислама с христиан­ством», «леса — со степью» и тому подобные мифы, опро­вергаются самой историей русско-казахских отношений.

Еще в «Манифесте Коммунистической партии» К. Маркс и Ф. Энгельс заявили: «История всех до сих пор существо­вавших обществ (имеются в виду классово-аитагонистиче- ркие общества.— К. Е.) была историей борьбы классов». Не было исключением и казахское общество.

Несмотря на реакционную политику царизма и казах­ских феодалов, насаждавших и разжигавших национальную рознь, натравливавших русских крестьян на казахов и наоборот, исторические связи между двумя народами, основан­ные на общности исторических судеб и совместной борьбе против общего врага, с каждым годом все крепли, так как русские и казахские трудящиеся являлись жертвами одного и того же эксплуататорского строя. Присоединение к Рос­сии влекло за собой крупные изменения во всей обществен­но-экономической и культурной жизни Казахстана.

Первая русская буржуазно-демократическая революция 1905—1907 гг. наглядно показала созревание социальных сил внутри казахского общества, способных воспринять идеи революционной России. Проникновение марксистских идей в Казахстане, хозяйственное и культурное общение ка­захских и русских крестьян имели громадное значение для пробуждения классового самосознания трудящихся, вовле­чения их в орбиту общероссийского освободительного дви­жения. Трудящиеся Казахстана все теснее сближались с рус­ским рабочим классом» усиливали борьбу против общего врага — российского империализма и местных угнетателей. Проявлением резкого обострения классовых противоречий и назревавшего в России революционного кризиса была на­ционально-освободительная борьба народов Средней Азии и Казахстана в 1916 г., которая сливалась с общей револю­ционной борьбой русского народа против царского самодер­жавия, капитализма и империалистической войны.

По мере приближения социалистической революции, в ходе классовой борьбы трудящихся масс против русских и местных эксплуататоров, на почве общности классовых ин­тересов происходило дальнейшее сближение казахских ша- руа и формирующегося молодого отряда рабочих-казахов с русским пролетариатом и трудовым крестьянством, усили­вался их отход от «своей» национальной буржуазии, пытав­шейся играть роль защитника «общенациональных» интере­сов. Именно эта непоколебимая убежденность трудящихся- казахов, выработанная на историческом опыте многих на­ционально-освободительных, революционных выступлений, что мир, хлеб, землю и подлинную свободу они могут заво­евать только в союзе со своими братьями по классу — рус­скими рабочими и трудовыми крестьянами, привела казах­ский народ к самому тесному, совместному выступлению с русским пролетариатом в октябре 1917 г.