Страница - 16

ОПРАВДАНИЕ ПОЭЗИИ

Адольф Арцишевский

Обычно профессиональные прозаики, которых мы называем «писатели», скрывают свои стихи, как занятие домашнее, для себя и своего «узкого» круга.

Профессиональные же поэты слегка ревниво, но больше с иронией посмеиваются над ними — «писателями», впадающими в тайный, запоздалый соблазн стихописания.

Кто тут прав?

Скорее всего читатель, т.е. время, — заметит или нет, сегодня или завтра, или никогда.

У стихов Адольфа Арцишевского читатель появился как-то сразу, точнее — слушатель, потому что автор долго ничего не печатал и свою первую стихопробу сделал на Казрадио. Что тут помогло — сами стихи, целый трепетный цикл «Есть женщины, в которых тайна»? Мастерское чтение, которое выдавало в Адольфе природного актера, к сожалению, не ставшего профессионалом? Или же музыкальный редактор, с его паузами и волнующими мелодиями? Наверное, все сразу — как в сыгранном ансамбле. Но стихи были услышаны и за пределами Казахстана. Киевский композитор Елизавета Мелехова положила их на музыку, и когда впервые прозвучали ее романсы и танго, было ощущение праздника.

Первые рассказы Адольфа приняла сразу тогда еще аспирантка Каз-ГУ, замечательная поэтесса Тамара Мадзигон. С течением времени на ею повести и роман обратили внимание и поддержали Виктор Шкловский, Юрий Нагибин, наставники Литературного института им. М.Горь-кого. Поверили в творческие возможности Арцишевского, как бы взяли его в соавторы — переводчиком — такие известные казахские писатели, как Ильяс Есенберлин, Аким Тарази, Калихан Искаков, Бакхожа Мукаев...

Стихи же пробивались исподволь, давно — то рядом с прозой и переводами, то вместо них, поначалу — в основном для себя, потом — для самых близких, хотя друзья-поэты редко к ним снисходили. Но у профессионалов это дело привычное — ревновать литературу к литературе.

В случае Адольфа одно другому не мешало, напротив, в духе светлой романтики легендарных уже 60-х годов одно дополняло и уточняло другое: психологически тонкая, поэтичная проза Арцишевского продолжалась в его стихах, т.е. оборачивалась то философски размышляющей, то подчеркнуто обыденной, иронично-горькой, но все же незаурядной возвышенной поэзией.

Такими стихи предстают и в этом сборнике — «Простые истины». Здесь и несколько приземленные, хайямовские мотивы спасительной силы вина, творческого опьянения-прозрения (впрочем, подтвержденного цитатой из Ходасевича), а также пейзажно-философские медитации на тему осени нашего бытия. Все это не домашние стихи на случай, а тщательно отобранные автором вещи, проверенные на слух — в чтении друзьям, и на глаз — в одной или двух крохотных публикациях.

Время шло, отмеченное рке новыми стихами Адольфа, а друзья-литераторы, и не только литераторы, стали, что называется, «кроме шуток», душевно припадать к ним и даже намекать, что стихов рке набралось, пожалуй, на целую книгу.

И автор решился...

«Так начинают жить стихом», — писал Борис Пастернак, вспоминая о том, как «от мамки рвутся в тьму мелодий». В нашем случае, скорее, — так продолжают жить стихом, обретая не просто второе, а более глубокое литературное дыхание, более наполненный творческий пульс.

И вот она, давно вынашиваемая книга, перед нами. Во всей своей беззащитной правде лирических откровений. Перечитываю ее, радуюсь за своего друга, вспоминаю нашу далекую юность. Студент журфака КазГУ, а потом работник различных газет и журналов Адольф Арци-шевский был да и остался, по-моему, неутомимым романтиком. Однако не в духе комсомольских покорителей рек, лесов и степей. Он покорял свою целину, без путевок, а как поэт — по зову сердца: уходил в матросы и в геологи, к таежным охотникам и на заочное отделение биофака (поэзия науки о природе). Искал свою жизнь и судьбу, или, говоря его словами, — «наследство», связь времен и поколений. Результатом этих исканий стала и эта, пока первая его поэтическая книга «Простые истины», суть которой безыскусно проста и серьезна — и в добрые, и в трудные времена нашей жизни надо видеть и защищать спасительную поэзию человеческого бытия. А в подборе и расположении, смене ритмов и интонаций этой книги оживают сокровенное утешение и светлая надежда, которых так нам не хватает вообще, и в частности сегодня...

2002

ДОСТОЙНЫЙ СЫН СВОЕГО НАРОДА

А. Абдрахманов

Человек славен своими делами, большими или малыми, в конечном счете — служением «великим целям века». Что с того, что в наше рыночное время социальная активность вс егц нередко ассоциируется с советской ангажированностью, несвободой мысли и чувства? Каждая эпоха, и наша в том числе, дат примеры той самой высокой творческой гражданственности, которую Л.Гумилв неожиданно и точно назвал пассионарностью. «Высокопарных слов не надо опасаться!», призывал Булат Окуджава. Не будем, но постараемся их максимально заземлить, чтобы читатель нам поверил.

Речь о нашем современнике Махмуте Абдрахманове, которого многие зовут Махмут-ака в знак традиционного уважения, и, может быть, нетрадиционного восхищения.

Он один из многих уйгур, живущих в Казахстане, который привычно и гордо соотносит сво жизненное поприще, прежде всего с трагической судьбой своего народа. Подобно хотя бы курдам и крымским татарам, его народ оказался разрозненным в пределах Средней Азии и западного Китая. Кроме казахстанских, существуют уйгурские диаспоры в Узбекистане и Киргизии, но их историческая родина — Восточный Туркестан — за непроходимыми границами Синь-Цзяня, уйгурской автономии Китая. Так сложилось в ходе джунгаро-монгольской экспансии, а затем тоталитарного диктата царской России, СССР и маоистского Китая. Народ с тысячелетней культурой, развивавшийся «на стыке трх крупных цивилизаций — среднеазиатской, индийской и китайской». (КЛЭ, т. 7, с. 756), и живт пока что несбыточной мечтой о воссоединении, с горьким чувством кровоточащей исторической раны — откровенного геноцида на его исконной родине.

В одном из интервью бывший наш посол в КНР Мурат Ауэзов, в частности, говорил: «Власти Китая сейчас уверенно идут к тому, чтобы создать мононациональное государство. Идет в буквальном смысле стирание уйгурского компонента» (Экспресс К, 08,09,2000).

Арабо-персидская традиция, глубоко вошедшая в художественное сознание уйгур, требует воспринимать человеческое бытие сквозь призму любви, сладкого очарования жизнью. Но горчат любовные песни наших казахстанских собратьев, а все их духовные помыслы и стремления направлены в первую очередь на сохранение и развитие своей древней культуры.

… Он берт в руки дутар, увеличенное, многострунное подобие казахской домбры, и начинает петь широко известную ностальгическую песню «Сэгиндым» («Истосковался») — о Восточном Туркестане исконной родине уйгур, которая там запрещена. Смотрю на его благородный и вдохновенный облик, слушаю уже не просто песню, а крик боли, от которого мурашки по телу, и удивляюсь тому, «как умеют эти руки эти звуки извлекать». Поражаюсь гармоничному слиянию в нашем Махмут-ака учного, поэта и виртуозного дутарчи. В этом году ему исполняется всего лишь 70 лет. Кто он и откуда, мой давний рке коллега по филфаку КазПИ, теперь КазНПУ им. Абая?

Он родился в большой семье уйгурского дехканина, в которой кроме собственных, было ещ четверо примных детей. В страшные голощкинские 30-е годы надо было спасать не только себя. Казахстан стал второй родиной Махмута-ака. Здесь началось братское приобщение к казахской культуре, окончил педучилище в Тургени, поступил в 1953 году на казахское отделение филфака КазГУ, между прочим, вместе с Кадыром Мырзалиевым. Защитил на казахском языке дипломную работу «Современная уйгурская поэзия», которая была опубликована в виде статьи в журнале «Жулдыз». На пятом курсе его рке пригласили на работу в уйгурскую газету «Коммунизм туги»: стихи и критические статьи этого неугомонного и яркого, талантливого студента сразу же обратили на себя внимание.

Входя в большую литературу, Махмут Абдрахманов понимал, что творчество должно отвечать запросам большого исторического времени. После образования КНР (1949), смерти Сталина, с наступлением хрущвской оттепели с новой силой ожили надежды на скорые счастливые перемены. Стали открываться в Казахстане уйгурские отделения в вузах, выходить новые газеты и журналы, книги репрессированных писателей, возникла уйгурская секция в Союзе писателей.

Именно в эти годы (50-60-е) пришли к читателю произведения X. Абдуллина, И. Бахтин, М. Бахниязова, И. Изимова, X. Хамраева, Р. Кадыри, 3. Самеди. Кроме них, в уйгурскую литературу вливаются талантливые писатели Восточного Туркестана — С. Маматкулов, Р. Ро-зиев, И. Джалилов, А. Дулятов, Дж. Розахунов, Д. Ясенов, М. Хамраев… М. Абдрахманов подчркивает, что «именно их перу принадлежат произведения, определяющие интеллектуально-эмоциональное состояние современной уйгурской поэзии» («Литература народов Казахстана», Алматы, 2004).

Можно считать, что высшим знаком возрождения и прогресса уйгурской культуры, поддержанного на государственном уровне, явилась организация отделения уйгуроведения в рамках института языкознания АН КазССР под руководством академика А. Кайдарова.

Здесь нужны были люди молодые, смелые, со своими идеями. Самобытный поэт и критик М.Абдрахманов оказался среди них. Так открывается его второе призвание — учный-литературовед. В положенный срок представляет он к защите кандидатскую диссертацию «Становление и развитие современной уйгурской поэзии» (1971). Не думайте, что был он слишком везучим и вс у него шло, как по маслу. Скажем прямо: не такой он был человек, не в его правилах было приспосабливаться к обстоятельствам, он умел идти и против них — во вред себе, но во имя правды.

В своей кандидатской диссертации и книгах, предшествовавших ей («Борьба и жизнь», 1961, «Очерки уйгурской советской поэзии», 1967), М. Абдрахманов не просто изучил, а в буквальном смысле оправдал, «вывел в свет» таких уйгурских репрессированных писателей, как Н. Абдусемятов, Н. Исраилов, Т. Хасанов, М. Хамраев и др. Они были к тому же ещ и зачинателями казахстанской уйгурской литературы до 1937 года.

Такой материал и пафос гражданской и научной реабилитации кое-кому пришлся не по вкусу. Диссертация получила отрицательный внешний отзыв, такие же отзывы-доносы посыпались в ВАК, их несли прямо на защиту, которая продолжалась более 4 часов. В опровержение известной пословицы такую защиту можно было бы назвать «и один в поле воин», тем более что соискатель принципиально отказался от научного руководителя, полагая, что компетентных учных по его теме ещ не было. Иначе говоря, дал понять, что, не будучи ещ кандидатом наук, знал в своей области больше иных докторов.

Что его спасло? 17 положительных отзывов, поступивших со всех концов СССР. Но главное, как нам думается, — убежднность в своей правоте, глубокое знание материала, боевая способность отстаивать правду до конца. Особенно правду о трагической судьбе родной литературы в годы сталинского террора.

Нелегко «проходила» и докторская диссертация «Пути и особенности развития современной уйгурской поэзии» (1994). Также, по желанию автора, не было научного консультанта. Но главное, вероятно, теперь заключалось в том, что ВАК пошл навстречу соискателю, разрешив ему защиту без диссертации — по совокупности опубликованных работ. Это настолько редкая милость и доверие ВАК, что их следует отметить особо, потому что, кроме Абдрахманова, такую возможность получил только ещ один наш писатель и филолог А. Сейдембеков.

За двадцать с лишним лет, прошедших между двумя диссертациями, рухнул советский тоталитаризм, возник независимый Казахстан, многие народы обрели государственный суверенитет и получили возможность этнического воссоединения. Но казахстанские уйгуры так и не приблизились к своей исконной родине, о них там как бы забыли. Многие из наших, в их числе и М. Абдрахманов, так и остались «невъездными», то есть персонами «нон грата». Песни его «там» до сих пор под запретом. Свидетели рассказывают: «Мы ваши песни слушаем отдельно — при закрытых дверях и окнах». Наверно, этим можно было бы гордиться, но по лицу и тону Махмут-ака понятно, что это горькая гордость, скорее боль. Отступает она лишь тогда, когда он берт дутар, пот и, вспоминая, признатся, что «здесь, у нас в Казахстане без него почти не один той не проходит», да и не только той. Его знают и высоко ценят не только соотечественники-уйгуры, но и весь интернациональный Казахстан.

В трудное переходное время он не пал духом, не сломался, но ещ более убедился в том, что существует историческая преемственность эпох, особенно в творческом сознании учного и поэта, которую опасно разрушать. Махмут-ака не случайно избрал для себя вторую публичную стезю — вузовского преподавателя, тем более в таком крупном университете РК, как легендарный КазПИ — КазНПу. Общение со студенческой молоджью, как известно, творчески стимулирует само по себе. Но это не только вдохновенные лекции. Это огромная учебнометодическая работа, проделанная им, например, на уйгурском отделении КазПИ в роли зав.кафедрой. Это он, собственно, наладил работу этого отделения, которое было и остатся образцом самого добросовестного и ответственного отношения студента к учбе. Он первый поднял вопрос о необходимости изучения и преподавания национальной истории, помимо родного языка и литературы, и е читали с 1987 по 1994 год, пока не начались известные пароксизмы рынка, скоропалительных реформ высшего образования, приведших в итоге к слиянию уйгурской и русской кафедр, под общим названием «русской и мировой литературы». Теперь мы утешаем и обнадживаем наших коллег-уйгур тем, что считаем их ещ и представителями мировой литературы, и прежде всего в лице Махмут-ака.

За годы работы в КазНПУ он напечатал множество статей, издал сборник «Эхо годов», посвящнный проблемам уйгурского языка и культуры, вопросам просвещения и преподавания уйгурского языка и литературы. Разработал учебные программы и участвовал в создании учебников для 5-11 классов уйгурских школ РК. В скором времени выйдет сборник его статей культурологического и литературно-критического плана. В этих книгах аккумулирован уникальный опыт гуманитарного уйгуроведения, на который уже давно опираются соотечественники из Ташкента и Бишкека. И венчает этот упорный патриотический труд, конечно, плеяда учеников Махмут-ака, защитивших под его научным руководством кандидатские диссертации, причм есть среди них и те, кто живт и работает в Синь Цзяне. После ухода из жизни таких видных деятелей уйгурской культуры, как X. Абдуллин, Г. Садвакасов, А. Шалиев, по существу заменил их, возглавил уйгурскую филологическую науку М.Абдрах-манов.

Вероятно, при такой нагрузке для поэзии уже не остатся времени?.. Но это не совсем так. Поэтические сборники «Песни сердца» (1967), «Перевалы» (1987), «Шаги» (1994), либретто для оперы «Садыр пал-ван», музыку к которой написал великий Куддус Кркамьяров, стихи, осевшие в газетной и журнальной периодике, ещ не собранные в новую книгу, так же, как и многочисленные переводы с русского (Пушкин, Е. Евтушенко, А. Вознесенский, Б. Ахмадуллина, Э. Асадов, А. Дементьев) и казахского (Абай, X. Ергалиев, X. Бекхожин, К. Мырза-лиев, Т. Молдагалиев, С. Жиенбаев). Вс это живой неповторимый след М.Абдрахманова в уйгурской литературе и культуре второй половины XX века. И прежде всего это стихи, ставшие народными песнями, — «Журавли», «Истосковался», «Мой уйгур» и многие другие. Соавторами их стали такие известные композиторы, как С. Зайналов, И. Масимов, А. Хамраев. Если уж нужны документальные данные, то Махмут-ака был принят в Союз писателей ещ в 1962 году, причм и здесь он проявил себя как активный участник литературного процесса в ряду таких знаменитых своих современников, как X. Абдуллин, 3. Самади, X. Хамраев, И. Бахниязов, А. Рози, Дж. Бусаков и другие. И вс-таки стихов оказалось мало.

— В это трудно поверить, Махмут-ака, — говорю я.

— Стихов мало потому, что я по любому поводу стихов не писал. Я не поэт-солдат, который козыряет каждому встречному. Но я и не из тех поэтов, которые презирали гражданскую поэзию или позже стыдились е. Я, например, не стесняюсь своих советских стихов о Ленине, революции. Тогда именно на эти темы было написано немало талантливых произведений.

Мало стихов и потому, что я был и остаюсь критиком, который работает, не покладая рук, и не боится критиковать безжалостно, но по существу. Но как поэта-лирика меня знали и ценили. К. Кужамьяров, например, прикладывая руку к сердцу, говорил мне: «Давайте с Вами напишем песню, пока оно (сердце — В.Б.) ещ не состарилось для песен». Это было уже давно, но вот в прошлом году вдруг написал стихи о любви. Значит, ещ не состарился?

— Что, по-вашему, поэзия — лирическая иллюстрация или рефлексия?

— Поэзия — это выражение души, которая активно соприкасается с действительностью. Это — особое состояние, как внезапный луч прожектора, как проснувшийся вулкан. Является оно, когда поэт живт жизнью своих современников, и это высекает искры вдохновения.

По заказу никогда не писал, это небольшая поэзия. Но бывает, что, откликаясь даже на незначительные явления, ты лирически самовыражаешься и тогда готов, как Пушкин, воскликнуть — ай да сукин сын! Но это случается только у тех, кто тесно связан не просто с современностью, а с судьбой своего народа, кто живт с ним одной целостной жизнью.

Думаю, что из всех уйгурских поэтов нашего времени я первый осмелился сказать правду о мом трагически несчастном народе. Поэтому мои стихи и песни по сути своей складываются в гимн этому народу. Кто-то из крымских татар, насильственно лишнных своей родины, сказал о моих стихах: «Маха, вы и наши мысли высказали» .

Есть целый пласт мировой литературы об утнетнных или рассеянных по земле народах, и главная великая тема этой литературы — борьба за освобождение. Помню, во дворце культуры АХБК проходил творческий вечер композитора С. Зайналов, Народная артистка Н. Ма-метова исполняла нашу песню «Истосковался», и произошло чудо — соприкосновение сердец: песню запел и зал, то есть народ. И пот до сих пор.

Что может быть для поэта выше этого? Когда все читают или поют твои стихи, пусть немногочисленные, то в такие минуты жизнь хочется отдать во имя нашей мечты, нашего самого сокровенного желания — увидеть Кульджу, всю эту страну по имени Восточный Туркестан...

И снова Махмут-ака берт свой звучный дутар, чтобы музыка и голос бесконечно усилили патриотический смысл его стихов, его научной и просветительской пассионарной деятельности на благо своего народа.

Не знаю, не спрашивал, какие награды имеет этот светлый, вдохновенный человек, но мне хочется поблагодарить его, прежде всего, за то, что он давно является общепризнанным учным и писателем Казахстана. И я горжусь тем, что мне выпало знать его, работать рядом с ним — быть его современником.