Страница - 28

Хасен рассмеялся, довольный ловкостью Аманбая.

- Правильно сделал. Как можно довериться глупому казаху?

- О документах, заключении ветеринара, я и не заикнулся.

Находчивость Аманбая понравилась и Касымкану.

- Молодец! - не удержался он. - Ты, видать, с головой.

- Ну, о чем тогда разговор! - Хасен встал, подмигнул приятелям, провел указательным пальцем по горлу. - Валить надо коня... Махан кушайт! - добавил он, нарочно искажая слова.

Касымкан все еще не решался.

- А не сочтут за хищение? Законы, знаешь, теперь суровые.

- Бросьте! - оборвал его Хасен. Голос его мгновенно стал жестким. - Советская власть из-за одной лошадки не обеднеет. Мало она забрала у нас скота? Давайте

режьте, черт бы побрал все! Нечего ходить вокруг да около!

Аманбай и Касымкан промолчали.

- Ну хорошо, где тот колхозник? - справился Хасен, видя нерешительность приятелей. - Надо его пригласить, накормить досыта и заткнуть ему глотку. Кроме него, никто не мешает?

- Касымкана беспокоит то, что тот днем приходил сюда и видел коня, - сообщил Аманбай.

- Вот именно, - подтвердил Касымкан. - Опасно все- таки.

Но Хасена уже трудно было остановить. Через полчаса его поддержал порядком опьяневший Аманбай. Наконец, исчерпав все доводы, вынужден был согласиться с приятелями и осторожный Касымкан. Участь гнедого была решена. Тем временем наступила ночь, и коня без опаски зарезали во дворе. Жены Хасена и Касымкана, не спуская глаз друг с друга, суетились около мужчин, разделывающих тушу.

Дома трое дружков, налегая на горячее жирное жаркое из свежей конины, принялись за вторую литровку. Развязались языки, обнажились затаенные мысли. Перебрали все истории и дела дорогих сердцу восемнадцатого и девятнадцатого годов, когда в степь еще не пришла советская власть. Хасен, хвастливо выпятив грудь, провозгласил:

- Мы, люди, вершившие исторические дела! Все трое останемся в истории!..

Но не успел он закончить свою речь, как у дверей послышался громкий топот. Раздались незнакомые голоса. Касымкан, схватив бутылку, от страха нырнул под стол. Вошло четверо в военной форме. В пятом Аманбай признал колхозника, вместе с которым приехал в город.

Говорить, доказывать свою невиновность было бесполезно. Все же Хасен попытался сопротив­ляться.

- Мы кадры... Ответственные работники краевого учреждения... - Хмель моментально вылетел у него из головы. Слушать его не стали...

Приятелей вывели во двор,

На повороте улицы взгляд Хасена скользнул вдаль. Большой Алмаатинский пик холодно глядел на него, - далекий и неприступный... Ровный, как гранит, не знающий поражений величественный Алмаатинский пик...

1935

КРУТИЗНА

1

Нет, Айша не испугалась тьмы, обступившей ее со всех сторон. Она ее ненавидела, проклинала, но не боялась. На дворе была сырая, холодная ночь, ее липкая влажность проникала в погреб. Из ямы несло затхлостью и гнилью. Этот запах тлена с особой силой вызвал в памяти страшные события дня. В отчаянии Айша билась о стены погреба.

- Как же это все случилось? Бедная моя голова! - стонала она.

Стены давили. Ей мерещилось, что она лежит на дне глубокого подземелья, откуда выбраться уже невозможно. Мертвая тишина! Погреб затерян в глухой степи, кругом ни одной живой души. Все окутал черный мрак ночи. Долго ли будет тянуться ночь? Айша потеряла чувство времени... А что, если ее бросили сюда навеки и, полная сил, молодая, она погибнет здесь в страшном одиночестве?

Айше стало жаль себя, она ослабела и уже не сдерживала слез, потоком хлынувших из глаз.

- Проклятый!

Ненависть придала ей силы, и она снова начала лихорадочно шарить по полу. Сколько раз она уже

ощупала каждый вершок, казалось - иголку и ту нашла бы, а вот наган исчез. Айша совсем растерялась, бросила искать, поднялась с пола. Дверь! Как бы найти дверь! Где-то наверху брезжит слабый свет... А может быть, ей это только кажется и его зажигает проснувшаяся в ней надежда? Окно? Но ведь оно должно быть совсем не там. А вот еще тонкая паутинная нить мутного света. Не от двери ли она тянется? Но дверь как будто левее... Нет, нет ее и слева! Все перевернулось в этом проклятом погребе, в этом мраке! Мрак играет с ней в прятки. Какая жестокая и страшная игра!

Айша закрыла глаза и решила довериться рукам. Они наткнулись на мокрую осклизлую балку, подпиравшую потолок. Затем женщина споткнулась о кучу кирпича. Обойдя кирпич, она вдруг шагнула в пустоту и провалилась в яму. Шум от собственного падения так испугал Айшу, что она чуть не потеряла сознание, ей показалось, что это враг ворвался в погреб и, как дикий зверь, бросился на нее.

- Пришел, проклятый!- закричала она, закрывая голову руками.

Но кругом по-прежнему тихо и темно... Айша взяла себя в руки: надо все обдумать, восстановить в памяти устройство погреба. Преодолевая обманчивую игру мрака, она пыталась представить себе обстановку. Ей помог свет, идущий из щели. Теперь ясно, это дверь. Ясно?..

Айша осторожно, на четвереньках, поползла к щели. Наконец коснулась стены и, защищая руками голову, попробовала выпрямиться. Ей удалось протиснуться между редко настланными досками пола. Шаря по стене рукой, она нащупала дверь, вскарабкалась наверх и взялась за дверную ручку.

«О,- подумала она,- эта жалкая сломанная ручка для меня теперь - словно рука спасения».

Отступив на шаг, Айша вспомнила: «Так, вот здесь я и сорвалась... Бедный отец! От него помощи не жди...

Сам всегда попадает впросак и других подводит. Ну зачем он впутался? Зачем? Недаром говорят: сунется муха между двух верблюдов - боками раздавят».

В пылу охватившего ее гнева Айша сделала неосторожный шаг и снова с грохотом провалилась в яму. Да тут по этим доскам и днем без огня трудно пройти, а уж ночью - совсем невозможно!

Падая, Айша невольно раскинула руки, но напрасно - ухватиться было не за что. Она упала на спину, больно ударившись правой лопаткой обо что-то твердое. Но, сообразив, что это такое, она вскрикнула от радости:

- Слава богу! Ну, теперь я снова человек!

Горячей рукой схватила она лежавший за ее спиной наган, осыпала поцелуями холодную сталь, прижала к груди... Нашелся, друг!

Айша медленно и осторожно вскарабкалась наверх.

«Ну, муженек, дорогой, иди! Где же ты? Теперь-то мы встретимся!.. Куда запропастился?»

Айша взялась за дверную ручку, чуть толкнула дверь плечом, и та с неожиданной легкостью распахнулась. Зато вторая дверь, в сенях, оказалась плотно запертой. Прижавшись к ней, Айша услышала приближающийся конский топот и чьи-то возбужденные голоса. Она стремглав бросилась обратно, захлопнула дверь погреба и застыла в ожидании.

...Еще утром она была так беспечна, так счастлива! Ей так хорошо работалось в колхозе! И вот конец привольной жизни, конец всему! Перед Айшой зияла пропасть. Но надо, надо во что бы то ни стало удержаться на этой круче.

«Клянусь, что не пойду с тобой,- страстно шептала она,- я не хочу жить в твоем мире!»

Айша сжала в руке наган. Она держала его впервые в жизни, но чутье подсказывало ей, как с ним обра­щаться. Да, она будет стрелять, она убьет ненавистного человека. Айша подняла руку. Забыв обо всем на свете, она думала только о том, как выстрелит.

«Ну, колхозная ударница, покажи, на что ты способна! Враг приближается. Обороняйся!»

Длинное платье ей мешало, и она подоткнула его левой рукой. Потом сорвала с головы платок, падавший ей на глаза.

Всадники приблизились. Она услышала, как они соскакивали с коней. Вот они идут к двери.

Айша, стоя за второй дверью, всматривалась левым глазом в щель. Туда же было направлено одноглазое дуло нагана.

Она услышала скрип отодвинутого засова... Сейчас явятся... Пора!

У нее подкашивались ноги. Огромным усилием воли она заставила себя стоять ровно. От напряжения бешено колотилось сердце. Волнение, страх, нетерпение слились в одно мощное чувство, у нее звенело в ушах, ей чудился чей-то голос, он говорил: «Скорей, скорей!..»

Дверь скрипнула, кто-то заглядывает внутрь. Это он! Да, его шапка! Явился все же!

Айша мгновенно спустила курок. В тьму сеней ворвался огонь. Но выстрела Айша не услышала. Ей казалось, что она даже не прицелилась...

На дворе шумели, кричали, но голоса сливались, и Айша ничего не могла толком разобрать. «Наверное, жив...»

Она выстрелила снова. Наугад, зажмурившись. Опять понеслись чьи-то голоса. Она попыталась крикнуть сама, но из пересохшего горла не раздалось ни звука. Еще и еще напрягала она горло, и наконец, прорвался крик:

- Только мертвую возьмете! Живой не дамся! Не пойду за тобой!

Айша выстрелила снова. Кто-то вскрикнул... Человек в дверях исчез... Кажется, упал? Кровь гудела в висках... Грохот, звон, крики...

- А, ты хочешь схватить меня? Получай!

В ярости, не помня себя, она нажимала курок - ни звука, ни света. «Что такое? Почему нет огня?»- лихорадочно подумала она, снова рванув курок. Он щелкнул впустую: патроны кончились.

- Горе мне!- простонала Айша.

Словно свора собак, преследующих добычу, за дверью вопили. Теперь Айша ясно различала голоса. Кто-то громко кричал:

- У него кончились пули! Идите хватайте его.

Айша отскочила назад, чуть не провалившись снова.

Но она успела схватиться за столбы, подпиравшие потолок, и крепко прижалась к скользкой стене... Скрежеща, распахнулась дверь.

- Проклятый!- громко крикнула Айша, вглядываясь в ее открытую пасть.

Она вся дрожала - зуб на зуб не попадал, всклоко­ченные волосы падали на лицо, глаза, казались, вот- вот выскочат из орбит. Ее ослепил внезапно вспыхнувший свет. Она увидела, и вопль отчаяния вырвался из ее груди.

Первым ворвался Хасен. Бледный, с искаженным лицом. Зубы его были плотно сжаты. С пальцев левой руки капала кровь.

За ним Айша увидела заведующего фермой Самата, колхозницу Даметкен... Ей было стыдно смотреть им в глаза, и она низко опустила голову.

- Черная твоя душа!- хрипло крикнул Хасен.- Я верил тебе! А ты с врагом нашим путаешься. Вот кто твой муж!

Его голос клокотал от ярости, в правой руке блеснуло длинное лезвие ножа. Хасен бросился к Айше. А она покорно и слепо двинулась ему навстречу. Ее расширенные от ужаса глаза были полны слез. Каким-то тусклым, словно угасшим голосом она успела прошептать только:

- Любимый мой, я ошиблась...- и тут же, как подстреленная, рухнула наземь.

Хасен в ярости замахнулся ножом, но его схватили за руки. Напрасно пытался он вырваться:

- Пустите!

Кто-то осадил его спокойно и властно:

- Погоди! Здесь что-то не то.

Самат оттолкнул Хасена и склонился над Айшой.

2

Это произошло 22 июня, в полночь, в урочище овцеводческой фермы колхоза «Талдыузек». Колхоз находился далеко от областного центра, близко от границы.

Погреб, в котором томилась Айша, служил для хранения масла и сыра во время летнего выпаса овец. Он был единственным строением в широко раскинувшейся степи.

А заварил эту кашу Шальтык. Кто в колхозе не знал этого сутулого старика с седой бородой и серым морщинистым лицом! Охраняя погреб, он обычно ложился у его дверей. Так было и в прошлую ночь.

Холодны ночи Талдыузека. Ни зимой, ни летом не снимал Шальтык теплой шапки с наушниками; и сегодня голова у него была в тепле, а вот поясница застыла. Но не только это разбудило старика. Он проснулся в непонятном страхе... Ему послышались какие-то странные звуки: не то бесовский вой, не то пение духов. Много раз впоследствии рассказывал он об этой ночи, о том, как вскочил испуганный, не понимая, откуда они исходят.

Край степи чуть посветлел. Шальтык прислушался: не иначе как воют волки.

Шальтык не был храбрецом, он и сам признавался в этом. Да и какая может быть храбрость у старого одинокого старика? Вот он и забрался на крышу погреба, захватив к тому же свой рваный халат и шубу,- не дай бог, утащат волки!

Устроившись на крыше, он поднял правый наушник своей теплой шапки (он больше доверял своему правому уху) и, напрягая слух, соображал, где же это волки. Но вой то замирал, то слышался явственней, и определить, откуда он идет, было невозможно.

«Ну и что с того?- успокоил себя Шальтык.- Что я их, за хвост ловить буду? Сюда они все равно не придут - сейчас лето. Как бы им животы ни подвело, побоятся на человека нападать».

- Эй! Айт, айт!- грозно завопил он и даже ногой притопнул. Вой затих, и старик совсем расхрабрился, решил сойти с крыши, лечь спать на свое место. Но только начал спускаться, как волки завыли совсем близко. Он сокрушенно покачал головой и пожал от удивления плечами. Странное дело - воет целая стая, а кругом ни одного волка не видно.

«А не остаться ли мне спать на крыше?»- подумал он, и в то же мгновение крыша под ним затрещала. Вот и предупреждение: уходи.

«Еще провалится, проклятая! Ох, чтоб вы подохли все до единого! Воют и воют... Думаете, в погребе вам жирный курдюк приготовили? Вот вам, жрите!»

В знак величайшего презрения он похлопал себя по тощему заду и потряс своими кожаными штанами.

В молодые годы Шальтык уж как-то повстречался с волком. Он ехал верхом, а из густых зарослей чия выскочил старый вожак величиной с годовалого теленка. Шальтык пустил на него коня и погнал по желтеющим вдалеке холмам. А затем, отстегнув от седла стремя, одним ударом убил зверя на всем скаку.

Воспоминание о подвиге далеких лет придало Шальтыку храбрости, он кряхтя слез с крыши, лег у входа в погреб и заснул.

Солнце уже взошло, когда он проснулся. В степи было тихо, но из погреба доносились какие-то неясные звуки, возня... Не иначе, волки, привлеченные

запахом пищи, изловчились и залезли все-таки в погреб - дверь-то открыта!

Охая, с трудом разогнул Шальтык замлевшую спину, подполз ближе к двери, захлопнул ее и навалился всем телом. «Ну, жалкое зверье, теперь посмотрим, кто кого съест, вы ли Шальтыка, он ли вас!»

Старик схватил обломок жерди, подпер им дверь, потом обошел погреб со всех сторон и заглянул в тусклое окошечко.

В погребе было темно, и ему пришлось долго всматриваться, пока он увидел двух волков, которые возились в яме, земля так и летела из-под них. Шальтык испугался не на шутку, проверил еще раз, крепко ли заперта дверь, и побежал в колхоз.

Когда он постучал в окно заместителя председателя Катпы, солнце уже жарко припекало. Но рябой Катпа еще пребывал во власти сна. Он приоткрыл один глаз; перед другим, закрытым, еще проносились видения. Полуголый подошел он, наконец, к двери и, почесывая ногу, сердито просопел:

- Эй, старикан, спятил ты, что ли? Чего стучишь?

- Ох, Катпа, друг дорогой!.. Такое, значит, дело - пришлось запереть в погребе двух волков... Вот, значит, пришел сказать... Двух, понимаешь, двух!

Катпа и слушать не стал.

- Только и всего? Окончательно спятил!- крикнул он и захлопнул перед Шальтыком дверь.

- Да ты послушай!.. Волки ведь! Два волка!.. Послать кого-то надо... Два их!..

- Ну и скажи Жуну су, пусть идет!- отрезал Катпа и пошел досыпать.

Шальтык, горестно качая головой и бормоча: «Два ведь волка... два», отправился дальше. Он разбудил Бесенбая и Садыка из бригады косцов. Они сначала заворчали, но, когда Шальтык сослался на приказ Катпы, пошли седлать коней. На свою кобылу Садык посадил сзади и Шальтыка.

Всадники припустили коней - им не терпелось скорее посмотреть на волков. Ехали так быстро, что Шальтык заохал - ему натерло зад...

Вот наконец и погреб. Вооружившись жердями, все подошли к узкому окну. Стекло в нем оказалось разбитым вдребезги. Они заглянули в окно - волков и след простыл.

- Ну и ну, Шальтык, чтоб тебя!.. Зря нам сон перебил. Где волки твои?

Шальтык простонал в ответ. Может, ему стало стыдно, а может, и впрямь болела спина. Он весь скорчился и, охая, стал растирать поясницу.

- Ох, ох, бедная моя поясница! Разогнуться невмоготу!.. Вот беда,- видно, волки через меня перепрыгнули... Ох, ох, спина!..

Косцы подмигнули друг другу. Все ясно: он спал у порога, и волки, конечно, перепрыгнули через него. А что же им было делать? Теперь, по народному поверью, ему вовек не разогнуться.

Шальтык охотно поддакивал. Усевшись поудобнее, он начал подробно расписывать свои ночные прик­лючения.

- Видишь, удрали, проклятые... Да еще чего натворили! Ох, поясница! Вот этими самыми руками их запер. А они через меня сиганули! Правду говорят: коль бедняку в рот мясо попадет, так кровь из носа его зальет... Перепрыгнули, черти, покалечили меня на старости лет!..

И Шальтык в ярости застучал кулаками в дверь погреба.

Бесенбай и Садык захохотали. Увидев, что они вскочили на коней, Шальтык запричитал:

- Ох, ох, попросите председателя прислать кого- нибудь. Я с места встать не могу... Перепрыгнули, проклятые.

- Скажем, скажем... А ты уж, если поймаешь волка, держи за хвост, не выпускай!

Шальтык лежал на траве, и солнце пригревало его спину. Почувствовал, что спина почти не болит. Но на волков продолжал гневаться. Уж и обед прошел, и день склонился к вечеру, а он все покачивал головой и ворчал:

- Ведь запер я их, они, черти, окно разбили... перепрыгнули... думали, больше не встану...

Без конца повторяя одно и то же, он сам себя убеждал, что так оно и было.

Наступил вечер, но никто не приехал. Старика одолевала тревога при мысли о предстоящей ночи. Вдруг послышался конский топот. На рыжей кобыле прискакала его дочь Айша. Тревогу как рукой сняло, и словоохотливый старик затараторил:

- Слыхала новость про волков? Уж и наделали они беды!..

- Только я вернулась со второго погреба,- перебила Айша отца, соскочив с лошади и привязывая ее в сторонке,- как мне говорят, что вы заболели, волки напугали, что ли... Вот и послали меня узнать, что с вами, да и в погреб заглянуть, все ли там в порядке.

Шальтык не на шутку обиделся: вот как, для колхоза, значит, все равно, что он, что погреб... Старик нахмурился и фыркнул:

- А что там пропадет, в вашей пустой яме!

Айша улыбнулась.

Женщина среднего роста, плотно сбитая, сильная, она была по-своему красива. На смуглом лице сквозь налет загара проступал густой румянец. Черные глаза светились умом и добротой.

- Не сердись, отец,- ласково взглянув на него, сказала Айша.- Катпа очень торопил меня, прямо подгонял: скорей, скорей!.. Он даже дал мне наган. Будешь возвращаться ночью, говорит, пригодится.

Женщина показала отцу наган, и Шальтык испуганно отвел дуло в сторону.

- Заряжен? Убери подальше... Вот, оказывается, какой Катпа! Заботится обо мне, милый человек. Да убери ты, пожалуйста, эту штуку!

Айша привезла отцу чай, сахар, хлеб.

Темнело, Айше пора было собираться в обратный путь, и она поспешила в погреб. В полумраке осмотрела пустые кадки и сваленные в угол котлы сыроварки. Только было направилась она к выходу, как послышался конский топот.

Шальтык, стоявший у дверей погреба, повернулся лицом к едущим, и через его плечо Айша увидела всадника на красивом гнедом иноходце. Конь был весь в мыле - видно, прошел немалый путь. За ним подскакали еще несколько человек, кто на саврасом, кто на сером, кто на рыжем коне. И - удивительное дело - лица у всех до самых глаз закрыты платками, а под коленом у каждого зажато ружье.

Сердце Айши дрогнуло от страшного предчувствия. Она тихо прикрыла дверь и притаилась у порога. В погребе стало темно, как в могиле.

Всадники спешились, взяли ружья. Один среди них остался в седле и принял поводья у остальных.

Шальтык стоял неподвижно, внутри у него все застыло. Кто эти страшные незнакомцы? Что они хотят от беспомощного старика?

- Почтеннейшие господа, кто вы такие?- залепетал он.

Худощавый всадник, тот, кто подъехал первым, указал на Шальтыка, крикнув:

- Кулаайгыр!

Названный этим именем толстый приземистый человек в одно мгновение повалил старика, сел верхом ему на грудь, выхватил нож и провел им по голенищу сапога. Затем, высоко взмахнув ножом, приставил его к горлу Шальтыка.

- Пока жив, говори! Из какого ты колхоза? Кто тут еще есть?

Как ни испугался Шальтык, он понимал, что его не убьют. Зачем он им?

- Я из колхоза «Талдыузек». А вам что надо?

Кулаайгыр, видя, что старик не растерялся, стиснул его плечи и потряс, а затем опять помахал перед ним ножом.

- Ты кто такой? Отвечай живо!

- Я старый сторож, караулю эту пустую яму. Зовут меня Шальтык.

Худощавый дернул Кулаайгыра, и Шальтыку помогли сесть.

Успокоившись, Шальтык попробовал перевести разговор на мирный лад.

- А фамилия моя Кабыгын,- добавил он, хотя его об этом не спрашивали.

На его слова никто не обратил внимания. Кулаайгыр снова подошел к нему и грозно спросил:

- Это правда, что люди, откочевавшие от вас в прошлом году, возвращаются назад в колхоз?

- Истинная правда! Многие вернулись, обжились...

- А кого из них больше - алтыбаевцев или жаркэ?- властно вмешался худощавый.

- Да из обоих родов возвращаются... А ты, милый, видно, знаешь наших,- Шальтык стал пристально вглядываться в худощавого, но тот отвернулся и замолчал.

«Знакомый голос,- подумал Шальтык,- кого-то он мне напоминает»,- но так и не мог вспомнить кого. А Кулаайгыр продолжал допрос:

- Что же говорят эти новые колхозники? Сыты, довольны?

- У нас большой колхоз, богатый... Молока много... Всем коров, овец дали. Живут по-людски. Кто трудится, тому и хорошо. Куда же им теперь податься?

- А тебе, старик, хорошо сидеть одному в голой степи?.. Ты разве доволен такой жизнью?

- Правду сказать, не жалуюсь...

- И ни в чем не нуждаешься?

- Вот с одежонкой плоховато. Не дают. Я, дорогой мой, немало потрудился... Этот погреб сам вырыл, сам

теперь его сторожу... А одеться вот не во что. Совсем я обносился, одни дыры, погляди, какой ветхий халат, еще со старых времен у меня... Кому ни скажешь, обещают - получишь там-то да тогда-то, а давать не дают... Уж и не знаю, что там наш Иван и Сергенбаев думают...

Словоохотливый старик сел на своего конька и готов был говорить до утра, но один из молчавших до того незнакомцев оборвал Шальтыка.

- Ты один здесь?- спросил он гнусаво, явно меняя голос- Может, есть кто-то в погребе?

- Кому же тут быть?- ответил старик, не запнув­шись.- Я сам сторож, кто же меня сторожить должен?

- Только не ври!

- Пусть тебе счастья не будет, если я вру! Никого тут нет!

Старику так понравилось это хитрое присловье, что он со вкусом повторил еще раз:

- Пусть тебе счастья не будет!

Незнакомцы молчали, и, воспользовавшись наступившей паузой, Шальтык начал рассказывать о вчерашних ночных приключениях:

- Вчера-то я был не один. Дурные гости меня посетили. Ночью два волка перепрыгнула через меня, вот я и с места сойти не могу, лежу, как подстреленный. Поясница болит, и не в силах даже в колхоз сходить, еды принести... Вот как бывает.

Шальтык как будто с трудом, неловко повернулся и застонал, схватившись за поясницу.

Приехавшие нетерпеливо прервали его:

- Правда, что у вас в колхозе есть порядочные овцы, козы? Много ли? Каков приплод? Куда ходят на водопой?

Особенно подробно расспрашивали о верблюдах: двадцать их или двадцать пять? Где пасутся, где стоят ночью? Неужто колхоз держит для них отдельного пастуха? Сколько жеребых верблюдиц? И это не терпелось им узнать.

Шальтык отвечал с виду охотно. Прирост, мол, хороший, скота много, верблюжата здоровы... А вот вопросы о пастбищах и кочевьях обходил, как мог: «Я ведь здесь все время, в безлюдной степи... откуда мне знать...» Он почувствовал - тут что-то неспроста.

Стемнело. Стоявший в стороне худощавый подошел вплотную к Шальтыку:

- Послушай, старик, мы тебя не тронем. Забудь, что мы тебе грубили, это так, горячка... Мы тоже здешние, хотим вернуться. Будь другом, сядь на ту вон рыжую кобылу и поезжай в колхоз, к вашему главному, как его зовут.

- Наш председатель уехал на съезд, а заместитель его - Катпа.

- Вот и поезжай к этому Катпе, скажи, что свои, мол, вернулись, хотят поговорить, рассказать, кто они да что, просят, чтобы их обратно в колхоз приняли. Надо, мол, встретиться... Но только лично ему все скажи и привези ответ. Сделаешь?

- Что же, светик мой, сделаю.

Шальтык, охая, поднялся и проворчал, хватаясь за поясницу:

- Ох, перепрыгнули, окаянные!..

И пока незнакомцы вполголоса переговаривались между собой, старик засеменил к погребу, поколебался мгновенье и шмыгнул туда. В погребе была кромешная тьма.

- Где ты?- зашептал он.- Слышала, что делается? Должно быть, враги?

Он, шаря по воздуху руками, двинулся было вперед, но нога скользнула по доске, и он провалился в яму. Падая, он толкнул Айшу и сбил ее с ног. При этом она выронила наган и пришла в ярость.

- Что ты наделал, несчастный? Горе ты мое!

В поисках нагана Айша порывисто шарила по земле, но наган точно провалился. Прижавшись ртом к самому уху старика, она прошептала:

- Враги? А что за люди?

- Откуда мне знать? Лица у них закрыты.

- А, чтоб тебе! Кто же это, кто? И почему им нужен Катпа? Катпа зачем?

Айша терялась в догадках, мысли путались.

- Пойду, а то хватятся,- помолчав, сказал Шальтык.

Не успел он подойти к двери, как перед его носом чиркнула спичка, и ослепительный в этом мраке огонек осветил лицо старого знакомца - Сугура.

Это был тот самый худощавый, первым подъехав­ший к погребу. Он, видно, заметил, как старик вошел внутрь, и тихонько последовал за ним. Притаившись у двери, он подслушал шепот, доносившийся из ямы... И вот перед ним Айша. Вовремя, значит, приехал. Все складывается как нельзя лучше.

Чиркая спичку за спичкой, он вглядывался в ее лицо.

- В народе говорят - встреча с женгей сулит удачу,- усмехаясь, сказал он.- Вот не думал, что мне так повезет!

Айша уже овладела собой. Лицо ее было сурово и спокойно.

- А ты бежал для того, чтобы испытать меня?

- О нет! Но почему ты оказалась здесь, если не ждала меня? Может, по воле аллаха, и это он возвращает тебя мне?

- Я ушла к честным людям, Сугур! Ты не захотел, бежал... Между нами все кончено!

- Не-ет, милая. Не для того я с опасностью для жизни проскакал из самого Китая. Не на того напала! Мне моя честь дорога, и, пока я жив, жена моя будет при мне!

В голосе его клокотала злоба.

- Ты опозорила меня! Если не подчинишься, поговорю с тобой иначе.

- Конечно, Сугур! Трудно нам с отцом пришлось, мы голодали, по миру ходили, погибали... Наконец нашли свое место в колхозе... Нам дали работу, и никуда я оттуда не пойду! У меня там муж, такой же труженик, как и я...

Сугур гневно топнул ногой и резко прервал Айшу:

- Где это слыхано, чтобы женщина из рода жаркэ уходила от живого мужа к паршивому алтыбаевцу? Явился хозяин - слуга исчезни. Я - твой муж! Опомнись! Пусть он только сунется - вмиг станет евнухом!

Голос Сугура звучал грозно. Шальтык все пытался подтолкнуть к нему Айшу, но она отмахивалась...

- Отстань...

Шальтык совсем перетрусил и быстро-быстро заговорил:

- А пропади ты пропадом! Не видишь, что ли, кто перед тобой? Я тебя выдал за него, он твой муж, ты принадлежишь только ему!..

Но Айша, закрыв лицо руками, упрямо твердила:

- Умру, а к тебе не вернусь... ни за что! Нет, нет!

И, теряя последние силы, медленно опустилась на пол.

Сугур вывел Шальтыка из погреба, закрыл дверь и кликнул своих спутников. Они снова начали выспра­шивать старика. Наконец Сугур подсадил его на рыжую кобылу и, отведя в сторонку, доверительно сказал:

- Ты знаешь, аксакал, что я твой преданный сын. Я вернулся в надежде найти здесь родных, но, видно, все тут против меня. И самый заклятый мой враг - Катпа. Но ты же видишь - мне негде голову приклонить... Он - враг, а я иду к нему с поклоном... Сам пришел, по доброй воле... Ведь все мы одного рода - жаркэ. Может, они и не простят меня, но пусть знают - я осознал, что заблуждался, и возвращаюсь домой. Скажи ему все это, только ему! Если не пощадит, пусть своей рукой прикончит. Я буду ждать ответа здесь.

- Хорошо!- коротко отрезал Шальтык, ударил ногой лошадь и ускакал. Он приободрился и забыл о своей пояснице. Когда погреб исчез из виду, он чуть придержал коня, обдумывая, что теперь делать. Ехать к Катпе или к тому... другому? Катпа злой, огрызается, вот как утром, когда Шальтык сказал ему насчет

волков... А тот понятливее, добрее. Да, лучше к тому... Облегченно вздохнув, он направил коня в сторону и рысью поскакал на овцеводческую ферму к Самату.