Страница - 29

А Сугур вернулся в погреб... Пробыл он там недолго, вышел один, запер дверь на засов и еще подпер ее тем же обломком жерди, которым Шальтык оборонялся от волков. После этого подошел к своим спутникам. В полном молчании все вскочили на коней... С треском ломая сухой чий, кучка всадников вскоре растворилась в ночной мгле... В долине Талдыузек наступила тишина.

3

• Шагай, шагай шевели ногами. Ишь, вроде байской жены стала - толстая, еле ползешь!- смеясь кричал бригадир чабанов Берды. Он даже остановился, поджидая Даметкен, идущую с пустыми ведрами.

Его слова подхватил Сатай из третьей бригады и мастерица по стрижке овец Аяжан.

• Нашу Даметкен не жир, а сила к земле гнет,- смеясь сказала она.
• А тебе, тощей, завидно,- добавил Сатай.

Вот и сама Даметкен подошла. Широкое спокойное лицо, уверенные движения.

- Хожу, может, и тяжело, медленно, а на поле кто кого - посмотрим,- рассмеялась она.

Солнце только взошло. Еще дремлет долина Талдыузек. Ни малейшего ветерка. Густые заросли чия стоят неподвижно. В этой утренней тишине особенно звонкими кажутся голоса людей. Высоко в небе льется песня жаворонка.

Чабаны, доярки с ведрами, колхозники, вооружен­ные ножницами для стрижки овец, направляются в ближайшую кошару - от юрт до нее всего каких-нибудь двести шагов.

Такова уж участь Даметкен, что Сатай и Берды вечно подшучивают над ней, но не зло, не обидно, а добро-

душно. Вот и сейчас они хотят оставить за собой последнее слово.

- Э, нет, сегодня, пожалуй, не померяешься силой, уж больно ты сегодня кислая.

В словах Сатая явно крылся какой-то намек.

- Да, не выспалась... До ночи в школе просидела.

- Да уж конечно, во всем виновата школа, понимаем!- усмехнулся Берды.

Муж Даметкен умер год назад. Одной приходится детей воспитывать, и все знают, какая она хорошая мать; никто не заподозрит ее в легкомыслии. Но почему же не пошутить? Да и она сама охотно откликается на шутку.

- Нет, правда,- продолжает она,- не гнутся пальцы, как деревянные, не выходят буквы, да и только. И дома еще долго пыхтела, целый лист бумаги измарала.

Женщины наперебой заговорили о том, как им трудно дается письмо. Тут уж и Берды стал серьезным.

- Нам Самат говорил: руки - для работы, голова - для ученья,- раскрывай глаза пошире - поймешь, что за жизнь в колхозе.

Даметкен напомнила выступление Самата при открытии ликбеза: «Голова и руки должны работать согласно». И хотя она понимала глубокий смысл этих слов, ее рассмешило пришедшее вдруг в голову сравнение.

- Точно в драке... Правда?

Она прыснула, а за нею и другие женщины. Только Аяжан сдержанно улыбнулась. Школа ликбеза ей очень понравилась. Нравилось и то, что постепенно все стали там учиться. Аяжан была обычно молчалива, сдержанна, но уж если что говорила, то всегда к месту.

Вот и сейчас, подумав над словами Даметкен, она высказала свою заветную мысль:

- Если у человека в голове знания, а в руках умение, и дело спорится. Человек сам по себе - целый колхоз.

Берды поддержал ее:

- Верно. Добавь только: хороший колхоз все равно что здоровое тело.

- И правда,- серьезно сказал Сатай,- вот, например, наша ферма. Голова ее, к слову сказать,- Самат, а тело - шея, руки, ноги - мы. Разве голова гордится перед ногами, что она голова? Наоборот, она заботится о них.

- И опять-таки,- подхватила Даметкен,- занози хоть мизинчик, голова почувствует: больно - и давай его лечить.

- Да, каждому все его тело дорого,- продолжала Аяжан.- Ни голова, ни ноги не скажут: «Я важнее...» Так и наш колхоз - голова со всем телом заодно.

- Пусть живет и здравствует! Дай бог ему благо­получия!- воскликнула молчавшая до сих пор немолодая приземистая Жамал.

Она была из тех, кто покинул родные места, не желая вступать в колхоз. А прошлой зимой вернулась, изможденная, голодная, с маленьким сыном на руках. Ее приняли в колхоз, и там она нашла свое счастье.

- Слышите, какие у нас женщины!- закивал головой Берды.- Вот что значит грамота!

- Это все Самат сделал,- подхватил Сатай,- он читал газеты, бывал на колхозных съездах.

- Дело не только в Самате,- сказал он,- ты смотри в корень! У нас теперь навели порядок. А чего только люди не терпели раньше! Откочевники наши голодали, холодали, ноги в кровь разбивали... Сколько людей ушло куда глаза глядят!

- Пропади оно пропадом!..- загомонили в один голос женщины.

- Чуть совсем тогда не погибли...

- А здесь помогли нам, как родных приняли...

Берды поднял руки, словно речь собирался произ­носить, его голос звучал торжественно.

- А теперь у нас, бывших нищих, четыре тысячи овец. И каких! Наши овцы - лучшие во всей округе! Да

еще у каждого в хозяйстве по пяти штук. А у кого нет своей коровы? Только у лодырей. Да, когда голова на месте, и тело в порядке!

В это время из-за угла большого хлева вышел Хасен.

- Голова на месте, а вот и наш зоркий колхозный глаз,- рассмеялась Даметкен, показывая на него.

Женщины так и прыснули: здоровенный рослый парень и вдруг - глаз.

- Конечно - глаз! Нашу ферму охраняет!- сказала Аяжан.

Хасен недоуменно посмотрел на нее. О чем они говорят?

- Мы обсуждаем наши дела, хорошо ли ты нас охраняешь,- сказала Даметкен и пошла в хлев.

Хасен последовал за ней. Он, оказывается, ждал бригадиров, хотел вместе с ними осмотреть скот.

Из-за загородки доносилось разноголосое блеяние овец. Оно звучало монотонно, словно овцы настой­чиво повторяли один и тот же вопрос или жалобу.

Козлята и ягнята отзывались овцам тонким звучным блеянием.

Так началось на лучшей овцеводческой ферме колхоза «Талдыузек» то самое утро, когда Шальтык запер волков в своем степном погребе.

Хасен, Берды и Сатай занялись осмотром скота, Даметкен и другие доярки привязали к ярму дойных коз и овец. Аяжан точила ножницы для стрижки.

В колхозном стаде было много породистых белых коз и овец - каракульских и линкольнских. Они славились плодовитостью и жирным, обильным молоком. Из этого молока варили уже не брынзу, как раньше, а лучшие сорта сыра - голландский и тильзитский.

Хозяйкой сыроварни была Айша; на ее же обязанности лежал присмотр за погребами.

Сегодня Айша находилась на центральной усадьбе, отправляла в город готовые сыры.

Главный доход колхозу давало молоко: овец доили два раза в день, рано утром, перед выпасом, и вечером, после возвращения с пастбища...

В это утро, как и всегда, Даметкен начала доить в дальнем углу двора. Благополучно подоив трех овец, она подошла к белой козе и вдруг замерла от испуга: вымя козы раздвоилось в ее руках, а сама коза, оседая задом, вся дрожала от боли.

Приглядевшись к ней, Даметкен пронзительно вскрикнула: вымя оказалось рассеченным, из него текло молоко, смешанное с кровью. На крик Даметкен подбежали другие доярки. «Милые, да что же это такое? Что за напасть?»- растерянно воскликнули они.

Даметкен молча стала проверять всех коз и овец в своем ряду. Остальные последовали ее примеру. То и дело доносилось:

- Ой-ой! И у этой тоже!

- Кто же это сделал?!

- Чтоб они сдохли, негодяи...

- Вот беда...

- Несчастье какое...

- Чья-то вражеская рука искалечила тридцать дойных коз и овец!

Жамал рыдала:

- Что же это такое творится, господи!

- Да брось ты вопить,- оборвала ее Даметкен.- Эй, охрана, чего зевали?!

Хасен и Сатай осматривали и считали баранов. В стороне стояли два каракульских с повисшими задами. Стадо только начало выходить из хлева. Хасен и Сатай во все глаза глядели на большого серого барана; он с трудом передвигался, волоча зад. Увидев это, Сатай схватил его за загривок и вывел из стада к тем двум.

- Что за болезнь их одолела?- кричал он.

- Не болезнь это...- ответил Хасен, не отрывая взгляда от баранов.- Похоже, что их охолостили!

Он зашатался и присел наземь, чтобы не упасть. И в ту же минуту его с воплями окружили женщины.

- Хасен, тридцать овец попорчено... вымя рассечено!

- Враги орудовали, не иначе...

- Чтоб они и в гробу не знали покоя, злодеи!..

Хасен, бледный, подавленный обрушившимся на колхоз несчастьем, лег в отчаянии на землю и плакал, не вытирая слез:

- Горе, горе!.. Лучше бы мне умереть!

Через минуту все узнали о несчастье. Со всех сторон сбежались доярки, бригадиры.

- Только бы поймать злодея,- кричал, потрясая кулаком, Берды.- Были бродягами - стали людьми, а врагу завидно. Знаем, чье это дело,- бая и его банды!..

Жалобно блеяли раненые животные: шерсть на них слиплась, они стояли сгорбившиеся, жалкие... Больно было смотреть на них. Аяжан отвернулась.

- Но откуда пришли негодяи?- спросила она.

- Да где наш дозор?

- Где охрана?

- Кто сегодня ночью дежурил?- подступило несколько человек к Хасену.

Он рыдал как ребенок, обхватив голову руками и раскачиваясь, словно от боли.

Появился заведующий фермой Самат: стройный, смуглый, красивый юноша в чистой белой рубашке, с наганом на боку. Легкой, быстрой походкой, гибкой грацией он напоминал молодого коня. Даже щетинка черных, коротко остриженных волос, ежиком стоящих на голове, говорила о здоровье и силе. Да и весь внешний вид молодого человека, манера держаться убеждали в том, что его нелегко сломить. Не раз уже доказывал он это, всегда находя разумный выход из самого трудного положения.

Вот и сейчас при виде подтянутого, энергичного Самата все облегченно вздохнули. Уж он-то чем-нибудь

поможет! Его обступили и наперебой стали рассказывать о происшедшем. Главное он и сам знал, но выслушал всех внимательно. Затем молча осмотрел рамы кошар и лишь потом подошел к всхлипывающему Хасепу.

- Что с тобой? Маленький, что ли? Хасен, опомнись!- тронул его за плечо.

- Оставь его, он убит горем!- воскликнула Даметкен. Она всем сердцем сочувствовала Хасену.

Но видно было, что большинство настроено иначе. Колхозники стояли, угрюмо опустив головы.

Вдруг произошло нечто неожиданное и странное: Самат громко расхохотался и энергично встряхнул Хасена.

- Ну и трус! Какой же ты малодушный человек! Я знаю, отчего ты плачешь - думаешь, что вся ответ­ственность на тебе. Так знай же: прежде всего отвечаю я, и все мы отвечаем за все, что бы ни случилось! А потом, мы же хорошо тебя знаем, кто ты и откуда, у нас такими людьми не бросаются. Возьми же себя в руки, как не стыдно... Вот бы Айша застала тебя в таком жалком виде, что бы она сказала! А кстати, где она?- спросил Самат, обращаясь к женщинам.

- Айша в колхозе, а не то подняла бы его на смех.

- Так вот, товарищи, успокойтесь, идите работать. Мы распутаем это преступление... Не в первый раз нас запугивают, вредят нам... Ничего, справимся и с этим!

В эту минуту прибежал Катпа. Видимо, ему уже успели сказать о случившемся. Он был бледен, и на сером его лице еще явственней выступили большие круглые оспины.

Катпа угрюмо кивнул Самату.

- Все знаю, не одних рук тут дело, работает целая шайка!

- Как знать,- пожал плечами Самат.- Трудно сразу определить. Мне еще не ясно, надо подумать...

- «Как знать»,- презрительно повторил Катпа.- Дело ясное: действует байско-кулацкая организация,

и здесь надо искать ее корни, водой залить их логово!.. А ну, расходитесь, ступайте работать! Какой толк обсуждать сейчас?- бросил он через плечо Самату.- Сатай, Берды, подождите! Поговорим с активом.

Катпа подождал, пока все нехотя разошлись, а затем, в упор глядя на Самата, спросил:

- Ну, так кто тут действовал, как ты считаешь?

Самат нахмурился:

- Сейчас ничего еще не могу сказать.

- Но ведь это стряслось на твоей ферме. Это твои кадры! Где же большевистская бдительность? Собираешься ждать, пока преступники удерут, граница - рядом... Говори, кого подозреваешь?..

- Пока еще не знаю,- упрямо твердил Самат.

- Ах, не знаешь,- иронически протянул Катпа.- Впрочем, ты человек тут новый...- заметил он много­значительно и затем, обращаясь к Берды и Сатаю, добавил: - Тот, кто не хочет смотреть в корень, создает препятствия для своевременного принятия мер.

Этой газетной фразой, сказанной нетерпеливо и резко, он явно хотел бросить тень на Самата.

- Ах, так,- сказал Самат, пристально вглядываясь в Катпу,- ты ведь находишься здесь дольше всех, кого же ты сам подозреваешь?

Катпа ответил не сразу. Подумав, твердо сказал:

- Начальника охраны Хасена. Он в шайке, его надо арестовать немедля!

Этого Самат никак не ожидал.

- Вот как,- удивленно сказал он и обратился к бригадирам:- Что вы об этом думаете?

- У меня против него и язык не повернулся бы,- ответил Сатай.- Хасен - босоногий батрак, пришел из низов... Мы сами его выдвинули. Никто за ним не замечал ничего дурного.

- Враги всегда действуют скрытно!- перебил с возмущением Катпа.- Времена изменились, из низов- то они к нам и подбираются.

- Кто знает?- заколебался Сатай,- Каждому в душу не влезешь,,,

- Пусть расследуют,- вставил Берды,- Это дело следователя, Окажется ни при чем - оправдают,

- Я против!- резко сказал Самат, уверенный в полной невиновности Хасена,- Никаких подозрений он не вызывает, С такими людьми, как Хасен, с маху не расправляются,

- Ты оппортунист!- закричал взбешенный Катпа, - Но я знаю свой долг, и я его выполню! Сейчас же еду в район...

Тут уж и Самат вскипел:

- А я не допущу произвола, перегибов! Не дам арестовать Хасена!

- Подумаешь, перегибы!,, А кто, как не ты, собрал в колхоз всех баев под видом раскаявшихся беглецов?! - С языка Катпы так и полилась грязная ругань, в ярости он вопил:- Ты, ты прикрываешь классовых врагов!,, Перед правлением ответишь!

- Не ври!- вскочил Самат,- Может, скажешь, что советская власть тебе ближе, чем мне?!

- А, чтоб ты пропал! Кто здесь боролся с баями, уничтожал этих гадов? Ты, что ли? Погоди, дружок, раскрою твои делишки! Доберемся и до тебя,

- Очень хорошо! Действуй!

- Сейчас дело ясное, преступник найден! Не впервой уничтожать гадючьи норы, Ишь ты,,, Так и юлят, извиваются, жалят,,,

- Брось врать!- снова вспылил Самат,

Катпа подскочил к нему с наганом в руке, Берды и Сатай схватили обоих, но они так и рвались, готовые уничтожить друг друга,

Понемногу остыв, Катпа высвободился из желез­ных рук Берды, вскочил на лошадь и ускакал в район,

В районный центр позвонил тут же и Самат, Бледный, взволнованный, он сообщил о происшед­шем, Его собеседник Паншин слушал внимательно,

спокойно, с выдержкой военного. Выслушав, дал указания, добавив:

- Преступники, несомненно, в колхозе. Надо думать, что в ближайшие двое суток все выяснится. Они, наверное, появятся опять. Будь начеку. Усиль охрану! Завтра сообщи новости.

Паншин хорошо знал Самата, верил ему, был посвящен в дела фермы.

Самат в точности выполнил все указания Паншина, действовал деловито, но был взволнован, растерян. Нервно расспрашивал каждого:

- Заметили что-нибудь подозрительное?

Впервые в жизни его одолевали сомнения. «А не ошибаюсь ли я, ведь чужая душа - потемки? Может быть, я и вправду потерял бдительность? Вот ведь Берды и Сатай тоже растерялись. Возможно, что и мне теперь не доверяют... А как остальные?» Раздираемый этими мыслями, Самат все видел в мрачном свете. В таком состоянии он провел день. Вся ферма уже знала, что сказал Катпа о Хасене. И люди сторонились его, боялись разговаривать с ним. Не удалось Хасену поговорить и с Саматом: тот слишком занят был своими мыслями и делами.

После обеда работники фермы пили чай у Даметкен. Конечно, разговор шел о событиях дня.

- Черт его знает, чья правда: Катпы или Самата? У того и другого голова на месте,- сказал Сатай.

- Катпа раньше называл Айшу «моя жесир»,- вдруг вспомнила Даметкен,- и, когда она вышла за Хасена, он был недоволен... Может, затаил злобу в сердце.

Все знали, что Даметкен, относившаяся к Самату с особым уважением, на его стороне, да и Хасену она вполне доверяла.

- Айша частенько говаривала,- подхватила Аяжан,- что Катпа грозился: за измену, мол, ее под суд надо отдать... Впрочем, сейчас дело не в этом,- осторожно добавила она.

- Катпа здесь старожил, с самого основания колхоза... Да и вообще Катпа - это Катпа, - многозначительно отрезал Сатай.

- Ну, Катпа и на коне и под конем побывал,- задумчиво сказала Даметкен.

- Но действует он наверняка,- заметил Сатай.- Перед ним всегда какая-то цель. Он к чему пристанет - не отступит, пока своего не добьется. С ним лучше не связываться. Сколько людей поломало на нем зубы, а он всех съел... И ведь люди-то были с характером. Наверное, и сейчас он не зря говорит: что-то знает...

Люди поговорили, поговорили, но так ни до чего не додумались и разошлись.

Наступила ночь. Колхозники укладывались спать. А Самат сидел один у себя и читал газету. Вдруг он услышал конский топот, кто-то подъехал к его юрте, спешился и толкнулся в дверь. Вошел Шальтык, расстроенный, испуганный, дрожащий...

- Что случилось?

- Ох, беда!- заикаясь и путаясь в словах, заговорил Шальтык.- Сугур прискакал... Из самого Китая... хочет, говорит, в колхоз... если примут... Но нет, ой нет, он замышляет что-то плохое. Их четверо, меня повалили, угрожали, что зарежут...

Самат, не дослушав, снял телефонную трубку, чтобы позвонить в район. А Шальтык так и сыпал:

- Велел передать... самому Катпе, непременно ему, что были они врагами, а теперь добровольно вер- нулись^ казнить и миловать в его воле. Не надеются, что их пожалеют, но ждут там, у погреба, ответа. Я не поехал к Катпе, а прямо к тебе. Ох, поясница!- Шальтык застонал.- Вчера волки перепрыгнули, еле двигаюсь... А вот приехал...

Самат тем временем нервно стучал по рычагу телефонного аппарата: в районе не откликались. До его сознания доходили лишь обрывки слов старика, а тот, не имея представления о телефоне, продолжал болтать:

- Понимаешь, дорогой, всю ночь не давали спать. На рассвете глянул - забрались в погреб, скачут там, копошатся... Что мне с ними нянчиться! Запер я погреб крепко-накрепко...

Но тут ожил телефон, и Самат заговорил в трубку:

- Все, как вы говорили, негодяи поблизости. У второго погреба, Талдыузек... Да, сейчас... Знаю.

А Шальтык продолжал:

- Там Айша была... Они ее заперли. Ведь Сугур бывший муж... Круто с ней обошлись. Что-то будет. Страх какой!

- Сам все сделаю,- говорил Самат по телефону,- не беспокойтесь. Нас хоть и мало, справимся... Есть!

Положив трубку, Самат повернулся к Шальтыку, а тот не умолкал:

- Схвати ты их... Захотят объяснить - пусть раньше оружие положат! Они ведь враги. Уже бывало, знаем: угоняли коней и верблюдов... Понравилось!..

Шальтык не мог угомониться, но Самат его оборвал и кликнул Хасена, Берды, Сатая, Даметкен. На его голос подошли также Аяжан и Жамал.

- Товарищи, враг объявился!- сурово сказал Самат. Посыпались восклицания:

- Кто это, кто?

- Слава богу!

- Кто он, окаянный?

- Сугур. Прискакал из Китая.

Все зашумели, заговорили.

- Тише, товарищи, надо действовать. Седлайте коней! Со мной поедут Хасен и еще двое. Остальные остаются охранять скот; с ними Берды и Сатай.

- Кто же двое-то? Если мы останемся, мужчин-то у нас больше нет,- растерялся Сатай.

- Я еду!- решительно сказала Даметкен.- Никому не уступлю! Собаку Сугура своей рукой сниму с коня.

Она схватила винтовку. В тот же миг взяла в руки винтовку и Аяжан.

- Собачья смерть тому, кто больше о своей шкуре думает, чем о родном колхозе!- воскликнула она.

Откуда-то донесся крик:

- Где верблюды? Ни одного на месте!

«Все найдем, все вернем!»- поклялся самому себе Самат...

По зарослям чия промчались четыре всадника. В спешке они забыли о Шальтыке, оставили его на ферме. Не доезжая до погреба, они бесшумно спе­шились и привязали коней. Затем окружили погреб. Внезапно из-за двери грохнул выстрел.

- Эй, кто там?- крикнул Самат.- Сдавайся, все равно не уйдешь!

Ответом была новая беспорядочная стрельба. Хасена, ближе всех стоявшего у двери, ранило в левую руку.

- Стреляйте, не мешкайте,- дико вскрикнул он.- Здесь чужаки или их сподручные!..

И тут прозвучал женский голос:

- Мертвую возьмете...

Что такое? Голос Айши? Вся кровь бросилась Хасену в голову. Измена? Сугур, значит, появился не случайно. Хасен вспомнил об овцах и козах с рассеченным выменем, об искалеченных баранах. И во всех этих злодействах виновата Айша! Непостижимо, чудовищно!

Самат, Даметкен и Аяжан, услыхав женский голос, опустили оружие.

- Перестань стрелять,- воскликнул Самат.- Здесь свои!

Но стрельба не прекращалась, и Самат, к удивлению всех, стал считать выстрелы.

Но вот курок щелкнул раза два-три, а выстрела не последовало, настала тишина. «Кончились патроны»,- подумал Самат. Он раскрыл двери и решительно шагнул в погреб; за ним двинулись остальные. Яркий глазок его электрического фонарика осветил помещение.

О том, что там произошло далее, мы уже знаем.

4

Давно сидел в канцелярии районного суда заместитель председателя колхоза Катпа Кожалаков и беседовал с судьей Садыровым. Оба были старейшими работниками в районе, и это сближало их. Даже в манере держаться, говорить у них было много общего. Катпа выложил перед Садыровым все свои подозрения. Он обвинял не только Хасена, но и Самата.

- Хасен подставное лицо, дутый активист, выдвинутый Саматом,- сказал он в заключение.- В нужный момент Самат действует его руками, а потом, если не получается, выгораживает его. Они душа в душу живут... Враги теперь всегда так действуют. Да и все там нечисто: Хасен женат на бывшей жене Сугура... того самого, что бежал... И такую женщину они сделали ударницей. Хо! Ее-то я хорошо знаю, коварная, злая, сущая змея! Она всех вокруг пальца обведет, ждет не дождется Сугура!.. Появись он только - она весь колхоз спалит по одному мановению его пальца. Вот с кем водятся Хасен и Самат. Разве не подозрительно все это? Несчастье на нашей ферме - их рук дело. Кто без их помощи мог со стороны явиться и все это так ловко проделать? Никто! Я прошел к вам не только по долгу службы, но и как честный коммунист, болеющий за колхозное добро. Всех подозрительных людей в нашем колхозе нужно немедленно арестовать и хорошенько допросить!..

Судья был покорен этими доводами. Задав еще несколько вопросов, он сам составил протокол, сдобрив его своими дополнениями, и вызвал молодого следователя Мурата, недавно приехавшего в район. Ознакомив его с делом, он хмуро заявил:

- Нельзя медлить ни минуты, возьми с собой трех милиционеров и отправляйся! Катпа поедет с тобой.

Солнце уже клонилось к западу, когда они выехали из районного центра. Мчались с такой быстротой, что,

пока доскакали до фермы, лошади покрылись мылом. Узнав, что Самат и Хасен отправились к погребу, Катпа, и без того взбешенный, пришел в ярость. Не дав и минуты передохнуть загнанным лошадям, прибывшие отправились дальше. Катпа изо всех сил хлестал своего коня.

5

Что же произошло в погребе, когда Сугур обна­ружил там Айшу? Воспользовавшись его уходом (вспомним, что он увел из погреба ее отца, отсылая его к Катпе), она снова лихорадочно стала искать наган. Но тут Сугур возвратился и заговорил тоном мужа, не терпящего возражений:

- Прежде всего, Айша, отдай оружие! Уверен, что оно у тебя есть.

О, как оно ей самой было нужно, но где его искать?!

- Какое оружие? Ничего у меня нет!

Сугур рванулся к ней и грубо схватил за руки, затем непристойно ощупал ее...

Айша леденела от гнева и возмущения, но была бессильна что-либо сделать.

- Послушай,- решительно сказал Сугур.- Ты - моя жена. Я приехал за тобой, и ты вернешься ко мне! Хочешь не хочешь, увезу!

- Нет,- отрезала Айша,- никогда! Наши пути разошлись навек!

- Это твое последнее слово? Может, все-таки подумаешь, образумишься?

- Нет и нет!

Сугур уже не слушал. Он бросился на нее, повалил на пол, вывернул ей руки и скрутил веревкой за спиной. Айша не проронила ни звука.

- Не хочешь уходить от нового мужа? Понимаю,- с издевкой сказал Сугур.- Да я и не возьму обратно неверную жену. Я иначе расправлюсь с тобой. Разом

отблагодарю за все услуги... Брошу на спину лошади, за седло, увезу в Китай, продам за несколько голов скота какому-нибудь старику в младшие жены. Вот мой приговор, и я буду не я, если его не выполню. Я поклялся. Дай только срок! Скоро вернусь!

Айша молчала; Сугур вышел, яростно хлопнув дверью.

Сколько прошло времени? Айша уже ничего не соображала. Стремясь высвободить руки, она вся извивалась, переворачивалась, то на спину, то не бок. Лишь глубокой ночью ей удалось вытащить из пут правую руку, кровоточащую, изрезанную жесткой веревкой.

Злость придавала ей силы, она решила стоять насмерть и, ободренная этим решением, снова стала искать наган...

6

...Когда Хасен занес нож, чтобы поразить им Айшу, его схватил за руку Самат, предотвратив смертельный удар.

Айша лежала, застыв от ужаса. Так длилось несколько мгновений. Но вот она зашевелилась и отвела сбившиеся на лицо волосы. Все увидели, что руки у нее в кровавых порезах.

- Я думала, что Сугур пришел за мной,- простонала она, растерянно глядя на Хасена.- Он грозил, что вернется, заберет. Я сказала, что живой не дамся... Он связал меня...- Айша протянула свои кровоточащие руки и зарыдала.

Первой бросилась к ней Даметкен, обняла, подняла с земли, приговаривая:

- Милая моя, бедняжечка, знала я, что ты ни в чем не виновата... и в мыслях не было, что ты с врагом заодно...

В это мгновение послышался конский топот, и все схватились за ружья.

- Вот они, проклятые!- вскрикнула Айша и бросилась к Хасену.

Самат взвел курок и приложил ухо к двери, напря­женно прислушиваясь.

- Эй, Самат, Хасен, вы здесь?- прозвучал из-за дверей голос Катпы.- Отвечайте! Кто там?

Сунув фонарик в руки Айше, Самат распахнул дверь.

- Да, это мы!

Катпа, три милиционера и следователь Мурат вошли в погреб. Следователь коротко объяснил, почему они приехали.

- Вам,- сказал он, обращаясь к Самату и Хасену, - придется поехать сейчас в район, там расследуют ваше дело, и во время следствия вам придется быть под арестом.

Женщины так и ахнули. А Самат, тяжело дыша, резко бросил Катпе:

- Это твои проделки!

- Это правосудие!- нагло усмехаясь, ответил Катпа.

Самат и Хасен все еще держали винтовки в руках, и милиционеры с опаской подошли к ним, явно намере­ваясь их обезоружить.

- Успеется,- сказал Самат.- Мы не сбежим. А вот раньше придется схватить кое-кого пострашнее. Затем мы сюда и явились. Сейчас тут появится шайка разбойников.

- Брось болтать!- в один голос крикнули следователь и Катпа.- Вы оба арестованы!

- Сейчас мы никуда не двинемся,- решительно заявил Самат.

И в то же мгновение где-то совсем близко защелкали выстрелы. Катпа и следователь растерянно пере­глянулись.

- Что это?- дрожа, пробормотал Катпа.

- Должно быть, перестрелка с врагами. Там - Сугур.

И Самат испытывающе посмотрел на Катпу.

Стрельба усиливалась, слышались чьи-то выкрики, топот...

Имя Сугура, видимо, встревожило Катпу, его руки дернулись, но он тут же пересилил себя, собрался с духом и спокойно сказал, обращаясь к следователю:

- Ну, пора идти!- и направился к двери.

- Нет, ты не уйдешь!- твердо сказал Самат, в один миг очутившийся у двери. Переложив винтовку в левую руку, он правой схватил наган. Глаза его грозно сверкали. Все недоуменно переглядывались, а Катпа так и застыл на месте. С ненавистью глядя друг другу в глаза, Катпа и Самат словно вели между собой какой- то молчаливый, только им понятный спор. Но и сейчас Катпа снова овладел собой.