Страница - 28

ОБЩИЕ УСЛОВИЯ

Условие — та категория, которая “хуже” других вписывается в систему категорий диалектики как всеобщего способа изображения логического процесса. Ибо она есть соединение абстрактно-всеобщей формы с той особенной формой, которая всегда имеет исторически актуальное определенное содержание. Это категория не логики, но жизни, ломающая категориальный строй и переходящая вновь в феноменологию, которая и делает диалектическую логику открытой системой.

Условия трудно уловимы как понятие. Они периферийны. Они подобны кругам перед глазами, когда захочешь сделать их предметом, центром своего восприятия, они уходят вместе с движением твоих глаз. Да, ставя условия в центр своего рассмотрения, мы рискуем потерять их, поскольку они не могут быть в нем по определению. Свою роль условий они могут выполнять только “находясь в тени”, побочно, в отношении к… Эта периферийность, приграничность категории “условие” выражается в ее главной характеристике, что она определяется не через себя, а через соотнесение с иным: “как условие непосредственное наличное бытие должно быть не для себя, а для иного”. (1)

Понятие “условие” трудно уловимо еще и потому, что оно постоянно в своей изменчивости. Условия есть и когда их нет, поскольку условиями можно назвать и наличие чего-то, и его отсутствие. Онии положительны, и отрицательны, и внешни, и внутренни, и в этом хаосе перемещений кроме постоянства изменчивости, хочется выделить нечто устойчиво постоянное, как бы не было это невозможно.

Соотнесение с иным дает именно ту неустойчивость, о которой мы говорили, но очевидно и то, что всякое условие является условием чего-то определенного, в отношении к которому оно и является условием.

Гегель пишет о том, что “наличное бытие само по себе безразлично к тому, что оно условие”.(2) Во-первых, оно само есть “некое наличное бытие, некое существование, вообще нечто непосредственное...” В этом моменте оно как бы еще и не условие собственно. Это та сторона действительности условия, которая не существенна, она есть внешнее, случайное и конечное. Это еще только первая непосредственная действительность, которую можно назвать предпосылкой. Отсюда, из этого первого внешнего, переходящего, конечного, при структурировании изменчивого содержания понятия “условие”, можно выделить класс условий. Он возникает, если произвести классификацию по этапам развития действительности, каждый из которых имеет свои условия. Но эти “свои условия” возникают именно как следствие структурирования понятия “условие”. Условие возникновения, становления совсем не те условия, которые необходимы для развития и существования некоего предмета. Последний уже сам должен создавать свои условия. Если этого нет, то предмет не получает развития, кружится в себе и не превращается из “некоего в себе бытия” в “бытие для себя”.

Маркс различает условия возникновения капитала и условия его существования. “Однаждь1 исторически развившийся капитал сам создает условия своего существования (не как условия его возникновения, а как результаты его бытия)”.(1) Следовательно, условия становления капитала еще не есть собственно условия, поскольку еще не реализовано, не “стало” то иное, условием чего они являются. В ставшем предмете условие уже “результат его бытия” и условие возникновения данного предмета. Здесь имеется в виду уже второй момент условий, что назначение этого наличного бытия, непосредственной действительности “быть снятым и служить для осуществления другого”.(2) Это “другая сторона действительности”, которая “представляет собой ее существенность. Последняя есть, прежде всего, внутреннее, которое как голая возможность также имеет своим назначением быть снятой. Как снятая возможность она есть возникновение новой действительности, предпосылкой которою была первая непосредственная действительность ”.(3)

Отсюда можно выделить другой класс условий — условий существования, которые, прежде всего, являются внутренними необходимостями. Внешние условия — предпосылки и внутренние условия — условия существования имеют различное бытие, они разделены в самой действительности. Первые есть некая возможность предмета, вторые — его действительность, существование.

И это совершенно разные условия. “Если, например, бегство крепостных в города является одним из исторических условий и предпосылок городского строя, — писал Маркс, — то оно вовсе не является условием, реальным моментом развитого городского строя, а принадлежит к его минувшим предпосылкам, к тем предпосылкам становления городского строя, которые в его бытии были уже сняты...”.(1)

Действительно для поддержания своего существования ему не требуется, чтобы крестьяне бежали в город. Этот процесс может иметь даже обратные последствия, когда, вследствие побега из деревень почти всех крестьян, город останется без продовольствия. На этом примере видно, сколь велика разница между условиями существования и насколько условие может превращаться, переходя в свою противоположность. Но это различие, изменение не отменяет единства, преобразуясь из креативных в деструктивные понятия “условие”. Гегель показал, что само понятие условия содержит в себе это изменение. “Когда мы рассматриваем условия некоторой вещи, — пишет он, — последние представляются нам чем-то совершенно невинным. На деле же такая непосредственная действительность содержит в себе зародыш чего-то совершенно другого”.(2)

Маркс писал, что “отношения между (?) и отношениями общения особенно наглядны в армии”.(3) Конечно, такая непосредственная действительность, как, скажем, армия не представляется нам “совершенно невинной”. Но именно потому, что мы не можем отделить от нее то, что она содержит в себе как зародыш использование орудий уничтожения человека. И какие бы цели перед ней не ставили, они всегда будут ей внешни, хотя таким образом мы можем в какой-то степени возвратить ей ту невинность, которая зависит от того иного, условием которого она является. Это происходит, когда армии предписывается чисто защитная функция. И, предписывая ей эту функцию, мы начинаем рассматривать ее только лишь в качестве условия исполнения этой функции. Но недаром Гегель пишет о зародыше “чего-то совершенно (подчеркнуто автором. — Н.С.) другого”, о котором мы забываем, чаще всего по идеологическим проблемам. “Сначала это другое есть только возможность, — пишет Гегель, — но эта форма затем снимает себя и превращается в действительность. Эта новая действительность, которая таким образом рождается, есть подлинно внутреннее непосредственно действительности, и оно пожирает последнюю”. (1)

В нашем примере этой новой действительностью является война, она есть подлинно внутреннее армии и в буквальном смысле пожирает последнюю. Почему возникает здесь этот “буквальный смысл”? Нам кажется, армия есть материализация возможности, “назначение которой быть снятой”. А ’’быть возможностью иного есть условие”.(2) Таким образом, армия есть материализация понятия условия и поэтому изменение, которое содержит в себе это понятие, вплоть до пожирания условия новой действительностью, так же материализуется.

“Таким образом, — пишет Гегель, — возникает совершенно другая форма (Gestalt) вещей, и, вместе с тем, не возникает ничего другого по сравнению с тем, что было раньше, ибо первая действительность лишь полагается соответственно ее сущности “.(3)

КМаркс исходит из “действительных предпосылок” — производящих в обществе индивидов. Их сращенность с природными условиями — тот исходный пункт, с которого начинается история. Люди “начинают отличать себя от животных, как только начинают производить необходимые им средства к жизни -шаг, который обусловлен их телесной организацией”.

Достаточно полный анализ природной обусловленности человека дан В.П.Кузьминым в книге на материале “Экономических рукописей 1857—1861 гг.”. Мы попробуем рассмотреть эту проблему уже не с точки зрения становления общества как целостной системы, а именно с точки зрения характера обусловленности истории, изменяющейся роли условий как таковых в ходе такого становления и вообще развития.

Человек на начальных этапах своего развития еще “сведен к субъекту природы”.(5) Основные виды деятельности человека на этой стадии — собирательство, земледелие, охота, война. Последний вид деятельности К.Леви Стросс рассматривает как продолжение охоты, то есть как переход от “употребления в пищу только животных” к “разрушению животного царства, простирающемуся на людей”.(6)

Первоначально объективные условия (природные) существования даны сами по себе. “… Земля… не ставит никаких препятствий тому, чтобы относиться к ней как к неорганической природе живого индивида, как к его мастерской, как к средству труда, объекту и жизненным средствам субъекта” (1).

Собирательство или добыча готовых продуктов природы является, очевидно, первым видом деятельности человека и хотя и здесь существуют начальные формы социальной интеграции, но переход к постоянному земледелию есть именно переходная форма от природной обусловленности к социальной. Хотя эти формы есть собственно природно обусловленные (по Моргану переход от дикости к варварству есть во многом “природное производство”), но переход к ним есть уже не адаптация, а совместное присвоение условий с помощью совместного и определенного рода деятельности, в ходе которого и формируются собственно социальные условия бытия человека. Став систематически целенаправленной производительной деятельностью, качество и количество присваиваемых природных условий все больше зависит от “качества” и “количества” социальных связей (в самой общине). Развитие форм деятельности соответствует развитию социальных организмов — семьи, рода, племени и т.д. Войны можно назвать видами “социальных отношений” между племенами. “Затруднения, возникающие у одной общины, — писал Маркс, — могут вызываться только другими общинами, которые либо уже раньше захватили земли, либо беспокоят общину в захваченных ею землях. Поэтому война является той важной общей задачей, той большой совместной работой, которая требуется либо для того, чтобы захватить объективные условия существования, либо для того, чтобы захват этот защитить и увековечить. Вот почему состоящая из ряда семей община организована, прежде всего, по-военному, как военная и войсковая организация, и такая организация является одним из условий ее существования в качестве собственницы”.(2) Война, как негативная социальная связь, ведется за природные условия существования и является показателем степени зависимости общества от этих условий. Конечно, не бывает абсолютной независимости от природных условий. Когда говорят о таковой — это лишь условность, идеализация. Как отмечает И.В.Грунин, в развитии существует тенденция, “направленная на повышение степени относительной независимости от внешних условий”.(3) Но, поскольку, природа всегда есть некая возможность иного и может быть условием все более развивающейся деятельности человека, то эта относительная независимость показывает нам все более глубокую зависимость деятельности человека от природы. Она приобретает глобальный характер по мере освоения человеком природы. Здесь, конечно, нельзя не видеть противоречия между увеличением степени свободы от природных условий и одновременным углублением зависимости от них. Но, вероятно, было бы более удивительно, что здесь бы не было противоречия. С развитием предметной деятельности человека происходит освобождение от условий или, точнее, вовлечение условий в деятельность, но дальше “зоны ближайшего развития” этой деятельности, человек плохо представляет себе все последствия своего эк-сперементирования с природой. Осознание этих последствий и есть то углубление зависимости даже и в виде запретов. А.Ж. Кельбуганов высказал предположение, что и “становление человека как современного типа Homo sapiens в неолите” предполагало запрет на некоторые формы брачных отношений и, что “первой формой производственных отношений, складывающихся между первыми людьми, была деятельностью по пресечению действий, ведущих к уничтожению средств существования”. По-видимому, как при возникновении угрозы развитию человека в первобытном обществе возникает необходимость введения запретов, имеющая объективный характер, так эта объективная необходимость запрета на определенные виды деятельности человека возникает и сейчас, перед угрозой самоуничтожения человечества.

Запрет сам по себе означает то, что действия, деятельность, подвергаемая запрету, не являются незаменимыми и означает освобождение от какой-либо потребности, от обусловленности чем-то посредством поиска и перехода к другим условиям. Так, например, собирательство и охота, как первоначальные виды деятельности, не могли длиться бесконечно долго во все более расширяющейся первобытной общине, так как приводили к полному истреблению источников существования. Это вело к необходимости культивирования пастушества и земледелия, то есть переходу к производству условий существования.

Это был переход от адаптации к внешним природным условиям к включению этих условий в свою деятельность или превращение предпосылок, условий возникновения предметной деятельности человека в самообусловливание ее. “Предметная деятельность сама себя обусловливает, распред-мечивая логику условий и обстоятельств, изменяя их и одновременно изменяя самое себя”.(1)

Этот переход, являясь переходом к социальности, не есть еще освобождение от природных условий. Это лишь, как было сказано, вовлечение природных условий в свою деятельность. Это лишь первый вид обусловленности, где “пассивное приспособление к природе сменяется активным воздействием на нее...”.(2) Это есть первая собственно человеческая зависимость от природных условий. “Постоянное развитие средств, в том числе орудий труда, — условие, объясняющее неизменность вида Homo sapiens, так как оно сняло действие закона естественного отбора, законов биологической эволюции”.(3)

Происхождение вида Homo sapiens, в каких бы точках земного шара оно не происходило, имело своим условием материальное производство и, следовательно, способ этого производства является всеобщим условием развития общества.

“Есть определения, общие всем ступеням производства, которые фиксируются мышлением как всеобщие, — писал К.Маркс, — однако, так называемые, всеобщие условия всякого производства суть не что иное, как [эти] абстрактные моменты, с помощью которых нельзя понять ни одной действительной исторической ступени производства”.(4)

Но здесь надо иметь в виду, что, критикуя рассмотрение всеобщих условий производства как “плоские тавтологии”, он имеет в виду “изложение политической экономии”, в которой исторические различия более важны и не должны “быть смешаны и стерты в общечеловеческих законах”.(5)

Для философии важны “последние, но не для того, чтобы были стерты различия, а именно, чтобы через общее понять различие и целое, взойти от абстрактного к конкретному”.

“Всеобщим условием производства является собственность”. Сказать это “будет тавтологией, — пишет Маркс, -поскольку всякое производство есть присвоение индивидом предметов природы в рамках определенной формы общества и посредством нее”. Однако не будет, очевидно, тавтологией сказать, что “всеобщим условием капитализма” являются “товарные отношения”, “когда и рабочая сила становится товаром”. Это та “клеточка”, с помощью которой Маркс понял такую “действительно историческую ступень производства”, как капитализм. Дело, следовательно, не в том, что указание на всеобщее условие всегда является тавтологией, а в том, чтобы наполнить это всеобщее условие исторически конкретным содержанием, потому что не может быть всеобщего как такового вне его проявления в особенном и единичном. “В трактовке Маркса всеобщее суть такое реальное, исторически возникшее особенное и субста-циональное отношение, которое определяет развитие всей специфической системы отношений конкретно-исторического целого”.(1)

Что касается общественных условий, поскольку общество является конкретно-историческим целым, то мы можем говорить только о труде в качестве “всеобщего условия обмена веществ между человеком и природой, как о вечном естественном условии человеческой жизни...”(2) Но всеобщие условия нельзя “заключить в рамки независимых от истории вечных законов природы”.

О всеобщих условиях мы можем говорить только лишь как о “ставших”. Собственность как всеобщее условие производства так же является результатом бытия человеческого общества, как и труд, творчество. Но одни всеобщие условия по необходимости возникают раньше, другие позже. Следовательно, меняется обусловленность человеческого общества, истории. В формах, предшедствующих капиталистическому производству, человек относится к земле как к средству труда и материалу труда. Земля является его “природной лабораторией”.

“Привязанность общественного производства к земле и, следовательно, непосредственно к природному началу, а также господство мелкого, раздробленного натурального хозяйства еще долго сохраняют незавершенным преобразование природно-социального базиса в социальный по преимуществу, то есть развивающийся главным образом на своей собственной основе”.(3)

Это преобразование природно-социального базиса или “первой исторической ступени” в социальный по преимуществу происходит не с железной необходимостью, а зависит уже от большего многообразия особенных и даже, прежде всего, уникальных условий. “До сих пор мы могли рассматривать ход развития как вполне всеобщий, имеющий в определенный период силу для всех народов, независимо от их местопребывания. Но, с наступлением варварства, мы достигли такой ступени, когда приобретает значение различие природных условий обоих великих материков”, (1) — писал Энгельс. Различие в условиях, если придерживаться периодизации Моргана, с переходом к цивилизации, играет еще большую роль, но уже не в природных, а собственно социальных условиях.

Как первое крупное разделение общественного труда -выделение пастушества явилось порождающей причиной перехода человечества ко второй ступени развития от дикости к варварству, так второе крупное разделение труда -отделение ремесла от земледелия явилось порождающей причиной перехода от варварства к цивилизации. Такое разделение было общей тенденцией развития человеческого общества, но “общность этих тенденций и видимое подобие наличных предпосылок может привести к необычайно широкому разбросу результатов, в высшей степени первоначальных в плане перспектив дальнейшего исторического развития”.(2)

Если в архаическом обществе различия между родами и племенами в разных регионах земного шара достаточно незначительны и варьируются в границах определенной структуры деятельности (как и их первая историческая форма осмысления в пределах структуры мифа) и, в этом смысле, мало зависят от природных условий, будучи слита с ними, то далее в ходе исторического развития, эти различия между обществами растут вместе с увеличением зависимости от природных условий. Поскольку возникают эти различия и постепенно естественная обусловленность общества меняется “искуственной”, то есть социальной, то человечество начинает медленно освобождаться от природной обусловленности и все более зависит от социальной. Вместе с тем растут различия между обществами. Они растут уже не только потому и не столько от различий в природных условиях, которые дали начало этим различиям, но на это накладываются различия, возникающие от все большей “искуственной обусловленности”. Возникает и противоположное движение: по мере освобождения от условий природы, развитие человечества, его история начинают освобождаться и от социальных условий, поскольку созданные человеком социальные установления преследовали именно эти цели (“освобождение” от материальных условий). Происходит переход, перенос условий освобождения от природных условий в другие общества и освобождение от социальных условий. Следовательно, происходит стирание различий между различными обществами, пришедшими к этой ступени развития. Но это стирание различий неизбежно должно вызывать сопротивление у ретроградов. Так же на новой основе возникает зависимость от природных условий, уже совершенно другого рода зависимость, чем была на начальных ступенях развития человечества.

Таким образом, зависимость исторического процесса от условий, тех или иных, можно представить в виде маятника, в образе морских приливов и отливов или, наконец, в более точном и привычном, в философском и научном познании, в образе “круга кругов” или спирали. Этот образ, примененный к обусловленности человеческой истории, по нашему мнению, конкретизирует “материалистическое понимание истории” или, во всяком случае, предотвращает “экономическую” вульгаризацию ее.

В основе этой вульгаризации лежит “шаблонное, недиалектическое представление о причине и следствии как о двух неизменно противостоящих друг другу полюсах, и абсолютно упускается из виду их взаимодействие”.(1) Энгельс, пытаясь противостоять вульгарной интерпретации материалистического понимания истории, писал В.Бергиу-су: ”Дело обстоит совсем не так, что только экономическое положение является причиной, что только оно является активным, а все остальное — лишь пассивное следствие. Нет, тут взаимодействие на основе экономической необходимости, в конечном счете, всегда прокладывающей себе путь”.(2) Эти предупреждения Энгельса не возымели должного действия, что имело на то основания. (3)

Анализируя категорию условия применительно к обществу, к социальным явлениям, ясно видно, что она много шире и богаче отношения причинности.

Нам кажется, что любое диалектическое рассмотрение отношений причинности в обществе не поможет разрешить нам те вопросы, которые чаще невысказанны, но “всегда витают перед нашим взором”. Почему мы находимся на той или иной стадии развития, и на какой собственно стадии мы находимся? Почему другие находятся на другой? Почему где-то одна “великая” эпоха сменяется другой, а где-то не только не сменяется, но и не “великая”? И пр.

Чтобы ответить на них исторически правильно, нужно рассматривать их в более широкой системе зависимостей, а именно, в логике всеобщей универсальной связи, каковой является обусловленность. Причинность же является лишь частным видом этой всеобщей связи.

Говорят, что все имеет свою причину. Но указать ее сразу обычно не представляется возможным. Мы поподаем при анализе в такую бескрайнюю систему взаимосвязей, где все взаимообусловлено, что очень трудно выделить причину, и особенно в общественных отношениях.