Страница - 5

Глава II. ОСНОВНЫЕ ОРИЕНТИРЫ РАЗВИТИЯ КАЗАХСТАНА В КОНТЕКСТЕ ОПРЕДЕЛЕНИЯ НАЦИОНАЛЬНО-ГОСУДАРСТВЕННОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ.

§1. Процесс модернизации и строительство независимой государственности

Анализ процессов, происходящих в связи с проявившейся в последней четверти XX века тенденцией самораспада (ядерный век!) коммунистических режимов, позволяет констатировать, что Казахстан не придумывает своего пути развития, а вполне может быть включен в общий, все увеличивающийся, список стран, проводящих модернизацию, и даже быть “посчитанным”. Такая операция дополнительно универсализирует нашу ситуацию и создает впечатление предопределенности пути, который нам предстоит пройти. Если бы такое впечатление было несомненной истиной, то задача, которую нам предстоит решить, значительно бы облегчалась. Надо было бы лишь выделить обязательные компоненты рыночной экономики и демократического процесса и затем внедрить их в Казахстане.

Этот путь предлагается некоторыми политическими силами, в какой-то степени реализуясь на практике. Все разговоры, заверения в своем особом пути развития пока не проявились в полной мере в конкретных действиях, и судьбы этих идей нам неведомы. Но нам неизвестны и те результаты, которые мы получим в случае реализации всеобщих рыночных принципов. Будем ли мы иметь развитое, авторитетное на международной арене, демократическое, независимое национальное государство или наша участь в том, чтобы быть чужим сырьевым придатком, потребляющим некондиционные, просроченные и бракованные товары и отходы других стран, с коррумпированной элитой и зависимой от ближайших и дальних “великих держав” страной? Удастся ли бесконфликтно разрешить вопрос о цивилизационной принадлежности, который с особой остротой стоит перед Казахстаном как страной с выраженным цивилизационным разломом, или дальнейшее продвижение национальных интересов и определенная идентификация поставят страну перед угрозой раскола? Мы делаем здесь попытку анализа поставленных вопросов и того, насколько наш путь предопределен и до какой степени компромисс в пользу универсальности возможен для того, чтобы не только не утерять нашу самобытность, но и возродить культуру, язык, традиции, словом, воссоздать на современном уровне свою цивилизацию в Казахстане.

Если Казахстан, в особенности, внутри страны остается зачастую как бы за рамками этих теоретических баталий, то со стороны, в качестве субъекта политического процесса, он, несомненно, является их составной частью. В этих разработках Казахстан даже не в последнюю очередь может влиять на понимание многих современных общественных проблем. Поэтому содержательный анализ и преломление его через свою ситуацию дает возможность многое почерпнуть для решения конкретных проблем, стоящих перед нашим обществом и государством. Метод, используемый нами будет заключаться, следовательно, в том, чтобы глобальные характеристики и выводы приложить к ситуации в Казахстане, а затем, на этой основе, быть может, либо внести коррективы в “глобальную” теорию, либо констатировать уровень развития ситуации в Казахстане в соответствии с теоретическими выкладками признанных исследователей и аналитиков.

ОСНОВНЫЕ ПРОБЛЕМЫ

Перед независимым Казахстаном встали следующие основные проблемы:

Внутриполитические:

• экономическое самообеспечение при сырьевой направленности и слабо развитой инфраструктуре экономики;

• противоречие, разнонаправленность процессов либерализации и строительства государственности; полиэт-ничность нашего государства, в котором проживают представители 131 национальности, при доминировании двух этносов - казахов и русских - и, как следствие, различные векторы истоков самоидентификации населения Казахстана;

• отсюда трудность формирования национальной идеологии;

• отсутствие опыта государственного управления в условиях независимости у казахстанской бюрократии; в результате преобладание личных интересов над государственными у представителей властной элиты;

• отсутствие демократических традиций;

• массовое преобладание психологии иждивенчества и патернализма;

• невостребованность и плохое знание населением государственного казахского языка;

• внутриказахские проблемы, связанные с проявлениями (возрождением, угнетенностью или получением превращенных форм) традиционных казахских институтов.

Внешнеполитические, геополитические:

• скудость транспортных магистралей и отсутствие выходов к морю;

• экономическое и военное присутствие России;

• традиционное, теперь уже неявное, присутствие в решении внутриполитических проблем в Казахстане России, несформированность внешнеполитических ориентиров, позволяющих быть уверенным в незыблемости независимой унитарной государственности Казахстана.

Решение всех этих проблем должно быть найдено в пределах происходящей модернизации, и этим определяется ее успех.

Обретение Казахстаном независимости было обусловлено, кроме прочих факторов, общим подъемом на территории Союза национализма. Под национализмом надо понимать здесь движение, которое стремится к образованию собственного государства, во главе которого стоит представитель этой нации. Это движение ставит перед собой цель осуществления принципа совпадения политической и национальной единиц. Казахстан в этом смысле не только не избежал национализма, но самое первое проявление его после объявленного М. Горбачевым курса “перестройки” было именно в Казахстане в 1986 году. Обвинение в национализме в те годы было крайне негативной оценкой. Слово же “махровый” являлось необязательным определением, придающим ему лишь подобающий “оскал”. “Тогда эти беспорядки, больше удивившие, чем потрясшие общество, были расценены Москвой и властями Казахстана как вспышка национализма. Позднее, уже в пору суверенизации республики, ее власти и новая “прогрессивная общественность” пересмотрели эту точку зрения, расценив алма-атинскую манифестацию как стихийный протест против тоталитаризма... Вторая точка зрения отнюдь не обязательно должна противоречить первой... Националистический аспект - как минимум аспект - в алма-атинских событиях, безусловно, присутствовал.”

В анализе декабрьских 1986 года событий в Казахстане чувствуется желание С.В. Чешко не обидеть казахов вновь обвинениями в национализме. Это также говорит, что и сейчас феномен национализма чаще воспринимается как только деструктивный.

Отсутствие внимания к возможным позитивным сторонам национализма говорит о том, что внутренне в обществе вопрос решен в пользу понимания его как деструктивного явления. Научный анализ же открывает его амбивалентность и позитивные стороны. Вопрос насколько это явление позитивно для Казахстана остается также открытым. Не являются ли проблемы с изучением казахского языка, да и возможные деструктивные последствия нынешнего экономического курса результатом отсутствия внимания к этой проблеме?

Истина, конечно, не в том, что позитивность или негативность феномена национализма рассматривается зачастую в зависимости от того, представителями какой нации он проводится: если “нашей”, то хорошо, другой - плохо. Амбивалентность национализма заключается не в этом, а “внутри” него по отношению к одной и той же нации. Так если проводится политика ограничений прав по национальному или языковому признакам, то это и есть “махровость”. Если же он служит основой для построения суверенного демократического государства, единственного для этой нации на своей исконной исторической территории, то этот национализм конструктивен и заслуживает всяческого уважения и поддержки.

Дело в том что термин “национализм” применяется к самым различным проявлениям национальных чувств, будь они конструктивны, позитивны и не затрагивают национальных чувств других этносов или, напротив, деструктивны и заключаются в “приписывании своему народу особых исторических заслуг и исторической миссии, призывах людей служить этой миссии, пренебрегая другими интересами, не считаясь с другими народами”.

“Все точки зрения про национализм сводятся к убеждениям про необходимость однонационального государства, самоуправления, национального единства, национального благосостояния и национального превосходства”. В общественном сознании за долгие годы господства “всепобеждающей советской национальной политики” закрепилось лишь негативное понимание термина. Поэтому неоценимая заслуга эпохи гласности в том, что она открыла и другую сторону национализма и встроила это понимание в демократизацию страны.

Наиболее последовательно демократические процессы “на заре перестройки” проявлялись в выходе вначале прибалтийских, а затем и других государств из СССР.

Начав первым, Казахстан уступил инициативу выхода из Союза другим и последним оформил свою независимость. Сделав попытку выбрать свободу, Казахстан лишь в результате фатального распада союзного государства определил этот выбор правовыми рамками. Это говорит, с одной стороны, что в Казахстане за весь советский период все же не были до конца уничтожены национальное самосознание, культурный потенциал. С другой стороны, -что в цивилизационном плане для Казахстана было очень трудно определить свое место в мировой системе в отрыве от Союза, или, что фактически отождествлялось, от России. И доныне эта проблема является наиважнейшей.

Исследователь проблем национализма Гия Нодия называет национализм той исторической силой, “которая позволила объединить политические организмы в демократические модели правления”. “Нация” - вот другое название понятия “мы - народ”, - пишет он. Несомненно, что для образования государства необходимо политическое единство народа, готового демократическим путем легитимизировать выход из состава федеративной страны и стать независимым. Такое единство в превалирующей степени присутствовало в Казахстане, но было слабее выражено, чем в других союзных республиках.

Обобщая сказанное о национализме, еще раз выделим основные моменты:

- понятие имеет прямое отношение к взаимодействию различных характеристик или составляющих идентичности - национальной и государственной;

- в случае, если сильная национальная идентичность не подкреплена государственностью возникает деструктивная реакция, которая в аксиологических категориях может быть расценена по-разному;

- обретение формальными государствами бывшего Советского Союза независимости шло благодаря вписыванию национализма в демократический процесс и наоборот, то есть в данном случае демократизация и попытка соединить энергетически наиболее выраженные национальные идентичности с государственной идентичностью, разрушая основы прежнего государства (деструкция) создавали новые нехимерические, соответствующие реалиям новой духовной ситуации эпохи, государства (конструктив). Данное проявление “национализмов” следует оценивать, по нашему мнению, только как позитивное;

- негативные проявления, сопровождающие процессы национального возрождения, и резкое неприятие всякого национализма, исходят из недифференцированного подхода и нежелания углубляться в проблему, что фактически является проявлением, даваемого во многих словарях, негативного определения “национализма”.

Исходя из того, что национальная и государственная идентичность есть основная форма психологической связи индивидуума с государством, и, обобщая сказанное, можно дать определение понятия национализма. Национализм, по нашему мнению, есть психологический феномен, возникающий в результате взаимодействия национальной и государственной идентичностей при высоких энергетических характеристиках первой и слабой проявленности второй, когда у нации отсутствует своя государственность, и который затем получает свое (различное) идеологическое обоснование.

Появившиеся после декабрьских событий 1986 года национальные партии, ставившие своей целью обретение независимости Казахстаном, были достаточно сильны и служили подпоркой для официального руководства республики в реализации данной цели. После получения независимости эти партии, хоть и не своими руками, но добившись поставленной цели, фактически не сумели выработать какой-либо другой конструктивной цели, которая могла бы сплотить народ для реализации ее с той же энергией. В этом, по большому счету, нельзя винить эти партии. Однако очевидно, что кроме того позитивного национализма времен обретения независимой государственности, необходима долговременная, конструктивная, глубоко продуманная политическая программа становления национально-государственной идентичности.

Такая программа должна быть самым тесным образом, как единое целое, вплетена в процесс модернизации, проводимый ныне по универсалистским меркам.

Теории и процессы модернизации до недавних времен исходили в основном из необходимости трансформации общества и приведения его в соответствие с “идеалом” - современным им развитым обществом. Это “широкомасштабный процесс, посредством которого общество переходит от традиционных или менее развитых социальных институтов к таким, которые характерны для более развитых стран”.

Можно выделить принципы, стадии или культурные фазы модернизаций, общие и необходимые для всех стран. Это:

a) введение новых идей и социальных институтов;

b) переход власти от традиционных к современным лидерам;

с) экономическая и социальная трансформация от аграрного к преимущественно урбанизированному, индустриальному обществу;

d) культурная интеграция общества.

Кроме стремления к урбанизации и индустриализации общества в процессе модернизации стремятся быть грамотными или иметь достаточно образованное население. Также обычно пытаются развивать системы коммуникаций и средств массовой информации.

Семьи имеют склонность формироваться внутри центральной семейной единицы, а не иметь модель расширенной семьи ( в которой в одном доме, кроме детей и родителей, живут бабушки, дедушки, тети, дяди, племянники и т.д.).

На индивидуальном уровне у членов обществ, претерпевающих модернизацию, такие традиционные источники авторитета, как родители, священнослужители заменяются на законно-разумные, как правительственные чиновники.

Эти общие для всех стран черты модернизации все же, как можно увидеть из сравнительного анализа, не все подходят к казахстанской ситуации или к процессу модернизации, происходящему в бывшем социалистическом лагере. Если знакомство с современными идеями и введение новых социальных институтов является стадией, которую мы несомненно испытали и продолжаем развивать, то передача власти от традиционных (в нашем случае коммунистических лидеров) к “модерновым” лидерам происходит чрезвычайно замедленно.

В какой-то мере подходит к нашей ситуации и экономическая и социальная трансформация от аграрного к преимущественно урабанизированному и индустриальному, но больше как предстоящая задача, особенно в отношении первого, нежели как реальность.

Что касается культурной интеграции общества, то этот принцип модернизации, на наш взгляд, недооценивается, и, порой, вовсе игнорируется. Коль скоро и эти “обязательные” фазы модернизации ныне не все реализуются, то, можно предположить, что нет надобности строго следовать и другим названным чертам модернизации.

Мы попробуем также выделить характеристики, присущие только ряду стран. Это:

a) совпадение процесса модернизации со строительством государственности;

b) полиэтничность населения;

c) переход от плановой к рыночной либеральной экономике;

d) переход от однопартийной тоталитарной модели правления к многопартийной, демократической модели.

В модернизирующихся странах есть и такие черты, которые характерны для многих стран, но совокупность их создает достаточно уникальные условия и во многом, хотя не полностью, определяют эту уникальность.

Отличительными характеристиками процесса модернизации в Казахстане и тех условий, в которых она проходит, кроме слабой урбанизированности и культурной неинтегрированности, являются следующие:

a) хронологическое совпадение и содержательное противоречие процессов модернизации и строительства государственности;

b) полиэтничность с доминированием двух этносов;

c) непосредственная близость, чрезвычайная длина границ с Россией, отсюда, значительная военно-политическая и экономическая зависимость;

d) сырьевая направленность экономики Казахстана;

е) относительно высокий уровень грамотности населения;

$ неразвитость системы коммуникаций внутри страны и недостаток выходов вовне;

g) технологическая отсталость;

h) малая плотность населения и неблагоприятная демографическая ситуация.

Все эти черты должны, с одной стороны, определять процесс модернизации в Казахстане, как некую последовательность задач или алгоритм решения проблем переходного периода, а с другой, дают возможность руководству страны гиперболизировать одни проблемы в ущерб решения других, создавать видимость непреодолимости одних, не замечать другие и отодвигать на дальнюю перспективу третьи.

Так среди гиперболизируемых проблем ( в нашем случае - пункты Ь, с, d), за которыми теряются порой не только перспективы решения прочих проблем, но и сами цели “суверенизации” страны. Обретение независимости в этом случае выглядит как некий незаслуженный подарок, от которого потихоньку следует избавляться.

Среди игнорируемых, с нашей точки зрения, проблем находятся обозначенные нами под пунктами а и f.

В результате, в политике получается симбиоз из универсалистских черт, то есть характерных для любой модернизации и черт, имеющих специфический, но не уникальный национальный, а объективный конкретно-исторический характер с преобладанием универсалистских тенденций.

Какие следствия из этого вытекают? Из процесса, который должен идти синхронно, вычленяется национальное строительство и оставляется “до лучших времен”. Тем самым игнорируется, на наш взгляд, достаточно простая истина, что нет и не может быть государственного строительства без национального. Если последнее в некоторой степени присутствует, то этот процесс идет очень робко, несмело, и вследствие этого, жалко, неверно, наперекосяк. Но это только эвфемизмы.

Становление государственности есть процесс становления новых институтов. В первую очередь - это само, фактически, а не формально, суверенное государство, декларирование независимости и признание таковой мировым сообществом, решение всех вопросов о территориальной целостности и государственной границе и проблем безопасности. Это также принятие Конституции, государственного гимна и символики.

Вместе с тем - это становление единого источника суверенитета, народа Казахстана как единой Нации - единого субъекта и единственного источника государственной власти. Вопрос становления государственности как некоего относительного завершенного процесса тесно связан, следовательно, с достижением государственной идентичности, который в свою очередь неразрывно связан с национальной идентичностью. В этот, касающийся более психологических факторов и состояния общественного сознания, процесс входит, по определению, данному в Концепции формирования государственной идентичности Республики Казахстан:

- “самооценка всеми гражданами себя как части единого народа независимого государства”;

- “самооценка государственных институтов как работающих в рамках независимого государства и в его интересах”;

- “самооценка всех политических сил как взаимодействующих во благо этого государства”.

Констатируя необходимость наличия перечисленных сторон гражданской идентичности у населения для того, чтобы можно было говорить о государственной идентичности и, соответственно, о действительной суверенности государства, Концепция, на наш взгляд, спешит объявить их реально существующими. Важнейшим в определении того, можно ли говорить об их наличии в стране, является не просто факт частичного их присутствия, а широта охвата и энергетические характеристики или сила выраженности упомянутых инстанций.

Возможно имеет право на существование различное толкование “суверенности”, однако, нам представляется, что это последнее понятие, как и понятие идентичности, имеет процессуальный характер, то есть понимается как некая совокупность признаков, к которым стремится и постепенно подходит в своем развитии государство, а также имеет и аксиологический смысл, как некое желаемое состояние или развитое состояние объекта. Поэтому, позволю себе не согласиться с однозначной констатацией, присутствующей в соответствующей Концепции, о том, что “Казахстан реально обладает основными признаками суверенного государства”.

Что касается первоочередных признаков, в большей мере имеющих характер разового акта, то здесь еще можно с натяжкой говорить об их сформированности.

В отношении же общественного настроения и сознания без длительной и, главное, активной работы в этом направлении такая констатация - явное забегание вперед или старая советская привычка принимать желаемое за действительное.

Коснемся тех сторон становления государственности Казахстана, которые безусловно связаны с национальным строительством и где государственная идентичность и означает собственно национальную идентичность, или того, что должно было бы даже в наших несозревших условиях развиваться как стейтизм.

Основополагающим документом независимого государства, социально-политической основой этого социального института является Конституция (Основной закон) страны. Формирование основы важнейшего социального института, как государства, предполагает закладку или введение всех тех новых идей, которые составляют сущность модернизации и цель суверенизации данной страны.

В какой-то степени можно понять, но не оправдать то, что первая Конституция, принятая 28 января 1993 года, была написана на русском языке. Достижением ее было хотя бы то, что она утверждала государственным языком казахский язык. Уже нельзя никак понять почему ныне действующая Конституция писалась не на государственном казахском языке, тем более вновь утверждая его таковым. Просто ли это откладывание “на потом”, некая незначимая недооценка следствий неучета “одного” не самого важного фактора или это непонимание сути языка и толкование его как некой информационно-передаточной функции наподобие сигналов азбуки Морзе? Не станем утверждать наличие принципиальной непереводимости текстов с одного языка на другой. Однако, думается, никто не станет спорить и с тем, что при переводе значительная часть смысла теряется. Вероятно, словам затем можно придавать то значение, которое оно имеет в языке оригинала, путем замены принятой интерпретации либо ее расширения. Но что мы будем считать оригиналом? Возможно ли копию считать оригиналом даже в том случае, когда в оригинале, пусть это хоть Основной Закон, предписывается считать копию оригиналом?

Возможно ли также считать государство оригинальным, самобытным, когда оно создается исключительно по универсалистским принципам, то есть по другим, чуждым, не своим, а затем, потом, в “лучшие времена” - “перевести” это все на самобытный образ, стиль, дух, язык, пласт культуры и т.п., которых, говоря по совести, к тому времени уже не останется вовсе. Ведь связь поколений с историей, с духом народа так тонка и проходит через отдельных редких представителей народа, которые транслируют культуру не только через передачу знаний, опыта, но и через образ мышления, стиль жизни и пр. и пр. Эти люди уходят безвозвратно, унося с собой культурные энциклопедии казахов, которые канут в Лете, и “толмачи” окажутся не нужны, поскольку не будет существовать понятий, требующих перевода и объяснений, то есть самобытной культуры.

Можно сделать язык передатчиком других культур, лишив его собственных корней, собственных интенций и сделав лишь “функцией”, подобно телефонному аппарату. Но если мы хотим возродить государство и национальную культуру в ситуации, когда она в своей основе - в языке - была подорвана, то необходимо прежде восстановить основы, базу, фундамент ее, затем на них созидать далее, в том числе и государственность. Ибо язык составляет и содержит тот самый дух народа, ради которого, собственно, всегда идет борьба за свободу и независимость народа и обретается государственность. Понимание этого, конечно же, присутствует в практике строительства нашего государства. Однако оно должно быть подкреплено очевидной последовательностью шагов в этом направлении.

Думается, что написание Основного Закона государства на языке этноса, давшего название этому государству, есть не просто дань уважения ему, но и та самая основа, исходящая из понимания языка как кладезя ментальности, “структур” мышления, его культуры, истории, отношения к другим, его опыта мироотношения и “мироосвоения”. В этой связи представляется достаточно ясным, что казахский язык с его опытом мышления является чрезвычайно широким, глубоким, с возможностями высказывать “невысказывае-мое” в традициях западной ментальности, и чрезвычайно замечательно соответствует новой духовной ситуации эпохи, ситуации “постмодернизма”, когда происходит сближение внешнего и внутреннего универсумов. Эта сторона языков, в особенности казахского языка, либо затушевывается, либо не осознается в реальной политике. И тогда “понимание важности языка” проявляется в принятии неработающих законов, либо в расширении границ применения государственного языка путем “внедрения” казахских слов в русский язык с неоправданным вмешательством в его грамматику и языковые предпочтения, опыт и практику.

В отношении к своему языку и, следовательно, историческому опыту привлекателен опыт Калмыкии, где Основной Закон имеет даже название вполне и всецело идентичное - “Степное уложение”. Если есть в языке соответствующие понятия, термины и опыт, к чему пользоваться калькой? Объявляя себя составной частью Российской Федерации, в статье 17 Уложение констатирует: “Калмыцкий язык является основой национального самосознания калмыцкого народа. Его возрождение, сохранение, развитие и расширение среды употребления являются приоритетными задачами органов власти Республики Калмыкия”. Такой подход закладывает мощные основы идентичности, того что Фрейд называет “Я”, но на уровне государственном. “Идеа-лом-Я” является то, что соответствует универсальным принципам демократии, общечеловеческим ценностям, либерально-рыночным принципам. То есть то, что преимущественно и развивается у нас.

Одновременность процессов строительства государственности и перехода к рыночной экономике (либерализации) обусловливает ту разнонаправленность социального движения, которая создает (кроме либерализации самой по себе) предпосылки для возникновения напряженности и конфликтов. Это та дихотомия, которая и упускается из виду или вовсе игнорируется в процессе проводимой модернизации. Такое игнорирование создает видимость легкости преодоления проблем, которые в конечном итоге не разрешаются, а откладываются на отдаленный период и становятся чреваты коллапсом. Очевидной иллюстрацией этого служат, например, в экономической политике - громадные суммы иностранных займов, в то время как мы едва успеваем расплачиваться по годовым процентам от них. Когда же наступит время “платить по векселям”, возможен такой кризис, который сведет на нет все достижения предыдущего периода.

Аналогичная ситуация складывается и в национальном строительстве. В этой связи можно ссылаться на то, что-де в обществе не существует и востребованности развития национальной культуры и в целом укрепления национальной идентичности. Процессы же модернизации, неся вместе с вестернизацией экономики, рвут и те традиционные социальные отношения и связи, которые считаются именно национальными ценностями, национальной спецификой, разрушая тем самым потребности в национальной идентификации. И эти явления, сопровождающие модернизацию теоретически, считаются ее неизбежными составляющими.

Мы уже отмечали такую “неизбежную” тенденцию любой модернизации, как ту, что семьи имеют склонность формироваться внутри центральной семейной единицы, а не иметь модель расширенной семьи, в которой в одном доме, кроме детей и родителей, живут бабушки, дедушки, тети, дяди, племянники и т.д. Однако эта модель расширенной семьи является национальной чертой казахского этноса не столько потому, что составляла когда-то родо-племенной способ или стиль жизни, но с ней связаны другие социальные институты казахов, как воспитание, образование. То есть эта расширенная семья являлась моделью казахской государственности. В ней осуществлялась трансляция культуры от поколения к поколению, поддерживалась связь времен, сохранялся и развивался язык и познавались все составляющие (религия, традиции, история, Отечество) национальной идентичности. Это некие иллюстрации дихотомии в экономическом и социальном аспектах.

В политическом контексте в Казахстане и некоторых других ННГ возник новый политический феномен, который объединяет крайне левые силы с “либералами” - защитниками всяческих прав, ярыми сторонниками частной собственности на землю и проч., и проч. Либералы значительно переменились с времен “перестройки” и суверенизации республик. Взгляды многих из них после обретения республиками независимости стали сочетаться с противостоянием строительству собственной государственности в ННГ, и в Казахстане в частности. Но для придания этому противостоянию легитимной формы в ход идет все то, что противостоит созиданию государственности, в том числе популистская, коммунистическая и ностальгическая риторика, с одной стороны, и демократическая, либеральная, достаточно абстрагированная от реальной и специфической местной ситуации аргументация.

С распадом Союза и обретением нового Отечества, культурная и цивилизационная самоидентификация казахстанцев стала меняться. В качестве источника ее выступали территория, культура, язык казахского этноса. Такое положение дел сообразовывалось для других этносов, проживающих в Казахстане, с принципом и правом нации на самоопределение. В период принятия Конституции 1993 года почти не возникало споров относительно формы государственности Казахстана как формы “самоопределившейся казахской нации”. Это было связано с тем, что несмотря на разрушение основ союзного государства, некоторые факторы, такие как сохранение единой рублевой зоны, советский паспорт, открытость границ, открытость информационного пространства, сотрудничество в области военной безопасности и другие, делали проблему новой идентификации незлободневной или позволяли откладывать ее на более отдаленную перспективу. Можно предположить, что желанием не нагнетать обстановку и дальше оттянуть время принятия нелегкого для многих решения было вызвано откладывание сроков принятия гражданства в Казахстане.

Постепенное вхождение в суверенную государственность актуализировало проблемы гражданства, языка, формы государственности, поскольку стало ясно, что сохранение прежней идентичности нереально. Желание решить эту проблему вызвало, с одной стороны, активизацию политических сил, которые не желали менять свою идентичность, с другой - вело к увеличению эмиграционного потока. Эмиграция для многих является личностным и радикальным способом решения проблемы прежде всего самоидентификации и затем - проблемы материального благополучия. Ясно, однако, что эмиграция не является решением проблемы в государственном масштабе. Если даже иметь в виду перспективы демографических изменений с учетом преобладания естественного прироста казахского населения, то относительная однородность населения Казахстана - это лишь далекая перспектива. Острота ситуации, таким образом, в связи с неизбежностью самоидентификации, достаточно долговременна.

Новая Конституция, регулируя названные вопросы в правовом отношении, не сняла с них сущностную антиномичность.

Для неказахского населения Казахстана выбор гражданства является вопросом правового оформления самоидентификации - процесса, который для многих до сих пор еще не завершился. А учитывая то, что этот процесс подвижен, нестабилен, можно констатировать, что для Казахстана решение этого вопроса будет зависеть от многих факторов и потребует длительного отрезка пути строительства государственности.

Пока же здесь возникает запутанный комплекс интересов, который создает ситуацию взаимонепонимания и подозрения. Так, поскольку левые взгляды сочетаются с противостоянием реформам и, в основном, с реваншистскими (надежды на восстановление Союза) настроениями, они, естественно, оказываются одиозными для казахстанской руководящей элиты. Характерной же чертой казахстанских оппозиционных либералов является сочетание скепсиса по отношению к государственному самоопределению Казахстана в отрыве от России с крайними формами либерализма.

Этот тип казахстанского политического сознания оформляется, как бы в “социал-демократическое” движение. “Чистых” же либералов в Казахстане практически нет из-за указанного “цивилизационного разлома”, то есть невозможности на данном этапе проведения принципов либерализма и демократии в полном объеме. Связано это прежде всего не с нежеланием руководства Казахстана проводить их, а с отсутствием необходимых оснований для этого - равных стартовых условий. Экономическая отсталость и объективная затрудненность вступления большинства казахского населения в рынок не позволяет не учитывать этих факторов на исторической территории казахского этноса.

Таким образом, в ситуации строительства государственности и рыночной экономики возникают некие симбиозы типов политического сознания. Попытаемся дать предварительную и условную классификацию этих смешанных типов политического сознания:

1. Левые - реваншисты (Коммунисты, Рабочее движение, “Лад”)

2. Левые - умеренные-неоконсерваторы (Некоторые коммунисты и социалисты)

3. Либералы - реваншисты (“социал-демократы”); (Социалисты, Независимые профсоюзы, Комитет по правам человека, некоторые члены НКПК и ПВК)

4. Либерально ориентированные - неоконсерваторы (ПНЕК, ПВК, НКПК, частично ПНКК, ДПК)

5. Правые - государственники-неоконсерваторы (ГДК “Азат”, отчасти ДПК).

Из этих пяти условно выделенных типов политического сознания видно, что баланс тяготеет в сторону левизны или неявного реваншизма. Посередине находятся “либералы - реваншисты” (как бы социал-демократы), а правящая верхушка, естественно, пытающаяся быть центром, невольно смещается к фактическому центру, стараясь иногда “качнуть маятник” вправо, чтобы не остановить механизм государственности, но рискуя тем, что он застопорится при последующем движении влево.

Указанная сложносоставность типов политического сознания предопределяет и объясняет недосформированность, слабость политических партий. Вместе с тем, как мы указывали в первой главе, практически все политические образования и партии испытывают острейший кризис исторической идентичности. В Казахстане, как составной части мирового политического процесса, в связи с наложением отмеченной сложносоставности типов политического сознания партиям еще труднее определиться в самопонимании и найти свою политическую идентичность. Повторю, что относительным и временным успехом могут пользоваться партии, эксплуатирующие в своей деятельности прежние идеологические основания, опирающиеся на укрепление расшатанной, но еще не утерянной прежней идентичности. Эта сходящая на убыль коммунистическая волна еще достаточно долго будет давать свои рецидивы, особенно в результате просчетов в экономической и социальной политике.

Другим направлением политической деятельности, способным к саморазвитию и укреплению своей политической идентичности могут быть национальные партии, выступающие с глубоко проработанной программой укрепления национально-культурной идентичности в конституционных рамках казахстанского государства.

Та же неопределенность и сложносоставность типов политического сознания предопределяет пестроту органов СМИ и некую “вредную” “антигосударственную” оппозиционность части из них. Причем, эта часть СМИ, имея опытный и закаленный коммунистической прессой кадровый состав, очень хорошо прочувствовала конъюнктуру и предлагает именно тот “товар”, который больше пользуется спросом. Она вовсе не гнушается никакими из крайних для “ходового диапазона типов политического сознания” взглядов и пытается все время расширять круг своих потребителей, руководствуясь, очевидно, кроме собственных “лево-либеральных” взглядов и принципом: “Деньги не пахнут”.

Даже геополитическая ситуация Казахстана определяется больше не географическими факторами как таковыми, важнейшим из которых является такая тривиальность, как отсутствие выходов к морю, а именно рассматриваемой дихотомией. Обладая в основном государственной идентичностью в правовом или страновом смыслах, но не имея в полном смысле национально-государственной идентичности или устойчивого стейтизма, мы оказываемся перед долговременной опасностью отторжения территорий или притязаний на это, что является постоянным дестабилизирующим фактором внутренней политики, аргументом, ослабляющим нас во внешней политике и “извиняющим основанием” для руководства страны в случае его просчетов.

Такой географический фактор как обширность территории Казахстана также несет в себе сущностные противоречия, которые опять мало берутся в расчет. Кроме затрудненности процесса урбанизации - необходимой составляющей модернизации, - налицо - коммуникационные слабости, неравномерность распространения реформ, затяжной и углубляющийся кризис глубинки. Происходит разрыв традиционного уклада, разлом культуры, которая в какой-то мере оставалась либо национальной в сельской местности, либо городской - в промышленных центрах. Ныне - увеличение безработицы ведет к оттоку молодого населения в города: происходит отрыв от национальной традиционной культуры и сказывается отсутствие культуры человеческого общежития в местах скопления больших масс людей, в результате которого мы получаем рост преступности, кризис самосознания и на фоне роста социального расслоения -увеличение случаев суицида.

В такой ситуации не приходится удивляться тому, что с трудом формируется, если вообще этот процесс идет, национальная казахстанская идеология.

В идеологической составляющей в данный момент еще имеется потребность в силу того, что идея либерализма у нас в значительной степени привязавается к советскому прошлому. Следовательно, принятие этой идеи в еще большей степени должно сопровождаться противостоянием прошлому. А такая гибкость не может не иметь идеологическую основу. Тоска же многих политически активных людей заключается в неясности, неоднозначности и как бы противоречивости этих основ. Когда же может быть достигнута эта ясность и цельность сознания и видения того, куда мы идем?

Скорее всего тогда, когда у нас не будет крайней нужды в идеологических основаниях, то есть когда сойдет на нет раздвоенность сознания многих казахстанцев, когда затянется цивилизационный разлом, склеивающим раствором которого служит пока и идеология. Потом - экономика, уровень жизни, права и свободы человека, возможность развития способностей, получения образования и другие составляющие человеческого развития. Продвижение в этих последних сферах идет, по вышеуказанным причинам, в условиях, как это ни парадоксально, разнонаправленного противостояния оному.

Открытые противники независимого развития государства, поднимая вопросы о гражданстве, языках, о форме государственности, пытались смешать вопросы разного уровня и характера. Политизация этих проблем позволяла придать им острый и международный характер, усилить те силы в соседнем государстве, которые ждут призыва о помощи, чтобы “ввязаться в драку”.

Вопрос о гражданстве является вопросом личностной идентификации. Вопрос же о языке, как и о форме государственности, является вопросом общественной, государственной идентичности в национальном плане, а определение стратегических внешнеполитических партнеров и союзников - в цивилизационном плане. В решении этих вопросов новая Конституция признает дуалистичность и даже поливариантность национальной идентичности, закладывая право не указывать свою национальность в документах и признавая русский язык официальным языком государства. Снятие формулировки о форме государственности является косвенным признанием неоформленности национальной идентичности, а также и цивилизационной принадлежности и возможность многопо-люсности, национальной и цивилизационной поливалентности, но в то же время дает возможность (не исключено, что и создает дополнительные трудности) для легитимного формирования единой казахстанской нации.

Естественно, еще нельзя в полной мере говорить о народе Казахстана как единой “нации”, которая позволяет беспрепятственно, не ущемляя ничьих интересов, проводить демократические преобразования, осуществлять “демократическую модель правления”. В этом смысле было бы более, чем желательно, чтобы все население Казахстана понимало, что чем более проявлялась бы озабоченность и заинтересованность в решении проблем казахской нации, тем больше и надежнее были бы основания для утверждения и укрепления демократических процессов в стране.

Таким образом, процесс становления государственности в Казахстане по принципу государства-нации, как практически единственно возможному для образования демократического устойчивого государства входит в противоречие с процессом либерализации и экономической модернизации, которая ослабляет роль государства-нации в качестве источника идентификации. Условия же несформулированности и несформированности новой государственной и цивилизационной идентичности создают дополнительные трудности. Ценности западного индивидуализма в таких условиях берут верх над этатистскими принципами и государственными интересами у политической элиты. Объективная тенденция модернизации ставить индивидуалистические интересы выше у государственных чиновников, для которых государственный интерес должен быть прежде всего, возводится в принцип “И волки сыты, и овцы целы”. Да только жажда наживы чаще заставляет забывать об “овцах”, и государственный интерес становится заложником бездонных карманов чинуш. Кроме того, для того, чтобы снять эти управленческие противоречия, проводятся институциональные преобразования: меняется форма собственности тех или иных государственных учреждений и институтов, происходит обновление кадрового состава, но в результате рыночные структуры или бизнес уходят в сферу государственного управления, он как бы узурпируется государственными чиновниками, а стихийный народный бизнес как широкое массовое движение либерально-рыночных преобразований в результате приватизации и т.п. либо становится банкротом, либо вынужден срастаться с “государственным бизнесом". Что из этого получится пока за пределами видимого “темпорального горизонта”.

Институт национальной государственности внешне как будто сформирован, однако, он имеет еще очень неясные очертания и трудно различимые тенденции. Казахстан, по большому счету, не принадлежит ни к какой, из выделяемых теоретиками особо, ныне существующих цивилизаций. Те, к которым Казахстан мог бы условно быть причислен, - это тюркско-исламская и некоторое повторение противоречия российской. Ясно, однако, что исламская цивилизация до сих пор не затронула сущностные глубины казахского этноса, влияя во многом либо через среднеазиатские исламские традиции, либо идя из России через татарские духовные мусульманские институты. Собственные интенции казахского этноса зачастую склоняются и к древней тенгрианской традиции, которая сохраняется в языковых предпочтениях и идет как фактически однопорядковая с исламом сакральная величина.

Сохранение славянского алфавита - кириллицы - в казахском письме говорит о слабости процесса становления тюркской идентичности, которая в основном уже произошла в Узбекистане, Туркменистане и Азербайджане. Последние перешли на латинскую графику, которой пользуется Турция. В отношении письменности вопрос остается открытым и очевидно еще предстоит сделать свой выбор, который будет зависеть от цивилизационных предпочтений.

В настоящее же время, как показывает анализ, строительство государственности идет в большей мере в некоем “автономном” режиме, когда властные структуры больше пытаются реагировать на сиюминутные раздражители, нежели планировать, владеть не только настоящей ситуацией, но и вполне рационально задавать направление ходу развития. То есть зачастую наша свобода выбора обращается в предопределенность или, в лучшем случае, в фатальный выбор. Выработка подходов, которые бы вели к той свободе выбора, которая бы обернулась благом для казахстанцев, идет подспудно.