Страница - 7

§3. Перспективы модернизации в Казахстане: ориентация на пост-(гипер-) индустриальное общество в эпоху постмодерна

Представляется естественным, что в переходный период широкое распространение получило понятие “возрождение”. Психологически понятно желание иметь аналогию и надеяться на схожесть следствий процессов, происходивших в итальянскую предренессансную эпоху с нашим временем. Схожесть в формальных и динамических, но не в содержательных характеристиках. Для кого-то этот термин представляется неудачным и неуместным, либо лишь вуалирующим свое нежелание “проведения его в жизнь”.

“Выход не в сладких антикварных воспоминаниях и не в атеоретической болтовне о “возрождении”... , не в дурацкой нумерации “методов центральноазийства”, не говоря уже об “евразийстве”...”. Столь радикальное отвержение “методов” или обсуждаемых моделей для Казахстана имеет достаточно веские основания. Они заключаются в том, что Казахстан лишь по видимости имеет слабо выраженное “Я” и, вследствие этого, рассуждения о “возрождении” имеют поверхностный характер, а его “точечная” реализация -характер профанации.

В действительности проблема, по нашему мнению, заключается в том, что наш “Идеал-Я” слишком далеко отошел от собственного “Я”. Национальная идентичность и государственная идентичность представляют собой, так же как и индивидуальные инстанции “самость” и “друговость”, не “шкалу между полюсами индивидуальное поведение -ролевое социально-типичное поведение” , а есть две оси, растущие из одного основания в одном, а не в разных направлениях, или иначе - это не два дерева, требующие отдельного полива, в ожидании когда одно из них погибнет под тенью другого, нет - это одно дерево, у которого то, что питает “национальное”, увеличивает мощь “государственного” и наоборот. Для любого государства в “идеале” -совпадение государственной идентичности с национальной 

- тот феномен, который близок к понятию “стейтизма” в определении Брензуайта. Это, собственно, есть выход на то, что мы вкладываем в понятие “возрождение”.

Каким образом это достижимо? Конечно же, не путем прививок национального характера на “государственном древе” по западному образцу или проекту мира, сущностной характеристикой (иммунной системой) которого как раз является отторжение ростков национальных, традиционных, культурно особенных - иноцивилизационных. Другой путь

- продуцирование “Идеала-Я” из “Я”, из национального древа, тем более, что оно имеет длительный опыт государственности. Тогда не нужна ни “дурацкая нумерация” моделей, ни разговоры о возрождении.

Моделирование необходимо, но не в качестве примерки на себя чужих платьев, а как предварительное создание программы, продуманность, обоснованность, правильная последовательность шагов. Это будет Моделирование как Возрождение, Модернизация как строительство Нации.

Основой этих процессов должно быть восстановление связи времен, создание потребностей, и прежде всего духовных, в таком восприятии всего того, что связано с национальной идентичностью. Поскольку мы имеем суверенное государство и энергетических характеристик нашей национальной идентичности “хватило” для обретения независимости, необходимо оные усилять и иметь твердую волю для защиты национальных интересов, не путем угнетения прав человека и ущемления демократических свобод, но путем целенаправленного формирования упомянутых потребностей. В этом заключается ключ к формированию “исторического сознания” как фактора национально-государственной идентичности, а не только в том, чтобы обучать истории как “объективной картине прошлого”, то есть как некой отчужденной во времени и в сознании “реальности”, поскольку “образование (в том числе и историческое. - Н.С.) есть категория бытия, а не знания и переживания”, и процесс, совпадающий с процессом воспитания, когда “индивид с самого начала учится быть, а не только знать”. А воспитание имеет свою историческую традицию и не может быть никак отделено от национального.

Декларируя в части 1 статьи 7 Конституции: “В Республике Казахстан государственным языком является казахский язык”, государство обязано защищать и развивать этот язык. Эта статья так разъясняется и в Толковом словаре новой Конституции: “Республика Казахстан осуществляет государственную защиту казахского языка и проявляет постоянную заботу о его активном употреблении...”.

Из этого должны вытекать определенные функции органов государственного управления, которые до сих пор не исполняются. А определенные средства массовой информации, предвидя неизбежность их появления, предпринимают превентивные нападки с целью заранее дискредитировать подобные государственные функции и вместе с ними те органы, которые должны были бы выполнять подобные функции.

По нашему мнению, не вызывает сомнений необходимость создания Комиссии по защите казахского языка, призванной осуществлять надзор за исполнением, пока еще не принятого, но необходимого жесткого конституционного закона “О защите казахского языка”. В нем должна быть предусмотрена разумная политика “употребления” казахского языка не путем его насильственного “внедрения в русский язык”, как сейчас зачастую происходит, а путем, например, более крупного написания казахского текста в общественных местах, требований наличия инструкций на казахском языке на этикетках товаров и пр. Сюда же должно отнести необходимость надзора за корректностью перевода казахских текстов в средствах массовой информации. Во всяком случае такое направление действий представляется более приемлемым, чем вмешательство в жизнь и грамматику других языков.

Эти действия должны быть обусловлены пониманием того, что “язык - это не набор слов, а прежде всего оригинальная, присущая определенному народу система мышления. В комплексе он означает отражение в символах всего психофизического опыта этого народа на всем протяжении его истории. А слова, они всего лишь орудие, посредством которого осуществляется функционирование языка. Когда они отрываются от психофизического ядра, лежащего в основе оригинального мышления или мировоззрения данного народа, и начинают, по сути дела, отражать чужую систему мышления или же, проще говоря, проявлять себя как переводы иностранных слов, язык этот умирает”.

Поэтому требование защиты языка есть требование защиты самобытности национального мышления, истории, традиций, всего, что составляет культуру и национальную идентичность этноса.

Современная ситуация характеризуется широким обменом информацией, ее доступностью, общением между территориями, народами, институтами и пр., и эти обмены, подвергая проверке на прочность национальную самотож-дественность, ведут к некоей национальной замкнутости, изоляции. Но эта “замкнутость” не должна рассматриваться, как некая “ненормальность”, “вывих”, а как естественная реакция на расширение, интенсификацию обменов. Это цивилизованная форма самозащиты от влияний, которые могут, как показал опыт, привести к деструктивным следствиям.

Существующую “постмодернистскую” ситуацию следует учитывать не только в “страхе” утерять самобытность, но опасаясь, на каком-то пределе этих утерь, ожесточенной агрессивной реакции. Желательно до этого не доводить, а мириться с отсутствием “единства”, с разрывами, проявляя терпимость к различным мирам, и даже использовать эту современную ситуацию, чтобы “пройти путем идиом”. Использовать этот “скандал”, когда государственное устройство, также как и философия, претендует на “универсальность, космополитичность”, а “национальное, идиоматическое приходит в них как случайное, вполне преодолимое и малосущественное. Итак, скандал, но также и шанс в той мере, в какой единственная возможность... высказать себя... - это не иначе как пройти путем идиом” .

Свобода выбора, обретаемая нами и попытки создать общество процветания неизбежно будут порождать конкуренцию и противостояние. Однако это не означает отказ от этих попыток, а последние должны заключаться не в том, чтобы “догнать и перегнать”, что всегда заканчивается плачевно. Свои перспективы необходимо связывать с наступающей эпохой и с соблюдением собственных интересов, а также интересов будущего поколения нашего государства.

Если говорить о наступающей эпохе, о XXI веке, то его называют либо “информационным”, либо, что крайне для нас интересно, “номадическим” или “неокочевничеством”. “Портативный компьютер, сотовая связь, телефакс - все это, хотя и находится в зачаточной, но достаточно развитой форме, является предтечей портативных предметов будущего, если угодно, номадических предметов. Все эти изделия в значительной степени ослабят эффективность институтов, профессиональных навыков, различных проявлений бюрократизма, так как предоставят индивидууму чрезвычайно высокую степень личной свободы, мобильности, автономности, всю необходимую информацию и энергию”.

Представляется не случайным, не просто основанным на внешнем сходстве (“наше воздушное пространство изрезано авиалиниями, которые делают дорогу из Рима в Нью-Йорк более легкой, чем в Рим из Сполето”), применение к новой эпохе термина “неокочевничество”. Дело здесь заключается в том, что победа либерализма вместе со свободой выбора несет с собой и новый тип мышления, укорененный именно в кочевнической цивилизации. Каковы его характерные признаки?

Как известно из лингвистики, языки кочевых племен алтайской языковой группы по форме агглютинативны. Это означает, что “слово может быть адекватно представлено в виде механической суммы элементов, каждый из которых имеет свое более или менее четко установленное значение и каждый из которых регулярно используется во всех других словах, в которые входит соответствующее связанное понятие”. Такая особенность агглютинативного языка предопределяет, по нашему мнению, своеобразие мышления, заключающееся в отсутствии для него неких барьеров, ограничений, невозможностей. Она определяет как “формальную завершенность” языка, характерную, впрочем, для всех языков, так и его “грамматическую целостность”. Эта последняя ярко проявляется в языке и, отсюда в мышлении, например, детей.

Дети, для которых родным является казахский язык, кроме дефектов произношения, практически не делают ошибок, связанных с неверным грамматическим построением. Их не подводит интуиция, внутренний импульс, идущий то ли “от грамматики”, то ли “из” ребенка, из его свободного “Я”. В так называемых флективных языках, внутренний импульс ребенка побуждает говорить в соответствии с этой свободной, “естественной” грамматикой и получаются, хоть и забавные неправильности, но фактические ошибки, связанные с иной жизнью языка и, следовательно, мышления, получивших ограничения, которые выразились в языковых формах в виде флексий. Последние дают простор для разнообразия мысли путем присоединения всяческих приставок. Однако их использование не всегда является корректным. Практика языка накладывает ограничения:

“Папа, уже расгащивается! - крикнула отцу пятилетняя дочь, когда гости, пришедшие к матери, стали понемногу расходиться.

Расгащивается!Одним этим смелым, внезапно сотворенным глаголом она обнаружила такое гениальное чутье языка, какому мог бы позавидовать и Гоголь”.

Мышление ребенка свободно и не терпит ограничений. Об этом говорит и неприятие ребенком приставки “не” -льзя, депо, вежа, чаянно - эти слова ближе душе ребенка.

Любой язык имеет свою грамматическую структуру. Кроме возможности дискурса, она облегчает и трансляцию культуры последующим поколениям. Только через усвоение этой структуры, некоей логики грамматики обучается и постепенно накапливает лексику дитя человеческое. Процесс обучения ребенка языку дает чрезвычайно богатый материал для исследований. Язык ребенка практически в чистом виде воспроизводит логику грамматики, его структуру. Это дает возможность ему вместе с языком усваивать “немые привычки мысли”, “темный дух народа” (Мишель Фуко). Ребенок присваивает “опыт мира” народа и научается говорить “правильнее” ( то есть следуя логике свободы, логике грамматики), чем взрослый:

“Он опыт из лепета лепит И лепет из опыта пьет”.

( О. Мандельштам)

Свободная самость детей проявляется и в отсутствии ограничений в мышлении. Так, например, трехлетняя девочка просит маму поднять ее, желая сама бросить письмо, адресованное папе, в почтовый ящик. Мама ее поднимает, дочь опускает послание в ящик: “А папа уже получил?”. Взрослые шли к открытию принципа “факса” путем долгого развития. Ребенок имеет его в своем свободном мышлении.

Почта тюрков - почта кочевников была развита в далекие времена практически на уровне факса. “От Суяба до Верхнего Барсахана на границе с Кашгарией, - читаем в “Китабе” (Китаб ал-Харадж Курама ибн Джафара - 945 г.), - пятнадцать дней пути ходом караванов по пастбищам и водам, а для тюрков путь трех дней”. Отрывок примечателен тем, что по нему мы можем получить самое живое представление о способах передвижения древних. Если это был караван, то он шел не спеша, “по пастбищам и водам”. Иное дело - почта. Скорость ее перемещения в пять раз выше. Обращает на себя внимание, что это “почта тюрков”. Указывая на ее принадлежность к определенному этносу, автор называет тем самым ее создателей. Организация передвижения с максимально возможной быстротой (скоростью несущейся во весь мах лошади) на сверхдальние расстояния требовала, разумеется организации специальной службы. И не от тех ли времен берет свое начало лихая почтовая гоньба ямщиков, сохранившаяся во многих местностях Российского государства вплоть до появления в них железной дороги и автомобиля?” Примечательно для тюрков то, что пространственные характеристики определялись ими только во временных определениях, то есть валена была скорость, а не расстояние само по себе. Так в этимологии слова “біротала”, означающего “заодно”, “сразу”, “тут же” проглядывает “бір от (возможно am) ала” - то есть - путь в переход одной лошади (либо с одной остановкой в пути, чтобы погреться у очага и пр.), чтобы ее можно было пустить во весь опор I не загнать. Далее “гоньба идет ямами” (Тюрк., ямау, жамау - латать, соединять).

Те громадные пространства, обжитые и присвоенные тюрками, были бы, по нашему мнению, “невозможны” без такой “скоростной” ментальности кочевника. Только кочевник владеет абсолютным движением или скоростью (Делез и Гваттари). “Он движется, но движется сидя, он сидит всегда, когда движется (бедуин в галопе сидит, подвернув под себя ступни ног)”. Образ кочевой жизни, соответствуя образу “скоростного неограниченного” мышления, привел к совершенно материальным - “территориальным”

- следствиям. Что касается категории времени, примечательно, как пишет Жак Аттали, что “американские индейцы (о происхождении индейцев Америки от древних тюркских племен по данным лингвистики см., например, Каримуллин А.Г. Прототюрки и индейцы Америки. По следам одной гипотезы. М.: ИНСАН, РФК, 1995.) говорили о необходимости организации общества таким образом, чтобы удовлетворить требованиям “седьмого, еще не рожденного поколения”. Вожди и правители прошлого обычно мыслили категориями столетий, а не понятиями ежеквартальных отчетов о прибылях”.

Несмотря на то, что образ жизни современных тюрков претерпел значительные изменения, образ “безграничного” мышления не изменился благодаря агглютинативности языка, то есть его устойчивости, “консервативности”. Задача ныне состоит в присвоении и обживании этого языка и вместе с ним мышления, предвосхищающего наступающую неокочевническую эпоху или информационный век.

Чем характерен последний? По мнению специалистов, дело не только в бурном развитии “новых информационных технологий”, а в том, что на наших глазах складывается новый тип культуры, а именно - экранная культура. Она приводит к фундаментальным изменениям в культуре: к новому типу общения, основанному на возможностях свободного выхода в информационный космос; новым формам включения труда в жизнь; новому исследовательскому мышлению в науке и искусстве, для которых присущи быстрота, гибкость, реактивность и глубина. Для художественных проявлений характерна иная поэтика - (та, которая присуща также и кочевой культуре), не повествования, на которой держится практически вся традиционная письменная культура, а диалога (айтыс). “Эта культура основана не на линейном, то есть вытянутом в строку письме, а на системе экранных (плоскостных) изображений, или, иначе, ... на временном потоке экранных изображений”. Так меняется картина перед движущимся на лошади кочевником. Он постоянно устанавливает личный контакт и его культура является динамической, имеющей диалоговый характер, подобный взаимоотношениям экранного текста с партнером.

Конечно, эти аналогии между новой информационной технологией и кочевническим образом жизни, и, следовательно, типом мышления, являются гиперболой. Однако представляется важным исследование данного взаимоотношения и пересмотр, деконструкция собственных оснований, здесь без сомнения существуют структуры, составляющие остов неокочевничества.

Рассмотрение вопроса о будущности такого социального института, как государство также, возможно, приведет к аналогичным выводам. Предварительно можно сказать, что цивилизационные основы номадизма и бытие государства в этом цивилизационном типе крайне близко к тому типу государственности, который постепенно складывается как предвестник гипериндустриальной или постмодернистской эпохи. Государство есть результат Западной и Восточной цивилизаций, а применительно к истории Великой степи, государственность - сложная, внутренне дифференцированная система, основанная на подвижности и мобильности.

Итак, реализация свободы, национальной идентичности сочетается для нас с теми тенденциями, по которым идет развитие мирового порядка, в целом, с духовной ситуацией нашего времени. Быть ответственным за этот выбор, за свою историю, осознавать собственные основания и прилагать усилия для реализации ясных целей - это то, что требуется сейчас.