Страница - 1

Глава 1

- Ты опять, опять за свое?! Пошла вон! Негодница, бесенок этакий! Вот запру тебя одну в темный сарай...

Макпал хмурит брови, прикидываясь, что сердится. Но грозные слова не идут впрок. И тщетно она трясет кулаками:

- Перестанешь ты, чтоб тебе пусто было! Другие стоят, как люди, тихо-смирно, а тебя черти носят!

Срывающийся голос, гневный взгляд показывают, что Макпал не шутит. Она ждет ответа. Вопрос слишком серьезный.

Но ответа нет. И маловато надежды на то, что он последует. Потому что виновница гнева Макпал и ответчица - маленькая серая козочка. Не может она найти общего языка с хозяйкой. Только что, забравшись в овечью кормушку, истоптала заданный ягнятам свежий клевер. Нервно вздрагивая хвостиком, она перебирает задними ножками. Вид у нее такой, будто она стремится разобраться в создавшемся положении. Но не успевает Макпал пошевельнуться, как проказница сыплет козий горошек прямо на мордочки ягнятам.

- Ах, ты, горе мое! - Макпал хватает ее поперек живота, тащит из кормушки. - Ругай тебя, не ругай - все одно!

И впрямь, козочка невинно жует клевер, напоминая ребенка, который безмятежно лепечет что-то свое, не обращая внимания на попреки матери.

Макпал ласково сжимает жующую мордочку. Сейчас осень. Козочка рослая, в теле. Да еще с козленком в животе, а так резвится.

- Проказница ты, шалунья! - И улыбается тому, что разговаривает с ней, как с человеком.

В ее маленьком стаде козочка напоминает капризную балованную девчонку среди тихонь сыновей...

Выпустив ее в отдельный загончик в углу сарая, Макпал идет к пестрой корове. Весной этой коровой премировали мужа Макпал, колхозного кузнеца Сарсена.

У пеструхи широкая, как постель, спина. Кровная голландка не жалуется на свою жизнь в казахском хозяйстве. Качнув развесистыми рогами, она тихонько мычит, будто здороваясь, из ее ноздрей валит пар - признак сытости.

Макпал оглаживает ее бока, кладет ей в кормушку охапку сена, думая вслух:

- Смешать бы его с мякиной, - лучше, поди, чем давать врозь. - И оглядывается смущенно: услышат ненароком - засмеют!

Но в душе она не сомневается, что скотина понимает ее речи и нуждается в них.. Вон и братишка Жакен, образованный комсомолец, а приехал из района повидаться, и прежде всего - в хлев: «Пеструха, как дела?» Русские хозяйки из колхоза «Новая жизнь» тоже разговаривают со своими коровами, как с невестками!

Макпал убирает навоз из-под коровы и переходит в овечий загон. Три крупных овцы да три ягненка. Овец Макпал получила на трудодни, а объягнились они уже здесь.

Корова Сарсена, а овцы Макпал. Чья же козочка? Сарсен хитрит:

- Не будь коровы, где бы ты ее взяла?

Но Макпал себе на уме. Пеструха - корова молочная, об этом весь колхоз знает. А уход чей? Макпал. За лето она собрала два бурдюка масла. Один продала - одежду себе справила. Второй тратила бережно - скопила на козу. Озорница - самая младшая. Кого же еще баловать, коли не ее?

Макпал идет за водой и поит козочку, потом ягнят. Ей знакомо каждое движение любимицы: как она фыркает, когда пьет, как таращит глаза и нацеливается рожками, чтобы боднуть, глядя в воду на свое отражение. И у Макпал становится тепло на сердце.

- Пойду-ка я к Сарсену...

Сарсену стукнуло сорок. Теперь он нужный человек в колхозе, а недавно был мелким кустарем, ходил по аулам со своей маленькой наковальней, набитой на чурку, калил железо на углях из-под казана. Порядочного инструмента не мог собрать. Ножницы для стрижки овец, простые ножи да игрушечные ножички, которые он дарил байским детям, чтобы задобрить хозяев, - вот и вся его «продукция». Сегодня Сарсен стоит у пылающего горна со своим молодым помощником. Они налаживают уже девятнадцатый плуг. Весной в колхозе было десять плугов. А кузнец собрал еще девять, ну прямо-таки из ничего. Сарсен ремонтировал и жнейки, и косилки. Нужно будет - он и молотилку пустит в ход. Теперь у него под рукой инструмент что надо. Даже бормашину на соседнем заводе купили...

Придя на кузню, Макпал увидела там нового председателя колхоза Асылбека. Это человек дельный, понимающий, всем интересуется.

- Что же, можно браться за сани?

- Зима не за горами. Пора... - отвечает Сарсен. -Саней целых и тех не оставил старый председатель, будь он неладен!

- Значит, опять станем мастерить чего из ничего... Глядишь, и заработаем себе авторитет! - смеется председатель...

- Эту рухлядь всю пустим в дело. Остовы, правда, тяжелы.

- Не беда. Устойчивей сани. У нас, слава богу, быки справные. На то и бык, чтобы возить.

Но Сарсен возражает:

- Бык тоже живой. Его жалеть надо... Полозья -ладно, а остальное облегчим.

Председатель кивает, соглашается, но, видно, не затем он сюда пришел. Подозрительно он поглядывает на Макпал.

- Ну, вот что, слушайте новость! - говорит он наконец. - В районе будет слет передовиков. Нам нужно нарядить туда своего человека. Мы с сельсоветом и решили... Вот кого решили послать - Макпал. А ехать надо сегодня, сейчас.

Сердце у Макпал так и захолонуло.

- Кто же будет за скотиной...

Но Сарсен не дает ей договорить:

- Найдется кому присмотреть, не бросим. Об чем толковать! Езжай. Твой труд - твоя заслуга. Тебе и восседать на слете, первой - от всех нас.

- Здорово сказано! Верно... - восклицает Асылбек, обрадованный решимостью Сарсена. - Честь Макпал, честь и семье и всему колхозу.

- А что ж, и поеду, и ничего особенного! - храбрится Макпал, в душе робея. И добавляет упавшим голосом: - Коза ягнятам покою не дает. Не сделаешь ли загородку повыше?

- Сделаю... Давай иди собирайся. - И Сарсен уводит из кузницы и Макпал и председателя.

Асылбек неприметно вздыхает, довольный, что так просто все обошлось. Кузнец не только не противится, а сам снаряжает жену на слет. И даже будто бы напутствует ее, хотя обычно он немногословен:

- Есть у нас скот, ну есть. Доглядим и без тебя. Езжай хоть в область, хоть в Алма-Ату. Обо всем дознайся. А об нас разговору нет. Сыты. В доме вон простокваши полказана. Мы же не лодыри! И государству... и себе заработали. Так, что ли, жена?

- Так, - отвечает Макпал, а про себя соображает: что же это будет? Как же это будет?

Глава 2

В районном селе Ванновке веселое оживление. На площади перед райкомом толпится народ. Тут и женщины в высоких, как башни, белых жаулыках, и молодые парни в коротких пиджаках, и пожилые в овчинных шубах и пышных малахаях.

Площадь и прилегающие к ней улицы превратились в своего рода выставку. Колхозные хозяева показывают свое коневодство. Знатоки с пристрастием оценивают лошадей, на которых приехали делегаты. Вон два темно-серых скакуна, они запряжены в телегу, крашенную в ярко­зеленый цвет. Крутые начищенные крупы коней, похожие на опрокинутые чаши, лоснятся. Кони заботливо ухожены и словно обрели вторую молодость. Это выезд богатого колхоза «Возрождение». А вот два темно-рыжих красавца из колхоза «Горный». Застоявшиеся рысаки, вскидывая головами, нетерпеливо перебирают мускулистыми ногами. Ни в беге, ни в стати они никому не уступят.

Парные упряжки, одна другой краше, выстроились вдоль длинной улицы. Кое-где виднеются оседланные кони с подстриженными, как у трехлеток, хвостами.

Время за полдень. Ясная осень. День постепенно угасает над высокими гребнями Алатау. Время открывать слет. Районные руководители, переговариваясь, входят в клуб.

А зал пуст. И совершенно не готов к встрече гостей.

- Я так и знал! Не зря пришел пораньше. Хоть бы один лозунг!

Секретарь райкома сокрушенно обводит глазами стены. Зал напоминает кибитку неряшливой бабы. Посередине красуется занавеска, какой в юрте обычно завешивают постель. Она считается белой, но белой была когда-то, давно, а сейчас желта от ветхости, копоти и грязи. По углам на ней до сих пор сохранились обрывки аппликаций, обшитых красной ниткой, и изображающих бараньи рога.

Стены клуба вопиют о том, что их не касалась рука культурного человека... Рядом с портретами висят листы бумаги, на которых намалеваны вкривь и вкось круги и столбики, - их, очевидно, следует считать диаграммами. Прямо на штукатурке стены крупными корявыми цифрами нацарапаны какие-то бухгалтерские выкладки. Может быть, это уголок начинающего бухгалтера?

- Вы только гляньте: это у него экран. А денежки за кино небось дерет!

Занавеску быстро снимают и свертывают. В зале несколько длинных скамей - вдалеке от сцены.

- Давайте-ка пододвинем их поближе, - говорит секретарь райкома и хватается за угол скамьи.

Не тут-то было - она прибита к полу. Пусть сцена, если хочет, сама двигается к скамьям... Но руководители -народ молодой и не гордый. Они сами наводят в зале чистоту и порядок. Перед рядами скамеек возникают стулья, табуретки и стол президиума, покрытый кумачовой скатертью. Кто-то чинит поврежденную электропроводку. Оказывается, в клубе и знать не знали, что здесь будет слет. Заведующий земотделом знал, да заболел.

Толпа делегатов входит в зал. В самой гуще ее плывет большой белый жаулык Макпал, мелькает черный бешмет.

Вытянув шею, Макпал разглядывает собравшихся во все глаза. Интересно, много ли тут женщин? В уголке одна, у окна - две... А за красным столом - сплошь бритые лица мужчин. «Как бабы!» - с легкой неприязнью думает Макпал. Она и раньше встречала таких, но никогда не видела стольких сразу. Она знает, что такими бывают ученые начальники, но ей все-таки немного смешно. Она отворачивается и замечает у дверей еще одну женщину в жаулыке. Женщина, издалека улыбается Макпал... Да это же ее младшая сестренка Айша из соседнего аула! И едва успев поздороваться, они всплескивают руками.

- И ты ударница?

- И ты тоже?

Усаживаются рядом и, как положено, по порядку справляются друг у друга о здоровье и делах...

- Отца-то видела? - спрашивает Макпал, показывая вперед. Айша глядит в проход между скамьями и узнает отца на первой скамье с краю. Крепкий седобородый старик скупо, с достоинством, улыбается дочерям, - вот где довелось повстречаться!

- У меня две овцы, корова, тридцать кроликов, - вполголоса, рассказывает Айша. - И как вышло: одна овца ранней весной окотилась, а перед уборкой, осенью, - опять. Недавно опять огулялась! Видно, понравилось! Хочет по три раза в год ягниться. Настоящая ударница!