Страница - 28

"А как сложилась судьба Никольского?"

"Как у большинства. Трагично. Не очень-то привычные к дисциплине черкассцы обвинили его в диктатуре. Пошли новые командующие. В Двадцатом году Никольский выехал в Москву. Уже больным. Жена Ирина Ивановна говорила - тифом. С тех пор никаких сведений. Пропал!.. Три его сына погибли в Великую Отечественную. Четвертый - после нее. Две дочери. Одна работала ветеринарным врачом. Другая -учительница... Я много о нем знаю. Но писать не довелось, а как хотелось... Дал бы мне Бог еще дней, все заново переделал бы!.. А то ведь приходилось не только острые углы обходить, но и трезвого миротворчества не замечать!"

"Например?"

"Например, в апреле Восемнадцатого года Семиреченский Совет Алаша через газету "Заря свободы" обратился ко всем противоборствующим христианам области. "За что вы режетесь - сыны одной святой церкви, испокон веков сроднившиеся дети одного гнезда? Граждане! Это недопустимо! Помиритесь братской любовью, убиенных похороните общими силами. Перед прахом их просите прощения молитвами на коленях и этим снимите позор". Мой Маречек Рудольф Павлович, большевик, главный редактор, - напечатал!.. А еще раньше, в марте, областной Совет Алаш опубликовал воззвание "К народу", в котором утверждал, что от имени уполномочившего его казахского народа "с радостью принял братски протянутую руку и обязался всеми мерами поддерживать Советскую власть и внедрять в народе идеи большевизма..." Видите, как все не очень просто! И все это архиважно реставрировать без ретуши и лжи! Иначе нам грош цена в базарный день!"

"А что если начать дописывать "Верный" и "Утро"? "

"Нереально. Утопия!.. Хотя не буду говорить так определенно."

"А работалось с охотой?"

"Конечно! Особенно приятно выписывать таких людей, как неутомимый лесовод Баум или как очень одаренный художник Хлудов... Кстати, наставник знаменитого живописца Чуйкова из Киргизии... Как военно-гражданские архитекторы отец и сын Зенковы... Как врач Рязанцев. Настоящий подвижник! Кстати, Вы-то знаете, - родной отец Евгении Александровны Рязанской, жены Шухова... Тоже, скажу Вам, истинный подвижник!.. Я кое-где фамилии чуть видоизменил. Таковы правила игры... Помните - у Бориса Полевого не Маресьев, а -Мересьев, например... Но! У Фадеева Олег Кошевой - так Олег Кошевой! Или наш герой Брестской крепости Володя Фурсов. В плену сквозь адские муки прошел! И это - без ноги! А после войны стал в Казахстане и всем Союзе большим ученым. Поэтому Фурсов, а - не Фирсов!.. Вы поняли меня?"

"Вполне."

"А генералы Кияшко и Щербаков?.. Атаман Ионов?.. Владыка отец Пимен и его брат жандарм Астраханцев?.. Тоже ведь надо было заново вылепить каждого!.. А если говорить о пристрастиях самого Виноградова? А как одевались телеграфисты? Правильно. Знаете... А чиновники?.."

"Чиновники? Темно-зеленая фуражка и сюртук, брюки..."

"Правильно - сюртук. Но он - с отложным воротником или без? Сколько пуговиц? Кант темно-синий или голубой? Или вообще брюки без канта?... Ну и так далее. Тут крепко помогал мне Ираклий Андроников. Целые трактаты почтой присылал. Не ленился..."

"Он очень славный человек был. Доводилось общаться".

"Я знаю. Кунаев его любил. Кстати, лучше нашего Димаша мало кто знал топографию и ономастику старого Верного."

" У него отец уважаемым купцом был. Пришлось, конечно, в анкетах перекрестить его в служащего..."

"Забот много было уже с первой частью "Верного". А я-то замыслил целых три!.. Почему? Да потому, что иначе нельзя было. Иначе получилась бы очередная скороговорка..."

"Ну а что все-таки было главным в работе над "Верным"?

"Ничего не-главного не было. Хотя, пожалуй, главным было не дать себя утопить в обилии материала. А его, я уже говорил, набиралось монблан! И все - интересно! Потому работы невпроворот. Потом друзья удивляются - как все там, в книжках просто! Будет просто, коль поработаешь раз по сто! Так художник Федотов когда-то говаривал... Опять, как видите, к ИЗО поворачиваем..."

"Но все-таки без главного нельзя..."

"Если так считать, то надо было, во-первых, свести все в сюжетную и композиционную стройность. Во-вторых, четко прояснить людские отношения. По-ли-ти-че-ские! Вот Валентин Катаев свой роман окрестил "За власть Советов". И все - ясно. Но это позиция не автора, а - победителя. Историю пишут победители. А кому она интересна - такая? Да, пожалуй ни-ко-му! Потому как игра в одни ворота. Расклад в две краски. Как у Алдан-Семенова- "Красные и белые". Вот нате вам свет, а вот вам - тьма... Или друг мой Федор Чирва нарек роман - "Листья белой осени". И все ясно, что это за листья, и что это за осень. Кто со щитом, а кто - на щите... А ведь жизнь намного сложнее такой однолинейной ясности! В ней всегда большая загадка и великая тайна!.."

"Не ставлю себя на место Катаева, но драматичнее было бы не "За власть Советов", а короче, но многозначнее - "За Власть Недаром же и в Ташкенте, и в Верном говорилось с трибун: "Вся Россия всем доказала, что народ, взяв ВЛАСТЬ в свои руки, обратно ее не отдаст!"

"Только так! - обрадовался Снегин. - Именно в том была сложность борьбы, что властью во все времена никто не хотел делиться ни с кем. А уж с началом Двадцатого века -тем более!.. Ни царь-батюшка - с Государственной Думой. Ни Временное правительство - с генералом Корниловым. Ни Колчак - с так называемым Комучем. Ни вождь правых эсеров Чернов - с благородной воительницей левых эсеров Спиридоновой, а с Лениным - тем более. Ни Ленин - с Учредительным Собранием... А в нашем Семиречье борьба за власть и вовсе обретала виды и формы совершенно причудливые! Вот все это мне было надобно и отразить!.. Но не по школьной линейке, не по заданным схемам, а как оно на самом деле происходило. Материала, повторю, набирались горы! Факт к факту. Событие к событию. Но уйма была неясностей. Тогда приходилось интерполировать..."

"Это когда Вам известны девять фактов и Вы на их основе вычисляете десятый?"

"Так точно! Например, по моим расчетам, купец Пугасов и его собратья по гильдии должны были встретиться у одного влиятельного члена Думы... И они встретились! А позже мне подтверждение пришло: да, была и в жизни такая, как ныне говорят, судьбоносная встреча... Это как хороший детектив... А по ходу масса открытий..."

" Колумбовых?"

"Самых разнокалиберных. Хотите, например, знать, как раньше называлась наша Национальная библиотека?"

"Пушкинской. Я там уже почти полсотни лет читателем".

"Вот и я так думал - Пушкинской. И многие ее сотрудники такого же мнения. Скоро девяностолетний юбилей будут справлять... Да, Пушкин для нас все. Но вот библиотека изначально учреждалась в городе Верном в годовщину смерти Льва Николаевича Толстого! И ему посвящена! В Одиннадцатом году!"

"Этого я не знал".

"Я - тоже. Много чего не знал. Так моя же трилогия меня и просветила!.. Вот было назвал я Фольбаума генерал-губернатором, описал красочно про тайные свидания подпольщиков в часовне, которую построили в Верном в память землетрясения, как я отметил, одна тысяча восемьсот восемьдесят девятого года. А опытный краевед Дублицкий говорит мне с глазу на глаз: да, Фольбаум был генералом и он же был Семи-реченским губернатором. Но он никак не мог быть генерал-губернатором! Вот штука-то! Генерал-губернатором мог быть и был им только его Патрон - Алексей Николаевич Куропаткин, Туркестанский генерал-губернатор! То есть глава всего огромного Туркестанского края, а не одной области, сам по себе личность, как Вы сами знаете и писали, необычайнейшая! Это один капканчик, куда я попал. И в другой залетел: никак не могли быть тайными свидания в разрисованной мною часовне..."

"Почему?"

"Да потому, что стояла она на Верхнем базаре! Да еще и в самом его центре! И третий капкан: само землетрясение было двумя годами раньше, двадцать седьмого мая!.."- Снегин обескураженно развел руками в стороны.

"Надо было в рукописи дать почитать роман старожилам Верного".

"Вот именно! Впредь я так и стал поступать... Хотя не всякий старожил знаток старины. Точно так же и в вещах о войне далеко не каждый фронтовик сведущ. Вы тоже это знаете не хуже меня и должно быть помните, как в свое время я попросил Вас внимательно прочитать мою повесть в рукописи о Володе Фурсове..."

"Еще бы, помню".

"Ну так Вам я очень благодарен... И Володе Ермаченкову тоже... Вы оба у меня вроде как ангелы-хранители..."

"Спасибо за повышение в авиационном чине, Дмитрий Федорович".

"Пожалуйста, пожалуйста... Но почему - в авиационном?"

"Так у ангелов-хранителей, как в авиации, - крылья".

Смеется.

Спрашиваю:

"Ну так нельзя ли дальше о Виноградове?"

"Отчего нельзя? Можно, да еще и как!.. Павел Михайлович Виноградов будто бы членом нашей семьи стал... Понятно, Нюра, жена его, идеализировала своего революционного супруга... Она была жива тогда... Но для меня тут ясность вносили его же товарищи. И те, кто с ним был в подполье. И те, кто уже после революции с ним работал... Я его словно въявь вижу и слышу его голос. У него были красивые серые глаза. Чарующие, как утверждают..."

"У сына точно такие же. Красивой породы люди!"

"Очень! Его сходство с Есениным поразительно, - согласился Снегин. - Но ростом старший Виноградов был выше среднего. Поэтому ходил немного согнувшись. Как все высокие люди... Был на фронте - выступал против войны. Однако в боях труса не праздновал! Речь у него - хрипловатая, кашлял - постоянно болело горло. И не только горло. Но говорил он всегда просто, понятно, увлекающе. Презирал болтунов, подхалимов. Бесстрашен был. Не убоялся поехать в Китай - заключить там выгодный Семиречью торговый договор. В Кульдже угодил в лапы к белым. Но по требованию властей вооруженного Семиречья Виноградова освободили. Договор заключил. Встречали его с оркестром. Был митинг... Советовал приятелю: "Побольше дружеского участия к людям, к их сердцам." Я был другом рабочего, другом крестьянина, товарищем товарища"...- так сам о себе говорил... Но, право, не таким уж святым человеком он был, каким изображала его жена. Живым - был. Святым - нет! Хотите послушать его вирши?"

"Отчего бы и нет?"

"Вот, пожалуйста - его автограф. Что? Да, этот конверт, так сказать фирменный. От журнала "Огонек". Когда я при нем корреспондентом был... Записная книжка Виноградова... Видите, очень тонкая бумага. Почерк прекрасный, старая каллиграфия. Много записей сугубо атеистических. Тогда богоборчество было диким. Можно сказать, пещерно-каменным... Но Виноградов - богоборец убежденный. Его знакомство с текстами Священного Писания, с историей религии отнюдь не поверхностно... Отсюда и категоричность... Не надо и тут что-либо смягчать... Послушайте..."

Слушаю:

"Реки человеческой крови обозначают те места, где проходил фронт политического и церковного деспотизма”. "Творить молитву - это не что иное, как надеяться на выгодную сделку”. "Взяточники всех времен и народов могут с полным правом усматривать в Боге свой прообраз (мзда всегда и во всем) и почитать в его лице своего Патрона". "Озирис за 1156 лет до Рождества Христова воскресал. Воскресали и индусские боги". Врач всегда считался врагом церкви. При Папе Льве Десятом в Европе быстро распространился сифилис. Сам Папа тоже заболел этой болезнью. Но бороться с сифилисом не думали

- ибо "он от Бога". "Мало какое новое открытие не преследовалось церковью”. "Где много благочестия, там мало разума". "

"Ну и так далее... - говорит Снегин. - А вообще он был против попоедства. И тем более против репрессий! Скажите,

- и горькая складка ложится у Снегинских губ, - зачем было устранять епископа Семиреченского и Верненского Пимена? В миру его фамилия была Белоликов. Да, он не был в восторге от новых властей. Политику гнул двойственную. Но разве не он смягчал межземельные распри? Разве не он посещал раненых красноармейцев? Разве не он ратовал за образование на уездно-городском съезде Советов?.. И съезд, как Вы знаете, е-ди-но-глас-но проголосовал за его доклад!.. Виноградов считал: большевикам нужно, чтобы их глаза и уши были везде и повсюду. Сам в храмы ходил. На проповеди. Если епископ загибал вправо - деликатную записочку ему передавал: не ругайте и не ругайтесь, ибо всякая власть - от Бога...

"А где же вирши?"

"Вирши? Вот, пожалуйста! - Дмитрий Федорович зачитал с той же записной книжки. Ее листочки были сшиты в левом верхнем углу белыми нитками (почти как по известной поговорке?). Зачитал сочувстливо и с расстановкой. - "Я люблю Веселый Пир, где веселье - председатель, А свобода, мой кумир - за столом Законодатель; Где до утра слово ПЕЙ заглушает крики песен, Где просторен круг гостей, А кружок бутылок тесен!" Как?"

"Весьма непритязательно".

"Согласен. Однако не между прочим, чтобы говорить с народом легально, Виноградов организовал кружок - драматический и ставилась в нем одна классика!.. В любом случае он был неординарной личностью..."

"Но это надо было доказать в романе!"

"Вот именно! Представьте мое положение. Что я, должен из Виноградова икону чудотворную ладить? Ладно, возьму сусального золотца побольше, окуну в него кисточку, пропишу. А эти, его революционные сослуживцы да и просто соглядатаи что скажут?.. Не мне, а меж собой и на базар вынесут? Легко догадаться. Правильно. Они скажут: вот она, какая ныне литература брехливая! И строчат эти писаки лишь для того, чтобы тиснуть поскорее, да карманы набить, дачи понакупить, гарнитуры польские и арабские, автомобили, ну что еще там?"

"Мотоциклы "Харлеи", - напоминаю я.

Снегин хохочет громко, как один на опушке леса.

Когда смех спадает, говорим о том, как сложновато работать с государственными архивами - военными и не-воен-ными. В Казахстане — не в счет. А вот по другим местам куда как не просто! Во-первых, олигофренический режим секретности, даже сверхсекретности. Во-вторых, даже если и есть доступ, то запросто стать погребенным под лавой только лишь формально обработанных документов. В-третьих, нельзя одновременно работать в нескольких фондах. В-четвертых, взаимодействие между архивами, положим, в точках А и Б с архивами в точках В и Г, архинеоперативное. В-пятых... Говорю: до сих пор не подлежат публичной огласке записи разведывательных авиационных полетов отряда, которым в Четырнадцатом году командовал великий новатор российского и мирового неба Петр Николаевич Нестеров, один из соавторов тарана - как приема воздушного боя.

Снегин не удивляется.

У него сходная ситуация была с китайскими (таранчин-скими, иначе говоря, уйгурскими) мотивами в трилогии. Этнически многоцветное Семиречье, как известно, граничит с Синьцзянем, где укрылись от Красной Армии войска белых атаманов Дутова и Анненкова. И не только. Китайская территория, сопредельная с Семиречьем, после Февраля и Октября Семнадцатого года тоже подпадала под доктрину демона революции Троцкого о ее, стало быть, революции перманентно-всепланетном характере. 27 сентября 2001 года нежданно-негаданно в архивном личном деле одного из реальных Снегинских персонажей "Верного" мною был обнаружен секретный "Доклад тов. Малинина тайному Ревсовету о китайских делах" - невыдуманный многостраничный детектив с леденящими душу подробностями. В Китае славный чекист Малинин действовал под, как ему казалось, надежной крышей - официально значился особо-уполномоченным коммерческим агентом в Кульдже (камерагентом) Туркестанской Советской Республики. Китайцы просматривали его насквозь, но многие па его политических вальсирований принимали.Когда вынужденно, из-за неблагоприятных для них обстоятельств. А когда и по хитрости - в благоприятных для себя видах обозримого будущего. Завершал доклад тов. Малинин с прагматичным настроением, на весьма оптимистичных нотах (чего, видимо, желало и его чекистское начальство). Но вот помогавшие ему подручные во главе с дунганином Яхьей никакими ювелирами ни в разведке, ни политике с дипломатией не были. Однако тов. Малинин не унывал и заверял руководство - дословно - так:

"Наша литература (пропагандистская) на ВСЕХ языках незаметно, но настойчиво ползет в их (китайские, уйгурские и т. д.) сакли, наши красноармейские посты каждый день общаются с их чириками (солдатами). Их урумчинские войска заражены духом протеста и недовольства, БЛИЗОК ЧАС. А пока наша тактика - упругая политика и торговля, ИБО НАМ НУЖНЫ ТОВАРЫ. Переговоры с губернатором будет вести весь Ревсовет" (ЦГА РК, ф. 1965, оп. 2, д. 361, т. 1, л. 9).

Нужны были не только товары, а и скот. Как можно больше скота.

За ним из Семиречья в Кульджу к тов. Малинину посылались расторопные люди. Так, члену облисполкома тов. Малому удалось закупить "в китайских пределах" для Краевой Продовольственной Директории (была и такая!) 1500 быков и 11000 баранов. Тов. Малому "вынесли благодарность за понесенные труды", а упорно чинившему ему всяческие препятствия в Китае тов.Хоперскому, так и не дождавшегося от удачливого тов. Малого барашков в бумажке (т. е. взяток), свернули шею и вышибли революционным пинком из коридоров эсеро-большевистской власти в Семиречье (ЦГА Узбекистана, ф. 27, оп. 1, д. 565, л. 73 и ЦГА РК, ф. 1965, оп. 1, д. 361, л. 2). Позже Хоперского (друга Маречека) осудили на десять лет (ЦГА РК, оп.1, д. 361, т. 1, л. 166).

Тов. Малинин уверенно рапортовал начальству о сиятельных успехах прокламационной деятельности, каковая однако большого восторга у китайских властей не вызвала. Об этом "в год Восьмой Китайской Республики" (Синьхайская революция в Китае свергла Цинскую династию в Одиннадцатом - Двенадцатом годах) 13 июля тов. Малинину официально заявил самый влиятельный в Кульдже чин - губернатор Чжень Шужень (в тогдашней русской транскрипции Джен -Шоу-ши).

Но сделал это очень дипломатично:

"Я очень удивлен тем, что Ваши власти хотели вызвать восстание у нас против наших властей. Поэтому я принял сразу все меры, выдвинул войска к границе и задержал типов, подобных дунганину Яхъе. Мы верим, что вышеупомянутые прокламации исходят не от Советской власти и всегда поддержим добрососедские отношения".

Вежливую ноту умного китайского губернатора Чжень Шу-женя тов. Малинин немедленно обратил в свою пользу. 17 июля он дописал свой секретный доклад. В нем остроумно обнадежил и приуспокоил руководство: "Консул с агентом Яхьей рыли нам ЯМУ, а китайцы посадили в НЕЕ их -доинтриговалисъ. А с (нашим) воззванием неожиданно вышло хорошо: теперь китайцев можно всегда держать в некотором послушании под страхом создания у них революции. Но это я говорю на всякий случай, ибо пока нам нужны товары, агитацию (за революцию) придется приостановить и надеть маску (сугубо торговой) деятельности. Губернатору я отправил письменный ответ, копию которого прилагаю. Будет ли открыта граница и когда — сообщу дополнительно". (ЦГА РК, ф. 1965, оп. 1, д. 361, т. 1, л. 44).

Вот что предлагал тов. Малинин региональному китайскому владыке:

"...Так как Советская власть в настоящее время одерживает неудержимые победы, и скоро все государства мира должны будут признать ее, как единую и несокрушимую власть в Республике, то может быть Вы, предвосхищая события, не дожидаясь официального признания Пекином Советской власти, теперь же выдворите из вверенного Вам Илийского округа казацкие и таранчинс-кие банды, а всех политических арестованных передадите нам" (ЦГА РК, ф. 1965, оп. 1, д. 361, т. 2, л. 46).

Проницательному китайскому губернатору все эти казацкие и таранчинские банды не были особенно дороги, как и политические арестованные. Проку от них для Илийского округа (и всего Синьцзяна) было не больше, чем с козла молока. А вот от всей этой вооруженной (и разоруженной) братии голова у владыки прибаливала сильно. К тому же плюсовались, как бы сказали сейчас, проблемы беженцев. В беспокойном Шестнадцатом году в Китай откочевала (в основном с территории нынешней Киргизии, целиком входившей в Семиреченскую область) четверть населения Семиречья! Кульджинский губернатор с превеликой радостью предоставил бы Туркестанской Советской Республике и РСФСР самим разбираться со всем этим трагическим бедламом. Но у него было еще и высокое начальство - в Пекине. Поэтому практическое решение любых вопросов (кроме торговых!) обычно сильно притормаживалось. Но тем не менее и они постепенно (и довольно искусно) решались.

Документально не ведаю, что сделали китайцы с российским консулом по странной фамилии Любе (Люба). Тот (в звании - генерал) за полной упраздненностью царского, Временного, а также прочих правительств многострадальной России уже никого не представлял. Но у него в Кульдже еще был солидный банковский счет в твердой валюте, а надежные деньги и тогда уважали. Генерал Любе (Люба) в принципе не желал злых дел. Ощутимо помогал русским, украинским, казахским, уйгурским беженцам. Однако его православная душа к новым безбожным властям не лежала. Есть версия: китайцы в конце концов не препятствовали его убытию в Европу -там всем странам он предпочел Францию, где и обосновался. С деньгами или без - опять-таки сие неведомо. И сведений о передаче им своего банковского счета в пользу Советского Туркестана тоже пока никаких нет. Говорят, в Париже издан трехтомник его мемуаров. Но это лишь только говорят. Ездили и ездят туда свои люди. Не только за трехтомником, разумеется. Но мемуаров православного консула покамест не обнаружилось. Однако это вовсе не означает, что их не было и нет в природе.

А вот агента Яхью, по одним неподтвержденным данным, продержав в яме, и, потерзав допросами с пристрастием, китайцы соблаговолили посадить на кол. По другим сведениям, на кол не посадили, а - перевербовали.

В любом случае затея-фикс двух большевистских Центров - Москвы (поначалу Питера) и Ташкента с возжиганием из прокламационной искры всереволюционного пламени на территории сопредельного государства успеха не поимела, хотя с ее осуществлением настойчиво поторапливали. Летом незабываемого Девятнадцатого года в Ташкенте бурно заседала Первая конференция коммунистов Туркестанского края. Разумеется, самые почетные места занимали делегаты от Семиречья (граница с Китаем) и других регионов, сопредельных Афганистану, Бухаре и Хиве.

Представительный форум жрецов Великой Идеи обратился из Ташкента со специальной радиограммой-воззванием (на соответствующих языках) к "Революционному пролетариату Востока - Турции, Персии, Афганистана, Хивы, Бухары, Китая - всем, всем, всем." Не был забыт и еще один конкретный пролетарский адрес - Англия.

В экстренной депеше говорилось:

"Коммунисты Туркестана шлют вам братский привет. Вы свободны и мы ждем с нетерпением, когда вы последуете нашему примеру и возьмете управление страной в свои руки - в руки Советов Рабочих и Декханских Депутатов. Мы надеемся это скоро увидеть. Завтра к вечеру ждем Афганскую миссию. Афганистан — к услугам Советской власти... Белогвардейцы переходят к нам массами..." Ну и так далее (ЦГА РК, ф. 1965, оп. 2, д. 361, т. 2, л. 32).

Бесспорно, эта весьма симптоматичная радиодепеша, секретный "Доклад тов. Малинина", другие околокитайские, китайские, афганские, дунганские, таранчинские, бело-и красноказачьи, прочие особой важности документы, магически вовлекавшие в революционные водовороты миллионы людей, были очень хорошо знакомы Снегину. Но, увы и ах, использовать этот колоритный материал в трилогии ему не довелось (не удалось). И тем не менее свою, можно сказать, аккумулирующую роль они тоже сыграли вместе с множеством им подобных, однако оставшихся за кадром его документально-художественных произведений.

...Как-то опять зашел у нас разговор об одной из самых великих эпопей несносного для всего человечества XX века, которую после схода СССР с исторической арены с дикозлорадной стадностью принялись сокрушать все кому не лень. Речь вели, конечно же, о Шолоховском "Тихом Доне"

Известные (до мутно-взбаламученной, патологической яри) отечественные и закордонные нападки на этот роман романов Снегин объяснял так:

"Ныне охотников разобщить всех нас, изолировать друг от друга по этническим признакам, лишить исторической памяти - пруд пруди. Поэтому усердствуют до хрипоты. Отрабатывают свое. Особенно много их среди тех, чьи действительные хозяева тянут или уже простерли длани к народным богатствам. Беспамятного да еще и охмуренного псевдокультурой, героином, анашой легче доить и грабить. И неспроста из-под каждой литературной подворотни на Западе квакали: лауреат Нобелевской премии Шолохов украл дневники безвестного белого офицера, кажется, по фамилии Клюев и превратил их в "Тихий Дон"..."

"Ну да ладно. Представим, Дмитрий Федорович, Шолохову подвернулись чьи-то записи. В принципе такое возможно. Ему было тогда двадцать три года. В таком случае честь и хвала молодому человеку, что он не прошел мимо этих дневников! Даже, если их и не было на белом свете!.."

” А их - я в том уверен! - и не было! Все, кто был способен в Белом Движении мало-мальски или же, наоборот, очень крепко держать в руках перо, отписались в эмиграции! И отписались весьма убедительно! Я высоко чту эту литературу! Даже если она к нам ненавистна и злобна..."

" А как иначе?"

"Но она и чертовски талантлива! Вы знаете, при Ленине ее у нас издавали. Ленин не боялся никаких вражьих голосов. Напротив, они подогревали в нем азарт острого полемиста!"

"Разве?"

"Ну хотя бы в случае с книжкой Аркадия Аверченко "Дюжина ножей в спину революции". Ильич публично назвал ее талантливой!.. А вот Сталин, не сразу, но постепенно вырубил все под корень! Вот и вся раскладка. Хотя и он умел поощрять талант. Кто такой был Булгаков? Он был эмигрант! Внут-рен-ний эмигрант. Это отлично понимал Сталин. Но спектакль "Дни Турбиных" Вождь смотрел бессчетно!.. Мне Кунаев со слов Микояна об этом говорил."

"Мне тоже".

"Вот... Значит, где-то не совсем конченый был человек, наш дорогой и любимый Вождь, как сам он о себе отзывался, если верить мемуаристам... Маршалу Жукову, например... Правильно Президент Путин положил конец кривотолкам о "Тихом Доне" и способствовал воскрешению литературной Шолоховской премии. И мы с Вами рады, что вместе со Святейшим Патриархом всея Руси Алексием Вторым этой престижной премии удостоился и наш земляк писатель Сабит Досанов!.."

"А как Вы думаете, Дмитрий Федорович, не стал ли "Тихий Дон" в своем историческом величии просто-напросто литературным памятником?"

"Нет, не стал!.. На пьедесталах памятников не напишешь - "Юбка, стыдливо взбитая выше колен". А это всего лишь малая строчка из эпопеи Михаила Александровича!.. Другое дело - многим людям сейчас просто-напросто не до чтения больших книг. Ну так и что? Смерть роману, как жанру, уже прокламируется не одно столетие! И кем? В большинстве своем неудачниками или неисправимыми схоластами в литературе и около нее... Истинная духовность - это не готовый товар на прилавке. Увидел - бери. Она и не дар Божий. Духовность приобретается трудом ума, если хотите - воли! Все истинно духовные люди ею тоже сильны. Хочу напомнить: древнегреческий гений Платон был не только великим философом. Он был еще и непобедимым борцом! Не в переносном, а в буквальном спортивном смысле. Я не призываю романистов заниматься боксом или тяжелой атлетикой. Но хороший писатель должен быть непременно крепок и физически!.. Это - аксиома!.."

"Да, это так. Однако как быть со всеми революционными декларациями, каких полно в романах у Горького и Шолохова, Федина и Леонова, Серафимовича, Урманова, Сорокина, Му-хачева, Зарубина, Непомнящего, Фурманова, Николая Островского, Фадеева, Луи Арагона, Алексея Толстого, у двух Марковых - Сергея и Георгия, у Берды Кербабаева, Лациса, Германа Канта, Айтматова, Мележа, Гончара, Коптяевой, Икрами, Айбека, Садридина Айни, Сартакова?.."

"Слава! Отдохните, пожалуйста!.. Да я давно знаю, что Вас тут прекрасно и давно подковали Евгения Васильевна Лизунова с Мухамеджаном Каратаевым... Вы всех перечислили?.."

"Не всех... Как тут забыть про наших и не-наших певцов революции - Сейфуллина, Майлина, Шухова, Анова, Мус-репова, Нурпеисова, Симашко, Мустафина, Муканова, Тур-сункулова, Джумагулова, Каратаева и Алтайского, Зия Са-мади, Хизмета Абдуллина, Ким Дона, Генриха Кемпфа, Зеина Шашкина, Домбровского, Шевердина, Бородина, Митько и Кривощекова, Кочетова, Удалова, Чекменева, Чирву, Десняка, Анну Алматинскую, Пичугина, Танхимовича и Сергеева, Ще-голихина, а про Вас, простите, и подавно?

"Спасибо, Слава. Для меня это большой комплимент. Но все-таки еще раз Христом-Богом прошу - не уподобляйтесь ни Плашевскому, ни Когану! Не впихивайте меня, как снаряд в снарядный ящик - рядом с Шолоховым и Леоновым, рядом с Мукановым и Есенжановым, рядом с другими!.. Договорились? Вот и прекрасно..."

"Ну а как все-таки быть с декларациями?"

"Да как - так и быть, как оно есть. Теперь-то уж уж яснее ясного - к громадному сожалению, наша Революция была Великой, но она не была до конца подлинной! Да, сначала она победила почти мирно. Но потом достижение ее высоких целей мы подменили мутной политикой и реками людской крови! И уж тогда побеждала не Революция, а всяческие амбиции вождей. Да, мы многого добились, многого достигли. В индустрии... В науке... В культуре... Но какой ценой? Да нередко - самой варварской! Ценой стоимости египетских пирамид! И даже более того! Ценой избавления от совести и порядочности! От благородства и чести! От веры в силу истинной духовности, а не в лозунговые заклинания!"

"Да, и все-таки - это наша Революция!"

"Вот именно! Историю нельзя разбивать на нашу и не-нашу. В любом варианте она - наша"

"А чем плохи прекрасные лозунги, коль они подкрепляются жизнью?"

"Согласен. Идеи наши не были абстрактны и нелепы. Но разве их не сумели втоптать в грязь и опаскудить?.."

"А теперь?"

"А теперь - очередь за Исламом и Православием! Процесс пошел... Грядут миссионеры всяческих раскрасок. Даже из-за океана... А цель одна - изъять нашу душу... Тюркскую, немецкую, уйгурскую, дунганскую или славянскую - тут все едино...

...Такие вот были серьезные разговоры при ясной луне.