Страница - 4

ПРОШЕНИЕ

Считаю долгом довести до сведения Вашего благородия и известить Вас о том. что между моими ордынцами нет никакого спокойствия, что меня очень огорчает. Кроме этого, находящийся в Омске господин генерал Капцевич учредил присутственные места при горе Кокчетаве, которая находится на нашей киргиз-казах-ской степной стороне и принуждает наших султанов и старшин иметь в этих местах заседания с немалыми для них обидами. Наши ордынцы с султанами и старшинами на это не согласны, они не одобряют учреждение этих судебных мест, потому что об открытии их из людей, верных Аблай хану, никто не просил, а омский генерал входил с представлением к государю императору несправедливо и неправильно, заявляя, что будто бы люди, верные Аблай хану, султаны и ордынцы сами просят учредить эти судебные места и желают в них продолжать заседания. Хотя мы отправили государю императору плачевную жалобу, но знаем хорошо, что ее не пропустили через Сибирскую сторону.

По этим причинам я с моими султанами и ордынцами просим великого государя разрешить нам жить в дальнейшем точно так же, как мы жили при моем родителе хане Аблае, т.е. по нашим собственным обычаям. Надо сказать, что мы не идем против государя императора и не только ему не сопротивляемся, но даже с удовольствием по силе нашей возможности готовы ему служить для того, чтобы была польза как для нас, так и для него. Только мы не согласны на учреждение тех присутственных мест и не желаем в них иметь заседания. Если же эти места с нашей киргиз-казахской стороны не будут изъяты, мы не сможем остаться на своих прежних кочевьях, почему убедительно просим Ваше высокопревосходительство отнестись к нашей просьбе благосклонно и ходатайствовать перед его величеством императором об удовлетворении нашей просьбы, что мы с нетерпением будем ожидать.

Впрочем я, писавший это, желаю Вашему высокопревосходительству долголетнего здоровья и благополучия. 

Султан Касым Аблайханов своеручно ставлю свою печать.

Материалы по истории политического строя

Казахстана. Алма-Ата. Изд. АН КазССР, 1960. Том I. С. 137.

Письмо это было переадресовано в Омск и попало в конечном счете в областное правление, совет которого 9 октября 1825 года принял решение просьбу султана Касыма, “как не состоящего в управлении округа, не заслуживающего никакого уважения”, оставить без всякого движения.

Так обошлись с наследником хана Абылая. Более того, администрация решила наказать строптивого и свободолюбивого султана. Летом того же 1825 года, воспользовавшись доносом на семью Касыма султана Амантая Букеева, начальник Карка-ралинского военного отряда И.С.Карпачев со своими казаками напал на аулы султана Саржана, кочевавшего с подвластными ему людьми в пределах учрежденного позднее Акмолинского приказа. Было убито 64 человека и угнано множество скота. И лишь после этого султан Касым и его сын Саржан предприняли попытку захватить Кокчетавский приказ. Летом 1826 года Саржан Касымов пытался своими силами разгромить Каркаралин-ский приказ. Под знамя мятежного султана стали стекаться аулы родов тама, айдабол, байдаулет, каракесек, шора и др., недовольные порядками, которые насаждал в Казахстане царизм.

В 1830 году, когда шла подготовка к открытию Акмолинского округа, аулы Саржана Касымова и его сподвижников подверглись нападениям казачьего отряда сотника Карбышева и солдат под командованием майора Мингриева. Объектами нападения становились обычно мирные аулы, а не ставки султанов. В результате такой тактики сибирской администрации с 1826 по 1832 гг. было убито 758 человек.

На гибель мирных жителей обращает внимание областного начальства начальник Акмолинского военного отряда подполковник Шубин Ф. И. в своем рапорте от 5 октября 1830 года. Шубин был против подобного рода карательных акций и занял по отношению к Саржану Касымову, кочевавшему в пределах открываемого им округа, совсем иную позицию.

Из рапорта начальника Акмолинского заграничного  военного отряда подполковника Шубина исполняющему обязанности омского областного начальника.

29 июля 1830 года.

Вашему высокоблагородию честь имею донести.

Прежде, нежели отправив донесение мое Его превосходительству господину областному начальнику от 28-го минувшаго июня № 57, между разговорами киргиз получив сведение о месте кочевки султана Сарыжана Касымова, я первым долгом себе поставил под неприметным видом распространить слухи о прибытии моем с отрядом в Карпыковскую и Алтаевскую волости и узнать о намерении его о вводимом ныне новом порядке. Послал к нему из находящихся при мне для содействия принимаемой правительством цели Аткы (Атыгай. —Ж.К., Н.А.) Караульской волости старшину Бесеня Кабамбаева, который, обратясь к отряду, известил меня, что он заметил из разговоров Сарыжана, что желал бы появиться в отряде, но опасается дабы не было ему каких либо притеснений. Я вторично уже и явно послал к нему с полным уверением старшину Мандая Токтамышева и прежде бывшего старшину Бесеня, и киргизца Атагаевской волости Искеню; почему султан Сарыжан чрез сего последняго письмом своим 27-го числа уведомил меня, что он уважает зов мой и прибыл из кочевьев своих чрез 100 верстное разстояние в 4-х человеках с тем, чтобы учинить личный со мной переговор, для чего и просил меня приехать к нему.

Я, узнав от того посланного, что он находится от отряда раз-стоянием еще верстах в 45-ти, а потому учтивым письмом моим от поездки сей отозвался как на таковое разстояние противу законом установленного порядка отряд оставить не могу, обратив того киргизца Искеню с приведственным уведомлением российского правительства, клонящагося к их благосостоянию, и просил прибыть его ко мне в отряд. По поводу сему 28-го числа султан Сарыжан прислал ко мне того же Искеню с известием, что следует к отряду и теперь находится в 20 верстах, откуда просил выехать меня или выслать чиновника с полаткой для личных переговоров, которому зделал точно такой же отзыв словесной с приглашением прибытия его к отряду, а 29-го числа султан Сарыжан пополуночи, в 7-мь часов, опять прислал ко мне помянутаго киргизца, чрез котораго уведомлеет, что находится в 6-ти верстах, куда и просил одного для встречи чиновника, но вместо котораго командировал я одного урядника с двумя вооруженными казаками, с коими и прибыл он к отряду, был принят мною с чиновниками с ласковою приветливостию и между многих переговорах, относящихся к вводимому российским правительством в киргизском народе управлению, и по всем его непреклонным вопросам будучи уверяем мною чрез переводчика Куртукова и чиновниками, при мне находящимися, ясными доказательствами и служащими к примеру сему доводами, султан сей согласился принять присягу на верноподданство всероссийскаго престола, но и тем, что не быть подчиненным султану Кунур Кулдже Худаймендину, которой избирается старшим султаном в окружной диван, о чем я также дал ему обещание довести до сведения вышшаго начальства. А после сего приведено в исполнение с бывшими при нем одним бием и 3-мя теленгутами пред Алкараном муллою Сагитом Усмановым в присутствии моем и состоящих при отряде чиновников и находившихся тогда султанов, биев и заслуживающих уважения киргиз. Но сколько в ведении его состоит аулов и кибиток он обещался доставить сведение, котораго еще не получено.

ЦГА РК. Ф. 338. Оп. I. 693. Л. 45-46 об.

К сожалению, подобно рода взаимоотношения российской администрации с членами семьи султана Касыма не получили своего развития. После учреждения в 1832 году Акмолинского приказа Касымовы с подвластными им родами алтай, тока, ке-рей, уак и другими, всего в количестве 40 тысяч юрт, вынуждены были покинуть свои земли и откочевать к реке Шу, рассчитывая на поддержку кокандского хана. Однако отправленные для переговоров в Ташкент султаны Саржан и Есенгельды, братья Кенесары Касымова, были злодейски убиты. От рук коканд-цев погиб в городе Туркестане султан Касым. Сам Кенесары около года провел в ташкентской тюрьме, но был затем освобожден кокандским ханом Мохаммадом Али, не рискнувшим окончательно портить свои отношения с казахскими владетелями. К тому времени аулы Касымовых откочевали к верховьям реки Сарысу, куда и вернулся султан Кенесары, по воле судьбы оказавшийся теперь во главе восставших казахских родов.

Летом 1837 года он перешел к активным действиям, установив жесткий контроль за торговлей в степи и частью караванной дороги, проходившей через Акмолу и новую крепость Актау. От уплаты пошлины освобождались лишь те купцы, которые сбывали свои товары в аулах повстанцев. Администрация Западной Сибири вынуждена была отправить в степь специальную военную экспедицию под командованием войского старшины Симонова. Отряд Симонова, захватив в заложники более двадцати казахских старшин, заставил Кенесары на время покинуть пределы Акмолинского внешнего округа.

С целью помешать дальнейшему продвижению России в глубь казахских степей Кенесары Касымов принимает решение захватить и уничтожить крепость Актау. Первоначально предполагалось разгромить Акмолинский приказ и расположенный там военный отряд, который мог оказать помощь гарнизону крепости Актау. Однако находившийся по делам службы близ аулов Кенесары толмач Акмолинского приказа успел через нарочного предупредить старшего султана К.Кудаймендина и начальника Акмолинского военного отряда есаула Г.Чирикова о готовящемся нападении. Операция оказалась сорванной. 

Между тем движение, возглавленное Кенесары Касымовым, принимало все больший размах. К исходу 1837 года к восставшим примкнули многочисленные аулы родов кыпчак, керей, куандык, темеш, байдалы, койлыбай, тналы и других, летние кочевья которых находились в пределах Акмолинского округа. Кенесары поддержали почти все волости Каркаралинского округа. Пламя восстания охватило по сути дела весь Средний жуз.

Касымов предпринимает ряд попыток начать мирные переговоры с царской администрацией. В своих письмах, адресованных генерал-губернатору Западной Сибири князю Горчакову, он призывает вернуться к прежним порядкам и уничтожить военные укрепления, расположенные на территории Казахстана.

Однако все эти обращения игнорировались властями, пребывавшими в уверенности, что порядок будет быстро водворен силами гарнизонов Актауского и Акмолинского укреплений. Лишь после поражения казачьих отрядов Чирикова и Симонова, а также разгрома аулов К.Кудаймендина и его родственников в Омске начали осознавать истинные масштабы и характер происходящих событий. Управляющему областью полковнику Талызину было дано распоряжение составить план подавления восстания.

Пытаясь оказать давление на администрацию Западной Сибири, Кенесары Касымов в конце мая 1838 года стянул свои силы под Акмолу, сжег селение, однако нападения на само укрепление не стал совершать. Вот как описывает эти события полковник Талызин:

“В бытность мою в Акмоллах дошло до моего сведения, что в то время, когда это место было окружено партиею киргизов, тамошний отрядный начальник есаул Чириков потерял совершенно присутствие духа, испугался так киргизов и, имея более 80 вооруженных казаков, распоряжался лишь о собственном самосохранении, упрашивая жен тамошних чиновников молиться богу о сохранении их от врагов.

Те 9 казаков с урядником Пириденовым, кои конвоировали почту и, обращаясь в Акмоллы, сделались жертвою убийства… в виду всех живших тогда в Акмоллах, т.е. самого Чирикова, чиновников, казаков и прочих. А урядник Пириденов, отбившийся от киргизов, убит на берегу Ишима, что от пункта, занятого казаками, в нескольких десятках саженях. Слышны были вопли этих несчастных. Но Чириков не только сам не распорядился подать им помощь, но удержал от того вызвавшихся из казаков охотников, страшась якобы уменьшить число их, представлявшееся ему и без того весьма недостаточным для сохранения Акмоллов. Тогда как в то же время и являлись примеры, что два выстрела из солдатских ружей рассеяли их, толпу киргизов, не смевших приблизиться к Акмоллам на полверсты. Следственно при решительности начальника с 80 казаками возможно было не только спасти убитых, но разогнать и само скопище. Наконец г(осподин) Чириков увидел опасения в старшем султане подполковнике Кунур-Кульдже Худаймендине, который один только оставался в Акмоллах. Он приказал заарестовать его (султана) без совершенной нужды и причины, и, покуда не удалились киргизы, содержал его с конвоем из 3 казаков..”.

Сохранилось донесение самого Чирикова в окружной приказ от 10 июня 1838 года, в котором уточняется, что сгорели дома губернского секретаря А.Чанышева, урядника А.Морожнико-ва, казаков П.Танатарова и И. Алексиевского. Из донесения вырисовывается довольно любопытная картина имущественного положения чиновников окружного приказа и казаков. Например, у толмача Кандалова повстанцами было угнано 25 лошадей, 28 голов крупного рогатого скота и 161 баран. Урядник Проскуряков лишился 6 лошадей, 39 коров и 270 баранов, а у самого Г.Чирикова было угнано 225 лошадей, 463 коровы и 28 овец. Ущерб был оценен на сумму в 38,1 тыс. рублей.

Вскоре после описанных событий полковник Талызин предписал местным отрядным начальникам до вступления в пределы Казахстана карательной экспедиции формировать из имеющихся резервов отдельные отряды и отправлять их в степь для преследования К.Касымова. “Разбойника” Кенесары надлежало уничтожить, откочевавшие волости вернуть в пределы округов.

Эти отряды своими нападениями на мирные аулы, грабежами и насилиями лишь усугубили ситуацию. В начале августа 1838 года К.Касымов через захваченного его людьми разведчика из отряда Симонова вновь напоминает властям о своих условиях мира. Суть их по-прежнему сводилась к требованию прекратить строительство укреплений и пикетов и уничтожить уже сооруженные на казахской земле. Однако такого рода требования не вписывались в русло официальной политики российского самодержавия, направленной на окончательную ликвидацию политической самостоятельности Казахстана.

Письмо войскового старшины Симонова султанам, биям и старшинам волостей и аулов, не признавших новый порядок управления.

20 июля 1838 года.

По случаю отложения от внешних округов подведомственных вам волостей и аулов, командированы ныне с разных сторон в значительном числе русские отряды для водворения спокойствия в киргизском народе.

Все те волостные управители, почетные бии и старшины, кои нарушили свой долг, будут совершенно прощены только в таком случае, когда они добровольно, с раскаянием возвратятся в округа на свои прежние кочевья; те же из них, кои окажут явное сопротивление противу таких кротких мер, принимаемых правительством, признаются сообщниками мятежников и будут отряды их преследовать.

А добровольно возвратившиеся волости в округа, всегда найдут от русских отрядов себе защиту и покровительство; имение их, скот и всякое достояние останется неприкосновенным, и никто насильственно ничего не возьмет.

Исполняя волю высшего начальства и объявляя о том вам, почтеннейшие султаны, почетнейшие бии и старшины, я буду ожидать вашего на то согласия, а потому и прошу покорнейше пожаловать ко мне в отряд, или прислать от себя доверительных почетных биев и старшин.

ЦГА РК. Ф. 338. Оп. I. Д. 6. Л. 162-163.

Такие письма, обращения и воззвания к казахским родоначальникам судя по всему должного воздействия на последних не оказывали, да и сами власти основную ставку делали на иные методы борьбы с К.Касымовым, о чем мы уже говорили. Добавим, что дело доходило иногда до принятия нелепых и аморальных во всех отношениях решений. Так, из донесения начальника штаба отдельного сибирского корпуса управляющему Омской областью полковнику Талызину от 21 октября 1838 года следует, что адьютанту командира корпуса штабс-капитану Спиридонову П.М. было дано задание сформировать из казахов, враждебно настроенных по отношению к К. Касымову, “шайку для отбарантовки от хищников лошадей и скота”.

Весной 1840 года была начата крупномасштабная военная операция. С сибирской линии на урочище Жеркайын-Агаш был отправлен казачий отряд численностью в 300 человек с двумя конно-артиллерийскими орудиями под командованием сотника Волкова. Туда же направлены были отряды сотника Лебедева из Акмолы численностью в 300 человек при одном орудии и сотника Кудрявцева из Каркаралинского округа численностью в 150 человек. К устью реки Атбасар выступил отряд из 300 казаков с двумя конно-артиллерийскими орудиями под командованием штабс-капитана Спиридонова.

Все эти отряды должны были занять урочище Жеркайын-Агаш и оттуда начать действия “для возвращения отложившихся волостей, наказания хищников и непокорных и захвата главного виновника смятения”. Перед отрядами ставилась также задача продвижения к реке Каратал, в их составы были включены топографы для съемки местности.

В ходе данной операции особо отличился отряд Волкова, обнаруживший 14 июня на реке Тулгалы-Жаланшык аулы Кенесары Касымова и напавший на них. В результате резни погибло 40 мирных жителей, было угнано 4 тысячи баранов, 31 верблюд, 14 коров. К Жеркайын-Агаш были возвращены многие аулы родов баганалы, козган и коксал, включенные затем в состав Кокчетавского округа. Спиридонов путем агитации сумел присоединить к Кокчетавскому округу часть аулов родов баганалы и кыпчак.

Акмолинский отряд Лебедева, следуя в направлении Киши-тау и Улытау, вернул в пределы Акмолы часть казахов Байда-линской и Баганалинской волостей. В 80 верстах от Улытау казаки этого отряда под командованием Рытова и сотня джиги-тов-сарбазов местных султанов, оставшихся верными царской администрации, напали на аулы родственников Кенесары и захватили в плен его племянника, сына Бопай, отбили 4 722 барана, 196 верблюдов, 88 коров и иное имущество. В отчете Пограничного управления отмечается большое количество убитых и раненых мирных жителей. Событие эта произошло 4 июля, а 8 июля отряд без потерь вернулся в Акмолу.

Неодолимый строй линейных батальонов и пушечная картечь, с одной стороны, предательство отдельных султанов и родоначальников, с другой стороны, обрекли в конечном счете восстание под руководством К.Касымова на поражение. Акмолинская земля, как видим, стала одним из основных эпицентров этих драматических событий, полную картину которых еще предстоит восстановить историкам.

Глава II. АКМОЛА В НАЧАЛЕ СВОЕГО СТАНОВЛЕНИЯ

1. РАЗВИТИЕ ТОРГОВЛИ, ПРОМЫСЛОВ И КУСТАРНОЙ ПРОМЫШЛЕННОСТИ

Уже первые жители селения при Акмолинском окружном приказе сразу начали завязывать торговые отношения с кочевниками окрестных волостей в виде мены товара на товар. Мерилом при оценке товаров в меновой торговле являлся годовалый баран — сек. Все товары как местного происхождения, так и привозные оценивались в “секах”. Г.Колмогоров, собиравший в 40-х годах XIX века материалы о промышленности и торговле в казахской степи Сибирского ведомства, пришел к выводу, что, не понимая точного назначения денег, казахи тем не менее, под влиянием непреложного закона мены, пришли к определению всех ценностей годовалыми баранами, которые и применяются у них за единицу, как у русских серебряный рубль. Приводимая ниже таблица, составленная по данным Г.Колмогорова и официального обзора ярмарок Акмолинской области конца XIX века, дает определенное представление о средних ценах в меновой торговле того времени.

Наименование товара	Цена в “секах”
1	2
Двухгодовалый баран (кунан)	1,5
Трехгодовалый баран (донен)	2
Двухгодовалый теленок
Лошадь, бык, верблюд
Ловчая птица: беркут, сокол	свыше 100
Кожа конская	1
Кожа крупного рогатого скота	2
10 овчин	1,5
10 мерлушек	1,25
1 пуд сала	2
1 пуд овечьей шерсти	1,5
30 фунтов (12,3 кг) верблюжьей шерсти	1
1 фунт чая (410 г)	1
5 фунтов сахара	3
Годовалый теленок (таинша)  	2

1	2
1 пуд орехов	1
1 пуд урюка, изюма, кишмиша	1-1,5
1 пуд риса	1-1,5
1 аршин (0,71 м) нанки или миткаля (х/б ткани)	0,33
5 аршин ситца самого низкого сорта	1
5 аршин плиса (х/б бархат)	2
Большой котел (казан)	5
Бритва	1

Меновая торговля была основой первых торговых отношений российских купцов с казахами-кочевниками и проводилась в широких масштабах до учреждения официальных ярмарок, а в отдаленных от торговых центров местностях сохранялась вплоть до начала XX века. Посредниками при меновой торговле были сибирские татары, хорошо знавшие язык, быт и нравы казахов. Затем в меновую торговлю включились предприимчивые российские крестьяне и казаки.

Развитию меновой стационарной торговли и возникновению ярмарок в Акмолинском селении способствовали некоторые меры Российского правительства, предпринятые с целью развития внешней торговли. В 1831 году были отменены по Сибирской линии пошлины с привозимого из внешних округов скотоводческого сырья. Это позволило предприимчивому населению окружных приказов, в том числе и Акмолинского, выменивать на местах скотоводческое сырье на фабрично-заводские изделия и с большой выгодой перепродавать его за наличные деньги на линии.

Освобождение от пошлины этой категории товаров повлияло на появление среди кочевого населения прослойки так называемых “алып-сатаров”, т.е. скупщиков-продавцов, выменивавших в отдаленных волостях округа очень дешево сырье и выгодно перепродававших его на ярмарках и базарах в станицах и городах Сибирской пограничной линии. Беспошлинный вывоз сырья из внешних округов привлек внимание купцов и торговцев различных городов России. По данным статистического отчета Акмолинского окружного приказа, в нем постоянно в течение года находились приказчики петропавловских купцов, продававшие российские товары на многие тысячи рублей.

Одним из первых в 1841 году при Акмолинском укреплении открыл тортовлю крестьянин Вязниковского уезда Владимирской губернии Г.Москалев. Он торговал российским и азиатским товаром, красным и мелочным, однако дела у него шли неудачно и оборот был небольшой. В 1846 году открыл торговлю екатеринославский купец Н.Ушаков, который торговал в основном железными и медными изделиями, красным и мелочным товаром. В начале дела у Ушакова шли успешно, торговый оборот достигал 50 тыс. рублей в год, но в дальнейшем он увлекся кредитными операциями в степи, не смог получить оплату за розданный товар и разорился.

В 1834 году Российское правительство предоставило бухарским и ташкентским купцам, проживавшим в Западной Сибири, право торговли азиатским товаром без оплаты гильдейских пошлин на границе и в городах, а с 1845 года всем приезжающим азиатским купцам разрешено было торговать своими товарами без специальных свидетельств.

Все это стимулировало развитие торговли на караванных путях, в том числе между Петропавловском и городами Средней Азии. Уже во второй половине XVIII века крепость Святого Петра утвердилась в качестве одного из крупнейших центров русско-азиатской торговли. Несколько караванных маршрутов из городов Средней Азии сходились у Караоткеля, брода на реке Ишим, близ которого обосновался Акмолинский окружной приказ. Караоткель как место оживленной торговли был известен с давних пор. Значение его в хозяйственной жизни кочевников и для караванной торговли было настолько велико, что до начала 50-х годов прошлого века Акмолинское селение среди кочевников-скотоводов и в “мусульманско-торговом мире” было известно “единственно под именем Кара-уткуль”. С открытием Акмолинского приказа отрядными начальниками стали проводиться так называемые карантинные досмотры караванов и регистрироваться их прохождение. Так появились первые статистические сведения о караванной торговле через Караоткель. По сведениям Акмолинского окружного приказа в 1837 году, например, через Караоткель из городов Средней Азии в Петропавловск проследовало несколько караванов: в июне—из Бухары на 308 верблюдах и из Ташкента на 1600 верблюдах; в сентябре — из Ташкента на 54 верблюдах; в ноябре — из Ташкента на 405 верблюдах; в декабре — из Ташкента прошло три каравана соответственно на 180,400, 225 верблюдах.

В августе и декабре из Петропавловска в Ташкент проследовало два каравана на 750 и 800 верблюдах. Эти данные отражают положение дел в неблагоприятный период — в степи шли военные действия против повстанцев Кенесары Касымова, осложнявшие движение караванов.

По данным Н.Балкашина, в 1839 году в разгар военных действий торговые обороты г. Петропавловска, главнейшую часть которых составляла караванная торговля, упали с 7 до 2 млн. рублей ассигнациями.

По сведениям А.К.Гейнса, существенное содействие и покровительство караванной торговле в 40-х годах оказывал старший султан Акмолинского внешнего округа Ибрагим Джаикпаев. Для обеспечения безопасности караванов многие из них Джаикпаев сопровождал лично с собственным конвоем.

В 1835 году был разрешен беспошлинный ввоз во внешние округа хлеба в зерне и земледельческих орудий труда. Это в определенной мере стимулировало развитие хлебопашества среди кочевников и жителей окрестных приказов, а также способствовало появлению более дешевой хлебной продукции. Караваны стали делать кратковременные остановки при Акмолинском приказе с целью отдыха, пополнения запасов воды, продовольствия и постепенно начали вести меновую торговлю с кочевниками близлежащих аулов и жителями Акмолинского поселения.

Администрация Западной Сибири с целью организации торговых пунктов и учреждения постоянных ярмарок в своем предписании от 5 ноября 1842 года в виде опыта предлагала учредить при Акмолинском и Каркаралинском приказах ежегодные, с 15 мая, двухнедельные ярмарки, так как “с этого времени наиболь-ше проходят здесь караваны” и местные жители активно сбывают баранов скупщикам, прибывающим с линии. Окружным приказам предлагалось подготовить казахов к съездам на ярмарки, объяснив им всю пользу данных учреждений, и в дальнейшем, если торговля и мена будут значительны, продолжить опыт. Но в то время осуществить этот замысел не удалось.

В начале 40-х годов прошлого века население окружного приказа состояло почти полностью из представителей военного сословия, солдат и офицеров передислоцированного сюда 2-го Сибирского линейного батальона, военнослужащих различных инженерных, артиллерийских и других команд, сибирских казаков, присылаемых сюда в заграничную командировку на два года, чиновников гражданских ведомств, окружной администрации. Все население приказа, за некоторым исключением, было временным. Преобладание в структуре населения военного сословия и временный характер его пребывания не способствовали развитию промыслов и кустарной промышленности. Тем не менее в приказе уже в 1840 году действовала мукомольная мельница и было добыто для собственного потребления 250 пудов соли.

Кочевое население близлежащих волостей округа занималось в незначительных объемах рыбным промыслом на реках Ишим и Нура, озерах Сарыоба и Талдыколь для собственных нужд и продажи жителям Акмолинского селения. Шука, язь, окунь и налим сбывались ими по цене три рубля за пуд. В Акмолинский округ с целью рыбного промысла приезжали казаки и крестьяне с Сибирской линии. В течение 1840 года, например, ими было добыто и увезено на линию для продажи около 600 пудов рыбы. С 1845 года в рыбный промысел активно включились казаки Акмолинской станицы. Рыбу отлавливали как для собственного потребления, так и для продажи в сушеном виде.

Среди кочевого населения округа существенное развитие получило звероводство. Этим промыслом занимались даже богатые и знатные казахи ради своего удовольствия. Недаром хорошая ловчая птица оценивалась гораздо выше лошади, коровы и верблюда вместе взятых (см. таблицу цен в меновой торговле). Зверьков отлавливали как для собственного потребления (пошив и отделка элементов одежды), так и для обмена на другие товары. В этот период, не зная истинной рыночной стоимости шкур зверей, кочевники на местах выменивали их у посредни-ков-скупщиков на товар по ценам, эквивалентным от 10 коп. до 3 рублей серебром за шкуру, хотя часто попадались, особенно зимой, великолепные экземпляры лисиц, шкуры которых реально стоили до 20 рублей серебром. Эти же скупщики на ярмарке в Ирбите продавали шкуры волков и лисиц в среднем по цене от 3 до 6 рублей за шкуру.

Немалые выгоды кочевникам Акмолинского округа приносил извозный промысел. При падеже верблюдов в проходящих караванах купцы нанимали других в волостях по пути следования. Наем одного верблюда для перевозки груза на расстояние в 500—600 верст оценивался нередко до 15 секов, что соответствовало примерно 1 рублю серебром с пуда — цена высокая и выгодная. Владельцы верблюдов брали оплату натурой, т.е. различными товарами: тканями, сухофруктами и т.д., правда, по ценам значительно завышенным, в результате чего недополучали за свой труд.

Кочевое население округа, особенно его беднейшие слои, кроме основного своего занятия скотоводством искало и другие дополнительные средства существования. По наблюдениям того же Г.Колмогорова, в 40-х годах портняжное, сапожное, шорное, слесарное и столярное ремесла, “по общей части грубоватые в отделке”, были развиты среди беднейших мужчин — казахов, не имевших достаточного количества скота.

В каждой волости были свои мастера — зергеры, изготовлявшие кольца, серьги, браслеты и другие различные женские украшения, а также серебряные бляхи и насечку на пояса, сбрую, седла. Оплачивалась в основном стоимость материалов (серебра, золота), а за труд оплата была небольшая. Более дорогие украшения из серебра, золота с драгоценными камнями, а также ножи, кинжалы, плети и пояса, украшенные золотом и драгоценными камнями, приобретались в обмен на скот и сырье в проходящих караванах из Бухары, Коканда и Ташкента.

Все остальное, необходимое в домашнем быту кочевников, изготовляли женщины: валяли кошмы, ткали ковры (сырмаки, текеметы, алаша); выделывали овчины и мерлушки для пошива шуб, козлиные шкуры для пошива шаровар; шкуры жеребят на ергаки (вид халатов шерстью наружу), армячины, тюбетейки, зимние высокие шапки на меху; отделывали одежду вышивкой, шелковыми и хлопчатобумажными тканями. Для продажи в России и среднеазиатских ханствах ими изготовлялись немалые партии кошм, армяков, козлиных шаровар и ковров.

Стрижка баранов, посев, полив и уборка урожая пшеницы и ячменя, сенокошение, заготовка топлива, заготовление кизяка, стирка белья и всякие другие работы охотно выполнялись во всех аулах беднейшими казахами за умеренную плату скотом и вещами. Эти и подобные услуги оплачивались в секах. Например: пошив платья или чапана из материала заказчика — 1—2 сека: шуб на лисьем меху из материала заказчика — 2—4 сека; обуви — 0,25—1 сек. Наем работника, обычно на хозяйских харчах, а иногда с одеждой и обувью, обходился от 20 до 50 секов.

Основные работодатели и заказчики — зажиточные аульча-не не обижали ремесленников и батраков, платили исправно, не обманывали. Бывали, конечно, и исключения, когда богатые и скупые баи, наделенные какой-либо властью или голосом во внутренних делах, желали, чтобы на них работали даром, а потому платили очень мало.

В центре округа, в Акмолинском селении, ремеслами почти никто не занимался, так как спрос на эти изделия был невелик, а продукция местных ремесленников была невысокого качества, но дорогой в связи с высокой стоимостью материалов. Подавляющее большинство населения, а именно — военнослужащие носили обмундирование, получаемое бесплатно от государственной казны, и практически никакой другой одежды и обуви не покупали. Казаки, если и надевали иногда вне службы партикулярное (гражданское) платье, то изготовляли его сами. Это были простейшего покроя и отделки халаты, шубы и прочее. Администрация окружного приказа, начиная от заседателей до толмачей (переводчиков) включительно, имела право проезда на почтовых экипажах с провозкой багажа до 16 пудов. Все необходимое они приобретали в приграничных городах, на базарах, причем более высокого качества и значительно дешевле, чем у местных производителей.

Некоторые казаки Акмолинской станицы, жители солдатской слободы, занимались кузнечным, сапожным и портняжным ремеслом, но практически только для своих нужд, а не на продажу. Попытки предложить эти услуги зажиточным кочевникам окрестных волостей не увенчивались успехом, так как те предпочитали иметь дело со своими мастерами, которые за свой труд и брали меньше, а качество их изделий не уступало казачьим и солдатским.

В сороковые годы Акмола привлекала кочевников в большей степени как рынок привозных товаров. Основные наплывы кочевников приходились на время прихода караванов из Средней Азии и товарных обозов из разных городов Сибири. Здесь завязывалась обширная, в основном меновая, торговля, которая год от года увеличивалась. В Акмолинском селении сложились благоприятные условия для российских и среднеазиатских купцов в сбыте своих товаров и найме извозчиков и перевозочных средств. Сюда держали путь все караваны, курсировавшие между Петропавловском и городами Средней Азии. Количество их доходило до 10—12 в год.

В Акмолинском селении начали обосновываться оптовые торговцы, открывавшие свои лавки и строившие склады. Здесь производилась перегрузка купеческих кладей, прибывших из Петропавловска на телегах, на верблюдов и наоборот: развью-чивание караванов, прибывших из городов Средней Азии, и перегрузка товаров на телеги для следования в Петропавловск.

Во время прихода караванов не только в гостином дворе и на базарной площади, но и во многих других местах шла быстрая передача товаров как в розницу, так и оптом из одних рук в другие, формировались обозы для доставки товаров по месту назначения. Скот и сырье отправлялись в г. Петропавловск, азиатские товары частично оставлялись для распродажи на местах, а частично — доставлялись в кочевые волости.