Страница - 9

Итак, через три года я снова вернулся в Совет Министров. Многие вопросы, которые рассматривались решались здесь, мне были хорошо известны. Свою задачу видел в том, чтобы

аппарат работал четче, оперативней и слаженней. Я нашел в этом деле поддержку и понимание. Управляющий делами Д. А. Сырцов — старый член партии, хорошо знающий свое дело, проанализировав ситуацию, подтвердил необходимость усиления контроля за работой всех подразделений аппарата.

В своем программном докладе на совещании аппарата СМ с участием руководителей совнархозов и облисполкомов я потребовал полного освоения введенных мощностей во всех отраслях; скорейшего вывода из прорыва отстающих предприятий, объявления решительной борьбы за качество продукции.

Дело прошлое, но, думаю, сосредоточив внимание на актуальнейших проблемах, мы добились весьма обнадеживающих результатов в промышленности, строительстве, на транспорте и особенно в освоении капитальных вложений.

3 марта состоялись выборы в Верховный Совет КазССР 6 созыва. Я был избран депутатом от 64 избирательного округа Талды-Курганской области, и на сессии Верховного Совета меня вновь назначили Председателем СМ КазССР.

В 1963 году с самого начала плохо складывался сельскохозяйственный год. Засуха начала охватывать и северные хлебные области. Первый секретарь ЦК Юсупов был в это время на отдыхе. В середине лета позвонил Косыгин. «Предстоит большая работа по составлению очередного пятилетнего плана,— сказал он.— Мне крайне необходимо узнать на месте, на что обратить внимание, чтобы более эффективно использовать производительные силы республики. Словом, ждите».

Встретил я Косыгина в Кустанае, поздно вечером. На следующий день вместе с Бородиным, первым секретарем обкома, поехали в Рудный. Директор Соколовско-Сарбайского комбината Сандригайло показал Косыгину комбинат, его рудники и фабрики. Комбинат уже стал надежной сырьевой базой Магнитогорского комбината. Работой рудников и фабрик Косыгин был доволен. Просил ускорить строительство, ввод новых мощностей по производству окатышей. Провел совещание и по докладу Бородина, дал указание мне, руководству Совнархоза и москвичам, которые его сопровождали, быстрее освоить выпуск высококачественной продукции Джетыгаринским асбестовым комбинатом, ускорить строительство и освоение Лисаковских оолитовых руд, а также форсированно вести разведку Канарского месторождения магнитовых руд. Позднее, после ознакомления с комбинатом костюмных тканей, где еще не были введены все мощности, а также на швейной фабрике и на заводе по выпуску химволокна Косыгин решил ряд вопросов, поставленных руководителями этих предприятий.

К концу дня мы вылетели в Целиноград. Здесь нас встретил Мацкевич. Посетовал на засуху: она охватила всю территорию края. О плановой продаже хлеба государству не могло быть и речи. С Косыгиным мы поездили по Целинограду, познакомились с заводом «Казсельмаш» и другими предприятиями города. В пятилетний план он обещал включить строительство ряда объектов легкой и пищевой промышленности в Целинограде, Петропавловске и Кокчетаве. На следующий день мы вылетели в Павлодар. Секретарь Павлодарского обкома Слажнев прямо из аэропорта повез нас смотреть хлебные поля. На наших глазах ветер засыпал землей чистые поля пшеницы. Косыгин впервые увидел, что такое эрозия почвы. Расстроился, но пообещал сделать все зависящее от него, чтобы приостановить стихию (имелось в виду производство сельхозмашин новой технологии обработки почвы).

Строительство канала Иртыш Караганда, химического завода, Павлодарского тракторного завода, проектирование и расширение Ермаковского завода феррохрома и тепловой станции,— все это изучалось, обсуждалось и фиксировалось в необъятной памяти Косыгина. Косыгин высказал свои соображения о превращении Экибастуза в крупнейший топливно-энергетический район страны, который впоследствии и стал им. И снова: расширить, ускорить, включить в пятилетний план.

Из Павлодара мы вылетели в Караганду, потом в Балхаш, Джезказган, Усть-Каменогорск... В Караганде, в обкоме партии состоялся большой разговор о развитии Карагандинского угольного бассейна, о развитии городов Сарань, Абай, Шахгинск. Детально был рассмотрен с выездом в Темиртау ход строительства Карагандинского металлургического комбината, объектов химической, резино-технической промышленности. Сделал ряд критических замечаний о неудовлетворительном строительстве жилья и объектов социально-культурного назначения. Во время посещения промышленных объектов нас сопровождали: первый секретарь обкома Банников, пред, совнархоза Рощин, пред. облисполкома Ашимов. На второй день вместе с руководителями области мы были уже в Джезказгане. Директор Джезказганского горно-металлургического комбината Гурба доложил о состоянии и перспективах развития комбината. В шахте было показано горно-шахтное проходческое и очистное оборудование, в металлургическом производстве — цех электролиза. В Джезказгане совещание не проводили, их проблемы были рассмотрены в Карагандинском обкоме. Косыгин принял решение улучшить материальное снабжение комбината и обеспечить его новейшим самоходным оборудованием.

Косыгин славился не только тем, что, изучив на месте проблему, давал мудрые советы, подсказывал перспективные пути развития комбината, шахты, завода, а то и целого региона. Вместе с тем он умел и решать вопросы, что называется, не сходя с места. Вот тому пример.

Балхашцы показали рад бытовых и торговых точек города и даже ботанический сад. Просили помочь со снабжением города питьевой водой. Они показали готовый проект водопровода. Вопрос был решен тут же. Косыгин обязал меня найти источники финансирования, а на себя взял выделение городу пятидесяти километров труб для водовода.

Прошло немного времени, и водовод был сдан в эксплуатацию. Балхашцы стали пить хорошую пресную воду.

Закончив ознакомление с Балхашом, мы полетели в Усть-Каменогорск. Нас встретили секретарь обкома Неклюдов й председатель облисполкома Атамбаев. Знакомство с предприятиями Восточного Казахстана начали со свинцово-цинкового, титано-магниевого комбинатов и почтового ящика № 10. На второй день на машинах выехали на Бухтарминскую ГЭС, а позже на катерах по течению Иртыша спустились на Усть-Каменогорскую ТЭС. Сделали остановку в Серебрянске и, послушав доводы горняков и металлургов, дали «добро» на строительство здесь фабрики по производству лепестков. Фабрику местные товарищи построили очень быстро и начали снабжать лепестками многие горнорудные и металлургические предприятия страны. На месте, в Усть-Каменогорске Косыгин сделал еще один подарок восточноказахстанцам: было решено строить здесь комбинат шелковых тканей. На этом программа посещения областей завершилась, и мы прилетели в Алма-Ату.

Конечно, мы изрядно устали, но поездка была очень плодотворной. Можно было выделить и день для отдыха.

В воскресный день мы поехали на высокогорное озеро Иссык, находящееся в шестидесяти километрах от города в отрогах Тянь-Шаня. На озеро мы приехали в полдень. Это было 7 июля 1963 года. На берегу озера и в лодках было очень много отдыхающих. День был ясный, красота неописуемая. Косыгин озером и природой был восхищен. Мы собрались ехать на другой берег. Косыгин взял в эту поездку своего внука Алексея. Тут я вижу — что-то неладное: с гор с гулом несется коричневый поток. Сомнений нет, это дело мне слишком знакомо. Сель! Поток уже обрушился в озеро. Вода помутнела и будто кипит. Удар селя поднял мощную волну, лодки отдыхающих стали переворачиваться. Сель ударил в пирс, я видел, как подбросило вверх человека, стоявшего на нем...

— Пока мост на реке не сорвало,—говорю,— надо уезжать!

Косыгин — ни с места. Происходящее как бы заворожило его. Я говорю, что дорога каждая секунда. К тому же надо организовать немедленные спасательные работы... Только миновали мы мост, и он рухнул за нами под напором грязи и камней. Как потом выяснилось, в считанные минуты в озеро Иссык ворвалось около шести миллионов кубометров грязекаменной массы. И она практически выплеснула из озерной чаши чистые воды Иссыка. Сель разрушил часть жилых домов, погибли, к сожалению, и десятки людей, а мы оказались очевидцами уничтожения озера на наших глазах. Как выяснилось, мощный селевой поток образовался в ясный солнечный день в результате прорыва моренно-ледникового озера Жарсан в верховьях реки Иссык.

Для Алма-Аты и ее окрестностей сели в общем-то не в диковинку. С 1921 по 1982 годы в республике наблюдали пять катастрофических селей, три из них — в самой Алма-Ате. Непосредственно селевой поток я наблюдал второй раз в жизни. Первый сель, который я помню, прошел в ночь с 8 на 9 июля в 1921 году.

Меня, спящего, разбудила бабушка и пошла показывать, что натворил в городе селевой поток. По руслу реки Малая Алмаатинка через город промчались огромные потоки грязекаменной массы от Головного арыка вдоль по нынешним улицам К. Маркса, Пушкина, Красина, Ленина, включая улицу Фурманова. Надо сказать, что в этот период бушевали все реки Семиречья, берущие свое начало в горах Заилийского Алатауг

Понятно, что проблема противоселевой защиты приобрела государственное значение. Поэтому в Казахстане организовано управление по строительству и эксплуатации селезащитных сооружений при Совете Министров республики.

Косыгин был человеком масштабного экономического мышления, деловым, строгим и аккуратным. Находясь в Алма-Ате в течение трех дней, заслушал меня, руководителей Госплана и совнархозов, министров, руководителей крупных предприятий, рассмотрел проект восьмой пятилетки Казахстана, В проекте были учтены многие наши предложения. По итогам его посещения состоялось республиканское совещание, где он выступил с большой речью. При отъезде Косыгина в Москву ему и заместителю управляющего делами Совмина СССР Смиртюкову, сопровождавшему его, было подано 103 записки по разным проблемам. Все внесенные предложения в кратчайшие сроки были рассмотрены в Москве, по 98 докладным запискам были получены положительные ответы.

К данной выше характеристике хотелось бы добавить, что у меня в дальнейшем были очень хорошие деловые связи и полный контакт в работе с Косыгиным.

Знал его, когда работал еще заместителем председателя СНК КазССР. Неоднократно бывал у него на приеме. Один раз — с министром Ержановым, и Косыгин без проволочек крепко помог нам оборудованием и сырьем для легкой промышленности республики. Занимаясь и транспортными вопросами, по моему докладу помог началу строительства железнодорожной ветки Семипалатинск — Малиновое озеро (соединяющей Павлодар и Семипалатинск). Впоследствии эта стройка была законсервирована. Многие вопросы мы с ним решали во время частых разговоров по телефону. А. Н. Косыгин был крупным государственным деятелем, хорошо знающим экономику страны.

1963-й сельскохозяйственный год закончился неудовлетворительно. Средний урожай зерновых культур составил 4,4 центнера с гектара. В результате засухи выгорели огромные площади пастбищ. Заготовка кормов резко отстала от роста общественного поголовья скота. Зимовка проходила в очень тяжелых условиях. В дополнение к этим бедам в конце ноября, в декабре, даже в январе 1964 года в южных и западных областях участились сильные штормовые ветры, метели, бураны. Но все-таки больших потерь в животноводстве не допустили.

Зимовка 1963—1964 годов многому научила руководителей хозяйств, партийных, советских, сельскохозяйственных органов. Были разработаны мероприятия по дальнейшему развитию животноводства и доложены правительству страны. По нашей просьбе Совмин СССР принял постановление «Об освоении пустынных и полупустынных пастбищ для развития овцеводства в Казахской ССР». Этим постановлением выделялись крупные средства для создания материально-тсхнической базы животноводства, для резкого улучшения культурно-бытовых условий чабанов, которые героически трудились и не покидали отары в трудных условиях зимовки и в период окота. Ведь тысячи чабанов со своими семьями находятся вдали от городов и населенных пунктов, а многие в пустынях и полупустынях. Это постановление Совмина СССР явилось надежным подспорьем для овцеводов и до сих пор является важнейшим документом. Для детей чабанов было решено заняться строительством большого количества школ-интернатов.

Заканчивался четвертый год пятилетки. Эти годы убедительно доказали ошибочность организации совнархозов и перестройки партийных органов на промышленные и сельскохозяйственные комитеты. На всех уровнях начали критиковать Хрущева, по предложению которого были организованы совнархозы, произошло деление партийных органов и возникли края в республике.

В плане работы Совета Министров предусматривался отчет Южно-Казахстанского крайисполкома. В связи с этим для изучения положения дел я вылетел в Южный Казахстан. С председателем крайисполкома Морозовым, председателем совнархоза Березой и начальником главного дорожного управления Гончаровым мы начали работу в Аральске.

 На машине проехали почти через всю область: Казалинск, Джусалы, Кзыл-Орду, Чиили, Яны-Курган. На совещании в Кзыл-Ординском облисполкоме, где подводили итоги работы, решили проложить асфальтовую дорогу Джусалы — Кзыл-Орда. Она, кстати, положила начало дорожному строительству в области.

Детальное знакомство с предприятиями Чимкента — такими, как свинцовый завод, завод прессов-автоматов, хим-фармзавод, цементный, текстильный комбинат, чулочная фабрика позволили выявить узкие места на производстве и ряд проблем решить на месте. Нужно было вплотную заняться реставрацией мавзолея Ходжи Ахмеда Яссави и благоустройством города Туркестана. Итоги поездки по двум областям края были рассмотрены с нашим участием в краевом комитете партии у первого секретаря Ниязбекова. Во время встречи с коллективами трудящихся много было высказано предложений о ликвидации краев и совнархозов.

На юге Казахстана в том году мне пришлось побывать еще раз. Связано это было со строительством крупных предприятий химии на базе Каратауских фосфоритовых руд. На стройку приехали секретарь ЦК Демичев, курирующий химическую промышленность, и зам. председателя Совмина СССР Дым-шиц. Вместе с Юсуповым мы встретили их, а затем вылетели в Чимкент и Джамбул. Каждый приезд высокого начальства из Москвы таил в себе несомненные выгоды. Гости вникали в суть проблем, критиковали, вносили предложения и, как правило, оказывали солидную и конкретную помощь — будь то дополнительное финансирование, поставка оборудования и т. д. Так было и в тот раз. Города химиков Каратау, Алга, Джанатас, рабочий поселок химиков Индер и другие получили дополнительный импульс и стали развиваться более успешно.

До начала массовой уборки зерновых культур мне разрешили взять отпуск. Мы поехали в Болгарию. В конце нашего пребывания в Варну на отдых прилетел Д. Ф. Устинов, и нас пригласил на обед Тодор Живков. За обедом Живков рассказывал нам любопытные эпизоды из жизни болгарского народа, из истории резиденции, где он нас принимал. Она принадлежала болгарскому царю Борису. Но тот день запомнился другим событием. Когда мы от Живкова вернулись в гостиницу, нам сообщили печальную весть о смерти Мориса Тореза. Он скончался на пароходе, находясь недалеко от порта Варны. Мы всей нашей группой поехали в морской порт, чтобы вылазить глубокое соболезнование вдове Мориса Тореза. Тело Тореза лежало на диване в каюте капитана, покрытое национальным флагом Франции. Мы выполнили свой гражданский долг и отдали дань памяти великому сыну французского народа.

В Софии мы задержались на сутки и вылетели в Москву. Я спешил домой. Мало времени оставалось до начала массовой уборки хлебов на севере республики. Это было в конце июля.

В августе 1964 года к нам приехал Хрущев. Мы встретили его в Кустанайской области, куда он прибыл на поезде рано утром. Он усмотрел хлебные поля Станционного совхоза, где директором работал опытный руководитель Кликов. В этом хозяйстве созревал богатый урожай. Хрущев был очень обрадован такому положению дел. Секретарь обкома Бородин доложил, что состояние хлебов повсеместно хорошее. Хрущев несколько раз повторил: «Надо сделать все необходимое, чтобы без потерь и своевременно убрать урожай?. Он высказал немало критических замечаний в адрес местных руководителей и особенно ругал тех, кто выступал против освоения целины. Даже спустя десять лет он не мог простить своих оппонентов. Обращаясь ко мне, он сказал буквально следующее: «Вы были против организации межрайонных производственных управлений. Вы ратовали за чистые пары. Мы вас не поддержали. Кто прав?»

Я промолчал. Оказывается, он не забыл совещание в Пицунде, где я попробовал не согласиться с Хрущевым.

Потом Хрущев поспешил в Целиноград. На станции Есиль сел в открытую машину вместе с каким-то крупным английским издателем. Проезжая по узким межклеточным дорогам, делал частые остановки и осматривал хлебные поля. Хрущев все время подчеркивал в разговоре с англичанином: целина неузнаваемо преобразилась и вообще — целинная эпопея стала настоящим подвигом. Помните, когда мы приступили к освоению новых земель, говорил он, буржуазная пресса преподносила это дело как нечто нереальное, как очередной «большевистский» трюк: мол, Советы загоняют свою экономику в тупик. Но жизнь полностью опровергла эти прогнозы. Казахстан стал одной из житниц страны.

Вечером мы были в Целинограде. Утром следующего дня во Дворце целинников провели партийно-хозяйственный актив. Начался он с выступления Хрущева. Секретари обкомов и руководители хозяйств заверяли, что край выполнит план продажи хлеба государству. После работы выехали в Боровое, где два-три дня Хрущев должен был отдохнуть, поохотиться. После приезда на базу отдыха «Карасье», где он должен был жить, мы оставили его.

Позвонил Брежневу, рассказал о встрече, об активе и сообщил, что Хрущев на пару дней остался поохотиться. Брежнев выразился примерно так, что у Хрущева нет сейчас времени на отдых, он должен вылететь в Киргизию и срочно вернуться в Москву.

Прошло очень немного времени, и мы получили команду срочно прибыть к Хрущеву. Когда мы приехали, он уже был готов к отъезду. Были отменены все мероприятия, предусмотренные в связи с отдыхом Хрущева на курорте Боровое. Настроение у него заметно испортилось, все было неожиданно для него и всего его окружения. Из Целинограда Хрущев вылетел в Киргизию. Потом в Москву, потом на отдых, и наступил октябрь.

С 10 октября я был в Москве. Здесь готовились документы, связанные с расширением прав республик. И вдруг новость: созывается внеочередной пленум ЦК КПСС. Почему? Что за срочность? Какая повестка? Никто не знал. Мне позвонил Полянский и сообщил только, что ожидаются важные перемены. Добавил: если понадобишься, пригласим на заседание Президиума ЦК, нет — узнаешь результат. Я догадывался, что речь идет об уходе Хрущева.

Нам, членам ЦК, велено было ждать звонка. Звонок, наконец, раздался. Сообщили: пленум в семнадцать часов.

Сейчас, благодаря потоку мемуарной литературы, можно по минутам расписать, как проходил день в Кремле, какие баталии там разворачивались. Работа пленума довольно подробно освещалась в печати. Я не хочу пользоваться чужими источниками. Рассказываю о том, чему сам свидетель.

Мы — на пленуме. Первым к столу президиума направляется Брежнев. Для меня все ясно: он и будет первым. Брежнев предоставил слово Суслову. Тот довольно бойко доложил пленуму решение Президиума ЦК КПСС об освобождении Хрущева от обязанностей первого секретаря ЦК. Суслову были заданы вопросы, касающиеся деятельности Хрущева, и члены ЦК получили исчерпывающие ответы. Хрущев по его просьбе на пленуме не выступал.

Пленум единогласно освободил Хрущева от обязанностей первого секретаря ЦК и единогласно избрал первым секретарем Л. И. Брежнева. А. Н. Косыгина пленум рекомендовал утвердить Председателем Совета Министров.

Нам, членам ЦК, поручили в срочном порядке довести до каждой партийной организации, до каждого конкретного коммуниста решение пленума ЦК КПСС. Я о нем докладывал 16 октября в 10 часов утра активу Уральской области, в 3 часа дня — Гурьевской области, а в 8 часов вечера — Актюбинской области. Решения пленума нашли тоща одобрение и поддержку со стороны всех коммунистов.

Ивсе-таки... Хрущев — личность неординарная, беспокойная и, несомненно, талантливая. Говоря о нем, надо помнить о его бесспорных заслугах в принятии важных решений, которые пошли во благо всего государства и нашей республики. Например, целинная эпопея, его мужественный шаг гражданина и коммуниста, связанный с докладом на XX съезде партии и разоблачением культа личности Сталина. Проявляя большой интерес к Казахстану, Хрущев всегда оказывал поддержку в решении ряда крупных проблем, связанных с развитием экономики республики.

Он был в Казахстане шесть раз. От приездов руководителя страны на места была несомненная польза. Легче решались любые проблемы — будь то дополнительная техника или, допустим, участие военных в уборке. Первый сказал «да», и можно быть спокойным: все вопросы будут утрясены. И справедливости ради отмечу, что Хрущев часто звонил нам, хорошо знал наши проблемы, охотно помогал.

Вместе с тем им были допущены крупные ошибки и просчеты, принесшие немалый вред развитию экономики страны, на что указывали многие исследователи его деятельности. Они также подчеркивали его абсолютное неприятие людей с сильным характером, ярких и талантливых. Боясь соперничества, он попросту убирал таких из своего окружения. Вспомним хотя бы его необъективный поступок с легендарным полководцем, маршалом Жуковым. Но ведь Жуков был далеко не единственным. Хорошо помню еще один случай.

В 1961 году в одном из номеров «Правды» была опубликована статья председателя Карагандинского совнархоза Братченко, где довольно сильно критиковались Госплан Союза и республики и был высказан ряд замечаний и предложений об улучшении работы совнархозов. Только я успел прочитать статью, ко мне позвонил Хрущев и спросил: читал ли я статью Братченко? Я ответил утвердительно. Далее Хрущев сказал: «В статье поставлены принципиальные вопросы. Видимо, автор статьи хорошо знает пороки работы планирующих органов. Освободите работающего председателя Госплана Мельникова и дайте ему работу пониже. Братченко назначьте заместителем председателя СМ и председателем Госплана. А о том, на какую работу направите Мельникова, дайте мне знать». После такого разговора я сразу понял, что никакие мои возражения не дадут результатов, и ответил Хрущеву, что завтра дадим ответ.

Мне было очень трудно решать этот вопрос. С Мельниковым у меня сложились самые добрые отношения, и он работал, по-моему, хорошо и напряженно. Я его знал еще по Караганде, в военные годы он был направлен на работу в Казахстан первым секретарем Карагандинского обкома. После освобождения Донбасса он был отозван на Украину.

Но не выполнить команду первого секретаря было нельзя. Я пригласил Мельникова и сказал: «Нам надо думать о вашей дальнейшей работе». Он сразу меня понял и сказал примерно следующее: «Вы, наверное, получили команду ЦК переместить меня на другую работу. Я знаю, «первый» мне не доверяет. Я у Хрущева работал вторым секретарем на Украине. После отъезда в Москву он рекомендовал меня первым секретарем ЦК КПУ и у нас с ним были доверительные отношения. Но в последние годы он изменил ко мне свое отношение. О причинах сейчас говорить нет смысла. После смерти Сталина меня освободили от работы на Украине и направили на дипломатическую работу. Затем я вторично попал в Казахстан. Ну вот вкратце и вся история».

С его согласия мы назначили его начальником горнотехнической инспекции и освободили от занимаемой должности. Братченко стал заместителем председателя СМ и председателем Госплана республики. Я позвонил Хрущеву и доложил о принятом решении. Он сказал: «Принято правильное решение». После смерти Хрущева Мельникова вызвали в Москву. Впоследствии, находясь на ответственной работе, он ушел из жизни.

История, связанная с перемещением Мельникова, заставила меня вспомнить слова, сказанные мне в частной беседе П. К. Пономаренко о том, что Хрущев не терпит людей, которые мыслят самостоятельно и высказывают мнение, отличное от его.

Другой пример. Глубокое возмущение у сельских тружеников вызвал запрет Хрущева держать скот для личного пользования. Линию Хрущева, кстати, безукоризненно проводил в жизнь Беляев, работавший тогда первым секретарем ЦК КПК. В одном из своих выступлений на партийно-хозяйственном активе он дал директиву: запретить содержать частный скот. При этом сильно критиковал секретаря Советского райкома Северо-Казахстанской области Филиппенко и потребовал освободить его от работы за то, что тот держал корову.

Хрущев был непомерно суетлив, спешил, что порой приводило к нежелательным результатам. К серьезным недостаткам Хрущева можно отнести то, что он проявлял непоследовательность, полностью игнорировал предложения других. Ему нельзя было ни в чем возразить, его указания должны были неукоснительно выполняться. Также Хрущев любил, когда ему льстили. Каждое упоминание его имени, теплое слово в его адрес — и он буквально расцветал.

Критикуя подчиненных, он сильно повышал голос, выходил из себя и кричал. Все вопросы хотел решать очень быстро, глубоко их не продумывая. По моему наблюдению, он требовательность путал с грубостью, оперативное решение вопросов — с торопливостью.

Хрущев ушел из политической жизни — и как бы канул в небытие. Так у нас, к сожалению, было заведено.

После Октябрьского пленума у нас особенно ярко начали выявляться ненормальные взаимоотношения почти всех первых секретарей обкомов с первым секретарем ЦК КПК, что сильно сказывалось на результатах всех отраслей народного хозяйства республики. Было принято немало несогласованных решений. Первый секретарь ЦК Юсупов не сумел организовать сплоченную работу бюро ЦК. Он не нашел общего языка ни с членами бюро, ни с руководителями областей и многими руководителями министерств и ведомств. Все это осложняло его работу, ситуации порой складывались скандальные. Особенно напряженные отношения сложились у него с Соломенцевым.

В ноябре среднеазиатские республики отмечали 40-летний юбилей. В Узбекистан приехал Брежнев, в Таджикистан — Микоян, в Туркмению — Косыгин. В торжествах союзных республик приняла участие и наша делегация. В Ташкент вылетел Юсупов, в Душанбе Соломенцев, делегацию в Ашхабад поручили возглавить мне.

После возвращения из Ташкента Юсупов подробно рассказал о своей встрече с Брежневым. Брежнев посоветовал ему написать заявление об уходе с занимаемой должности. Он говорил ему о том, что в Казахстане его никто не поддерживает. Поступает очень много жалоб в ЦК КПСС, в таких условиях немыслимо работать на столь ответственном посту.

Юсупов принял совет Брежнева. О своем разговоре с Брежневым он проинформировал ЦК. Мы одобрили его решение.

До этого в некрасивую историю попал второй секретарь ЦК Компартии Казахстана М. С. Соломенцев. Он потерял авторитет перед общественностью и продолжать работу с подмоченной репутацией не мог.

Я позвонил Брежневу, рассказал ему о создавшейся обстановке и в связи с этим просил отозвать Соломенцева в распоряжение ЦК КПСС.

Брежнев мне ответил: «Если он только за одной женщиной неудачно поухаживал, от этого социализм не пострадает. Мы его переведем на работу в другую область». После этого Соломенцева отозвали в Москву и пути наши разошлись.