Страница - 26

ТРУДНЫЙ МАРШРУТ

Хлопотное это дело — сборы в дорогу.

На столе у начальника экспедиции Василия Ткачева гудит вентилятор, но он слабо помогает. Жара. Термометр показывает выше тридцати. Карандаш скользит по карте. Вот ваша точка. Не забудьте взять теплые вещи. Из Алма-Аты выезжаете завтра...

Резко свернув в сторону гор, машина петляя ныряет в пыльные колдобины. Клубы пыли оседают долго, держатся в воздухе плотным грибом, наверное, поэтому поворт часто называют в шутку «атомный».

Впереди стиснутый скалами сай. В него уже заползла серая тень горы. У ее подножья и разбит базовый лагерь. Его обступили голубые ели. В кустах булькает ручей. Начинается он выше тоненькой струйкой просочившейся через трещину скалы. Пробежав по камню и спрыгнув вниз, он собирает по пути еще несколько еле заметных притоков. У лагеря это уже говорливый поток. Рядом с ним под брезентовым тентом за самодельным столом собираются группы геодезистов. Завтра каждая из них пойдет своим маршрутом, а пока можно побалагурить с друзьями, с которыми возможно даже не скоро встретишься, потому что все они пройдут сложными, рискованными горными маршрутами.

У костра сидели долго. Ели традиционную лапшу, замешанную на сгущенке, пели традиционные песни про счастье трудных дорог, про перевалы, покорившиеся сильным, умелым и ловким. Пели, пока костер не затух и не пришло время короткого сна — до ранней побудки.

Владимиру спать еще не хотелось и он поудобнее устроившись на пахучем, еще не совсем сухом сене, смотрел в бездонную глубину неба. В ней аккуратной, полукруглой царапинкой высветилась луна. Глядя на мигающие звезды казалось, что в поднебесье работают неведомые сверщики, расширяя купол Вселенной. Громче забулькал ручей, звонче засвиристели кузнечики. Воздух со смолистым настоем и запахом трав пробудил какие-то волнующие неведомые воспоминания и они постепенно навеяли сон...

Лагерь покидали затемно. Хотя рассвет здесь и не такой как в городе, он не подкрадывается к крышам домов, а врывается сразу, заливая солнцем и горы и небо.

Утро—самое радостное время суток в горах для тех, кто привык рано вставать. Хочется идти и идти легкими шагами, ощущая утреннюю бодрость.

Лес по склонам ущелья окутан сверкающей паутиной лучей. Первые, приятные километры. Группа идет молча. Все берегут силы для крутого подъема. Начинается он у подножья одной из гор, задирающей вверх свой мохнатый бок. Трава здесь, играющая бликами росы, выше роста. В таких зарослях роса словно дождь. От нее даже в сапогах хлюпает вода. Через час другой одежда, намоченная росой просохнет, но к этому времени рубаха уже от пота намокнет.

С каждым метром подъема все тяжелее дышится. Лямки рюкзаков, кажется, вот-вот перережут плечи. Еле заметная тропинка виляет, теряется в буреломе, врезается в прилипшие к обрывистым каменным глыбам колючие кусты.

Когда начинаешь ощущать стук сердца — это плохо. Это начинает стучаться усталость. Она сужает мир до небольшого пространства с обломками камней, маячущего впереди рюкзака. Пот заливает глаза. За спиной шумное дыхание. Маршрут только начался, а кажется,— силы уже на исходе. Но это обман. Утреняя усталость — чепуха. Она быстро проходит, когда начинаешь намечать для себя шаг и еще один... еще...

Солнце высоко, но до намеченного привала больше часа подъема. Впереди морена. Камни здесь истирают друг друга в порошок. Гигантская адова мельница работает безостановочно, невидимо. С каждого камня смотрят глазастые лишайники изредка меняющиеся оазисами зеленого и коричневого мха. Вершина морены как каменный меч. Она словно раскрывает гигантскую раковину в глубине которой голубая жемчужина — ледник. Идти по гребню гряды не трудно и смотреть не трудно на морщинистое лицо самого ледника с оспинами щебня. Ни чем не защищенное оно пылает на солнце, тысячи сбегающих струек разъедают его образуя у самой подошвы морены бирюзовую гладь озерка. Смотреть не трудно, но останавливаться и смотреть — утомительно. Теряется ритм движения, а он должен быть выдержан до привала.

Удивительно быстро темнеет. Вечер фиолетовым огнем сжигает редкие тучи в серый пепел, пока не угасает сам его пламенеющий свет. Для ночевки выбрали крохотную полянку. Хочется свалиться, залезть в спальный мешок и лежать, лежать, а еще взять в ладони трепетный огонек маленького альпинистского костра.

Четыре часа. Небо чуточку посветлело. Снова в путь. Тяжелое, вялое тело с каждым шагом подъема наливается упругой бодростью. Только по гребню удалось добраться до площадки наблюдения.

Здесь, наверху, лишь солнце, небо и ветер. Солнце звонко — золотистое. Ветер буйный и вольный. А небо такой сияющей голубизны, будто его только что подкрасил искусной рукой маляр.

Любую вершину отчетливо видно и без теодолита. Прямо у уступа, во впадинах сугробы и складки ледника, поблескивающие фосфорическим светом. За ними уходящие за горизонт вершины, похожие на зыбкие волны застывшего моря. А ниже обширные альпийские луга. Изумительное буйство альпийских цветов. Невольно думается,— зачем только природа прячет свои красоты так высоко в горах?! Даже самый черствый человек, впервые попавший сюда не смог бы остаться равнодушным, видя первозданную красоту природы.

Внизу, на базовом лагере, еще, наверно, спят, а Владимир Гуряшев, Федор Соколов, Александр Корниенко и Юрий Башлыков зябко ежась от горной свежести уже начинают работу. Они пробудут здесь два-три дня, а может, и больше, пока не сделают точную пометку на карте, нужную для корректировки полетов.

Уже не первый год на территории страны велись уточнения устаревших данных, зачастую полученных с помощью приборов малой разрешающей способности.

У группы программа работы трудная и поэтому с особым наслаждением вечерами, забравшись под полог палатки пили пахучий, обжигающий чай. Смаковали его как напиток богов. Ждали когда «прорвет» Башлыкова, инструктора по альпинизму, прикрепленного к группе.

Он бывал во многих рискованных экспедициях. С юмором вспоминал казусные случаи из своей жизни. Все посмеивались, но слушали с удовольствием...

Многие раньше слышали историю, как он плавал на бревне по озеру Иссык, но досужая фантазия бесконечных пересказчиков добавила столько, что даже сам Башлыков слушал эту историю как постороннюю и будто сам не был ее участником.

Теперь выдался случай послушать ее от «самого» Башлыкова.

— Я тогда, братцы, и инструктором не был, и альпинизмом не занимался. О красоте озера слышал много, но на нем не был.

Как-то душным июльским утром за окном квартиры послышалось урчание мотора. Через несколько минут ввалилась шумная компания.

— Принимай гостей!—заверещали девчата. Как говорится, во исполнение обещаний едем на озеро. Среди друзей расползся такой слушок, что, мол, лучше Юрки, никто горных окрестностей не знает. Меня это немного смущало, я намекнул об этом компании.

— Ничего! — с оптимизмом одобрили меня.

У подножья перевала машину пришлось оставить, раньше к озеру не было проложено автострады.

Когда же поднялись на гребень, за которым оно лежало, то поразительно было увидеть берег усеянный массой отдыхающих.

Первый вопрос у ароматно пахнущего шашлыками ман-гала возродил в памяти слышанное об озере Рица. Якобы, патриарх Веся Руси отец Олексей посетив его сказал: — «Здесь божественно красиво, но безбожно дорого.»

Красота Иссыка тоже была действительно божественной. Схваченное скальной громадой гор, оно поражало игрой постоянно меняющихся красок, в которых все же преобладал цвет густо-зеленого изумруда. Спокойствие и величие водной глади властно звало к себе. На берегу решили сразу искупаться, но вода была такой обжигающе холодной, что второй раз окунуться в нее решился не каждый.

Вечером, у костра, решили вчетвером, оставив остальных, загорать, обойти озеро...

Первые десятки метров прошли легко, но за изгибом берег поднялся стеной. Подбадривая друг друга стали карабкаться на нее. Что из этого могло получиться никто не хотел думать. Приходилось цепляться за свисающие веревками корни деревьев, ощупывать каждый каменный выступ. Когда из-за неверного шага от скалы отвалился солидный кусок и он, будто нехотя, стал Отскакивать от торчащих выступов со звуком скачущей пустой консервной банки в ногах появилась неприятная дрожь. Вниз смотреть после этого было жутко. Возврата назад уже не было.

Только, когда солнце перевалило далеко за полдень, изодранные в кровь вышли мы на противоположный песчаный берег, на котором лежали в два обхвата, кем-то приготовленные для сплава стволы елей. Видневшийся с того берега ручей, впадавший в озеро, оказался ревущей рекой, которую не было возможности перейти.

Решили переплыть озеро на бревне. Взобравшись на него пришлось сесть на корточки. Если опустить ноги в воду, все тело моментально сводит судоргой.

Запев: — «... Давай, потихонечку трогай...»,— отправились в плавание. Течение реки сначала понесло бревно довольно быстро, но через несколько метров его повернуло назад и приклеило к почти гладкой скале.

Самым веселым в это время был чей-то голос: —«Говорят глубина здесь метров сто, а то и больше, и что самое интересное, утопленники на дне почему-то стоят. Выяснять почему они стоят не стали. Бревно под ногами стало медленно поворачиваться.

В это время у маленькой пристани на том берегу пронзительно закричал катер. Показалось, что это последний в жизни крик, нарушивший первозданную тишину ущелья.

Через несколько минут катер резко крутнувшись у самой скалы замер. Бревно ушло под набежавшую волну. От ледяной воды перехватило дух. Когда кто-то потянул меня за волосы, сердце чуть не разорвалось от страха. Вот тогда-то и стали волосы покидать мою дурную голову. Потом об этом приходилось слышать совсем не связанную с озером историю.

Обычно говорят, а знаете, где Башлыков шевелюру потерял?

Тогда, братцы, я и решил стать спасателем, только горным...

Всегда, когда укладывались спать, каждый тщательно расправлял спальный мешок и лежа на спине, блаженно тянулся всем телом.. Целый день приходилось быть на ногах, карабкаться по скалам. Ноги к вечеру деревенели, а тело, казалось, скрипело от усталости. Башлыков чутко прислушивался к голосу гор, привычно выделяя в нем неведомые другим интонации. И они, словно возвращали к жизни минуты, о которых Юрий начинал рассказы. Его слушали до тех пор, пока мягкая дрема не брала свое.

Утро этого дня выдалось ослепительно ярким, но к обеду работу пришлось прекратить. Из-за белых тюрбанов вершин потянулись гигантские, от горизонта до горизонта облака со зловеще-лохматыми краями. Все улеглись в палатке.

Гроза разразилась внезапно. С сухим треском, одновременно в нескольких местах, полыхнуло небо. Горное эхо подхватило гулкий гром и понесло его вниз, в долину.

Еще не успел коснуться слуха гром — первый и единственный крик этой новорожденной молнии, как ее не стало. Звякнув о грудь скалы, возле палатки, она оставила на камне свой автограф встречи земли я неба.

Кто-то пошутил,— «тонкое» здесь место, вот и «рвется» атмосфера.

Звонко шлепнулась в нескольких шагах от палатки вторая молния.

Гуряшев выскочил из палатки. Такой грозы он еще не видел. Нужно убрать оставленные на точках приборы. Если они будут повреждены, пропадет труд всей группы. Восхождение сюда, по всей видимости, в скором времени не совершить. Им и сейчас не хватает времени, чтобы выполнить программу. Он на миг представил, что снова на карте экспедиции будет стоять жирный вопрос.

Владимир полез на дальний уступ, где в надежде на не большое ненастье была оставлена основная аппаратура, накрытая штурмовками. Его обдало холодным потом, когда в соседнюю скалу метнулся ослепительный пучек грозового разряда.

... Скорей ...скорей ...скорей...

Аппаратура свернута. Ее нужно накрыть специальными накидками, а они в палатке. Взяв на плечи коробки он осторожно стал спускаться с уступа.

Откинув полог Владимир шагнул в палатку.

И вдруг за ним ворвался ослепительный клубок огня. Он наполнил все. Шаровая молния. Огонь под Гуряшевым.

— Тушите,— горим! — крикнул Владимир.

В палатке стало тихо. Слышен только барабанящий шум дождя.

Прийдя в себя, Башлыков кинулся к Владимиру. Около часа вместе с Федором Соколовым они пытались оказать помощь Владимиру, но он в сознание не приходил.

Нужно идти вниз за помощью.

Дождь сменился поземкой.

Не найдешь ты, Юра, ночью отряд.

— Найду! —уже со скалы крикнул он.

Едва заметная днем тропка вьется у самого края пропасти. Ноги прилипают к камням. Виден только полутораметровый отрезок тропы, а кругом тьма, какая бывает только в горах.

Вниз! Вниз!

Перехватывает дыхание.

Приходилось цепляться за ветки, корни, порой повисать на них, нащупывая трещины и уступы.

Наконец каменный желоб, заросший колючими кустарниками. Он спадает к подножью хребта. Здесь и днем не каждый решиться пройти. Ветки рвут одежду и тело.

В темноте замерцало несколько огней. Юрий пошел к ним напролом раздвигая разосли грудью, ломая их руками... Вскоре его лицо, шея и руки покрылись кровью. Навстречу с яростным лаем выскочила собака.

Силы покидали Башлыкова. Какие-то красные круги поплыли перед зрачками. Они дробились удалялись, потом снова соединялись, пытаясь резко втиснуться в глазницы.., Юрий рухнул в кусты. Он не сразу различил силуэты обступивших его людей. Нестерпимо ярко бил в глаза поднятый над ним фонарь.

Дайте воды!—сказал кто-то.

— Там,— оторвавшись от кружки, показывая рукой в темноту, сумел сказать Юрий,— на вершине — трое...

С рассветом в горы ушел вертолет со спасателями. Он несколько раз зависал над скалами. Нo винты не давали приблизиться к отнятому геодезистами у вершины пятачку. Положение у них было тяжелым. Потрясенные случившимся Федор и Александр ждали помощи тесно прижавшись друг к другу. Самостоятельно спуститься они не могли.

За ночь в горах выпал снег. Белое безмолвие хранит массу опасностей и неожиданностей.

Группу горноспасателей возглавил старший инструктор по альпинизму, мастер спорта Александр Колегов, в нес вошли Азим Айтбаев, Алексей Дайстраков, Николай Бархамов, Василий Герасимов, Владимир Клименко и кандидат в мастера спорта, врач Инесса Мирошниченко. Им нужно было как можно скорей подняться к вершине.

Сотни метров обледенелого камня уходят вверх. Почти отвесно обрывается тропа у ног. За первый день спасатели смогли пробиться только к леднику. Тревожная ночевка и снова штурм высоты. Шли по пояс в снегу, обходя ледниковые трещины, карабкаясь по крутизне скал.

Резко упала температура.. Кажется, насквозь пронизывает тело ветер...

Подъем позади.

Обмороженными руками сложили тур в память о Владимире Гуряшеве. На краю скалы вершины Тер в Терский Алатау воткнут его ледоруб.

Он любил горы. Километры неведомых троп, десятки рискованных переходов, множество новых пометок на топографических картах — это его биография.

В память о людях, проявляющих мужество, преданность общему делу, среди вечных снегов и в раскаленных песках ставят на картах страны их имена.

... И снова уходят в дальние походы туда, где еще остались белые пятна отряды отважных.