Страница - 38

4. О ДИССИДЕНТАХ, БАРАНАХ И АНЕКДОТАХ

Какую бы область деятельности Жовтиса не взять, анализ ее неизбежно приводит к выводу о том, что А.Л. всюду оказывается, особенно по советским временам, мягко говоря, не совсем удобным человеком. Особенно для КГБ, и кажется, в первую очередь. Ведь это же чистое безумие — будучи «под колпаком» Госужаса, самолично являться в его недра, чтобы с фактами в руках доказывать свою невиновность или ошибочность предъявленных ему обвинении. Так было, когда в печати появилось некое стихотворение А. Вознесенского, изъятое у Александра Лазаревича в качестве антисоветской улики. На это решались далеко не многие, разве что Ю. Домбровский.

Что это? Все тоже благоволение судьбы или сверхнаходчивость такого профессионала, как Солженицын? Или попросту везение — не на такого нарвался? Вот еще одно обстоятельство, достойное не столько уже удивления, сколько тайного, внутреннего трепета, потому что о таком даже подумать было страшно.

Как известно, Арсений Тарковский, наконец, признался — «ах, восточные переводы, как болит от вас голова!». Действительно, кто только у нас в советское время не занимался такими переводами, даже Ахматова и Пастернак в поисках передышки от гнета классовой идеологии или в рассуждении чего покушать. Жовтис и здесь поступал явно опрометчиво, так сказать, преступал границы дозволенного, что сразу бросается в глаза.

Например. «Нет, бесчестным путем/ Не уйти от невзгод!/ Честен будь и упрям — / и сойдется твой счет». Абай; «Зато откроется даль тому,/ Кто пойдет по пути моему!.» С. Торайгыров; «Вы видели порвавших узы птиц,/ внушающих блаженную свободу?». Ким Гванук… И, наконец, как вызов, звучит блестящий перевод стихотворения малоизвестного у нас Чарльза Маккея «Человек без врагов»:

Ты хвастаешь, что до сих пор

Врагов не нажил.? Но ведь тот,

Кто подлости дает отпор,

Их непременно наживет!

Хоть одного! А без него

Он сам не стоит ничего!

Ты не обидел подлеца,

Ты не разоблачил лжеца,

Ты не вставал за честь свою,

Не смог ты сохранить лица,

Ты трусом был в бою!

О таких выпадах А. Л. по поводу нашей советской терпимости к сволочам, лжи и т.п. ходят уже легенды, если хотите, тоже «непридуманные анекдоты». Встретив однажды на почте коллегу своей жены, бывавшего иногда в их доме, «заслуженного деятеля медицины, как оказалось, с завидной удачливостью совмещавшего самую гуманную в мире профессию с менее профессиональной деятельностью доносчика, А.Л. первый раз в жизни, как он сам вспоминал, «позволил себе устроить небольшой уличный скандальчик, закричав: «Поглядите-ка на бериевскую сволочь!» (Архив А.Л. Жовтиса).

Однако сам Жовтис в статье 1993 г. «О блинах, оладьях и духовном начале» признавался, что в «диссидентах» с «открытым забралом» не ходил («Казахстанская правда», 31.03.93).

Простим ему эту фигуру скромности, которую вся его биография в сущности опровергает. Контрдоводов здесь сколько угодно. И все они говорят о том, что Жовтис безусловно был граждански значимым ученым и писателем: вся его жизне — и мыследеятель-ность в конечном счете были связаны с посильной и целенаправленной борьбой за правду — в царстве советской тьмы.

Один из последних докладов, который он читал, уже теряя зрение, на московской конференции, посвященной 60-летию В. Высоцкого, назывался не совсем научно, скорее слишком публицистично — «Разоблачение советского менталитета в ролевой сатире А. Галича и В. Высоцкого», а две книги его «Непридуманных анекдотов» — научных трудов «премного тяжелей». Последняя из них предваряется стихотворным автоэпиграфом, выражающим глубочайшее творческое удовлетворение филолога и поэта, который нашел свою форму для обличения советского тоталитаризма:

Здесь не оды и не переводы,

И увы, не ложатся в стихи

Комедийные эпизоды,

Трагедийной эпохи штрихи.

Заполняя судьбы своей квоту,

Здесь собрал я, насытившись всласть,

Непридуманные анекдоты

Про родную советскую власть.

Е. Эткинд называл это каким-то «новым жанром». Особенно понравилось А. Л. определение рецензента «Книжного обозрения» — «смешная, простодушная и страшная книга». Скромно добавим от себя, что это еще и трагикомическая малая энциклопедия советского абсурдизма, в ней диссиденство автора недвусмысленно подчеркнуто тоже стихотворным эпиграфом, которым Жовтис очень гордился, даже перевел на английский язык:

Среди баранов и овечек

И пролетариев всех стран

Я был баран-антисоветчик

И значит не совсем баран.

Так в один синомический ряд становились слова Жовтис — диссидент — антисоветчик — не совсем баран. По поводу последнего заметим — далеко не баран. Один из классиков марксизма, как известно, утверждал, что человек отличается от барана, прежде всего тем, что его инстинкт осознан. Знал бы он, что советская власть будет усиленно заниматься именно социальной баранизацией «человеческого материала» и достаточно преуспеет в этом деле, что процесс разбаранивания окажется сложным и долгим и что скромному еврею из Винницы выпадет трудная и почетная роль остаться человеком перед Молохом советского тоталитаризма!

5. ЗАКЛЮЧЕНИЕ, ИЛИ ЕЩЕ ОДИН НЕПРИДУМАННЫЙ АНЕКДОТ

В конце октября 1993 года поздно вечером мы возвращались с

А.Л. от А. Нурпеисова, которого в узком дружеском кругу поздравляли с 75-летием. Часть пути пришлось идти пешком, А. Л. чувствовал себя вероятно не совсем в своей тарелке — предстояла на днях операция на глазах. Говорили о всяких частностях, с паузами, чего обычно в общении с ним не бывало. Не позволил взять себя под руку и проводить по темному двору. Простились, как обычно, ненадолго… В нем удивительно сильно было развито чувство собственного достоинства и еще чего-то, о чем лучше рассказать, по его примеру, в жанре анекдота, тем более ему известного и тем более, что героем анекдота, с его собственной жанровой подачи, был он сам. Это всего лишь одна из попыток приблизиться к тайне Жовтиса, которую и сформулировать в словах вряд ли кому удастся. Потому что она, эта тайна, как и его анекдоты, была тоже непридуманной...

Как ни странно, этого человека многие боятся.

А он — типично грассирует, ходит зимой в мятой шляпе, левым плечом вперед. Росту маленького, а голос — высокий, задиристый. В общем ничего особенного — очкарик, щелкунчик, Александр Герцевич.

Но его боятся.

Он кое-что знает. Например, зачем нужны стихи и отчего вообще стих делается свободным, независимо от «верлибра».

Он переводит непереводимых корейцев и казахов, сто раз переведенных украинцев. В Голландии его уже считают корейцем, в Казахстане — переводчиком, а на Украине — своим казахстанцем. Человек мира, так сказать.

Он всегда доставлял немало хлопот. До недавнего времени — нашим главным органам, партийным и безопасности. Сейчас, как и всегда, — деканатам и ректоратам, блатным студентам, явным и «тайным советникам» вождей.

Он любит шляпу, потому что давно привык ходить под колпаком.

Его не любят потому, что его мятую шляпу хорошо знают и в ближнем и дальнем зарубежье, потому что он никогда не боялся утверждать, что у него всегда дело было в шляпе.

Быть его учеником — почетно и ответственно, потому что никто еще не превзошел его, как учителя. Потому что, если ты человек, то у тебя должны быть чистая совесть и приличные знания.

Я тоже побаивался его.

Потому что он — просто ЖОВТИС...

Сейчас к этому нужно добавить: если он и ушел, то, конечно, только в легенду.

Людвиг Брне (1786-1837), немецкий писатель, публицист и литературный критик, между прочим один из родоначальников жанра политического художественного фельетона-очерка как-то высказал интересную мысль, которая всплывает сейчас сама по себе:

«С тех пор как Пифагор в благодарность за открытие своей теоремы совершил свою гекатомбу богам, — при каждом новом открытии истины все скоты дрожат от страха..»

Пусть дрожат и дальше, ибо их количество обычно не убывает. И не для того ли А.Л. Жовтис остался в Казахстане, когда многие, с концом советской власти, бросились в различные зарубежья? Остался, чтобы быть нужным своему Отечеству всегда...

Будем достойны нашего великого современника!

2002