Страница - 18

Глава девятнадцатая

Каменный поток, прошедший по долине Айна-Куль, разрушил у беженцев надежду на близкую лучшую жизнь. Беда шла за бедой: погиб почти весь скот, при­гнанный из Китая.

Узнав об этом несчастье, Сагатов выехал с Глафирой Алексеевной в Талгар. Здесь, в довершение ко всем бе­дам, от загрязненной воды вспыхнул брюшной тиф.

Обкомовская пара гнедых рысцой бежала по ухаби­стой дороге. По обочинам ее высились стройные тянь- шаньские ели и карагачи. Из травы то и дело поднима­лись дикие голуби. Где-то близко выщелкивал волшеб­ные трели соловей, а на берегу горной речки застыла, навострив уши, дикая коза. Почуяв опасность, она скры­лась в ущелье.

Но любоваться природой Сагатову мешали думы о тяжелой судьбе беженцев и всех людей, пострадавших от наводнения.

За поворотом дороги, на крутом склоне, словно птичье гнездо, прилепилась мазанка. Рядом другая, третья. Гор­ный аул.

Обычно подъезжая к этому аулу, Саха видел мирную картину. На окраине паслось стадо. На пригорке стоял пастух, опершись на посох. Навстречу с лаем выбегали собаки. Возле дома, в тени, беседовали старики, а дети играли в асыки. Сегодня селение выглядело мертвым. Каменный поток разрушил дома, затопил скот в долине, смел огороды.

Оставшиеся в живых уйгуры, узбеки, казахи ушли в уцелевший аул Алма-Сай. Там они нашли укрытие под скалами, в шалашах, в тени деревьев.

Старик, встретивший Саху и Глафиру за аулом, пре­дупредил, что начальство волости еще вчера уехало в Талгар.

Каменный поток прошел очень близко к станице, на сама станица уцелела. Талгарские кулаки подсмеива­лись над казахами: православный бог оказался лучше мусульманского аллаха. -

Сагатов велел кучеру остановиться возле станичного совета. В накуренной канцелярии толпился народ. Сага- това узнали. Председатель уступил ему свое место за столом. Глафире освободили табуретку. Деловой раз­говор начался сразу же.

Положение было более серьезным, чем предполагал Сагатов. Люди остались без крова и жили под откры­тым небом. В аулах много раненых. Появилась заразная болезнь. Нет хлеба.

Глафира спросила у председателя волисполкома:

— Какой врач сейчас здесь работает?

— Никакого нет. Был один, да уехал. Говорит, приво­зите раненых в город. А казахи не хотят, пусть, мол, уми­рают дома.

— Тифозные есть?

— А мы что, доктора? Разве понимаем?

— Я поеду в аул,— сказала Глафира Сагатову.— Выясню, что нужно, и вечером вернусь!

Глафире дали проводника, и она уехала. Оставшись один, Сагатов провел совещание с членами станичного совета. Решили немедленно приступить к строительству саманных домов для пострадавших и обложить богачей чрезвычайным налогом — юртами и скотом...

Поздно ночью вернулась из Алма-Сая усталая Гла­фира. Она нашла Саху в станичном совете. Сагатов си­дел за столом. Перед ним тускло мигала коптилка.

— Я думала, ты спишь.

— Жду тебя!

— А если бы я не приехала, тогда что?

— До утра сидел бы! — с улыбкой ответил Саха и спросил: — Как дела в ауле?

— Положение серьезное. Есть искалеченные.

Она рассказала, какую картину ей пришлось уви­деть.

Выпив по стакану молока, они легли на полу в до­ме председателя и крепко заснули.

На другое утро Сагатов поехал с Глафирой в Алма- Сай. Надо было уговорить казахов разоренных аулов возвратиться на свои места. Божья кара — выдумка мулл. Следует объяснить народу, почему вода хлынула с гор.

На вершине Алатау лежит толстый слой льда. Ле­том он тает и питает русло Алматинки. Но если в горах пойдет теплый дождь, лед начнет так быстро таять, что вода хлынет потоком. Это и случилось несколько дней назад. Произошло стихийное бедствие.

Слова Сагатова были понятны старикам. Но все же... Что скажет мулла? Он объяснял иначе.

Сахе с трудом удалось убедить казахов вернуться на старое пепелище. Он сам поехал с ними и прожил в ауле несколько дней. Глафира в это время работала в Тал- гаре.

Саха сидел в волостном комитете партии и ждал се­кретаря. Вошел казах в изношенном халате, подпоясан­ный голубым кушаком. Он нерешительно огляделся по сторонам и робко протянул Сагатову сложенную вчетве­ро бумажку.— Что это?

— Постановление. Мы образовали ячейку в ауле Сары-Озек. Теперь мы все коммунисты.

— Как все?

— Так, все мужчины в ауле. Все до одного!

— А кто же за вас поручился?

— Мы ручались сами друг за друга!

Саха помолчал, с любопытством разглядывая ка­заха.

— Разве у вас в ауле все бедняки?

- Да.

— А почему вы решили вступить в партию?

— Нам сказали: «Коммунистам в первую очередь дают землю и скот».

— Только поэтому?

— Хотим помогать советской власти!

Намерение огульным порядком вступить в партию встревожило Саху. Он вспомнил: секретарь волостного комитета говорил ему о своем таланте вовлекать бедно­ту в ячейки.

Саха взял постановление и сказал:

— Волостной комитет разберется!

Казах приложил руку к сердцу, поклонился и ушел удовлетворенный.

На другой день в волком приехал другой казах, то­же с бумажкой.

— Откуда? — спросил секретарь комитета,

— Из Сары-Озека!

Саха насторожился,

— Что это?

— Постановление,

— О чем?

— Мы устроили в ауле коммунистическую ячейку.

— Вчера же привезли постановление? — удивился Саха.— Зачем второй раз?

— Та ячейка байская. Мы в нее не пошли. Мы бед­няки!

А вечером прискакал третий гонец из Сары-Озека, привез еще новое постановление и объяснил:

— Те две ячейки создали баи. У них идет родовая борьба. А вот наша — самая бедняцкая... Бедней во всем Джетысу нет!

Сагатов созвал членов бюро волкома,

— Кто это загоняет людей насильно в партию? — спросил он.

Члены бюро молчали. Пока Саха говорил, секретарь тихо поднялся и попросил своего соседа — председателя волисполкома:

— Веди заседание вместо меня. Я сейчас;

Стали искать виновника огульного приема казахов в партию. Один из членов бюро подал голос:

— Это маневр самих баев!

Другой робко пояснил:

— Секретарь укома говорил: чем больше коммуни­стов, тем лучше!

Тут Сагатов заметил отсутствие секретаря. Куда он делся? Окно было открыто. В глубине сада кто-то копо­шился —• то присядет, то выпрямится.

Он тихо спросил у председателя волисполкома:

— Кто это?

— Секретарь.

— А что он делает там?

— Молится!..

— Что-о?!

Один из членов бюро охотно сообщил:

— В уборной у него стоит медный чайник для обмы­вания перед намазом.

— Как вы это терпите? — возмутился Саха.

— Разве коммунист не может верить в бога? — спро­сил председатель волисполкома. В голосе его прозвуча­ло искреннее изумление с явным оттенком негодования.

Секретаря волкома Саха решил немедленно исклю­чить из партии...

Глафира Алексеевна открыла больницу в Талгаре. Из Алма-Сая привозили раненых — тяжелых сразу же отправляли в город, легких оставляли лечить на месте. Круглые сутки Глафира не выходила из больницы.

Когда приехал Сагатов, он не узнал ее. Она похуде­ла, под глазами появились синие круги.

— Ну почему ты так мучаешь себя? — не удержался Саха от упрека.— Глаза совсем провалились.

— Пустяки. Я просто не высыпаюсь.

В эту минуту в палату внесли на самодельных носил­ках мальчика. Саха хотел уйти, но Глафира удержала:

— Подожди, пойдем вместе!..

Она многозначительно посмотрела на носилки, давая понять, что ей еще придется поработать.

— Как тебя зовут, джигит?                             .

— Айдар! — тихо ответил мальчуган. Лицо его иска­зилось от боли.

— Очень красивое имя...

Сагатов следил, как Глафира тонкими пальцами про­ворно развязала бинты и отбросила шину. .

— Надо наложить гипс.

— Перелом?

— Да. Еще день, и было бы поздно. Ноги срослись бы криво... Ну, Айдар, не унывай... Станем тебя лечить, поправишься, вырастешь, и девушки не будут дразнить тебя кривоногим.

 От слов Глафиры веяло душевной теплотой. Она шу­тила с больным, а неутомимые руки незаметно делали свое дело — обкладывали ногу гипсом.

Не успела Глафира закончить перевязку, как к воро­там больницы прискакал на взмыленном коне всадник.

— Сагатов у вас? — крикнул он сиделке, не слезая с седла.

— Какой Сагатов? Здесь сейчас больница...

— Секретарь обкома. Сказали, сюда пошел...

Услышав в открытое окно этот разговор, Саха тороп­ливо вышел на крыльцо.

— Кому здесь нужен секретарь обкома?

— Товарищ Сагатов? Я — сотрудник Чека. В Кастеке заваруха... Второй день идет бой...

— Кто вас послал?

      — Басов.

Через несколько минут Саха с Глафирой мчались в Верный.