Страница - 47

ТРЕТЬЯ ЧАСТЬ. Глава первая

Аскар стоял на улице и читал вывеску — «Городской комитет Коммунистической партии». Он читал внима­тельно и серьезно, будто в первый раз. Вот наконец-то совершилось то, о чем он мечтал в течение пятнадцати лет. Сейчас он поднимется по лестнице, постучится в кабинет первого секретаря, попросит его выслушать и расскажет ему все. Долго он не мог решиться на этот шаг, но вот решился. И это уж твердо. Если бы он да­же встретил сейчас Айшу и она позвала его на озеро, он все равно прошел бы мимо и даже не ответил ей.

Аскар поднялся на второй этаж и вошел в приемную.

— Вам кого? — сидевшая за бюро пожилая женщи­на подняла на него глаза.

Он сказал, что первого секретаря.

— Сейчас он на совещании,— ответила женщина.—  Он вас вызвал?

— Нет,— робко ответил Аскар.— Я сам! А разве обязательно вызов?

— Нет, совсем это не обязательно,— успокоила его. женщина,— только тогда вам ждать не пришлось бы! Как ваша фамилия, я запишу.

— Врач Сагатов... Реабилитированный.

Женщина понимающе кивнула головой и, записав что-то на листе бумаги, ласково сказала:

— Так я вас попрошу, зайдите, товарищ Сагатов, во второй половине дня, я доложу.

Ему показалось, что посетители, сидевшие в прием­ной, смотрят на него и улыбаются — вот, мол, еще один воскресший.

Аскар поблагодарил, попрощался и вышел. На лест­нице у дверей он чуть не налетел на какого-то человека, сказал «извините» и вдруг застыл от изумления — он увидел узкие бегающие глаза за стеклами очков, тонкий острый нос, очень знакомое лицо.

«Господи, да ведь это же Муслим,— ударило его вдруг. Он остановился.— Да, Муслим, вот он весь от головы до пяток. Так что же теперь делать? Остановить его? Сбить с носа очки? Сказать, что он все про него знает?»

Но Муслим тоже узнал Аскара и быстро прошмыг­нул в дверь. Экая жалость... Ну, ладно, не в последний раз они встретились. Будет у них еще крупный разго­вор. Будет!

День выдался жаркий. Люди искали тень и стара­лись не идти по солнцепеку. Кто сидел под деревом на лавочке, кто стоял в тени домов. Но Аскару казалось, что все смотрели на него, даже ласточки и те чирикали: «Знаем, знаем!» И детишки, что играли возле арыка, тоже смотрели на него и улыбались. И Аскар тоже улы­бался им. Какая все-таки кипучая, прекрасная жизнь цвела, играла, двигалась вокруг него! Что говорить, в ней много горя и страданий, но разве они сделали ее менее желанной?

Аскар шагал по скверу и уже не думал ни о сегод­няшней встрече, ни о том, что она для него означала. Он думал о себе.

«Да,— рассуждал он. сам с собой,— мы, Сагатовы, тесно связаны с историей родной страны. Нас из нее ве вычеркнешь и не выбросишь. Все мои родичи зна­мениты по-своему. Про прадеда моего, семиреченского ювелира Сагатова, говорили, что он такой мастер, что может выгравировать на поверхности конского зуба тот стих Абая, который особенно любил повторять: «Как мне быть темным, если я человек?» Какой это был ве­селый, обаятельный, жизнерадостный джигит, первый запевала и танцор во всей округе... Сын его, Жунус, тоже был знаменит, он исколесил всю Среднюю Азию— был у эмира бухарского и у басмачей — и отовсюду вы­шел цел и невредим. О его находчивости, смелости и мужестве рассказывали легенды. Внук этого Сагатова и сын Жунуса, Саха, участвовал в установлении совет­ской власти в Семиречье. Тяжелая участь выпала на его долю, он погиб где-то на Севере. Зато жив он, Ас­кар, внук Сагатова, младший сын Жунуса. Он перенес все и ни разу не покривил душой, ни разу не попросил у врагов пощады. Еге племянница теперь инженер, она варит первосортную сталь и, значит, крепко хранит честь своего рода. Да, это славный род, он никогда не отрывался от народа.»