Страница - 50

                                                                          .

Глава четвертая

Ораз сидел у обрыва и смотрел вниз на озеро. За плечами у него ружье. Он сегодня урвал свободное вре­мя и убежал в горы. Погода стояла тихая, прохладная, лишь иногда набегал ветерок, но все небо было в ту­чах. От края самой далекой тучи, что стояла над гори­зонтом, тянулись бурые полосы. Это в Караганде шел дождь. В такую погоду архары пасутся, как овцы. Вот жалко, автомобиля Ажар не дала. Спрятала ключ да и все: «А то будешь разъезжать со своей Дамеш!» — закричала она. Вот пришлось идти пешком.

С горы видно было, как по озеру бежали белые и си­зые волны. В прошлом году Геннадий чуть не утонул здесь: ловил с лодки рыбу, и вдруг лодка опрокинулась. Пришлось спасаться вплавь. Ладно! Что Оразу до охо­ты? Что Оразу до погоды? Все мысли у него о Дамеш. И во сне и наяву он видит ее и всегда по-разному. Иног­да она проходит мимо, как будто не замечает его, а иногда протягивает ему руки и манит: «Иди! Иди сюда, милый! Я тебя люблю...» Ох, если бы этакое увидеть и наяву! Поцеловал же он ее только один раз. Это было

давным-давно, когда она ходила в школу. И случилось это тоже в горах.

Они вместе решили собирать цветы. Очень красивые цветы росли в этих местах. И фиалки, и горные пионы, и еще какие-то ночные огоньки, и другие цветы со столь же прихотливым названием. Пошли они вдвоем — она и он. Дамеш шла впереди. Взбирались они весело, шум­но, пели, смеялись, а взобрались, вдруг замолчали н притихли. Дамеш отошла в сторону, и тут Ораз увидел у себя под ногами редкий прекрасный цветок. Он назы­вается по-казахски Айгуль, что означает «лунный», Ораз так обрадовался находке, что закричал во весь голос:

— Дамеш! Посмотри-ка, что я нашел!

Она откликнулась не сразу, и ему еще несколько раз пришлось позвать ее. Зато как она обрадовалась, когда прибежала и увидела, зачем он ее позвал. Айгуль был большой, круглый, великолепного фиолетового цвета, и Дамеш от восхищения даже захлопала в ладоши.

— Ну, рви,— сказал ей Ораз,— это твой.

Но Дамеш не решалась сорвать цветок. Она стояла над ним, протягивала руку и снова отдергивала её. Тог­да Ораз сорвал цветок у самого корня и протянул ей. Вот после этого Дамеш и поцеловала его в губы. И хотя этого больше не повторялось никогда, но поцелуй ее он запомнил навсегда. И поэтому, когда через много лет они встретились снова, он сразу же забыл все на све­те, и прежде всего свою простушку-жену.

Дни и ночи теперь думал он о Дамеш — высокой и стройной, светлолицей и пышноволосой, с сияющими глазами и нежным голосом. Голос ее сводил его с ума. Он слышал его даже во сне. Ораз любил Дамеш и не мог ее понять, уж слишком она была разная: он видел ее то робкой и стыдливой, краснеющей от каждого не­осторожного замечания, то бойкой, разбитной, с острым языком и смелыми манерами. И ведь никогда нельзя было заранее угадать, что на нее найдет и какой она предстанет сегодня...

А ведь если сейчас говорить начистоту, он очень ви­новат перед ней: Дамеш сняли с работы, а он даже н не поговорил с ней. А он мог бы помочь ей, на то у него и депутатский билет в кармане... Ладно! Она сама этого не хочет, она ждет Каира! Пусть ждет.

Уже становилось темно — очень быстро темнело в

этих местах. Ораз спустился с горы и пошел домой. Идти приходилось задами, огородами, надо было пере­лезать заборы и плетни. Наконец он подошел к дому Дамеш. Среднее окно было ярко освещено. Видно было, что два человека сидели и разговаривали. Ораз сразу узнал их: это были его отец и Дамеш. Ораз прислушал­ся. Голос у старика резкий и раздраженный.

— А я тебе говорю, ни за что я здесь не останусь. И не проси меня, пожалуйста. Соберусь и уеду. И ты по­езжай со мной, не бойся, не пропадешь... Таким, как ты, везде место найдется. Я вчера написал старшему сыну, чтоб он приезжал за нами.

Видно было, что старик бунтовал. Его обидели, и похож он был на старого коня, который сбросил узду, а теперь норовит сбросить и всадника. Дамеш опять что-то возражала. Кажется, она просила его не торо­питься и напоминала его любимую пословицу: «У всех невзгод конец Счастливый». Но старик ничего и слушать не хотел.

— Тебя выгнали из цеха,— услышал Ораз его сло­ва.—Я работать на заводе уже не могу, Ораз от нас ушел, так чего нам здесь оставаться? Когда все было как следует, нас уважали. А теперь уже этого нет.

Дамеш опять начала что-то говорить, но Ораз не мог разобрать что. Ему стало неприятно, что он сделался невольным свидетелем их разговора, поэтому, сорвав­шись с места, он сначала быстро пошел, а потом почти побежал к озеру. Там было светло и шумно. Посередине озера стоял сверкающий огнями трал. Производилось углубление дна, и издали трал можно было принять за корабль. К тралу шла лодка. Лунный свет освещал эту лодку, черную воду, двух девушек на веслах. Девушки гребли, смеялись, о чем-то громко разговаривали. И вдруг Ораз круто повернулся и побежал обратно к дому Дамеш.

Она была одна, сидела и читала. Увидев Ораза, Да­меш вскочила со стула и пошла к нему, навстречу. Он поглядел на ее перепуганное лицо и засмеялся.

— Нет, больше ничего не случилось,— сказал он.— Просто гулял и вот зашел. Ну, как ты живешь?

Он видел, как она осунулась за эти дни, побледнела, как провалились ее глаза. Здороваясь, она протянула руку, и он почувствовал, что пальцы ее дрожали.

— Жалко, что ты опоздал! — сказала она.— Тут только что был ата. Ух, разбушевался старик, хочет все бросить и уехать! И меня зовет с собой! А виной все­му ты. Если, говорит, Ораз ушел от нас, так что же нам тут делать? Видишь, что ты натворил! Ну, как ты? Все еще в доме отдыха? Слушай, в чем дело? Почему ты ушел из дому?

Ораз пошел в глубь комнаты, сел на диван. Да, Да- меш не изменилась — спрашивает, а отвечать не дает.

— Почему ушел, спрашиваешь? — проговорил он за­думчиво.— Хочешь знать всю правду?

Она вспыхнула, но сейчас же овладела собой и от­ветила:

— Ну, конечно.

— Так я тебе скажу. Я разлюбил Ажар! Ну, что ты молчишь?

Дамеш ответила с трудом:

— Странно... Где же у тебя были глаза, когда ты сватался? Заморочил девушке голову и бросил. Так?

— Я женился не по любви, а от злости,— сказал Ораз.— Я женился потому, что здорово разозлился на тебя.

— Вот как! — воскликнула она, но голос ее дрог­нул.— За что же ты мог на меня разозлиться? Вот ты женат, а я ведь до сих пор одна. Ты же мне и не гово­рил ничего.

— Да я бы сказал,—ответил он, мучительно мор­щась.— Я бы сто раз сказал... Когда бы не испугался, — Кого? — спросила она с изумлением.

Она и в самом деле была поражена его словами.

— Да тебя. Тебя же я и испугался,—ответил Ораз — Образования твоего... Я боялся... Ты вот инженер, а я кто? Медведь в лесу, а не человек.

— Вот это новости,—тихо сказала Дамеш.—Нет, ты определенно решил меня сегодня удивлять. Коммунист, знатный сталевар, герой, и, оказывается, он медведь, а не человек. Нет, друг, не в этом дело. Ты просто не по­желал меня ждать. А женился и пожалел, что женил­ся,— вот от этого все и пошло.

Она подошла к окну и села так, чтобы лица ее не было видно.

— Ну, а теперь,— спросил он тихо,— теперь, когда мы снова встретились, это уже совершенно непопра­вимо?

Она ответила, не поворачиваясь к нему лицом:  — Ну, конечно! Разве ты не понимаешь... У тебя же семья — сын, жена. Нет-нет, живи с ней мирно и спо­койно, иначе мы поссоримся.

— Поссоримся? — усмехнулся он.

 — Да!—ответила она.—Поссоримся. И даже всерьез. И не обижай отца! Думай, пожалуйста, хоть об этом...

Она сказала это серьезно и строго.

«Ну что ж,— подумал Ораз,— все ясно, что же тут еще переливать из пустого в порожнее».

Он быстро попрощался и вышел.

На другой день после работы Ораз взял у Геннадия мотоцикл и поехал на охоту в Кызылтау. Ему необходи­мо было собраться с мыслями. Но охотиться было еще рано. Охотничий сезон еще не начался, у него могли и ружье отобрать, и оштрафовать, и акт составить. Но сей­час Ораз об этом не думал. Главное — никого не видеть и не слышать: измотаться, промерзнуть, вернуться до­мой еле живым от усталости, броситься на диван и за­снуть.                                                                              -

Места, по которым он ехал, были ему хорошо знако­мы. В прошлом году он уже был тут с отцом, и тогда отец говорил, что охотиться нужно не здесь, а южнее, на склоне горы: там и архары, и лисицы, и зайцы. Архаров особенно много, часам к двенадцати дня они выходят стадами на водопой, и тогда бей их, как овец. Эх, застре­лить бы парочку! Одного отдать Дамеш, другого Була­ту. Вот, мол, сестрица дорогая, как я помню твои поже­лания! Живу с Ажар душа в душу, не ругаюсь, не ссо­рюсь. Да, пожалуй, с такой поживешь... Как что — так скандал, как что — так ревность, слезы и брань. А тут еще на работе неприятности. Вон бригаду подвел, звание проморгали! Тут есть от чего с ума сойти. Есть, есть, Дамеш... Поверь моему слову, что есть!

На лицо Ораза упала капля. Он взглянул на небо: ну, так и есть — дождь! Все небо заволокло тучами. Гро­за идет с баян-аульских гор. «Да,— подумал Ораз,— как раз по пословице про неудачника: «Как воровать пошел, подумал он смутно,—по ночам они выходят на добычу. В кармане, кажется, у меня были где-то спички. Вот куст таволги. Если обломать сухие сучья да запалить их, волки не сунутся — они боятся огня».

И вдруг он услышал вой. Прислушался, но никак не мог понять, показалось ему или нет. Говорят, волк чует человека за версту... Может быть! На то он и волк, чтоб чуять. Обязательно нужно набрать сушняк и разжечь костер.

И Ораз пополз к соседнему кусту. Ладони его рук были влажны от крови, и к ним прилипала сухая глина и мелкая галька. Это причиняло такую боль, что по ще­кам все время текли слезы. Впрочем, сейчас страх силь­нее боли. Вот справа от него явственно послышался шорох. И не поймешь, сухая ли это глина сыплется, или волк идет.

Нет, надо обязательно доползти до таволги и раз­жечь костер, тогда он спасен! Он снова выползал из кустов и опять, ободравшись до крови, добрался до откры­того места. Все время около него слышались чьи-то мяг­кие шаги, шорох, скрежетание когтей о гальку... Қонечно, это волки. Он знает, они не сразу набрасываются на человека, а ждут, чтобы тот выбился из сил.

И вот они, вот зеленые огни — волчьи глаза! И нет ни ножа, ни палки, ни даже камня! Одни спички... Что же! Он будет зажигать их и бросать в самую морду зве­ря, пока останется хоть одна спичка. И еще он будет смотреть прямо в глаза волку. Потому что, если смотреть ему прямо в глаза, зверь трусит, пятится, поджимает хвост и уходит прочь.

А шорохи множатся... Теперь они окружают его со всех сторон. Целая стая волков собралась здесь. Куда же завалился этот проклятый коробок? Он шарил по карманам, нашел его, вытащил спички, зажег и бросил одну за другой на куст. Тот загорелся сразу со всех сто­рон, горел шумно и весело, трещал, заливал все жаром и золотым светом. Стало очень жарко, потому что огонь охватил Ораза, и он опять потерял сознание.

 Спокойная и тихая ночь... Крутой склон, куст тавол­ги, около него лицом к земле человек. Мертв он или жив? Кто же это поймет?

  Геннадию снилось, что он прошел мимо стула и задел часы, часы упали и разбились. От испуга он проснулся, зажег настольную лампу и увидел: часы действительно стали. Года два тому назад в день рождения их подарил ему Ораз. С тех пор они шли безотказно, и вот вдруг остановились. Старики говорят, что это плохая примета. Действительно, трудно им не поверить — ведь Ораз до сих пор не вернулся, а обещал привезти ему мотоцикл еще засветло. Тут есть от чего забеспокоиться. Мотоцикл у Геннадия старый, с капризами и заскоками, дорога же в горах крутая, отлогая, мало ли что может на ней случиться?

Геннадий сел на постель, взял со стула папиросы и закурил. Да, неладно, неладно... Заночевать в горах Ораз не мог, он же не взял с собой ничего теплого. Зна­чит, нужно что-то предпринимать. Ведь он, Геннадий, обязан Сразу жизнью.

Дело было так. В прошлом году Геннадий пошел удить рыбу, взял на пристани лодку и выехал с ней на середину озера. Так удят настоящие рыбаки. Но у настоящих-то рыбаков рыба клюет, а у него нет. Он уж хотел повернуть к берегу, как вдруг леску сильно дер­нуло.

«Главное, сразу подсечь, так, чтобы она не успела оборваться,— подумал Геннадий и дернул леску изо всей силы. И тут вдруг она взметнулась, а он потерял равновесие и ухнул в воду. Выплыть обратно он уже не смог, так как лодка покрыла его сверху, как крышка гроба. Он уже изрядно нахлебался воды, отяжелел и не мог не только плыть, но и держаться на поверхности. Уходя под воду последний раз, он увидел над собой жел­тые, зеленые круги, прозрачную светлую прозелень и по­терял сознание. Очнулся он уже на берегу. Над ним си­дел Ораз и делал искусственное дыхание. Оказывается, вместе с Кешей они стояли на берегу озера, болтали, смеялись, смотрели, как Геннадий ловит рыбу. Ораз по­спел ему на помощь как раз в ту минуту, когда он уже лежал на дне. Да если теперь что-нибудь случится с Оразом, Геннадий всю жизнь будет чувствовать себя преступником. Геннадий не допустит, чтоб Ораз погиб. А кроме всего прочего Ораз — замечательный парень. Даже помимо того, что он друг Генки и спас ему жизнь, он вообще прекрасный человек, мастер своего дела—не зазнайка, не рвач, ему никогда не нужно больше того/ что получат его ребята. Когда бригада работает, Ораз тоже не сидит сложа руки. Он ходит, смотрит, помогает, учит новичков. Никогда не ругается, ни на кого не кри­чит. А его недоброго слова или насмешки боятся все. «Эх ты, шляпа»,— скажет Ораз, как будто бы шутя, ра­бочему, и тот сразу же готов провалиться сквозь землю. А ведь что греха таить, есть бригадиры, которые любят еще поорать да поиздеваться. Нет, если такого, как Ораз, потеряешь, то не скоро сыщешь.

Геннадий бросил папиросу, завел часы и снова лег. Но заснуть он уже не мог. Всякое лезло ему в голову: и авария, и несчастный случай, и зверь всякий. Наконец, едва дождавшись утра, он встал и побежал к Куану. Улицы еще были пусты, автобусы не ходили, но завод­ские машины уже появились.

Геннадий добежал до дома Куана и постучал кула­ком в окно. Ему открыли не сразу, и Гена, дожидаясь, чуть не вышиб окно. Наконец Куан откинул засов и по­явился перед Генкой заспанный, взлохмаченный, босой.

— Ты знаешь,— сказал Геннадий,— Ораз вчера уе­хал и до сих пор его нет.

Куан, недовольный, что его разбудили, не разделил страха Генки.

— Ну, заночевал в горах и все,— сказал он.— Или заехал куда-нибудь на обратном пути, мало ли что бы­вает?

Решив, что тут толка не добьешься, Геннадий побе­жал дальше, к дому Курышпая.

Старик не спал и возился у себя во дворе. Геннадий, увидев его через щели забора, постучал в ворота. Ку- рышпай подошел, держа топор в руке.

— Ораза у вас нет? — спросил Геннадий через ка­литку.

— Нет,— ответил старик.— А что такое?

— Как уехал вчера на охоту, так до сих пор не вер­нулся.

— Так,— старик остановился, что-то обдумывая,— Ну, стой, я сейчас вынесу тебе ключ от машины и ото­прем гараж. Поезжай в горы.

Через десять минут Геннадий уже был на дороге.' Через полчаса — в горах.

Утро стояло ясное и солнечное, дорога была ему хо­рошо известна. Он ехал медленно — склоны, повороты, объезды, переходы. Место крутое, дикое — только зазе­ваешься и полетишь.

Узкая дорога вилась, кружилась и вдруг круто взле­тела вверх, а потом пошла куда-то под откос. За дорогой надо все время внимательно следить. И потому еще он ехал так медленно, что приглядывался к дороге. Если мотоцикл Ораза сорвался в пропасть, обязательно оста­нутся следы на откосе. И вот на одном месте, где пово­рот был особенно крутым, он увидел на обочине взбо­рожденную землю, помятые кусты и совсем свежий след от катившихся вывороченных глыбин.

Геннадий остановил машину, выскочил из нее и, дер­жась за кусты, начал осторожно спускаться. Да, сом­ненья нет, несколько часов назад тут, ломая ветки, выворачивая камни, оставляя за собой широкую бороз­ду, летела вниз машина. Но задержали ли ее по дороге кусты, или она так и рухнула в пропасть? Сумел ли Ораз во время падения соскочить или расшибся вместе с ма­шиной?

Геннадий спустился еще ниже и увидел мотоцикл. Он лежал на боку, зацепившись за большую глыбину. Рядом валялась кепка Ораза. Но где сам Ораз? Хва­таясь за кусты, Геннадий спустился еще на несколько метров и тут увидел Ораза, лежащего около куста лицом вниз. Около головы его и рук натекло порядочно крови. Неужели мертв? Геннадий наклонился и приложил ла­донь к виску Ораза. Пульс был, хотя и очень слабый и неровный,— то пропадал, то появлялся, но все-таки он был. Значит, жив»,— подумал Геннадий.

Осторожно, держась за кусты, он повернул Ораза на спину, достал из кармана термос и влил ему в рот не­сколько капель воды. Подождал, пока тот проглотит, и влил еще. «Надо его немедленно в больницу,— подумал Геннадий,— может быть, он головой стукнулся. Только как же я его потащу? Конечно, на спине! Ну, а если сор­вемся? Ну, тогда смерть обоим...»

Геннадий взвалил Ораза на спину и полез вверх, хватаясь за колючий кустарник. Первые несколько мет­ров они прошли довольно легко, а лотом он почувство­вал жгучую боль в ладонях. Посмотрел — все руки в ссадинах. «Эх, плохо,— подумал он,— не ухватишься за куст и полетишь». Он дополз до крошечного выступа и

положил Ораза около куста. Потом снял с себя рубаху, разорвал ее на полосы и обмотал ими ладони. Хвататься за кусты стало труднее, но боли уже не было. К полудню он выполз к дороге и вынес Ораза к машине.

Никуда не заезжая, Геннадий поехал прямо в боль­ницу и отнес Ораза в приемный покой. Когда он вер­нулся к машине, вокруг нее уже толпились люди. Все знали, что с Оразом случилось на охоте несчастье, его привезли сюда еле живого. К Геннадию торопливо под­бежал Курышпай, за ним — Аскар.

Старик был очень бледен.

— Жив? — спросил он тихо.

— Жив, жив,— ответил Геннадий весело.— Еще сто лет проживет. Ушибся только.

Он махнул рукой (ну что, мол, говорить о пустяках) и хотел уже пройти мимо, но старик опять схватил его за локоть.

— А руки, ноги у него ничего?

— Конечно, ничего, не волнуйтесь,— улыбнулся Ген­надий и отошел от них.

— Что, правду он говорит? — спросил старик у Аскара.

— Наверно, правду,— ответил Аскар.— Вы подож­дите-ка меня здесь, а я схожу к Айше и все у нее узнаю.

Айшу он встретил на лестнице. В белом халате и в круглой белой шапочке, она спускалась вниз. Увидев Аскара, остановилась и сказала:

— Еще рано, ничего не знаем. Вот сейчас снесем его в операционную, там будет видно.

— Он будет жив? — спросил Аскар.

Они стояли на лестнице. Он ниже, она выше— и смотрели друг на друга.

— Жив-то он, конечно, будет,— ответила она, хму­рясь.— А вот ходить... Ну, да посмотрим! Он парень мо­лодой, сильный, сделаем все, что можем.                       '

Она пошла было вниз, но потом снова остановилась.

— А ты здесь с кем?

— С его отцом,— ответил Аскар.

— А жена?

Аскару тоже приходило это в голову — где же Ажар?Но сейчас, когда его спросили об этом, он ответил очень спокойно и твердо:

— Она еще не знает.

Айша кивнула головой и пошла вниз. Видимо, она предпочитала не иметь дела с женами.

— Подождите меня в приемной, я выйду к вам сейчас же после операции,— крикнула она снизу.

Когда Аскар вернулся, рядом со стариком сидела Ажар; лицо у нее было заплаканное, глаза красные.

— Жив, жив,— сказал ей Аскар.— Сейчас его поне­сут в операционную. Будут кости проверять. Доктор го­ворит: ничего серьезного! Ах, Ораз, Ораз! Под счастли­вой же звездой ты родился, если после такого остался жив... Значит, еще сотню лет проживешь.

Қурышпай подошел к Генке и молча крепко пожал ему руку.