Страница - 10

Торговать лицом не умею

Мне часто предлагают сниматься в разных проектах только из-за того, чтобы появилось мое лицо. На такого рода предложения я обычно отвечаю: на кой черт мне такие деньги, которые уносят авторитет? После «Кыз Жибек», «Конца атамана» и «Транссибирского экспресса» я стал очень разборчив в выборе новой работы. Согласие даю, только когда сценарий греет меня и я чувствую, что будет успех. А молодым актерам советую: у вас не тысяча лиц, чтобы разбрасываться ими. Берегите лицо для сцены.

Сейчас вот появилась такая профессия -тамада. В молодые годы и я тамадил, правда, на общественных началах. А сейчас мне совершенно непонятно: как же так, сегодня ты торгуешь своим лицом на свадьбах, а завтра играешь Отелло? Это непрофессионально.

Многие, я уверен, знакомы с творчеством Болата Абдильманова. Очень талантливый актер, он успел создать на сцене запоминающиеся образы, его игра не оставляла зрителей равнодушными. Но в один прекрасный день Болат разругался с руководством и ушел из театра. Очень пластичный, вдумчивый артист, он где-то пытается сниматься, но большей частью зарабатывает на жизнь тем, что тамадит. Там наверняка платят гораздо больше, чем в театре, но ведь актерское лицо и авторитет не купишь ни за какие деньги. Мне очень обидно за Болата. Он да и все другие, кто думал, что на время расстается с театром, забывают судьбу, постигшую замечательного мастера Нурмухана Жантурина. Как он фактурно и мощно играл на сцене Ауэзовского театра Чокана Валиханова, а сколько было экспрессии в его Яго! Это было нечто невероятное, непостижимое. Видя Жантурина в этих ролях, я мечтал, что тоже когда-нибудь смогу играть так, как он. Но этот актер-личность не сошелся в каких-то вопросах с Мамбетовым, главным режиссером Театра имение Ауэзова, и ушел в кинематограф. Сыграл десятки-ролей в кино, но ни одна, как мне кажется, не стала этапной. Получилось как в той пословице: обидевшись на вошь, сжег свой тулуп. А ведь Нурмухан Жантурин имел все основания стать актером шекспировского масштаба.

По мне, так уж лучше как-то договориться, найти компромисс, чем рисковать делом, которому ты посвятил жизнь. У меня самого таких моментов, когда можно было обидеться, встать в позу и бросить театр, было немерено, но держался до последнего.

Кайф и драйв: «Транссибирский экспресс»

«Транссибирский экспресс» появился благодаря Шакену Кенжетаевичу Айманову, хотя его к тому моменту, когда была задумана картина, уже не было в живых. Казахская песня «Жиырма бес» («25») в исполнении Шакена Кенжетаевича, которая звучит в финале картины, должна была напомнить зрителям его последнюю картину «Конец атамана».

История появления «Транссибирского экспресса» такова. Мы с Эльдором Уразбаевым -он ведь тоже ученик Айманова - сидели однажды у меня дома и вспоминали Шакена-ага. Прошло уже пять лет со дня смерти Айманова, приближался его очередной день рождения.

- А давай снимем фильм в память о нем, - предложил вдруг Эльдор. - Пусть это будет продолжение «Конца атамана».

Я сразу подхватил эту мысль. У каждого из нас был свой сюжет будущей картины. Потом к сценарию подключились семья Михалковых и Александр Адабашьян, тоже дружившие с Шакеном-ага. На одном дыхании, за какие-то месяц-полтора, они написали легкий детектив. И в том же 1976 году мы приступили к работе.

Этим фильмом мы, по сути, продлили жизнь Касымхана Чанышева, судьба которого сложилась трагически. В 20-х годах Чанышев возглавлял жаркентскую милицию. Осуществил успешную операцию по ликвидации генерала-белогвардейца Дутова (именно эта страница его жизни легла в основу фильма «Конец атамана»). Однако, несмотря на заслуги, ему припомнили байское происхождение, и Чанышев вынужден был скрываться. Умер, говорят, в бегах.

Но если в реальной жизни прототип Чадьярова погибает в безвестности, то в кино жизнь его продлилась. В «Транссибирском экспрессе» повзрослевший и возмужавший Чадьяров борется уже с внешними врагами.

«Транссибирский экспресс» должен был стать для меня фильмом, после которого я окончательно утвердился бы как киноактер. Мне вот-вот должно было стукнуть 40, а к этому рубежу творческий человек обязан подойти в полном, как говорится, вооружении.

«Кайф» - вот так назову работу над этим фильмом. К своей роли я относился более чем требовательно. После просмотра экранных проб Эльдор подозвал меня: «Асеке, посмотри». Меня ни в чем не надо было убеждать - только бросив взгляд на экран, сразу сказал: «Понял. Дай дней двадцать».

Это сейчас в любом доме можно найти какие хочешь тренажеры, а тогда, во времена тотального дефицита, ничего не было Поэтому я в тот же день побежал к Егизбаеву - главному профсоюзному деятелю республики. «Нужна путевка, - говорю, - мне срочно нужно похудеть». Тот сразу позвонил в Ессентуки, в единственный на весь Союз санаторий, где применяли механотерапию. Главврач санатория завопил: здесь сейчас отдыхают и лечатся 60 человек из Казахстана, хотя путевок выделялось всего сорок... «Но для артиста ты найдешь еще одно место, - не слушая объяснений, оборвал его наш профсоюзный бог. - Устраивай его хоть в своем кабинете».

И я действительно жил в кабинете главврача. Пил знаменитую минеральную воду, немного завтракал, обед делил с другом, а ужин отдавал врагу и усиленно занимался - «ездил» на механическом верблюде, «скакал» на такой же лошади. И за каких-то 20 дней похудел на 8 килограммов. В Ессентуки я уезжал в костюме 52-го размера, в Алма-Ату вернулся с 48-м размером.

Снимали мы в Джамбулской области, на железнодорожной ветке Каратау - Жанатас. Эти места сплошь заселены моими родственниками и друзьями детства. В первый же день съемок я заехал к ним. Поздоровался со всеми за руку и предупредил, чтобы недели на три оставили в покое. Никаких застолий! В Каратау взял в гостинице отдельный номер и после съемок никого не пускал к себе. Чтобы снова не набрать вес, отказывался от всех компаний, мое меню состояло в основном из чашки кофе и крохотного бутерброда.

Зато остальные члены съемочной группы, а она состояла из московской, ленинградской и алматинской молодежи, отрывались по полной программе. Лето, жара, а им хоть бы что. Вечеринки и банкеты были каждый день, а какие романы назревали! Нонна Терентьева в процессе съемок вышла замуж за ассистента оператора, Наталья Аринбасарова сдружилась с Эльдором Уразбаевым, а потом вышла за него замуж.

«Транссибирский экспресс» был дипломной работой теперь уже знаменитого оператора Вадима Алисова, будущий директор «Казах-фильма» Анара Кашаганова работала у нас организатором съемок Утром в шесть мы потихоньку трогались из Каратау. Нас так и объявляли на станциях: «Прибыл 2001-й поезд. Транссибирский экспресс». Съемки проходили в раритетном вагоне, выпущенном еще в 30-х годах.

К обеду прибывали в Жанатас. Снабжение в этом городе, который обеспечивал весь Союз фосфоритами, было московским. Моя двоюродная сестра Амантай уже ждет нас с обедом и ящиком дефицитного чешского пива. Я брал себе бутылочку, а остальное доставалось съемочной группе.

Потом мы трогались в обратный путь. В Каратау прибывали в полночь, а иногда в два-три ночи. В перерывах между съемками отсыпались в спецвагоне с кондиционером. В общем, совмещали приятное с полезным.

Я кайфовал в этой картине не только потому, что съемки шли легко и азартно. Эльдор дал мне полную свободу для импровизации. Он так и сказал: «Асеке, я тебе верю». Доверие режиссера меня окрылило, и я абсолютно самостоятельно выстраивал роль, придумывая все новые подробности. Помните эпизод, когда героиня Терентьевой разыскивает меня по всему поезду, а я специально меняю купе? Когда она наконец находит меня, я с важным видом делаю себе шутовской массаж после бритья. Благо роль позволяла это: мой герой, профессиональный разведчик, носящий личину японца Фана, усыпляя внимание врага, косил под дурачка.

Режиссер, бывало, стоит где-то за кадром, подает команды, а сам хохочет над тем, как я импровизирую Ситуация меня только подстегивает - я вхожу в еще больший раж. Иногда, чтобы сэкономить и без того тесное пространство купе, оператор предлагал режиссеру подавать команды из тамбура. Мы, актеры, пользуясь этим, часто разыгрывали Эльдора. Например, сговаривались и разом все замолкали Напуганный внезапной тишиной за дверью, режиссер начинал нервничать: «Вы что там делаете?!». Такое настроение, кстати, очень помогает на съемках: чем больше хохмишь, тем легче они идут.

Однажды мы с Вадимом Алисовым, отсняв эпизод, сделали вид, что еще раз переснимаем его, а сами решили распить бутылочку. Вадим, чтобы усыпить бдительность режиссера, сидя за столом, время от времени выкрикивал: «Стоп! Еще раз!». Когда Уразбаев наконец ворвался в купе, он чисто по-детски обиделся: «А почему меня не позвали?».

Москвичи остались довольны нашим гостеприимством. Особенно Наталья Аринбасарова и Нонна Терентьева В Каратау я их повел на мехкомбинат. Казахи ведь одаривают так одаривают! Обеим актрисам накинули на плечи шубы из отлично выделанной цигейки. Работники мехкомбината радовались больше самих актрис, видя их ошеломленно-счастливые лица.

Сейчас бы ни за что не отдал озвучивать роль, которую играл с таким вдохновением, Александру Калягину, но тогда опыта было маловато, а озвучивать два противоположных характера одновременно было сложно. Поэтому те фрагменты, где мой герой скрывается под личиной дурачка - японца Фана, озвучивает Калягин, а те, где Чадьяров бывает самим собой, озвучивал я сам.

Съемки «Транссибирского экспресса» были закончены за месяц, и поезд двинулся в сторону Москвы. По пути мы отсняли туркестанский вокзал, а потом группа разделилась- казахстанцы вернулись домой, москвичи на этом же поезде покатили дальше.

Отснятый материал тянул на две серии. Когда мы сдавали картину в Госкино, получили замечание, что она затянута Чуть было не закрыли фильм, но ограничились предложением сократить до одной серии Пришлось убрать те куски, которые не «играли». Например, эпизод в московской гостинице «Метрополь» с участием польского актера Даниэля Ольбрыхского и Никиты Михалкова.

А потом, как известно, началось триумфальное шествие картины по мировым экранам. «Транссибирский экспресс» шел в Европе, США, получил Гран-при на кинофестивале в Карловых Варах...

Зрители часто спрашивают, как потом сложилась судьба чекиста Чадьярова. Если жив, то где он? И я придумал, что в 30-х годах он оказался за кордоном. И уже в наши дни глубоким стариком он возвращается на родину, чтобы умереть здесь. Жена-китаянка, когда он сообщил ей об этом, оглушена таким решением, но все же находит в себе силы понять мужа. Она молча собирает ему рюкзак, но провожать не выходит. Обливаясь слезами, старушка смотрит из окна квартиры на 60-м этаже вслед маленькой фигурке, которая уходит в неизвестность.

Драматург Ермек Турсунов написал сценарий. Будущий фильм пока носит рабочее название «Цветочник». Это, естественно, не прокатное название. Можно было бы его назвать «Транссибирский экспресс-2», или “Кто Вы Господин Ка?”. По идее это точно, но никак не соотносится с сюжетом. Эльдор Уразбаев осенью 2007 года уже собирался приступить к съемкам, но внезапно заболел, и его место позднее занял Хуат Ахметов, московский режиссер казахстанского происхождения.

Зачем в святое мы играем, на душу принимая грех

Популярность, успех - это внешняя сторона нашей тяжелейшей профессии. Она благоволит не каждому Чтобы раскрыться, творческой личности кроме таланта нужно удачное стечение обстоятельств, сценическое обаяние, а еще внутри должен сидеть дьявол. Без него сыгранная тобою роль не западет в душу зрителя.

Почему я, к примеру, влюбился в образ Бекежана еще не до того, как меня утвердили на роль в «Кыз Жибек»? Актеру там есть где развернуться, потому что у этого персонажа дьявольский темперамент, в нем столько намешано! Это и благородный степной рыцарь, это и каракши - головорез, разбойник, готовый любой ценой отстоять свое достоинство. Был бы он совсем плох, народ не дал бы ему столь звучное и красивое имя - Бекежан. Это образ, рассчитанный на тех, кто кроме черного и белого умеет различать и богатство полутонов Поэтому мне и интересно было играть.

Мой Бекежан в обыденном представлении -темный человек, но я разглядел в нем ангельские черты Кульминация роли наступает с появлением Тулегена.

Когда отец девушки склоняется на сторону нового жениха, Бекежан задает ему вполне резонный вопрос: «Где ваши обещания?».

И, услышав в ответ уклончивое «Айналайын, ищи свою судьбу в другом месте», напоминает вероломному старику: «Я не одинок в этом мире. Когда подступает враг, вы находите меня, кроме меня, некому защитить ваш аул. И здесь я тоже найду выход».

А потом, вложив саблю в ножны стремительным движением, грозно прощается: «Кош!». И с этого момента начинается мой Бекежан.

Перед съемками фильма Султан Ходжиков собрал нас, актеров, прошедших кастинг.

- Бекежан, какой масти должна быть ваша лошадь? - спросил он меня, почесывая подбородок.

- Думаю, это должен быть вороной тулпар.

Недолюбливающий меня Ходжиков (не только

он, многие в те годы смотрели на меня как на выскочку и корыстолюбивого карьериста, за мной шлейфом тянулось слово «зять») ехидно бросил:

- Ха! Ошибаетесь, Бекежан должен сидеть на кляче.

- Может быть, - ответил я. - Вы режиссер, значит, вправе посадить и на клячу.

Султан-ага как ни в чем не бывало продолжал допытываться:

- Как вы себе представляете этот образ?

И тут мне в голову стукнуло:

- Все мы знаем Ермека Серкебаева. Прекрасный певец и интересный мужчина. Все алматинские девушки убиваются по нему. Но вот однажды в городе появляется более молодой и не менее знаменитый Муслим Магомаев. И девушки, оставив прежнего кумира, все свои симпатии обрушивают на него. Вот таким же было положение и Бекежана. Не появись Тулеген, Жибек полюбила бы его. Другого такого рыцаря, как Бекежан, в тех краях просто не было.

В глазах режиссера появилось нечто, похожее на теплоту, видимо, ответ ему понравился. С этой минуты у нас стали налаживаться отношения. Человек со сложным характером, Ходжиков оттаивал постепенно, большими друзьями мы с ним стали только ближе к концу съемок.

Когда я играл Жарасбая в драме Мухтара Ауэзова «Выстрел на перевале», то увидел в образе этого бая отголоски своего Бекежана. Этот персонаж - антипод народного любимца, конокрада Бахтыгула. Нужно очень внимательно читать текст рассказа, вникнуть в его смысл, чтобы понять: а Ауэзов-то настоящим героем делает Жарасбая-думающего человека с тонким, ироническим складом ума. Такие качества были присущи Абаю. Поняв это, я постарался показать своего героя мыслителем и философом.

По большому счету, я для любой своей роли отсекал частичку своего «я», вкладывая в героев все свои отрицательные и положительные черты - и доброе, и стыдное. Так было уже с Айдаром, где я только делал заявку на театрального актера. Когда я, оскорбленный, униженный и раздавленный смехом старших коллег, выходил после первой неудачной репетиции из театра, в душе стал просыпаться дьявол. «Я смогу, я сделаю», - пообещал самому себе. С того дня яростно репетировал. Зубрил и мысленно проигрывал роль везде - в автобусе, на отдыхе за городом, в гостях. Оказавшись дома, детей заставлял укладывать пораньше, и сам торопился в спальню, потому что там у меня проходили самые плодотворные и осмысленные репетиции.

Майра, мой первый критик и режиссер, не щадила меня. «Тебе не хватает сценического мастерства, ты скован, - говорила она, заставляя чеканить роль. - Зритель не видит погоню. То, как ты убегаешь со своей возлюбленной, должно отразиться на твоем лице. Текст-то авторский, но какой ритм и подтекст будут в него вложены, - зависит от тебя. Ты актер, но ты не пешка. И ты имеешь право где-то не соглашаться с автором».

...«Мямля», - подумал я про Еламана, прочитав текст только что полученной роли. Готовясь к ней, я мучительно искал сцену, где мой герой наконец проявит себя настоящим мужчиной. И однажды, услышав монолог Танирбергена (он называет свой народ бесхарактерными, бесхребетными существами, тупо пасущими скот), сказал, что мне только ради этих слов стоит сыграть роль Еламана. И забрал монолог у Ануара Молдабекова, чтобы сделать апарт: оставшись наедине со зрителем, посылаю ему в финальной сцене похожие на пощечину мысли-упреки. А потом после паузы чуть слышно произношу: «Прости!.. Придет время, и над тобой взойдет яркое солнце, ты проснешься...». Рывком поднимаю Акбалу, соединяю наши руки красным шарфом, и мы медленно уходим....

Однажды, произнося этот монолог, я так вошел в роль, что видел перед собой не актрису, а саму Акбалу и, оскорбленный ее уходом к другому мужчине, тем, что она разрушила семью, бросила нашего ребенка, со всего размаху влепил ей пощечину. Акбала отлетела в сторону, а у меня перед глазами стояла сцена: я, Еламан, отсидев в тюрьме, вернулся в аул, а там меня ждал остывший очаг... От неприкаянности, от одиночества в этом мире на глаза наворачивались слезы. Музыка, написанная ГазизойЖубановой кэтому спектаклю, только усиливала драматизм ситуации. Прежде чем разразиться аплодисментами, зритель выдохнул: «Ох! Барекельдi!» (это слово у казахов обозначает высшую степень восхищения).

Фарида Шарипова, держась за щеку, несколько дней не разговаривала со мной, даже пожаловалась на меня Мамбетову.

...«Неужели я буду играть такую бесцветную роль?» - думал я про Маттиаса Клаузена. Наш зритель да и мы, актеры, привыкли к спектаклям, где много движения, танца, песен, экспрессии, а здесь - драматургия мысли. Был момент, когда я едва не отказался от роли. К счастью, своими сомнениями не успел поделиться с режиссером.

Пролистывая однажды вечером дневник с ежедневными записями (его я веду с молодости), наткнулся на запись: «28 января, 1968 год. МХАТ, два «Лжеца». В ту зиму я добился творческой командировки в Москву, чтобы увидеть постановки столичных театров. В один из дней побывал сразу на трех спектаклях. Последним был «Милый лжец». Два актера, Анатолий Кторов и Ангелина Степанова, разговаривали друг с другом четыре часа. Зрители (большей частью это были интеллигентные старики, которые в антракте беседовали на французском) смотрели, вернее, слушали их, затаив дыхание. Я очень устал в тот день, от сырой московской погоды загрипповал, к тому же не все понимал из того, что происходило на сцене. В какой-то момент, не выдержав, уснул. Но лица московских зрителей не давали мне покоя: чем же их так привлек этот спектакль-диалог? И я пошел на «Милого лжеца» еще раз. В этот раз философский разговор, звучащий со сцены в исполнении двух великих актеров, увлек меня. Это было похоже на чтение захватывающего романа.

Казалось бы, одна строчка в дневнике, но она помогла мне наполнить своего Маттиаса кровью и плотью, два с половиной часа держать зрителя в напряжении и уйти из зала, где тебя держат на мушке тысячи глаз, победителем.

...Иногда слышу: вы столько лет подряд надеваете маски других людей. Они не мешают вам жить своей жизнью? Нет, я профессионал и умею отделять сцену от жизни. А сегодня утверждаюсь в мысли, что актеры гораздо меньше подвержены надеванию масок в жизни, чем некоторые публичные люди. Что такое пресловутый имидж? Та же маска. Человек выбирает себе (или ему выбирают) некую роль и вполне серьезно играет ее по жизни. То есть перестает быть собой. Такое сознательное притворство с корыстными, обратите внимание, целями. А актерская игра - дело, по сути, бескорыстное. К подобному карнавалу жизни не причастное.