Страница - 11

БАТЫР РАЙЫМБЕК

Многие алматинцы продолжают называть проспект Райымбека «улицей Ташкентской». Думается, нет греха в том, что люди отдают дань старой привычке. В то же время, полагаю, есть грех в незнании и игнорировании священного имени. «Какое такое священное имя?» — удивятся читатели, — насколько мы знаем, Райымбек не был святым, он был батыром». Да, Райымбек Кангельдин был батыром, но имя его не только овеяно славой, оно — священно. Об этом свидетельствуют даже предания.

Познакомим читателей с одним из них. Его бережно донесли до нас старожилы столицы. Так вот, на окраине улицы Ташкентской лежал пустырь, а на нем возвышался у дороги земляной холм. Но вот по плану застройки города очередь дошла и до упомянутого пустыря. Его начали расчищать под новостройки. Увидев это, местные аксакалы обратились к строителям: «Вы собираетесь строить здесь дома. И это прекрасно. Делайте здесь что вам угодно, кроме единственного — не трогайте вон тот вон земляной холм. Под ним покоится Райым-бек-батыр. Трогать его останки — большой грех».

Строители донесли о просьбе стариков своему начальству. Руководство только рукой махнуло: «Что вы время тратите, слушая бредни верующих — сравняйте холм с землей». Приказ начальников обжалованию не подлежит. И вот подобно танку, могучий бульдозер, грозно рыча, устремился в атаку на батыра Райымбека, вернее, — его прах. И случилось чудо! Прах Райымбека-батыра отразил мощную атаку «танка»-бульдозера: двигатель его, минуту назад ревевший на всю округу, заглох, и сотрясавшая землю железная махина беспомощно замерла на месте. Случилось это у самой могилы… Непредвиденная остановка «завела» механиков. Не веря в иные чудеса, кроме чуда техники, они, чертыхаясь и поминая недобрым всех на свете аксакалов и батыров, принялись налаживать вышедшую из повиновения махину. И тут выяснилось: бульдозер не может сдвинуться с места, когда ему приказывают идти против Райымбека, в обратную сторону, то есть назад — пожалуйста. Немало подивившись, механики предприняли новые попытки «атаковать Райымбека» — все тщетно. Тогда они поневоле были оставлены. Так дух Райымбека победил железную силу машины и стальную волю тех, кто направлял ее на недоброе дело. Наверняка, строители поневоле задумались тут о таких высоких материях, как наличие Бога, святости и непреклонности его воли, о том, что слова «священное место, приют» — не пустые, как думалось, а наполнены вполне конкретным и осязаемым смыслом. Во всяком случае, на могилу Райымбека, к чести своей, никто больше не посягал. Да и как можно посягать на священные память и прах того, кто стал символом национального единства и свободолюбия. А ведь само название «казах» означает «свободолюбивый». Более двух веков назад батыр Райымбек возглавил борьбу казахов против ойратских (джунгарских) завоевателей. И в этом правом деле одержал немалjславных побед, вдохновляя народ на ратные подвиги. И имя батыра приобрело святость в его благородном сердце.

Более подробно о Райымбеке. Он был сыном видного батыра Кангельды и сыном своего народа, сложившего следующие строки:

«Чем девятеро от хана родились,

Лучше бы один от черни родился.

Чтобы народной местью зажечься,

Чтобы восстать против врага,

С кличем идти против него!»

И таким «одним», точнее, одним из таких и стал Райымбек, который, видя пассивность представителей белой кости, еще юным, в 1723 году отправился защищать родину от кровожадных калмаков (джунгар). Послужной его список более чем внушителен: 33 года войны и ратных подвигов, 77 боевых ранений, победа в единоборстве над грозным вражеским предводителем нояном Бадам-багатуром. Начав ратную жизнь один, на своем тулпаре и с пикой, Райымбек спустя время возглавлял казахское войско из десяти тысяч испытанных воинов. Вместе с ними он сражался в составе объединенных казахских ополчений в широко известной битве при Анракае в 1729 году, когда были разгромлены полчища Сары-Манжа тумена. Здесь рядом с Райымоеком шли в атаку на лютого врага батыры Наурызбай и Отеген. На озере Итишпес было нанесено поражение отрядам Шуна-Добы. Батыры Райымбек, Кабанбай, Богенбай, Наурызбай, Отеген — вот славные имена тех, без кого вряд ли состоялся бы 1756 год — время окончательной победы казахов в столетней Отечественной войне с ойратами (калмаками).

… Три года назад в основание будущего мемориала Райым-бек-батыра лег первый камень. А в сентябре 1994 года в торжественной обстановке был открыт мавзолей выдающегося во-ина-освободителя.

Огромное спасибо жителям республики, щедрым и отзывчивым спонсорам, передавшим необходимые средства на возведение важнейшего объекта историко-этнографическому фонду «Райымбек». Их эта благотворительная организация, в свою очередь, вручила тем, кто дает жизнь vемориальному комплексу. Кстати, возглавил фонд известный писатель Жолдыбай Турлыбаев, перу которого принадлежит два исторических романа о Кангельдине и который многое сделал для возвращения его имени из забвения и сбора средств на строительство мемориала.

На торжество открытия мемориала прибыли гости со всех концов республики. Видных казахских прозаиков, поэтов, публицистов, ученых — всех объединяло одно желание: поклониться светлой памяти святого батыра, воина-освободителя. Лица участников большого торжества озарял свет благодарности своему великому предку.

Внутри мавзолея находится мраморный саркофаг с прахом Райымбека Кангельдина. Это — первый монумент культурноисторического комплекса. Со временем рядом с монументом вырастут еще два остроконечных купола. Под ними разместятся музей народных батыров и гостиница для паломников.

… Закусив удила и круто выгнув шею, моuучий конь весь напружинился под седоком, который, опершись пикой о землю, смотрит вдаль. На лице Райымбек-батыра написаны непреклонная воля и решимость: враг не пройдет! Верно, на землю Райымбека можно приходить лишь с чистыми намерениями, дружественными побуждениями.

ЖЕНЩИНЫ-БАТЫРЫ — ХОЧА, ГАУХАР И ЕЕ ДОЧЬ НАЗЫМ

Быть батыром — не являлось у казахов чисто мужской привилегией. Убедиться в этом поможет нам дальнейшая «кочевка» по древней казахской истории вместе с Ильяс-агой… Правда, были девушки-батыры и во вражеском стане. Познакомимся вначале с воинственной Хочей, дочерью известного джунгарского контайчи, предводителя войск, Сыбана Раптана.

«Девушка принялась молча взбалтывать кумыс в турсуке. Так же молча подала большую чашу сначала отцу, потом старшему брату и Ренату. Сыбан Раптан утолил дорожную жажду двумя-тремя затяжными глотками, потом посмотрел в сторону стоящих на пороге ертоулов.

— А где Их командир, Шангрек-нойон?

Хоча еще несколько раз поболтала турсук, долила отцу свежего кумыса.

— Вон он там, лежит мертвый за шатром...

— А кто убил?

— Я убила.

— Где он?

Дочь повела отца по едва заметной при луне тропинке, показала на труп. Юноша был широкоплечий, лет двадцати пяти, в богатой одежде. В груди, как раз напротив сердца, торчала вошедшая до половины стрела.

— Он провинился, и я убила его, — сказала Хоча. — Я приговорила его!

— Что он сделал? — спросил контайчи.

Шангрек-нойон был сыном одного из знатнейших людей

Джунгарского ханства, багадура из рода Меркит Дода-Доржи. Багадур в прошлом году посватал своего сына за тринадцатилетнюю дочь контайчи, и Сыбан Раптан согласился. Этой зимой должна была состояться свадьба. Неизвестно почему, но Хоча не выражала радости.

А дело было в том, что она поняла, как относится к ней молодой и красивый нойон. Для него она была дочерью контайчи, и только. Недавно она узнала, что Шангрек-нойон приводил к себе в шатер другую джунгарку. Если бы эта джунгарка была некрасива, дочь контайчи не обратила бы внимания. Но, приведя к себе красивую джунгарку, красивее ее, он оскорбил гордость воинственной Хочи...

— Он был виновен по отношению к этому джигиту! — сказала она и указала на другой труп.

За кустом лежал юноша-казах. Подошедший вместе с Галден-Цереном Ренат успел заметить, что у мертвого казаха скромная одежда и простой березовый лук за спиной. Хоча отпустила ветку, и та прикрыла казахского джигита».

Для чего понадобилось нам знакомство с дочерью ойратского военачальника, если нас интересует сестра казахского батыра из простонародья Малайсары? Хоча и Гаухар оказались поставленными судьбой в роли непримиримых врагинь и невольных соперниц. А ведь по силе противника определяется и собственная сила батыра. А в силе духа Хоче, как и Гаухар, не откажешь...

«— Рассказывай! — сказал Сыбан Раптан.

— Вчера утром промчалась по той стороне озера девушка… Хоча указала рукой со свернутой камчой. — Она ехала к Абулхаиру, и даже мой конь Кумай-тось еле догнал ее. Я накинула аркан на нее, и… Она была очень красива...

— Что было потом? — спросил отец, покосившись на труп Шангрек-нойона...

— Я стала спрашивать ее, но казашка ответила, что умрет, но ничего не скажет. Тогда я сказала, что она умрет. Но Шангрек-нойон не захотел этого. Он сказал, что она умрет завтра. Он говорил, что может быть, ночью она что-нибудь расскажет ему… И все джигиты-ертоулы стали говорить мне, что лучше, если она умрет завтра. Они ведь всё тоже меркитского рода. Держась за сабли, они стали вокруг меня. Тогда я решила, что назло Шангрек-нойону подарю красивую казашку брату моему Галден-Церену. Мое право было распоряжаться ею, как мне вздумается, потому что — она моя добыча!..

— Что было потом? — не меняя тона повторил контайчи.

— Я повелела джигитам всем вместе стеречь пленницу, а Шангрек-нойону сказала, что с него достаточно стеречь ее кобылу… А потом ертоулы схватили на том берегу озера и привели ко мне казахского джигита, который лежит там мертвым. И он тоже не захотел отвечать на мои вопросы. Я подумала, что они близкие люди — джигит и девушка, а поэтому велела сдавить волосяным арканом его бедра. Когда щетинистый жгут перекрутили два раза, он завопил, а девушка стала кусать губы. И все же не вытерпел джигит. Он пообещал рассказать про все, о чем знает...

— Что он сказал? — спросил контайчи.

— Когда я велела приотпустить жгут, он сказал, что послан ертоулом к Абулхаиру. И это он поведал мне, что войско Абулхаира ночует сегодня у реки Шиели и что в нем тридцать тысяч воинов. Они двинутся нам навстречу, когда дождутся хана Самеке из Среднего жуза. У хана Самеке тоже тридцать тысяч воинов, привыкших сражаться с нами...»

Ну, а Абулхаир — хан Младшего жуза.

«— Когда же они должны встретиться — Абулхаир и Самеке?

Хоча нахмурила свои густые брови...

А произошло вот что. Не успела она договорить до конца свой вопрос о том, когда должны встретиться оба казахских войска, как девушка-казашка вдруг прыгнула словно рысь, и в горле джигита остался маленький кривой нож. Тогда Хоча усмехнулась и приказала заковать девушку в китайские кандалы. Ее тут же заковали, но ночью по приказу Шангрекнойона расковали. Он сам вывел ее в степь и отпустил на волю...

— Я сама услышала, как он сказал ей: «Улетай, девушка-птица, от этой жестокосердной змеи!» — вскричала Хоча, сверкнув глазами. — А она ответила: «Спасибо тебе, достойный воин. Хоть ты и враг моего племени, но справедлив. У тебя человеческое сердце. Может быть, мы еще встретимся с тобой...» Тогда я натянула свой лук, и… и они никогда уже не встретятся!..

— А где ее тело? — спросил контайчи.

— Пока я во второй раз натянула лук, ее конь скрылся в камышах...

— Значит, Абулхаир знает о нашем приближении!

— Да! — ответила четырнадцатилетняя девочка и всхлипнула, вспомнив свою обиду.

У Сыбан Раптана свирепо приподнялась верхняя губа:

— Эй ты, мокрая лягушка! Откуда эта позорная вода в глазах дочери контайчи! Только зайцы и олени плачут от собственной слабости. Для людей это противоестественно.

Хоча выпрямилась, глаза ее высохли, и она прошла по трупу Шагрек-нойона, наступив ему на лицо.

Не увидит высшего неба этот слюнтяй! — сказала она.

— Да, пусть Дода-Доржи пеняет на себя, коль породил такого слабодушного сына! — согласно кивнул контайчи и, задевая одним каблуком сапога о другой, пошел на своих коротких кривых ногах к лошади.

Перед тем как взобраться в седло, он повернулся всем телом к Галден-Церену.

— Не забудь о меркитских джигитах, которые видели все!

— Конечно, отец!

Да, сами того не желая, Хоча и Гаухар «приговорили» нескольких джунгарских воинов.

«Несмотря на свои шестьдесят с лишком лет, контайчи легко, чуть прикоснувшись носком сапога к стремени, вскочил в седло, и косматый гнедой жеребец понес его назад, к войску. Сзади в белом лунном свете послышались всхлипы. Это телохранители Галден-Церена короткими точными взмахами тяжелых джунгарских шашек отсекали головы у меркитских джигитов, которые видели смерть Шангрек-нойона...»

Однако нам пора к Гаухар.

«Попавшая в руки к Хоче и отпущенная Шангрек-нойоном была Гаухар — девушка из Туркестана. Она приходилась сестрой молодому батыру Малайсары из аргынского рода басенти-ин, который жил в то время у гор Улытау. Два раза в год аулы этого рода посылали под защитой немалого отряда джигитов караваны с шерстью и кожами в Туркестан, Ташкент и в иные годы — в Бухару и Хиву. Обратно везли чай, бухарский сахар, одежду, домашнюю утварь и материю.

В этом году караван под защитой самого Малайсары отправлен был в Туркестан. С группой девушек, которым предстояло в ближайшее время выйти замуж, поехала с караваном и Гаухар. Невесты обычно сами участвовали в выборе для себя свадебных нарядов.

Более богатая часть родового каравана двинулась дальше, в Ташкент. А менее богатые остались в Туркестане. Здесь их и застало джунгарское нашествие. Женщины и дети скрылись в густых камышах Сейхундарьи, а джигиты приняли участие в защите города. Те из них, кто уцелел, вырвались оттуда во время большой бури и присоединились к женщинам и детям.

Что ни день высылали ертоулов беглецы в разные стороны. В один из счастливых дней узнали, что приближается тридцатитысячное войско Младшего жуза во главе с Абулхаиром, а вскоре «узун-кулак» — знаменитое степное «длинное ухо» — принес вести и о движении конницы Самеке-хана, идущего на соединение с Абулхаиром. Радости людей, многие недели скрывавшихся в камышах, не было предела. Но как-то выехав с вечера из камышей, ертоулы, услышали тяжелый тысяченогий топот. В ночи шла на галопе грозная конница тонтайчи Сыба-на Раптана. И шла в ту сторону, где стоял лагерь хана Абулхаира...»

Действия девушки-батыра?

«Гаухар лучше многих джигитов ездила на коне. Да и конь у нее был самый быстрый. Все другие лошади беглецов были покалечены в боях или сбили себе ноги при бегстве из Туркестана. Кроме того, джунгары могли не обратить внимания на одинокую всадницу, в то время как мужчина внушил бы им подозрение. Гаухар вскочила на коня и в сопровождении только одного джигита, который следовал в некотором отдалении от нее, поскакала в лагерь Абулхаиру, чтобы предупредить о приближающейся опасности. По дороге она была поймана самой дочерью контайчи...

Гаухар в ярости убила джигита, не выдержавшего страшной пытки скрученным в жгут волосяным арканом, и это было первое и последнее убийство в жизни. А потом она прочла в глазах молодого джунгарского нойона такую страсть, что уже не сомневалась в своем спасении. Когда он самолично расковал ее и вывел из камышей, она подумала, что он хочет по примеру своих сородичей надругаться над ней. Гаухар уже приготовилась и сжала в руке острую серебряную пряжку от старинного материнского украшения, чтобы полоснуть насильника по горлу. Но молодой джунгар отдал ей повод собственного коня и показал рукой в степь. Тогда, перед тем как вскочить на коня, она сама поцеловала его...

Он крикнул ей вслед что-то. Но, бросив коня в галоп, она не слышала уже, как свистнула стрела Хочи и застонал смертельно раненный Шангрек-нойон...»

У кого-то родится вопрос: «Что за батыр Гаухар, если за всю военную биографию она убила одного-единственного воина, да и то — своего»? Но давайте вдумаемся в то, что это было за убийство! Гаухар заставила умолкнуть земляка, который собирался выдать врагу чрезвычайно важные сведения. Это — первая половина дела, а вторая...

«На следующий день к полудню доскакала Гаухар до лагеря хана Абулхаира. Лицо хана передернулось, когда он услышал о близости джунгар. Дело в том, что половина его войска была еще где-то на подходе. Здесь с ним находилось лишь пятнадцать тысяч всадников. Вступать в сражение с джунгарами было равносильно смерти. Абулхаир приказал готовиться к битве, а сам созвал военный совет. Там он предложил отступление. Однако воинственные батыры из родов адай и тама не согласились с этим. Они говорили о древнем поверии, которое гласило, что нельзя начинать большую войну с бескровного отступления. Отступить можно, только омочив пики в крови врага. Решено вступить в бой с джунгарами, выслав гонцов навстречу хану Самеке с просьбой ускорить свой приход».

Как видно из предыдущих событий, своими решительными, мужественными действиями Гаухар добилась двух огромных по значимости целей: не позволила врагам получить важные сведения о своих и принесла своим важные сведения о врагах. Если соотнести эти действия с аналогичными в более близкой нам по времени Великой Отечественной войне, то за них совершивший получил бы, наверняка, звание Героя.

Гаухар, девушка-батыр, сестра знаменитого батыра Малайсары, стала подругой другого прославленного батыра.

«На следующее утро славный батыр Кабанбай уезжал со своими джигитами из Туркестана. Когда он подошел к коновязи, его слегка тронули за рукав. Он обернулся и увидел стройную девушку с длинными светлыми косами. Ее нельзя было назвать красивой, но что-то необыкновенно милое было в тонком носике и диковатых карих глазах. Ей очень шла каратауская соболья шапочка, оттеняющая высокий чистый лоб.

— Дайте я провожу вас по традиции, наш батыр! — сказала она и смело взялась за повод знаменитого боевого коня по кличке Кок-Даул — «Синяя Буря». Он и впрямь был с синеватым отливом, этот воспетый в сотнях песен конь, и, казалось, ударом одного лишь тяжелого копыта мог превратить девушку в прах. Но конь спокойно дался ей в руки, и это поразило батыра. — Прими повод, батыр Кабанбай! — сказала девушка.

Батыр принял у нее повод, и она придержала ему стремя, когда он садился в седло.

— Как зовут тебя, девушка? — спросил он, прямо посмотрев ей в глаза.

— Меня зовут Гаухар, что значит «жемчужина». Я сестра Малайсары-батыра из рода басентиин. — Она протянула батыру узкую белую руку. — Пусть будет удачен ваш путь… Да сохранит вас бог в битвах И пусть… пусть поможет он нам встретиться вновь!..

— Да исполнится наше желание, Гаухар! — серьезно сказал Кабанбай-батыр и пришпорил коня.

Вихрем вынеслись боевые кони из Туркестана, прогрохотали тяжелыми копытами по деревянному мосту через ров. Только на пригорке батыр Кабанбай оглянулся. Маленькая фигурка все стояла у хорошо видной отсюда дворцовой коновязи. Вот она подняла руку с белым платком. Батыр поднял свою в тяжелой черной кольчуге.

— До встречи, Гаухар! Жемчужина! — закричал он чтj было силы, но ветер подхватил его слова и унес куда-то в степь.

А Гаухар все стояла и смотрела в пустую степь...»

Желанию Кабанбая и Гаухар суждено было сбыться.

«И только отдельные батыры со своими отрядами создавали какой-то заслон откормившемуся и готовому к новым захватам войску кровавого контайчи Сыбан Раптана. Среди этих батыров был славный Кабанбай с двумя сотнями джигитов. Зимовал он в Казалинске, при бывшей ставке Абулхиар-хана, а летом нападал на джунгарские разъезды, доходя порой до самого Туркестана. Стремя в стремя с ним всегда скакfла Гаухар — «Девушка-жемчужина, которую знала вся степь. Уже слагали песни о том, как она спасла казахское войско от верной гибели, предупредив о джунгарах. Она стала верной подругой батыра».

Ну, а как же воинственная соперница Гаухар, Хоча? Как, интересно, складывалась ее судьба?

«Но Аблай-султан вернулся не одиноким из джунгарского плена. Присмотревшись к нему, отметив мужество, ум и решительность, столь необходимые настоящему властителю, опытный Галден-Церен, по всем правилам восточной дипломатии, женил его на своей воинственной сестре Хоче. За смелость в бою и участие в государственных делах ее с тринадцати лет называли Хоча-багадур, а по приезде к казахам стали называть Хоча-батыр. Сначала она родила девочку, вскоре умершую от кори, а в 1746 году Хоча родила сына Касыма, виновника сегодняшнего торжества».

Внимательные читатели, конечно, поняли уже, что речь идет о знаменитом Абылай-хане и его известном сыне Касыме-торе. Надо ли удивляться тому, что воинственные Абылай и Хоча дали весьма воинственное потомство: о Касыме говорили, что он родился со сгустками крови в руках. Еще дальше пошел в этом отношении сын Касыма Кенесары-хан, прозванный «Грозным».

А как сказалась женитьба Абылая на воинственной Хоче на отношениях с ее агрессивными родичами?

К этому времени Аблай пользовался уже огромной славой во всей Казахской степи и за ее пределами. Контайчи не ошибся, предрекая ему великую будущность. Отвага, ум и достойная стариков рассудительность содействовали тому, что, не имея ханского титула, Аблай обладал неограниченной властью в Среднем жузе и с ним считались везде, где звучала казахская речь. Лишь в одном ошибся многомудрый Гладен-Церен: взяв в жены его сестру, Аблай тем не менее не стал прихвостнем контайчи, а вел самостоятельную политику. Какие бы колебания ни происходили в степи, острие этой политики всегда было направлено на освобождение из-под джунгарского ига».

Вот такой крутой зигзаг сделала судьба Хочи, превратившейся из ярой противницы казахов в супругу их вождя, олицетворявшего сотою борьбу с ойратскими захватчиками.

Вернемся к Гаухар. Женщина-батыр, сестра и жена батыра, очевидно, могла родить только батыра, даже если этот ребенок был женского пола.

«Третьим, главным войском руководил сам Аблай. Оно направлялось через Шиели и Жана-Курган непосредственно к Туркестану. В нем состояли в качестве военачальников знаменитые батыры того времени — Баян, Малайсары, Жапек и догнавший войско уже на марше Кабанбай-батыр. Теперь уже не жена — знаменитая воительница Гаухар сопровождала старого батыра, а всем похожая на мать его юная дочь — красавица Назым».

Посмотрим на Назым в гуще сражения.

«Аблай решился на последнее. Весь день он просидел на коне, вглядываясь в красную мглу и прислушиваясь к шуму битвы. Каждую минуту к нему подлетали гонцы и докладывали, что творится на тридцативерстном поле боя. И вот к концу дня Аблай вдруг расправил плечи, приподнялся на стременах и сделал знак рукой.

— Аттан!.. Вперед!..

Словно каменная лавина в горах, ринулся вперед тысячный отряд туленгутов. Впереди на ахалтекинских аргамаках неслись молодые батыры личной охраны султана — Сагимбай и Канай. Будто саблей, рассекли они джунгарский передний край и вынеслись прямо к холму, на котором стоял шатер с хвостатым знаменем контайчи. Но опять ударили джунгарские пушки и ружья, пробив широкую брешь в линии нападающих. Завертелись на месте кони, повалились с седел на песок люди. А задние всадники продолжали давить на передних, создавая еще большую неразбериху. Джунгарские пушкари в это время заряжали свои пушки раскаленными докрасна ядрами. Еще минута—две, и новый огненный смерч завертится среди казахской конницы. За шатром контайчи подкатывали рукава до локтей и горячили коней приготовившиеся к преследованию бегущих телохранители Церен-Доржи...

— Неужели не найдется в нашем войске батыра, который бы не испугался грома пушек! — воскликнул Аблай, привстав на стременах.

Сын его Жанай схватил вдруг султанский родовой бунчук и рванулся вперед:

— Аблай!.. Аблай!..

Но конь вынес его куда-то в сторону от холма, на котором находился контайчи со своими советниками. Помчавшаяся за ним сотня лихих молодых джигитов невольно замедлила ход в кустах джингила. Но не успел семнадцатилетний Жанай-султан выбраться оттуда, как с другой стороны на поле боя перед шатром контайчи вынеслась маленькая хрупкая девушка на громадном вороном коне без седла с одной только нагайкой в руке.

— Кабанбай!.. Кабанбай!..

И все сразу узнали ее — красавицу Назым, дочь батыра Кабанбая и знаменитой воительницы Гаухар.

— Аблай!.. Кабанбай!..

Это присоединились к ней выпутавшиеся наконец из колючего кустарника молодые джигиты во главе с Жанай-султаном. Они оказались вместе, конь к коню, перед страшными пушками на холме, — девушка и юноша. Именно эта их отчаянность так подействовала на казахское войско, что в один миг даже раненые поднялись с земли и схватились за оружие.

— Аблай!.. Кабанбай!..

— Уррах!..

В едином страшном порыве устремились вперед батыры и джигиты всех родов, племен и жузов:

— Аблай!

— Атыгай!

— Акжол!

— Каракипчак Кобланды!.. Уррах!

— Кабанбай!.. Аблай!..

— Аблай! Аблай! Аблай!

Сам султан Аблай с отрядом закованных в латы батыров устремился в атаку, и прислужники на холме стали быстро сворачивать походный шатер контайчи. Дрогнуло и поплыло к заходящему солнцу хвостатое джунгарское знамя с черным шуршутским драконом на шелтом шелке...»

Как видно отсюда, можно быть батыром и будучи маленькой хрупкой девушкой с одной нагайкой в руке!