Страница - 29

КОЖА-АХМЕТ, ГОТОВЫЙ СКРЕСТИТЬ ШПАГИ С ЖИРИНОВСКИМ

Именно так, ни больше и не меньше: скрестить шпаги с господином Жириновским — причем как в переносном, так и в прямом смысле слова. Причины, мотивы этого вызова на дуэль? Послушаем самого Хасена Каримжанулы.

«Председателю Либерально-демократической партии России Владимиру Вольфовичу Жириновскому от председателя Гражданского движения Казахстана «Азат» и Комитета по защите прав человека «Желтоксан» Хасена Каримжанулы Кожа-Ахмета.

ПИСЬМО-ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ

Советская власть, «благодаря» установлению однопартийной тоталитарной диктатуры и продолжению изжившей себя колониальной политики, унаследованной от царской России, привела красную империю к моральному и экономическому краху и в 1985 году была вынуждена провозгласить перестройку. Но лишь только после Декабрьского восстания 1986 года в Казахстане тронулся лед, и начались движения в Прибалтике, на Кавказе, в странах Восточной Европы и России, в направлении демократизации.

Воспользовавшись разрешением сверху, на политическую арену начали лавиной стремиться люди с сомнительными репутациями, а настоящие диссиденты, которые в борьбе с тоталитарной системой «империи зла» прошли пытки в застенках КГБ, в советских концлагерях и психолечебницах, не сумев конкурировать с нахальством новоиспеченных героев по разрешению, остались в тени. А спросить у этих, вдруг осмелевших, где они до перестройки прятались, кем были и чем занимались, никому, видимо, в голову не приходит. Что же, может быть, действительно каждый народ достоин иметь лидера, подобного своей испорченности?!

Вас, господин Жириновский, я тоже отношу к ряду героев по разрешению властей.

Конечно, каждый имеет право заниматься политикой. Но вопрос в том, с какими намерениями: на благо народа или удовлетворять свои прихоти, воспользовавшись благоприятным моментом истории. Сам я, лично, не верю тем, кто вчера, боясь опасностей, глухо молчал и не высовывался, не написал даже одну статью или листовку против тоталитарного режима, — что они вдруг станут честными борцами за справедливость, за народ. Яркий пример тому — Ваша политическая деятельность с авантюрной программой, где намеревались задушить ту малую оттепель демократии, которая вывела Вас в люди.

И хотя Вашу «идею» преподносят как феномен и вокруг Вас столько сенсационной шумихи, но вы ничего нового в политике не открыли. Ваш конек — это старая кляча, козырь российских правителей, которые, отравляя, одурманивая русский народ великодержавным шовинизмом, в течение столетий умело направляли гнев народный против «инородцев».

Вместо того, чтобы заниматься назревшими проблемами России, как это делают большинство российских политиков, Вы тратите свою энергию и драгоценное время на зубоскальство в отношении других государств и народов. Даже в странах Средней Азии или Кавказа, которые по Вашему мнению являются «отсталыми регионами», никто из политиков не строил свою деятельность на такой смехотворной платформе, как Вы. Например, никто из казахстанских деятелей, участвуя на выборах в Верховный Совет республики, не обещает избирателям, что он, защищая права казахов, проживающих в Иране, Афганистане, России или Турции, объявит войну персам или туркам, вторгаясь во внутренние дела чужого государства. Другое дело, если обещать или заботиться о создании условий братьям, возвратившимся на историческую родину. Так что, решайте сами — в каком регионе у политиков проявляется больше отсталости в логическом мышлении и элементарной этике.

Разглагольствуя о том, что, якобы, казахи, кыргызы и другие народы угрожают русским, притесняют их (причем не приводя конкретных фактов), Вы, видимо, не понимаете, что тем самым оскорбляете 130-миллионный русский народ, представляя его в виде жалкого, беспомощного ягненка.

Я знаю, что Вы сегодня можете набрать очки у русского народа, обещая ему построить благо за счет других народов, так как веками одурманенный шовинизмом этот народ всегда был готов отдать последние гроши на вооружение и остаться голым, голодным, но лишь бы называться великим. Но для тех, кто знает историю, Ваша идея не новость. Это — обыкновенный фашизм, которым и Гитлер отравлял когда-то Германию, чьи полчища в 1941 году остановили в 20 км от Москвы дивизии, сформированные в Казахстане и Кыргызстане. Прежде чем поддержать и пойти за Вами, люди должны вспомнить и подумать о том, чем закончилась бредовая мечта Гитлера и одурманенного им немецкого народа о гегемонии над миром: Германия была оккупирована и раздроблена, Берлин разделен бетонной стеной на полвека, потерян город Кенигсберг и другие территории...

В истории всегда было так. Кто хочет все, тот останется без ничего. Но, к сожалению, граждане «великих» держав постоянно забывают, что «кто с мечом придет, тот от меча и погибнет»...

В декабре 1993 года, во время выборов в государственную Думу Российской Федерации, Вы свою предвыборную программу опять же построили на грубых нападках и оскорблении других народов, в том числе и казахского. И тогда я решил с Вами поговорить по-мужски, проучить Вас, вызвав на дуэль. Но мои сопартийцы тогда остановили меня, заявив, что, мол, народ не поймет мой поступок, что это даст дополнительный повод правительству Казахстана дискредитировать меня как экстремиста и это может повлиять на авторитет нашей организации. (Хотя каждый казах, который слушал по телевидению Ваши предвыборные выступления, готов был пристрелить Вас).

Для того, чтобы объяснить нашему народу, у которого сложилось убеждение о Вас как о ненормальном крикуне, мне пришлось написать несколько статей об опасности Вашей затеи, так как я более информирован о Вас и знаю феномен русского характера, который может клюнуть на Ваши великодержавные призывы, а также зная, что появятся и другие лидеры, которым не дает покоя Ваша «слава», и постараются тоже использовать Ваш конек.

Но опубликовать мне удалось только одну статью, так как здешние чиновники считают, что можно предотвратить опасности, выключив телевизоры.

Конечно, госчиновникам наплевать на будущее, безопасность и на честь народа. Им выгодно, чтобы народ дремал и не мешал им заниматься грабежом страны.

Но я более не намерен ждать, когда народ поймет и одобрит мои действия, не намерен слушать и терпеть оскорбительные угрозы Вас и Ваших последователей в адрес моего народа. Я требую, чтобы Вы прекратили вмешиваться во внутренние дела Казахстана. Мы, граждане Казахстана, сами можем разобраться у себя. И русские, проживающие -здесь, я думаю, не нуждаются в опекуне со стороны. Единственная «заслуга» Ваша и Вам подобных в том, что, раздувая шовинистические страсти, создаете взаимное недоверие между народами, мешаете казахам и русским объединиться в борьбе за демократические реформы в Казахстане, в обуздании заворовавшейся номенклатуры, тем самым работая на благо компартмафии, которым выгодны междоусобицы народов для сохранения своей власти, карьеры...

У наших народов была традиция — перед столкновением двух сил (войск) выходили на поединок лидеры противоположных сторон, дабы избежать больших человеческих жертв. Я предложил бы Вам более цивилизованную дуэль — политическую дискуссию по телевидению, где мог бы доказать губительность Ваших идей, убедил бы прекратить неблагодарную затею крутить колесо истории назад. Но так как у меня 25-летний стаж диссидентской политической борьбы, а у Вас всего 3—4-летний, то исход такого поединка заранее известен и, естественно, что Вы это предложение не примете. Поэтому я предложу другой — нецивилизованный вид дуэли, который более подходит Вашей агрессивной политической платформе, — драться на шпагах.

Завершая свое послание, я предупреждаю Вас — хотите заниматься политикой — занимайтесь проблемами России. А если впредь допустите оскорбительные высказывания в адрес казахского народа, то считайте, что я уже бросил Вам перчатку и жду Вас со шпагой в городе Алматы на месте, где стоял памятник Дзержинскому (которого снесли мои джигиты) — то есть возле школы, где Вы учились.

Хасен Каримжанулы Кожа-Ахмет.

г. Алматы, ул. Виноградова, дом 85, тел. 62-79-40, 21-12-68. ГДК «Азат».

Я не знаю адрес Вашей партии. Поэтому направляю письмо-предупреждение через средства массовой информации: в редакцию газеты «Правда Жириновского» и некоторым др. газетам».

Автор привел это послание с небольшими сокращениями, без литературной правки, хотя в ней оно, конечно, нуждается. Но не гладкость или шероховатость стиля — отличительная особенность письма, а нечто иное — его острота и оригинальность. Интересно, как отреагирует господин Жириновский на сие письмо-предупреждение, письмо-вызов, если оно дойдет до него. Скрестятся ли шпаги председателя ЛДПР Владимира Жириновского и председателя «Азата» и «Желтоксана» Хасена Кожа-Ахмета?! Состоится ли «партийная» дуэль?!.

… А теперь позволим себе немного пофантазировать. Да-да! Упомянутое письмо доходит до адресата! И он воспринимает его не как предупреждение, а как вызов. Жириновский не был бы Жириновским, если б упустил такой случай показать себя во всем блеске перед своими почитателями.

Итак, Владимир Вольфович берет несколько уроков фехтования у лучших тренеров Москвы. Заказывает пару шпаг — опять-так и у классных российских специалистов. Оружие получается отменным — позавидовали бы записные парижские дуэлянты минувших веков. После всех необходимых приготовлений Владимир Вольфович вместе с секундантом, врачом, журналистами и другими лицами отбывает на бывшую родину, в Алматы.

И вот — хорошо знакомое Жириновскому место, возле школы, где он учился и где не так давно стоял памятник Дзержинскому. Дуэлянты, в сопровождении почетного экскорта, сходятся, обмениваются сухими приветствиями. Секунданты оговаривают условия поединка. А в том, что он состоится, сомнений не остается, ибо ни одна из сторон не заявляет об отказе от него.

… Раннее утро, которое станет последним для одного из дуэлянтов. Час, когда никто и ничто не сможет отвлечь их от задуманного. Вот, выставив вперед острия шпаг, Жириновский и Кожа-Ахмет сближаются. Клинки со звоном скрещиваются...

Стоп! Как ни соблазнительно, быть может, рисовать подобные полные драматизма картины, мы не вправе делать этого. Ибо, начавшись столь романтически, дуэль между Кожа-Ахметом и Жириновским с неизбежностью привела бы к трагическим последствиям, большой крови!

ИСТОРИЯ КАЗАХСТАНА

До эпохи демократизации история нашей республики была своего рода ларцем за семью печатями. У одних было о ней весьма смутное представление, у других — ложное, третьи, числом гораздо меньше первых и вторых, знали ее и… вынуждены были помалкивать, либо в силу определенных обстоятельств — неверно освещать. И только теперь стали появляться серьезные издания, способные претендовать на научную объективность и правдивость.

Автор этих строк хотел бы сделать рекламу одному из таких изданий, носящему название — История Казахстана. Вот что говорит авторский коллектив в предисловии к книге: «Представляемый читателю исторический очерк «История Казахстана с древнейших времен до наших дней» — первый обобщающий труд Института истории и этнологии им. Ч. Ч. Валиханова и Института археологии им. А. X. Маргулана Национальной академии наук, подготовленный после обретения Республикой Казахстан подлинной государственной независимости. Авторский коллектив предпринял попытку по-новому осветить известные и открыть ранее скрывавшиеся факты истории республики, вернуть народу историческую память, славные имена героев борьбы казахского народа за национальную независимость, против колониального режима, имена выдающихся деятелей казахской культуры и науки, уничтоженных тоталитарным режимом.

Авторы не ставили перед собой задачу дать исчерпывающее изложение истории Казахстана. Это — задача будущих изданий. Цель книги — помочь читателю разобраться в сложных, порой противоречивых процессах давнего и недавнего исторического прошлого Казахстана. Главы книги различаются уровнем теоретического обобщения, стилистикой, фактологической насыщенностью. Возможно, на взгляд читателя, отдельные выводы и оценки недостаточно аргументированы, спорны. Редакционная коллегия не стремилась сгладить мировоззренческие различия авторов. По ряду концептуальных вопросов авторский коллектив не пришел к единому мнению и решил сохранить авторские позиции, что отражает поиск новых подходов к освещению тех или иных проблем. Такой поиск еще не завершен, он требует времени, выявления и осмысления новых фактов, новых методологических подходов. Очерковая форма позволила охватить широкий временной диапазон проблем — от древности до наших дней. При этом авторы не стремились переписать всю историю с противоположным знаком. Ими руководило чувство уважения к своим предшественникам, немало сделавшим для исследования истории Казахстана.

Разбуженное историческое сознание народа требует сегодня правдивого освещения прошлого. Откликаясь на это, авторский коллектив попытался подойти к исследованию прошлого казахского народа с объективных, научных позиций. Это лишь начало большой работы по воссозданию подлинной истории народа, раскрытию его роли и места в мировой цивилизации.

В ходе подготовки издания авторы учли рекомендации и выводы состоявшихся на научно-теоретических конференциях дискуссий по проблемам национально-освободительных движений в XIX в. в Казахстане, характеру национально-освободительного движения 1916 г., вопросам силовой коллективизации и голода в начале 30-х гг., государственной репрессивной политике тоталитарной системы в Казахстане и др.

Мы надеемся, что книга восполнит тот вакуум литературы и учебных пособий по истории Казахстана, с которым сегодня сталкиваются преподаватели и студенты, привлечет внимание широких читательских кругов, интересующихся историей Казахстана, будем признательны за высказанные замечания».

Чтобы у наших читателей было более полное представление об этом издании, приведем из него полностью один параграф, рассказывающий об экономике и культуре Казахстана в пору становления его государственности: «В XV—XVII вв. у казахов степных районов в качестве преобладающей сохранялась исторически сложившаяся, соответствовавшая природно-климатическим условиям зоны сухих степей и полупустынь отрасль хозяйства — кочевое и полукочевое скотоводства. Основными видами скота были овцы, лошади, верблюды. Крупный рогатый скот разводился в небольшом количестве, главным образом в местах оседлости.

Закрепились ранее сложившиеся маршруты и годичные циклы кочевания со сменой сезонных пастбищ (коктеу, джайляу, куздеу, кыстау). При этом каждый род, который мог состоять из десятков, а нередко и более сотни аулов, традиционно кочевал в пределах определенной географической зоны. Протяженность кочевий была от 200—300 км на юге и в Семиречье до 800—1000 км в меридиональном направлении в степных районах. Выбор места кочевий, конечно, зависел не только от традиций и хозяйственных нужд, но и от политических условий в ханстве.

Экстенсивное кочевое скотоводство требовало обширных пастбищных угодий, и их постоянная нехватка вызывала войны и распри с соседями. Скотоводство чрезвычайно зависело от природных условий. Заготовка кормов не производилась, зимой скот находился на подножном корму. Ибн Рузбихан, например, отмечая ценность сырдарьинских земель для кочевников, писал, что все окрестности Сейхуна покрыты «камышом, богаты кормами для скота и топливом». В суровые зимы нередко происходил массовый падеж скота, кочевники-скотоводы разорялись, многие переходили к оседлости.

Хотя и медленно, сами формы ведения кочевого скотоводства и его продуктивность улучшались; в благоприятные годы (как со стороны погоды, так и со стороны политических условий жизни населения) интенсивно росло поголовье скота. Сохранялись и постоянно совершенствовались отработанные веками навыки ведения животноводческого хозяйства. Жилище казахов, юрта, а также хозяйственный инвентарь были хорошо приспособлены для кочевания и обработки животноводческой продукции. Кочевое скотоводческое хозяйство во многом обеспечивало жизнь казахской семьи. Оно давало казахам продукты питания, материалы для одежды и обуви, устройства и убранства юрты, транспортные средства для перекочевок. Конь был незаменим в военных походах и сражениях.

Кочевники-скотоводы занимались домашними промыслами, главным образом, по переработке животноводческого сырья. Изготовляли войлок, ковры, одежду, обувь, кожаную посуду, сбрую и т.д. Хотя хозяйство казахов оставалось в основном натуральным, но оно давало и излишек продукции для обмена на товары и продукты, произведенные городскими жителями и земледельцами. На рынки городов Туркестана — Сыгнака, Саурана, Ясы и др. — кочевники-скотоводы пригоняли скот, доставляли кожи, шерсть, изделия из них, а также холодное оружие, изделия из дерева, главным образом из березы, в частности арбы, тахты и посуду; продавали пушнину, меховые шубы и шапки.

В обмен скотоводы получали в городах Туркестана разнообразные товары: хлопчатобумажные и шелковые ткани, изделия гончарного производства и металлического, готовые изделия из тканей и кожи — халаты, шали, головные уборы, обувь, детали конского убранства, а также разную домашнюю утварь, оружие, украшения из драгоценных металлов, зеркала и многое другое. В торговле участвовали и казахи: «Их (казахов) купцы постоянно посещали и посещают страны ислама, равно и купцы этих стран ездят к ним». Самым твердым, постоянным и массовым у кочевников был спрос на зерно — пшеницу, просо, ячмень, на другие продукты земледелия и садоводства и особенно на ткани — (карбас).

Казахи знали оседлое и полуоседлое земледелие и городскую культуру, особенно в южных и юго-восточных районах Казахстана. Постоянная связь кочевого хозяйства населения степных районов и районов оседлого земледелия и городского хозяйства была неотъемлемой чертой экономической жизни казахского общества Оседло-земледельческое население городов и оазисов Туркестана, смешанное в этническом отношении, находилось в постоянном хозяйственно-культурном взаимодействии со скотоводческим населением степи. В свою очередь, и непосредственно кочевниками в местах зимовок создавались очаги земледелия, оседлые и полуоседлые поселения, при этом земледелием занимались по большей части лишившиеся скота и возможности кочевать бедняки-жатаки.

Оседание казахов-кочевников происходило в зоне присырдарьинских оазисов и в западной части Семиречья более интенсивно, чем в каких-либо других местах государства. Процесс оседания казахов в XVI в. на этой территории был зафиксирован в документальных материалах (жалованных грамотах). Кочевавшие прежде аймаки (род, племя), по одной из таких грамот, подразделяются на «живущих (постоянно) в селениях (дихнишин), (полуоседло) в кишлаках (кишлакнишин) и кочующих (сахранишин)». Упомянуты также кочевые племена (илатийа). В городах часто жили ханы со своим двором и войском, особенно после вхождения территории Туркестана в состав Казахского ханства. Контроль над городами позволял создать в целом на казахской территории более прочную экономическую систему, базировавшуюся на двух взаимодополняющих хозяйственных укладах — кочевом скотоводческом и оседлоземледельческом, городском.

Во второй половине XV—-XVII вв., в эпоху Казахского ханства, в южном Казахстане продолжала развиваться городская жизнь. Ибн Рузбихан упоминает о «тридцати крепостях Туркестана». Наименования более двадцати из них встречаются в источниках; число городищ, обнаруженных археологами, превышает эту цифру. На правобережье Сырдарьи и ее притоков это были Ямы (Туркестан), Отрар, Сайрам, Сауран, Сыгнак, Икан; на левом берегу — Аркук, Узгенд, Аккурган, Куджан; на северных склонах Каратау — Сузак, Кумкент и др. Культурными и экономическими центрами были лишь 5—6 наиболее крупных из перечисленных «крепостей Туркестана», что, впрочем, и немало для такой небольшой территории, если принять во внимание ограниченность средневековой экономики, ее натуральный характер, относительную малочисленность населения и другие факторы.

Присырдарьинские города в период становления и укрепления казахской государственности играли в жизни населения Казахстана многоплановую роль. Сыгнак, например, был «торговой гаванью» для Восточного Дешт-и-Кыпчака. Он был столицей первых казахских правителей. Ясы (Туркестан) продолжал оставаться известным торговым пунктом, центром крупного земледельческого округа. На рубеже XVI—XVII вв. этот город стал столицей Казахского ханства, он был и главным религиозным центром для всего Туркестана и прилегающей казахской степи.

Отрар сложился в крупный торгово-ремесленный центр южно-казахстанских земель. Как и Ясы, он в XVI в. долгое время был местом пребывания шайбанидских наместников в Туркестанском вилайете, укрывавшихся от своих степных недругов за прочными стенами отрарской крепости. Доминирующее положение Отрара хорошо понимали современники, оставившие многочисленные свидетельства в источниках о борьбе за этот город, владение которым обеспечивало властью над всей областью.

Сауран был известен в XVI в. целой системой оборонительных сооружений, среди которых Хафиз Таныш называет высокие крепостные стены с башнями, крепостной вал, глубокий ров, «подобный реке»; этот город упомянут Зайн-ад-Дином Васифи в связи со строительством в нем в XVI в. медресе

— «выдающегося архитектурного сооружения», а также строительством и эксплуатацией особых оросительных сооружений

— кяризов, устройством на одном из них чахарбага — загородной усадьбы с садами и виноградниками. Сайрам был хорошо укрепленной крепостью, крупным торгово-ремесленным центром на юге Казахстана, на стыке торговых и военных путей из Мавераннахра в Туркестан и Семиречье; этот город являлся административным центром самостоятельного вилайета, в источниках упоминавшегося наряду с Туркестанским вилайетом.

Сузак на северных склонах Каратау постоянно был главной опорой, стратегическим пунктом правителей Казахского ханства как в борьбе за власть в степных районах, так и за города в Туркестане. Сузак был не только хорошей крепостью, но и торговым, ремесленным центром, выдвинутым в степь. В районе Сузака отмечены источниками и исследованы археологами другие оседлые казахские поселения: городище Культобе, Ран, Тастобе, Таскорган, Коктобе. Одни из них были крепостями, другие — земледельческими поселениями.

В хозяйственной жизни городского населения Туркестана как крупных, так и мелких городов, большую роль играли занятия сельским трудом. Полуаграрный характер городов отмечают исследователи по археологическим материалам и по данным письменных источников. Города были окружены садами и огородами, бахчами и виноградниками, полями и пастбищами. Земледелием и животноводством занимались не только жители ближних и дальних селений, но и сами горожане.

Каждый из городов был центром обширного земледельческого района с развитым поливным земледелием, товарным производством зерна и другой сельскохозяйственной продукции. В XVI—первой половине XVII вв. искусственное орошение продолжало развиваться в больших размерах, чем это было прежде. В одних местах оно основывалось на выведенных из Сырдарьи крупных каналах, в других — на многочисленных арыках из горных речек, стекавших с Каратау, в третьих — применялась кяризная система.

В городах имелись ремесленные кварталы, развивались ремесла — керамическое, кузнечное, деревообделочное, стеклодувное, ткацкое, кожевенное, ювелирное, строительное дело. В городах Туркестана XV—XVI вв. была развита фортификационная система. Крепостные сооружения, способные выдерживать длительную осаду, во время бесчисленных войн подвергались разрушениям и вновь восстанавливались трудом мастеров. Вместе с ними и под их прикрытием в то неспокойное время средневековья строились жилые постройки, культовые и общественные здания — мечети, медресе, мазары, бани, духаны, крытые рынки, караван-сараи.

В городах и оазисах Южного Казахстана существовал в позднее средневековье емкий и стабильный рынок, основанный на постоянном и взаимном спросе на продукцию земледельцев и ремесленников как внутри своего региона, между обитателями городов и селений, так и между ними — с одной стороны, и кочевниками-скотоводами — с другой. Торговля была одной из наиболее существенных сторон жизнедеятельности туркестанских городов, таких, как Сыгнак, Ясы, Сайрам. В этих городах чеканилась монета. Источники упоминают о наличии там крупных базаров и многочисленных дуканов. Благоприятная политическая обстановка, прекращение войн и усобиц в период возвышения Казахского ханства, особенно при Касым-хане, Хакк-Назар-хане, Тауке-хане, способствовали развитию городов и торговли. Поддерживались оживленные торговые связи со Средней Азией, Восточным Туркестаном, Русским государством. Через территорию казахского государства пролегала сеть караванных дорог.

К рубежу XVII—XVIII вв. в связи с ростом феодальных усобиц, джунгарских набегов города на юге Казахстана пришли в упадок, что нанесло удар по казахской экономике в целом.

Общественные отношения у казахов в XV—XVII вв. большинство исследователей считают патриархально-феодальными. При этом отмечается большая степень развитости феодальных отношений в экономически более развитых земледельческих районах Южного Казахстана, чем в степных районах, где преобладало экстенсивное кочевое и полукочевое скотоводство, а общественная жизнь, социальные отношения сохраняли множество патриархально-родовых, патриархально-общинных элементов и пережитков. Фактически казахское общество и казахская государственность базировались на двух социально-экономических укладах, что давало им большую устойчивость и стабильность.

Следует иметь в виду, что в позднее средневековье на формировании социально-экономического устройства казахского общества весьма ощутимо все еще сказывались последствия происшедшего в период монгольского господства сокращения в Южном Казахстане и полного упадка в Юго-Восточном Казахстане городской культуры и земледелия, усиления удельного веса кочевого скотоводческого хозяйства. Изменение экономической базы сказалось на трансформации общественных отношений в целом в сторону патриархальности.

В степных районах господствовала общинная форма землепользования. Право пользования пастбищами принадлежало всем членам кочевого рода или общины, при этом родоплеменная организация общества скрывала фактически неравное отношение родоплеменной знати и рядовых кочевников к земле, к пастбищу. Знать имела право распоряжаться кочевьями, использовать для своих отар и табунов, для скота своих приближенных лучшие из пастбищ, лучшие места для охоты.

Скот находился в частной и семейной собственности. Им владела и высшая аристократия, и вожди племен и родов, и рядовые члены рода. Скот был главным мерилом богатства кочевников, их имущественного положения.

Вполне естественно, что, обладая огромными стадами, исчислявшимися, по сведениям Ибн Рузбихана и Мухаммада Хайдара, в несколько десятков и даже сотен тысяч голов, правящая аристократия присваивала себе право фактического распоряжения пастбищами. В неравном отношении к земле находились и племена и роды в целом. Среди них различались более многочисленные, привилегированные, были и мелкие, бедные, незначительные. Лучшие пастбища и территории для зимовок издавна были заняты более могущественными родами и племенами. В целом вся территория ханства считалась принадлежащей правящему роду чингизидов. Верховным распорядителем земель был хан, разделявший их между султанами или подтверждавший их право на землю (юрт) для улуса. «В каждом известном улусе, — писал Ибн Рузбихан Исфахани, — есть (свой) полновластный султан из потомков Чингис-хана, который со своим народом пребывает в какой-либо местности, старинном юрте. (Султаны) сидят там до сих пор еще со времени Ючи-хана (Джучи-хана) и Шибан-хана и пользуются пастбищами. Точно так же они располагаются и занимают места по ясе (Чингис-хана). Следовательно, не только в представлении масс кочевого населения земля, по которой они передвигались со своим скотом, находилась в собственности правящей династии, но и на самом деле это ее право было узаконено юридически, подтверждено традицией, обычаем. Другое дело, что право это той или иной ветви чингизидов, как об этом говорилось выше, надо было отвоевывать в упорной борьбе. Специфические формы присвоения земель в кочевых районах в XV—XVII вв. продолжали традиции, сложившиеся издавна; их сохранение и закрепление было выгодно для правящей верхушки.

В южных районах Казахстана сложились устойчивые формы феодального условного землевладения и земельной собственности. Отсюда, из зоны присырдарьинских городов, шел процесс феодализации казахского общества, здесь кочевники втягивались в более сложные общественные отношения. Источники называют такие формы землевладения и собственности, как сойургал, икта, мильк, вакф и др. Город и его земледельческая округа были подчинены власти удельного правителя — владельца сойургала, т.е. пожалования на условиях военной или гражданской службы. Так было при тимуридах, шай-банидах. С вхождением территории Южного Казахстана в состав Казахского ханства, как раньше в состав Ак-Орды, ханства Абулхайра, присырдарьинские города с их земледельческой округой раздавались во владение ближайшим родственникам хана, представителям кочевой знати.

В борьбе за власть у ханов постоянно возникала необходимость поддержки близкой к ним военной аристократии, вождей кочевых племен за счет земельных пожалований. Им не только предоставлялись пастбищные территории в степи, но и передавались в уделы целые города или крупные участки обрабатываемой земли с оросительными каналами, вместе с сидящими на этой земле крестьянами (райатами). Кочевая знать тяготела к городам, политически и экономически эксплуатируя их. Получая от хана тарханные права, владелец пожалования собирал в свою пользу налоги с земледельцев, ремесленников, торговцев. Сойургал был распространенной формой господства кочевой знати над оседло-земледельческим населением.

Большую роль в сырдарьинских городах и оазисах играло мусульманское духовенство — шайх уль-ислам, садры, казии, шайхи, муллы, мутавалли и другие, оказывавшие правителям всяческую поддержку и получавшие от них большие привилегии, пожалования земель, водных источников, оросительных сооружений в вакф вместе с налоговым иммунитетом. Мусульманское духовенство, как и часть светских лиц, владело также значительными земельными участками обрабатываемых и пастбищных земель на правах частной собственности (мильк). Экономическое могущество духовной знати было основой ее политической силы и идеологического влияния на массы, содействовало распространению мусульманской религии в степных районах.

В основе деления казахского общества на сословно-классовые группы лежало не столько имущественное положение, сколько социальное происхождение. К высшему аристократическому сословию — ак суйек (белая кость) относились чингизиды: ханы, султаны, огланы или торе, а также ходжи. Чингизиды не принадлежали ни к каким казахским родам и племенам, они составляли правящую группу общества. «Каждый род великих и именитых людей из потомков Чингисхана называют султанами, а того, кто знатнее их всех, именуют ханом, то есть самым великим из государей и правителем их, которому они оказывают покорность». Каждый султан мог претендовать на ханский титул, на улус — определенное число родов и племен. В своих улусах султанам принадлежала вся полнота власти, административной и судебной, они освобождались от несения повинностей в пользу хана.

Все остальное население ханства относилось к низшему сословию — кара суйек (черная кость), независимо от имущественного положения. В это сословие входили представители родов и предводители родов и племен — бии (от старого тюркского термина бек, равного по значению монгольскому нойон и арабскому эмир). В источниках среди представителей казахской военно-кочевой знати упоминаются эмиры и беки разных рангов: минбеги, мирхазаре — «тысячник», «йузбеги» — сотник и др. Позднее термин бий также означал лицо, выполнявшее судебные функции, обладавшее юридическими знаниями.

Термин «бай» применялся, по Ибн Рузбихану, ко всякому лицу, обладавшему богатством, будь оно по происхождению из султанов, или родоплеменной знати (биев), или из рядовых членов племени. Постепенно бии стали составлять особую социальную категорию казахского общества, наиболее многочисленный слой класса феодалов.

Рядовые кочевники-скотоводы (шаруа), земледельцы-жата-ки и простые горожане, мелкие торговцы и ремесленники, сельские жители оазисов, составлявшие единое податное сословие (райаты), были обязаны платить многочисленные налоги и поборы: зякет, согум, сыбага, бийлык — со скотоводов; ушр, татар, бадж и харадж — с земледельцев и ремесленников, исполнять повинности и отработки: саун — отдача скота на выпас рядовым кочевникам, а также коналга, джамалга, марди-кар и др.

Исключительно тяжелой была воинская повинность. В сущности, каждый рядовой кочевник считался воином и в любое время был обязан явиться «конно» и «оружно» к султану или хану для выступления в поход или отражения набега неприятеля. Воинская доблесть считалась высшим достоинством кочевника. Выходцы из рядовых воинов, прославившиеся своими ратными подвигами, могли продвинуться вверх по социальной лестнице и занять свое место в сословии батыров. Последние играли важную роль в социальной иерархии казахского общества. Значительная их часть своим происхождением и имущественным положением относилась к состоятельной военнокочевой знати. Надо отметить, что рядовые кочевники, хотя и выполняли указанные выше обязанности и повинности в пользу своих правителей, тем не менее формально были свободными, независимыми, хотя и небогатыми членами своего рода и племени.

На политико-административном устройстве Казахского ханства сказывалась специфика патриархально-феодальных отношений. Оно не сложилось в централизованное государство. Ханство состояло из нескольких крупных административных единиц — улусов во главе с султанами-чингизидами из ханского рода. Территория улуса называлась юртом. По Ибн Рузби-хану Исфахани, в начале XVI в. таких крупных улусов насчитывалось около десятка. Каждый улус состоял примерно из десятка тысяч семей. Несколько семей составляли колено (фир-ке). Определенное количество колен составляло род или племя (таифе). Хан, стоявший во главе государства, совмещал в своем лице гражданскую, административную и военную власть, осуществляя при этом верховные полномочия. В улусах и племенах эти же функции выполняли султаны и бии. К городской верхушке относились чиновники местной администрации — вазиры, вакили, хакимы, даруга, мустауфи, назначавшиеся ханами и удельными правителями. Служащие более низкого ранга занимались сбором налогов, надзором за ирригационной системой, несли городскую полицейскую службу и т.д.

В целом развитый административный аппарат в Казахском ханстве не сложился. При хане был совет из улусных султанов и вождей кочевых племен. Ежегодно они собирались на курултай для решения общих вопросов жизни ханства, особенно военных, дипломатических, решения территориальных споров и т.п. Система государственного управления была основана на обычном праве — (адат). Наряду с адатом действовали нормы мусульманского права. Нормы обычного права были кодифицированы и дополнены в конце XVII в. при хане Тауке в виде единого свода под названием «Жеты-Жаргы» («Семь установлений»), Этот свод законов содержит нормы административного, уголовного, гражданского права, положение о налогах, религиозных воззрениях и т.д. Определялся порядок управления ханством, узаконивались различные сборы в пользу хана и биев, устанавливались наказания за совершаемые преступления, В целом нормы обычного права были приспособлены для защиты собственности, охраны привилегий казахской знати. В составлении «Жеты-Жаргы» участвовали представители всех казахских жузов.

Традиционные родоплеменные институты кочевого общества явились готовой формой организации власти господствующего класса и административного управления, так же, как древние формы отношений между родовой массой и старейшинами, которые выражались в приношениях и общих работах, превратились в феодальные по существу формы эксплуатации — упомянутый выше продуктовый налог и трудовая повинность. Оценка уровня развития социально-экономических отношений, на котором находилось казахское общество в позднее средневековье, как патриархально-феодальных отношений (в рамках феодальной формации), а сложившейся казахской государственности — как феодальной, при всей упомянутой выше специфике, расходится с оценкой рада исследователей, считающих, что кочевое общество в своем развитии может подойти только к уровню раннеклассового общества, а государственность может быть достигнута кочевниками только при завоевании ими земледельческих и городских обществ. Более того, высказана гипотеза о существовании кочевого (номадного) способа производства, при этом номады — кочевые и полукочевые скотоводы — достигают в своем социально-экономическом развитии только предклассового уровня. Историческая реальность, в частности казахского этноса, состоит, однако, в том, что, во-первых, казахи-кочевники и полукочевники знали не только имущественную, но и сословно-классовую дифференциацию, а, во-вторых, казахи, как и протоказахские племена и народы, занимались не только чисто кочевым скотоводством, но знали и оседлое и полуоседлое земледелие, и городскую культуру, а районы Южного Казахстана — районы земледельческой и городской культуры с довольно развитыми классовыми (феодальными) отношениями — были этнической территорией казахского народа.

В XV—XVII вв. развивалась самобытная культура казахского народа. Закрепились основные особенности материальной и духовной культуры казахов — в типах жилья, его убранстве и утвари, в одежде и пище, в обрядах и обычаях, в художественных промыслах и устном народном творчестве. В них органически были восприняты культурные ценности предшествующих племен и народностей, обитавших на территории Казахстана.

Архитектурные комплексы Сыгнака и Саурана, Ясы и Отрара, мавзолеи Джаныбека, Касыма в Сарайчике, Казангапа в районе Улытау, мазары в Мангышлаке, в низовьях Сырдарьи и в предгорьях Каратау отличались своеобразием, строгостью и выразительностью архитектурных форм.

Изделия домашних промыслов и прикладного искусства — тонко орнаментированные предметы конского снаряжения, юрты, искусно выделанные предметы их убранства, предметы домашнего обихода (ковры, кошмы, вышивки, циновки, посуда), нарядная женская одежда и украшения — все это свидетельствует о уровне своеобразной материальной культуры народа.

Широко развивалось в XV—XVII вв. устное поэтическое творчество казахов. Из поколения в поколение передавались произведения героического эпоса «Кобланды-батыр», «Ер-Таргын», «Камбар-батыр» и др., социально-бытовые поэмы «Козы-Корпеш и Баян Сулу», «Кыз-Жибек» и др., слагались обрядовые песни и сказки. Предания сохранили имена представителей казахской устной поэзии: Шалкииз-жырау (XV в.), Доспамбет-жырау (XVI в.), Жиембет-жырау (XVII в.). В песнях, поэмах, эпических сказаниях прославлялись самоотверженность и подвиги батыров в защите родины, рассказывалось о жизни и быте народа. Талантливые музыканты создавали инструментальные произведения (кюи) на эпические, исторические, сказочные и бытовые темы. В XVI—XVII вв. письменная литература на казахском языке была распространена в виде книг религиозного и историко-легендарного содержания, создавались исторические сочинения и генеалогии (шерже). Наиболее важным памятником казахской исторической литературы XVII в. является сочинение Кадыргали Джалаири «Джа-ми-ат-таварих».

Ислам в этот период глубоко укоренился в городах Южного Казахстана, в том числе среди казахов, живущих в этом регионе. Правящая казахская элита в полном объеме исповедовала ислам и стремилась распространить его среди своих подданных. Однако в низах догмы ислама не получили широкого распространения, большинство народа придерживалось доисламских верований, основанных на культе тенгри, поклонении солнцу, предкам, духу воды, огню. Наряду с языческими обрядами все большее распространение получили и мусульманские обряды».

Уже из одного этого очерка можно сделать очень много важных выводов. Какие именно? Лично я сделал для себя такой, к примеру: многие наши оценки исторических событий, выдаваемые за предельно объективные и точные, напоминают… колебания маятника — широкий мах в одну сторону, затем столь же широкий мах в прямо противоположную сторону… Объяснюсь. В годы Советской власти «истина» выглядела таким образом, что белая кость выступала в роли жестоких эксплуататоров, а «черная» — эксплуатируемых. В наступающую сейчас эпоху демократизации та же «истина» нередко выглядит диаметрально противоположно. Вот так, допустим: «Пресловутое противопоставление исламизированной верхушки и народных масс не может сегодня восприниматься всерьез (и даже то, что эти «трудящиеся» возрождают сейчас ничто иное, а ислам, опровергает подобные измышления). Никаких эксплуататоров — тем более в кочевом обществе казахов — не было. А были «лучшие люди», подлинная элита (в отличие от псевдоэлиты советской эпохи). И был народ, который видел в этой элите свою опору и надежду, учился у нее». Эта выдержка из заметок аспиранта КазГУ Назиры Нуртазиной, опубликованных в номере газеты «Казахстанская правда» за 20 февраля 1993 года и озаглавленных «Возвращение Ислама» сопряжено с ясным пониманием народом своего места в собственной судьбе». Заметки Нуртазиной, безусловно, актуальны, содержательны. Но в данном случае речь — о процитированном отрывке. Здесь налицо — «отмашка маятника» в противоположную от коммунистического взгляда сторону. А истина, наверно, — посередине… Автор не утверждает, что историческая истина в последней инстанции — в рекламируемой им в данном случае книге «История Казахстана». Далек я и от претензий считать, что сам близок к истине во взгляде на историю. Сегодня мы, очевидно, имеем дело с попытками взглянуть на нее по-новому, без идеологических шор, свободно и непредвзято.

А последнее слово пусть остается тут, как и в любой сфере человеческих знаний, за серьезными и компетентными специалистами, за пытливыми и глубокими исследователями.

Отметим еще: очерк «История Казахстана» выпущен на хорошем полиграфическом уровне Издательством «Дәуір».