Страница - 9

БАТЫРЫ КАБАНБАЙ И БОГЕНБАЙ

Улицы имен этих прославленных военачальников в Алматы никогда не пересекутся: они параллельны. Ну, а в жизни, как и в трилогии И. Есенберлина «Кочевники», дороги двух батыров неизменно сходились в одной точке — на решении трудных задач обороны Отечества от иноземных захватчиков. Вот как это было.

«… когда дело доходило до войны, то найманы были в первых рядах защитников страны казахов. Немало славных батыров, отражавших джунгарское нашествие, вышло из их рода. К ним, например, относился воспетый в народных сказаниях батыр Кабанбай,..»

Имя Кабанбай-батыра служило казахским воинам боевым кличем, придавая им сил.

«— Кабанбай!.. Кабанбай!..

— Аблай!.. Кабанбай!..

— Уррах!..

— Кабанбай!.. Аблай!»

Нетрудно заметить, имя Кабанбай-батыра звучало в боях после имени самого легендарного Абылай-хана, а иногда и впереди нега.

Батыры водили войска и один на один выяснили отношения с военачальниками вражеских войск.

«Батыр Богембай резко повернул коня назад. Косматый гнедой жеребец —- от порога до красной стены юрты длиной, — тяжело кренясь и сдерживая ход, сделал полукруг и понесся обратно, выбрасывая из-под каждого копыта комья земли, равные по величине площади походного костра. Лишь ветер свистел в пустой степи да с каждым скачком богатырского коня гулко отзывалась и словно охала земля...

Вон он, Шуно-Дабо, джунгарский багадур, тоже заметил казахского батыра и таким же мощным рывком руки поворачивает своего белого косматого великана-коня. На полном скаку проносятся они друг мимо друга, едва не коснувшись стременами. В клубах пыли поднялись и опустились тяжелые дубины-палицы с окованными железом головками. Тяжкий стук, будто две гранитные скалы столкнулись в небе, послышался в степи, и далеко отлетели сломанные дубины.

А батыры уже снова поворачивают коней. Никто не видит этого поединка, но тем неистовей схватка. Снова мчатся они навстречу друг другу, взметая пыль, но теперь уже не палицы в их руках, а тяжелые сверкающие мечи-алдаспаны. Гром ударов и скрежет раздался при их сближении. Но теперь уже не разъехались батыры, а закружились один возле другого, высекая искры. Когда же притупились старинные мечи, батыры снова разъехались и натянули луки, стремясь достать стрелами вражескую плоть. Но и это никому не удалось. Равными по силе и мужеству оказались они.

Уже дважды можно было подоить кобылу за то время, что сражались они. Батыры устали, пот заливал глаза, тяжко поднимались руки в железных доспехах. Да и кони еле несли своих тяжелых всадников. Тогда они слезли с лошадей и бросились друг на друга с кинжалами. Вскоре и кинжалы выпали из стиснутых противником рук, и они принялись голыми руками душить один другого...

Совершенно обессиленные, они лежали рядом на голом холме. Потом, ни слова не говоря, один из них поднялся и поплелся к своей лошади. То же сделал и другой. Батыры не смотрели друг на друга, пока не поднялись в седла и не отвернули друг от друга лошадей. Только отъехав на несколько шагов, они разом, как по команде, оглянулись.

— Богембай-батыр, совесть наша осталась чиста, — сказал Шуно-Дабо. — Поединок наш был честным, как в древних песнях. А впредь пусть будет так, как кто сумеет. Берегись, не попадайся мне больше один в степи!..

— Да уж и ты не удивляйся, если застану тебя врасплох! — ответил Богембай-батыр.

И они разъехались в разные стороны.»

Пять долгих лет порознь водила их судьба, чтобы затем вновь свести в последнем бою на левом берегу Бадама.

«В песне-сказании о их битве рассказывается, что казахский батыр своим шестигранным копьем пробил железные доспехи и кольчугу джунгарского багатура, нанеся ему в грудь смертельную рану. Но белый конь вынес багатура из битвы и переплыл с ним бурную студеную реку. Недалеко от противоположного берега умирающий нойон оглянулся назад. Его старый враг — казахский батыр Богембай стоял там, опершись о лук. Несмотря на условия между ними, батыр не стрелял, так и не пожелав нарушить древнее правило боя».

А добьет уже на родном берегу багадура Шуно-Дабо его племянник и будущий властитель джунгар Галден-Церен. И это будет не последний случай, когда простые батыры окажутся честью выше правителей.

«И батыр Богембай тут же поскакал к ханской юрте.

— Бог нас накажет, хан Абильмамбет, если позволим угнать в рабство братьев! — сказал он, твердо глядя в серые немигающие глаза хана Среднего жуза.

— Мне сказали, что среди захваченных джунгарами людей находится родная сестра хана Абулхаира… — Абильмамбет спокойно почесал переносицу. — Да и разорены аулы Младшего жуза. Абулхаиру доверена их защита...

— Но Абулхаир сейчас где-то у Едиля воюет с калмыками, — возразил батыр.

— Он говорит всегда, что никому в степи не сравниться в быстроте с его скакунами. Вот пусть теперь и попробует нагнать джунгар!»

Самому хану Абылаю бросает в лицо горькие слова упрека батыр Богенбай.

«— О мой султан, почему не пришли мы на помощь нашим братьям из Большого жуза, которые истекают кровью на шур-шутском аркане?»

Правители внимательно слушают Богенбая.

«Богембай-батыр кивнул головой:

— Ну, что же… Я не хан, чтобы решать судьбу страны. Но думают ведь не только ханы. И вот что я вам скажу… Там, вблизи русских крепостей, больше спокойствия, чем вдали от них… Куда бегут целые аулы, когда занесен над ними джунгарский нож? Туда, к русской крепостной линии. Знаю, что и там несладко простому человеку. Это хану бывает сладко везде… — Он посмотрел прямо в глаза Абулхаиру. — И все же народ в реке жизни, как и рыба в Сейхундарье, бежит от опасности туда, где глубже и спокойней. Под защиту русских крепостей бежит он от твоих родичей, султан Барак… Остаться в живых хотят люди: пасти скот, растить детей...

Как тяжкие камни, падали слова батыра в белую пустоту юрты».

То были не тяжкие камни. Будто сам народ говорил устами мудрого батыра.

Грозным мстителем за народные унижения, страдания, кровь и боль был Богенбай.

«Богембай-батыр ждал, пока из ущелья между холмами выползет половина каравана. Он собирался ударить по головному отряду и расправиться с главным отрядом джунгар, пока остальные поймут, в чем дело. Все новые и новые пленники в сопровождении охраны выходили из ущелья. Вот уже поравнялся Лола-Доржи с пригорком, за которым укрылись казахские джигиты. Явственно стали слышны слова песни:

О, как тяжко лишиться родины...

Слезы застилают белый свет!..

Богембай-батыр так и не успел дать команду. Из бредущей толпы пленников вышла молодая женщина с растрепанными волосами. Как и у других женщин, часть волос у нее была выдрана, и кровь запеклась на голове, потому что джунгарские всадники по своему обычаю хватали женщин за волосы и волочили их за конем по земле. На руках у женщины был грудной ребенок. Она положила его на землю и принялась пеленать. Заметивший это один из джунгарских охранников подъехал к ней сзади. Увидев тень от косматого коня, женщина испуганно обернулась. Но было уже поздно. Джунгарам для продажи в Хиве не нужны были маленькие дети, кормящая мать проигрывала в цене. Ни слова не сказав, охранник опустил вниз длинное джунгарское копье, проткнул им ребенка и, поддев, перебросил жалкое, еще трепещущее тельце за гребень холма. Ребенок успел лишь слабо пискнуть. Он взлетел в голубое небо, и лента пеленки трепыхалась на ветру. А охранник гулко захохотал, и, радуясь его шутке, захохотали все нойоны и воины. Даже у Лола-Доржи появилось на лице какое-то подобие улыбки. Но если бы они увидели, куда упал окровавленный труп ребенка, они бы не смеялись. Прямо между казахскими воинами ударился о землю еще подрагивающий комок человеческой плоти...

— Убийца!.. Кровопийца!..

С криком раненой тигрицы кинулась мать на охранника, и тот перерубил ее саблей Пополам. Но вся безоружная толпа пленников бросилась в тот же миг на своих мучителей. Джунгары вынуждены были отбиваться от них плетьми и саблями. Облако пыли поднялось над местом схватки. И не заметили джунгары, как без единого крика, страшные в своем безмолвии, обрушились на врага джигиты Богембай-батыра.

На всем скаку с горы вместе с конем обрушился Богембай-батыр на кровавого нойона. Страшная богатырская палица с железным навершьем опустилась на его голову, и Лола-Доржи так и не успел понять, кто его отправил на тот свет.

— Акжол!..

— Богембай!.. Акжол!.»

Никто не вечен — даже самые могучие батыры. И вот уже Умбетау-жырай поет жоктау — скорбную песню о смерти.

«Аблай, как принято хану, сидел с каменным лицом, только синяя старческая жилка у виска забилась чуть сильнее. «Кто же очередной из моих сподвижников покинул этот мир?» — думал он. Но нельзя было старому опытному жырау сразу ответить на немой вопрос хана. Он начал издалека: подробно перечислил, когда и какие батыры воевали рука об руку с Аблаем, кто из них и чем прославился. Песня призывала вспомнить о том, что недаром прожили свой век эти люди, и поэтому пусть не будет столь тягостной скорби по ним. Но вдруг голос певца упал, словно подстреленный лебедь с головокружительной высоты, и слова забились, заклекотали в горле:

Эй, Аблай, Аблай,

Дослушай мои слова:

Тот из твоих соратников, кто был постарше тебя,

Тот, чья голова была помудрее нашей,

Тот, кого уважал ты в юные годы,

Тот, кто сравнялся с тобой в годах,

Потому что после шестидесяти шести — все сверстники,

Но кому тем не менее перевалило за восемьдесят,

Умер наш батыр,

Умер Богембай!..

И тогда у хана Аблая вдруг закололо в сердце. Как живой, встал перед ним могучий народный батыр Богембай. Никогда не боялся сказать он то, что думал. О чем говорил ему когда-то Богембай?.. О необходимости быть мудрым… И что одними войнами не добьешься благоденствия в своем ханстве. О том, чтобы опереться на русские крепости и противостоять кровавым ветрам, из века в век дующим из Джунгарских ворот… И еще за то, что не щадит людской крови, упрекал его батыр, который лучше всех понимал его, знал все его достоинства и слабости. И вот теперь, когда его не стало, Аблай понял, что не было никого у него ближе батыра Богембая».

А народ продолжал петь.

Ой, мои милые горы и долины:

Баянаул, Кзылтау и Абралы,

Козы-Манрак, Кой-Манрак и Чингизтау.

Сколько сновало меж вами джунгарских разбойников!..

А ты, Богембай, как достойный учитель, указал им

на прежнее место,

По ту сторону Черного Иртыша, где издавна они обитали. Ты прогнал их обратно за реку, за Алтайские горы,

Лагерь для храбрых и верных разбил ты на Ак-Шауле. Услышав твой клич, как птицы, слетелись туда джигиты,

И с ними вы били и били джунгарских нойонов...

О, Кабанбай и Богембай, великие батыры!..

Аргыны и найманы поют вам славу,

За то, что вернули им древние земли и пастбища!..»

Не только аргыны и найманы — вся казахская земля, весь казахский народ поют славу Кабанбай-батыру и Богенбай-ба-тыру.

* * *

Мне легко и приятно писать о батырах Богенбае и Кабанбае. Главная причина этого — искреннее мое восхищение ими. Есть и еще одна причина, носящая несколько личный характер. Дело в том, что мой отец, Жылкайдар, был родом из того же племени, что и Богенбай. Этот род называется канжыгалы. И папа хорошо знал так называемых сорок батыров из рода канжыгалы — канжыгалынын кырык батыры. Тех самых, что составили ближайшее окружение и костяк отряда Богенбая. Что касается Кабанбая, то эта книга писалась в доме, что по улице Кабанбай-батыра в Алматы. И он как бы вдохновлял меня незримым своим присутствием на написание и издание данной вещи. Все это — в качестве лирического вступления.

Богенбай-батыр в 1710 году, в Каракумах, близ Аральского моря, был избран предводителем ополчения всех трех казахских жузов для борьбы с ненавистными ойратскими (джунгарскими) захватчиками. Было это в пору правления Тауке-хана. Выбор этот был отнюдь не случаен. Сам хан Тауке, прозванный в народе Справедливым, его сподвижники-султаны, бии-мудрецы Толе, Казыбек, Айтеке обратили внимание на молодого батыра. В скупых словах его заметны были прямота и ум, во взоре отвага, в поступи решительность и сила. Предпочтение, отданное Богенбаю перед другими военачальниками, оказалось не только верным, но и во многом решающим для изменения соотношения сил в кровавой борьбе со злобными кал-маками. После того, как Богенбай объединил под своим началом силы всех трех жузов и повел их в решительные сражения на врага, перевес казахов в них оказался заметным. До этого успех улыбался то одной, то другой стороне.

Тот же 1710 год. Местность Сарайлы, у берегов реки Сары-кенгир, где находится мавзолей знаменитого Джучи-хана. Здесь состоялось единоборство Богенбай-батыра с ойратским нойоном. Молодой казахский батыр смело вступил в жекпе жек — схватку один на один и одолел сильного калмака. Эта победа имела огромное значение как для повышения авторитета Бо-генбая, так и поднятия морального духа казахских сарбазов.

Еще много раз будет вступать Богенбай в поединки с ойратскими предводителями, всякий раз одолевая своих противников. Это не объяснялось и не могло объясняться расположением Фортуны, переменчивей которой нет на свете. Просто батыром Богенбаем руководила горячая любовь к родине; к огромным природным физической силе и сноровке он присоединил боевой опыт, мастерское владение всеми видами оружия и приемами рукопашного боя. В ту пору исход столкновений вражеских сил зачастую решал поединок известных степных исполинов. И это было по-своему гуманно. Если ты сильнее предводителя противников, значит, и возглавляемое тобою войско сильнее. А стало быть, в некоторых случаях можно обойтись без большого кровопролития. Затаив дыхание, следили казахские батыры за тем, как Богенбай отделялся от своего отряда и направлялся к вражескому военачальнику. Чем ближе — тем больше горячились под богатырями скакуны, чуя близкую кровь. И вот уже соперники сошлись вплотную, меча глазами пламя и нанося страшные удары. Любой из них вышиб бы с легкостью из седла воина средней крепости. Но непросто одолеть друг друга двум самым могучим ратникам… Жаркая схватка длится довольно долго. Два войска жадно следят за каждым движением своего и чужого вожака. Но вот по рядам казахских воинов проносится радостный гул. Богенбай наносит решающий удар, и его противник валится замертво с коня… Так было много раз в единоборстве казахского батыра с именитыми хивинцами, башкирами, джунгарами. Разумеется, не все поединки проходили столь «театрально». Порою свидетелями их были лишь глухая степь да верный конь. Однако чуткий степной узун-кулак — длинное ухо быстро проведывал обо всем, и катилась все дальше и дальше вокруг слава Боген-бай-батыра.

Богенбай был искусен в ведении боевых действий с немногочисленными отрядам. Как молния с безоблачного неба, обрушивался он с ним на ошеломленного врага, разил и исчезал, оставив на земле немало убитых и раненых его воинов. Пред-варительно Богенбай получал необходимые сведения о количестве сил противника, их месторасположении. Тщательно взвесив все, предпринимал летучие свои рейды. В них бок о бок с Богенбаем сражались родные его братья Колбай, Маймасара и Таймасара, ближайшие родственники Досай, Атан, Шантай — общим числом сорок упомянутых уже батыров из рода канжыгалы.

С самой лучшей стороны зарекомендовал себя батыр Богенбай и в крупных оборонительных сражениях — особенно с джунгарами. Руководимые им казахские войска наголову разбили калмаков у берегов Есиля, Иртыша, Шу, Сарысу, Нуры. Одно имя Богенбай-батыра начало со временем внушать агрессорам почтение и страх. И как бы ни были внезапны вторжения врагов, он успевал за короткое время собрать под своим началом верных сарбазов и отразить самый ожесточенный натиск.

Труднее, чем с внешними врагами, приходилось батыру с внутренними. Первым он мог противопоставить силу грозного своего оружия. Перед коварным лицом вторых Богенбай часто оказывался бессильным. Победы, одержанные им и его сподвижниками, в конце концов, ударили по нему. Как это произошло? Победы вскружили головы казахским властителям, опьянили их жаждой все больших власти, богатств и почестей. Такого рода головокружение в меньшей степени, чем иным, было свойственно сыну Тауке Справедливого — Болату, который возглавил ханство после смерти отца. Но Болат недолго правил. Он очень скоро умер, возможно, в результате отравления. Пришедший ему на смену Каип люто ненавидел Боген-бая. В итоге тот был лишен ханских милостей, а вместе с ними — и ополчений, с помощью коих и добыл казахам победы. Отныне все, что ни предпринимал и ни предлагал Богенбай, отвергалось. А то, что он предлагал и пытался предпринять, было залогом будущих побед. Судите сами. Богенбай окружил себя людьми, знающими толк в рудах и обработке металлов. Далее он говорил о настоятельной необходимости изготовления телег, ружей, более того — литья пушек и ядер. Организовал школу, в которой учил занимающихся искусству единоборства и сражению в воинских рядах.

Откровенные ирония, насмешки, неприятие со стороны зарвавшейся белой кости не обескураживали Богенбая. Он продолжал свои полезные начинания и обучение населения.

Богенбай знал толк не только в военном деле. Он унаследовал от отца, Акши, поэтический дар и красноречие. Превосходный степной дипломат, Богенбай улаживал распри между родами и аулами, участвовал в советах биев.

Со временем жизнь все расставила на свои места. При хане Абылае постаревший в боях Богенбай вновь оказался в фаворе. Прославленный батыр и умный советник, он считался левой рукой этого грозного и мудрого властителя. А если говорить о личном отношении, то Абылай выделял и любил Богенбая больше, чем кого-либо другого из огромного своего окружения. И когда не стало Богенбая, почувствовал вдруг Абылай вокруг себя зияющую пустоту...

Не враги — преклонный возраст одолел народного батыра Богенбая. Он покинул этот мир, когда перевалило ему уже за восемьдесят.

Кабанбай-батыр, выражаясь по-современному, сделал великолепную карьеру на военном поприще. Начинал он рядовым воином. Был замечен и выдвинут в жузбасы — командиры отряда из сотни бойцов. Через некоторое время отважному жузбасы доверили полк. А вскоре доблестный мынбасы стал и туменбасы — начальником крупных воинских соединений. Такова была внешняя сторона восхождения Кабанбая по служебной иерархической лестнице. Но если заглянуть в суть явлений, то нетрудно было заметить: отнюдь не карьера интересовала даровитого военачальника. В боевые действия с ненавистными ойратами (калмаками) Кабанбай вступил еще шестнадцатилетним юношей, движимый жаждой мести за убитых врагами отца и старшего брата. Отомстив за близких, он стал помышлять о мести за страдающий и гибнущий под джунгарским игом свой народ. И это пламенная любовь к отчизне и желание оборонять ее от иноземных захватчиков в соединении с дарованиями бойца и военачальника и породили тот феномен, имя которому — Кабанбай-батыр.

Еще при жизни имя его было овеяно славой. О подвигах Кабанбая ходили легенды, вещие певцы слагали о нем предания, арнау, поэмы, толгау. Кабанбай был излюбленным героем сочинений таких выдающихся поэтов, как Бухар-жырау, Умбетай, Актамбердыл. Народ обожал Кабанбая и считал его непобедимым. На обширном пространстве, на коем сражался и гнал врага обратно в его логово казахский батыр, есть масса мест с названиями, отражающими те или иные действия Кабанбая либо события, связанные с его жизнью. Вот некоторые из этих названий: «Кабанбай шаты» — перевал Кабанбая,  «Кабанбайдын булаты» — ручей Кабанбая. Такую честь воздавала казахская «чернь» прославленному своему сыну и защитнику, победоносному участнику более чем ста кровопролитна сражений. Вехи победной поступи Кабанбай-батыра: так называемый год великого бедствия — 1723, когда Кабанбая назначают начальником обороны священной столицы Казахского ханства — Туркестана; 1725 — Кабанбай со своими соединениями выигрывает Алакольское сражение; 1728 — победа под его началом в Шубартенизском; 1729 — Булатинская битва и триумф в ней, 1729 — Анракайское; 1730 — Илийское;

1735 — Шаганское и 1740 — Шоргинское сражения.» Уже эти вехи дают наглядное представление о том, сколь велико было временное и пространственное измерение подвигов Кабанбай-батыра. Он гнал захватчиков от стен Туркестана до алтайских пределов, и понадобилось ему на эту цепь беспрерывных битв свыше сорока лет. Что ж, враг был силен...

А как начиналась эта цепь, на долгие десятилетия сковавшая руки и горло казахской «черни»? Конец семнадцатого и начало восемнадцатого веков — время правления Тауке Справедливого. Казахское государство бурно развивалось, шло в гору. Но и враг, как говорится, не дремал. Богатая казахская Степь с двух сторон манила алчные взгляды Российской и Цинской (Китайской) империй. Особенно кровожадно была настроена вторая. План правителей Цинской империи был хитроумен и прост: натравить, заставить сцепиться в смертельной схватке джунгарского и казахского тигров. А когда они, истекая кровью, испустят дух, захватить земли того и другого. В такой бескровной победе над двоими сильными тиграми китайскому дракону мог помешать лишь российский двуглавый орел, который тоже имел немалые притязания на их владения. Пока продолжались сложные военно-политические игры между могущественными драконом и орлом, науськанный первым и от природы свирепый ойратский тигр с грозным рычанием бросился — на казахского. Однако и тот, при всем своем добродушии, обладал порядочной силой. И разгорелась ожесточенная битва, за которой внимательно наблюдали из поднебесья дракон и орел. Обоих интересовал один и тот же вопрос: кто кого?..

А теперь персонифицируем события) В 1697 году правителем Джунгарии стал Сыбан Раптан. И первая из предпринятых им крупнейших акций — развязанная против Казахстана война. В начале восемнадцатого века, подстрекаемые, да и просто откровенно подталкиваемые Цинской империей, калмаки все чаще начали беспокоить своих казахских соседей. Набеги эти стали регулярными и нескрываемо злобными после кончины Тауке-хана, повлекшей за собой распад Казахстана на три самостоятельных ханства по границам трех жузов. Теперь уже ойраты не скрывали намерения полностью уничтожить все казахское население и захватить их земли. А даже если бы они этого не хотели, у них не было другого выхода: со стороны Халхи и Кокнора джунгар толкали в спину китайцы, а со стороны Иртыша, Енисея и Тобола — русские. Теснимый дружно двуглавым орлом и драконом, калмакский тигр в 20-х годах XVIII века загнал казахского собрата вглубь его территорий, захватив их южную и восточную часть. Не оставалось иного выхода, как защищаться, и у казахов. И вот эта-то ситуация и породила упомянутый выше феномен Кабанбай-батыра. К слову, погибший в войне с джунгарами отец его, Кожакул, тоже был довольно известным батыром. И выросший в военно-аристократической среде, Кабанбай уже в юности отлично знал тактику ведения боевых действий, был мастером рукопашного боя. Недаром отец дал ему при рождении имя Ерасыл, что можно перевести примерно — Драгоценное мужество. А уж народ и сподвижники дадут Ерасылу прозвище Избасара — Следующего геройским путем отца. Это прозвище сменят затем на Нарбалу — молодой атлет, наделенный силой верблюду Нарбала своим чередом превратиться в Дарабоза — первого среди равных. И, наконец, Дарабоз станет Кабаном — Тревожащим беспрестанно врага. А уж это прозвище будет узаконено в широко известное имя Кабанбай.

— Кабанбай! Кабанбай! Кабанбай! — с таким грозным кличем будут нестись на ряды противника воины из рода караке-рей и не только — этого. Имя Кабанбай-батыра станет со временем своего рода символом национально-освободительной борьбы казахов, а сам он возглавит его.

Автор настоящих строк не уполномочен, так сказать, выдавать лавровых венков. Его задача — фиксировать то, что относится к ряду звездных, вершинных явлений казахстанской истории. Так вот, видный писатель и ученый прошлого века Жусуп Копеев и известный ученый начала нынешнего столетия Курбангали Халидов считали Кабанбай-батыра крупнейшим полководцем казахов за всю их многовековую историю. И эти исследователи не были одиноки в своем мнении. А еще до них жизнью и славными деяниями Кабанбай-батыра пытливо интересовались Чокан Валиханов и его друг Григорий Потанин.

В одном веке с ними политическую прозорливость и ратные подвиги Кабанбая воспели акыны Арип, Дулат, Асет и другие.

А потом… в тоталитарный период имя Кабанбая было предано забвению. Ставка была сделана на то, чтобы вычеркнуть из народной памяти славные имена его предводителей вместе с той, драматичной и прекрасной историей, которую они творили. Цель — показать казахам, что их история началась лишь с Октябрьской революции. Таким образом, историческая наука была превращена в служанку большой и сомнительного качества политики, призванной плодить не помнящих родства манкуртов, чьим сознанием несложно манипулировать и которыми легко управлять. Но и не попадая в учебники по истории, жило в народной памяти имя Кабанбай-батыра.

А уже с обретением республикой суверенитета, в 1991 году Казахстан широко отмечал трехсотлетие со дня рождения выдающегося государственного, политического и военного деятеля восемнадцатого столетия Кабанбая. В ряде областей прошли торжественные ликования, научные конференции. Появились новые книги о великом полководце. Вот и автор этих строк в одном из алматинских домов по улице Кабанбай-батыра в коротких, но прочувствованных строках попытался воздать должное одному из виднейших предков казахского народа, обеспечивших ему свободу и независимость.