Страница - 14

Ф. И. ГОЛОЩЕКИН. ПОЛИТИЧЕСКИЙ ПОРТРЕТ

Долгие десятилетия историческое сознание общества находилось в состоянии комы. И способствовала этому отнюдь не некая гипертрофированная ориентация на принципы историзма, партийности, классовости, а их подмена директивно санкционированным набором догматических постулатов. Согласно им, из всего многообразия событийной панорамы прошлого следовало вычленять лишь те моменты, которые укладывались в сталинскую схему критериев социалистичности. Иные явления, процессы и факты оставались в лучшем случае на периферий историографических изысканий. Подобный подход исключал подлинную объективность, ибо устранение (вольное или невольное) от описания и анализа части исторических реалий лишало живое историческое действие важнейших коллизий.

Сегодня мы заново открываем для себя неизвестные и замалчивавшиеся страницы истории, надеясь, что знание обретет некогда утраченный статус истинности. В контексте радикально трансформировавшихся предметно-целевых исследовательских установок разворачивается интенсивное переосмысление и такого фундаментального сопряжения противоречий, каковым является сталинская концепция и практика «казарменного социализма».

Осознавая необходимость всестороннего анализа, исследователи все чаще исходят из его многопланового изучения. Поэтому они не замыкаются на некоей коллективной анонимности, определяемой как «командно-административная система», или на ее «величайшем творце», а выходят и на конкретных персонификаторов этой глубоко порочной системы. Причем не только тех, кто восхитил свое время, но и тех, кто ужаснул его.

К ним можно отнести и Ф. И. Голощекина — одного из многочисленных микровождей сталинского времени, выверенных им на преданность системе и ее макиавеллиевским устоям.

Ф. И. Голощекин родился 26 февраля (10 марта по новому стилю) 1876 г. в небольшом городке Невель Витебской губернии, в мелкобуржуазной семье. В биографии, записанной с его слов, сообщалось следующее: «В общем по образованию Филипп Исаевич имеет шестиклассный курс гимназии, а с 1901 по 1903 гг. обучался в зубоврачебной школе, которую и окончил, с 1896 по 1900 г. служил приказчиком в писчебумажном магазине. В детстве Филипп Исаевич читал очень много, но бессистемно и разбросанно, по всем вопросам. Сначала увлекался философией, а потом общественными науками. Нелегальную литературу в очень ограниченном размере начал читать с 1900 г.»

Из этого можно заключить, что Голощекина никак нельзя отнести к теоретикам движения. Систематическими познаниями в этой области он не владел. О полной беспомощности его в теоретических вопросах свидетельствует анализ опубликованных им работ и выступлений на различных партийных форумах. Авторитет Голощекина, его положение в партии объясняется прежде всего организаторскими способностями, задатками функционера, умением выполнять самые ответственные поручения Центрального Комитета. Эта черта доминировала и в его деятельности более позднего периода. Думается, что объясняется данное обстоятельство рядом причин.

Во-первых, он был человеком оперативного мышления и действия. В период подпольной работы это качество Ценилось высоко. Но в годы строительства социализма организаторские способности должны были подкрепляться знанием теории, выдержанностью и дальновидностью. Голощекин же в годы борьбы с прежним строем выработал в себе безжалостное отношение к противнику, и это стало его вторым «я». Пришло время других подходов, а он продолжал высказывать революционную нетерпимость. Не зря, наверное, в годы гражданской войны Ф. Голощекина «левые» эсеры обвиняли в проявлении «комиссародержавия». Может быть, именно поэтому позднее Голощекин стал ярым толкователем ленинизма по-сталински, сочетая слепой догматизм со скоропалительными действиями. В его личности причудливо переплетались и недомыслие и убеждение, что отчасти объясняет драматизм судьбы этого человека.

Основные качества личности Голощекина, предопределившие его жизненный путь, формировались в сложное время, в процессе жестокой и бескомпромиссной борьбы. С 1903 г., с момента вступления в РСДРП, он постоянно подвергался преследованиям властей. Профессионально партийной работой Голощекин стал заниматься с 1905 г. За шесть лет (с 1905 по 1912 г.), т. е. до момента выезда за границу для участия в Пражской конференции в качестве делегата от Московской партийной организации, Голощекин семь раз задерживался полицией.

В этот период Голощекин, как и другие члены партии, участвовал во внутрипартийной борьбе. Свое отношение к различным группировкам окончательно определил не сразу. Так, он считал, что ликвидаторы выражают чаяния широких народных масс, а потому поддерживал эту фракцию. Только после ряда встреч с Лениным в Париже в 1909 г. Голощекин изменил свою позицию.

В 1912 г. Голощекин, как весьма деятельный и способный функционер, знающий стиль и методы партийной работы и неплохо разбирающийся в ее внутренней структуре, избирается членам ЦК РСДРП. Его предложения по поводу организации партийной работы были достаточно вескими, чтобы убедить аудиторию. Так, на XII заседании Пражской конференции он аргументированно доказал необходимость организации партийного центра, применения конкретных форм партийной работы, в частности, работы подпольных партийных ячеек в легальных организациях.

Но и в этот период для Голощекина была характерна некомпетентность в теоретических вопросах. Об этом свидетельствует такой факт. На VI Всероссийской конференции РСДРП, определявшей политическую линию и тактику партии в условиях нового революционного подъема, он выступил с критикой освещавшего эти вопросы доклада В. И. Ленина, не представляя себе всех особенностей момента. Его возражения не касались существа проблемы. Они сводились к тому, что доклад написан старомодным языком и в нем нет четкости. Отвечая оппоненту, В. И. Ленин говорил: «Товарищ Борис (Голощекин участвовал на конференции под псевдонимом Борис Иванович — М. К.) не облегчает, а вносит даже некоторую путаницу... делает ее громоздкой. Многое, что он предлагает, можно и должно сказать (в резолюции) о текущем моменте. В старой резолюции каждый пункт имеет свой смысл». Делегаты единодушно поддержали Ленина.

На этой же конференции Владимир Ильич выступал с докладом о Международном социалистическом бюро. В этой связи Филипп Исаевич спросил, как восточные революции могут повлиять на международные отношения. «Вопрос Бориса мало относится к моему докладу, — отвечал В. И. Ленин, — а больше к текущему моменту. В Азии начало демократической революции, в Европе же конец, и должно быть начало соц(иалистической) революции».

После Пражской конференции Голощекину не удалось активно включиться в революционную работу. Спустя всего 4 месяца, в апреле 1912 г., он был арестован и сослан в Тобольскую губернию. Вскоре Филипп Исаевич бежал оттуда и оказался в Екатеринбурге. Пробыв на свободе чуть менее года, он снова попал в руки охранки и в марте 1913 г. был сослан в далекий Туруханский край. Судьба складывалась так, что до 1917 г. Ф. И. Голощекин не столько находился в гуще революционной работы, сколько в застенках и ссылках.

Деятельность Ф. И. Голощекина после Февральской революции отражена в биографической справке из современного энциклопедического издания следующим образом: «Делегат VII (Апрельской) конференции, VI съезда РСДРП (б) и Второго Всероссийского съезда Советов. Член Петроградского Военно-Революционного Комитета РСДРП (б), комиссар по военным делам. С февраля 1918 г. — уральский военком, член обкома партии и облсовета, с мая — окружной военком, одновременно, с сентября 1918 по январь 1919 — главный политкомиссар 3-й армии (руководитель партийно-политической работы в воинских частях и среди гражданского населения в районе 3-й армии). С декабря 1918 г. — член Сиббюро РКП(б) и окрвоенком Уральского ВО».

Как член Екатеринбургского комитета РСДРП, он имел непосредственное отношение к запрограммированной центром казни Николая II, последнего монарха из династии Романовых, правившей в России свыше 300 лет.

Ф. И. Голощекин участвовал в качестве делегата в работе VII и VIII съездов РКП (б). На VIII съезде он вновь примкнул к военной оппозиции. Делегаты, входившие в нее, выступали против создания регулярной Красной Армии. Кроме того, они высказались против привлечения перешедших на сторону Советской власти представителей офицерского корпуса старой армии и назначения их на командные посты.

Раскрывая суть военной оппозиции, В. И. Ленин говорил: дело в том, «что старая партизанщина живет в нас, и это звучит во всех речах Ворошилова и Голощекина». Съезд полностью одобрил ленинскую политику в области военного строительства.

Конечно, участие Голощекина в «военной оппозиции» — лишь эпизод в его деятельности, но эпизод весьма характерный. По-видимому, он не случайно оказался в ее лагере. Выступления против строгой дисциплины в военном деле логически отражали его мировоззрение.

С апреля по июнь 1919 г. Голощекин являлся членом Реввоенсовета Туркестана, Восточного фронта. В августе он был избран председателем ревкома Челябинской губернии. В октябре 1919 — мае 1920 г. — членом Турккомиссии ВЦИК и СНК РСФСР. В 1920—1922 гг. находился на различных постах в Башкирии и в Костроме. С августа 1923 г. до приезда в Казахстан работал председателем Самарского губисполкома.

Ф. И. Голощекин прибыл в сентябре 1925 г. Кзыл-Орду, тогдашнюю столицу Казахстана. В том году в республике произошли важные для нее события. 19 февраля ЦК ВКП(б) принял постановление о преобразовании Казахского обкома в Казахский краевой комитет. Состоявшийся 15—19 апреля V съезд Советов Казахской АССР восстановил историческое этническое самоназвание казахов республики. Начал складываться национальный отряд рабочего класса. В нефтяной промышленности казахи составляли большинство рабочих, в горной — 45%, в легкой промышленности — 30 %.

Урожай зерновых возрос по сравнению с 1922 г. на 92 млн пудов, а поголовье скота увеличилось в два раза. Товарооборот по сравнению с 1923 г. увеличился в четыре раза и достиг 255 млн. руб. Через союзные внешнеторговыые организации и Казахстан стал налаживать торговые связи с зарубежными странами. На 1 октября 1925 г. в республике действовало 2 811 кооперативов различного типа, в том числе 96 коммун, 557 артелей и 58 ТОЗов. В 1925 г. в крае издавалось 13 газет и 5 журналов. 12 июля 1925 г. было принято решение о создании Казахской ассоциации пролетарских писателей во главе с C. Сейфуллиным. В начале

1926 г. в республике имелись один обком, объединявший 31 910 коммунистов, 6 губернских и более 40 уездных комитетов партии, 1343 партийные ячейки. В рядах профсоюзов Казахстана насчитывалось свыше 82 тыс. членов, а комсомол Казахстана объединял 51 тыс. юношей и девушек. Такова была ситуация в республике, когда сюда приехал Голощекин.

Прибыв, он тут же развернул бурную деятельность со свойственной ему оперативностью. По существу, игнорируя объективную реальность, Филипп Исаевич сделал далеко идущий вывод: в Казахстане в период с сентября 1917 до сентября 1925 г. не было Советской власти и коммунистической партийной организации. Он не придавал никакого значения тому, что народ этой отсталой окраины сокрушенной революцией империи имеет свои особенности.

Уже в 1927 г. новый лидер партийной организации выпустил две работы — "Казахстан на Октябрьском смотре" и «10 лет Советской власти. В них он упорно доказывал, что аул «не чувствовал дыхания Октября», «в казахском ауле нет Советской власти», «аул не имел Октября», не имел комбедов и раскулачивания», «в ауле не имеем вообще аульного коммуниста». Он утверждал: «то, что происходило у нас до осени 1925 г., можно было бы назвать предысторией Казахстана и его партийной организации».

Второй секретарь Крайкома Казахстана И. Курамысов решительно поддержал Ф. И. Голощекина. Он вторил ему: «Октябрьский ураган пронёсся мимо казахского аула, мало задев его». Как и Голощекин, И. Курамысов исходил из того, что «в этот период партийной организации, единой и монолитной, в Казахстане не было».

С именем Голощекина принято связывать возникновение этой глубоко ошибочной доктрины. Считалось, что именно он — родоначальник теории и практики «малого Октября». Однако внимательное изучение наследия И. Сталина свидетельствует, что Голощекин был лишь жалким эпигоном. Так, например, И. Сталин, открывая совещание коммунистов тюркских народов РСФСР 1 января 1921 г., говорил: развитие коммунизма в России имеет долгую историю теоретической работы — теоретической борьбы внутри русского социализма, длившуюся несколько десятилетий. «В отличие от этого коммунизм на Востоке нашей страны, — продолжал он, — зародился недавно, в ходе революционной борьбы за социализм, без предварительной теоретической стадии развития».

В соответствии с этой установкой Голощекин проповедовал идею проведения «малого Октября», перечеркнув одним росчерком пера десятилетнюю историю Советской власти в Казахстане. Когда административно-командный метод работы Голощекина начал получать широкое распространение, республиканский партийно-хозяйственный актив стал оказывать этому сопротивление. И вот тогда властолюбивый и бывалый администратор, желая разом «обрезать крылья» оппозиции, отправил Сталину письмо, где доказывал правомерность «нового» политического мышления. Его позиция в отношении пяти важнейших вопросов — советизации, партийного строительства, межнациональных отношений, коренизации и культурного строительства — была сформулирована в послании «вождю» следующим образом: «Необходимо двинуть грамотного и культурного казаха в аул, влиять на степняка, научить его пользоваться ложкой, вилкой, окнами, трубами в зимовках, одевать чистое белье и т. п., словом, «культуртрегерство» в данных условиях становится большой политикой для аула».

Анализ содержания письма Голощекина свидетельствует, что он требовал от В. И. Сталина чрезвычайных полномочий на осуществление "малого Октября" Казахстане. Одобрение этого курса ЦК ВКП(б) означало свертывание демократии, насаждение методов борьбы периода коммунизма». В письме, в частности, Голощекин просил санкцию Сталина на проведение «сельхозналога, согласно шкале, проводимой в СССР, но с необходимой поправкой особого закона по скрытию (скрывается до 50 проц.), заинтересовывая в этом бедноту — союз Косчи».

Письмо это было зачитано на VI Всеказахской конференции ВКП(б). Делегатов ознакомили также с ответом Сталина, давшим "зеленый свет" подстрекательской политике Голощекина. В нем говорилось: «Товарищ Голощекин! Я думаю, что политика, намеченная в настоящей записке, является в основном единственно правильной политикой». Характерно, что на этой конференции вульгарный марксист Голощекин, являя «образец» ораторского искусства, держал семичасовую речь. Выступавшие в прениях секретарь ЦК ВКП(б) А. А. Андреев, ответственный работник РКК М. К. Муранов, председатель КазЦИКа Е. Ерназаров, второй секретарь Крайкома И. Курамысов и председатель Совета Народных Комиссаров республики У. Исаев полностью поддержали линию первого секретаря Крайкома. При этом они поощряли его во все большей мере проявлявшиеся вождистские замашки, а на недостатки закрывали глаза.

Выступая с трибуны конференции, кандидат в члены Политбюро, секретарь ЦК А. А. Андреев заявил: «Мне кажется, исходя из сообщения тов. Голощекина, что партийное руководство не было достаточно крепким, властным, нажимистым.

Тов. Голощекин: — А на меня кричали, что я диктаторствую.

Тов. Андреев: — Я думаю, товарищи, правильно будет сказать, что партруководство здесь, в Казахстане, должно быть гораздо более крепким, властным, чем у нас... Отсюда вывод, что партийное руководство при ваших условиях должно быть наиболее крепким, настойчивым, чтобы та или иная директива действительно была проведена в жизнь».

Так Ф. И. Голощекин получил одобрение И. Сталина, руководящего ядра ЦК партии на проведение чрезвычайных мер, вытекающих из директивных установок центра, а также авантюристического курса, выработанного самим Голощекиным и неуклонно проводимого им в жизнь. Ему даны были практически неограниченные полномочия.

Выступая на этой же конференции, Голощекин заявил: «Теперь я хочу сказать относительно руководства в Казахстане. Вы знаете, как Зиновьев выразился: «Голощекину отдан в самоличное владение Казахстан»... Пусть попробуют выступить «вожди» любых групп против Крайкома, они все будут смяты в течение недельки».

Перед историками стоит задача аналитически глубоко изучить политику Казкрайкома под руководством Голощекина и дать, возможности, объективную оценку. При выработке ее необходимо учитывать, что до тех пор, пока волюнтаризм Голощекина не достиг своего пика, республика на базе нэпа добивалась неплохих социально-экономических показателей. Если взять, например, такую важнейшую отрасль народного хозяйства Казахстана, как животноводство, то успехи здесь были налицо: к осени 1929 г. поголовье скота возросло до 40 млн 300 тыс. голов, т. е. увеличилось на 5,5%.

Безусловно, отход от принципов нэпа, форсированное оседание, коллективизация по-сталински, связанные с этим курсом изменения в хозяйстве республики, осуществленные Голощекиным и его окружением, нуждаются в объективной переоценке с учетом их негативных последствий. На наш взгляд, необходимо переосмыслить прежде всего кампанию по конфискации имущества крупных баев, проведенную вслед за земельно-водными реформами. В исторической литературе эти масштабные мероприятия, несомненно, имевшие политическое и экономическое значение, безудержно восхваляются. По-моему, такая оценка несколько однобока.

Как выясняется, крестьянам было передано всего 150 тыс. голов скота (в пересчете на крупный рогатый скот). Такие результаты не давали основания приравнивать конфискацию к «Великому Октябрю в казахской степи», как это делал Голощекин. Его мнение не у всех находило поддержку. Турар Рыскулов на сессии В ЦИК в 1928 г. дал сдержанную оценку этому мероприятию. Вслед за тем он решительно высказался против заявления Голощекина о том, что Великий Октябрь берет свое начало в Казахстане с кампании по конфискации. Голощекин, пользуясь привычным догматическим приемом, извратил суть выступления Т. Рыскулова, вынудив его отправить открытое письмо в газету «Советская степь». Позже о последствиях «голощекинщины» Т. Рыскулов писал и в своем письме Л. И. Мирзояну.

Громогласные заявления о конфискации скота и имущества 696 крупных феодалов напугали не только баев, но и, безусловно, все крестьянство казахской степи. Конфискация еще не успела завершиться, а уж полным ходом пошла коллективизация. В этих условиях какая могла быть гарантия того, что темный и забитый казахский крестьянин не решит, что теперь участь баев постигнет и его. Не случайно в степи слово «коллективизация» не отличали от слова «конфискация».

Допущенные просчеты в осуществлении этого мероприятия связаны, как единодушно признают исследователи, с «революционным» нетерпением Голощекина, которое он проявил также при не-цродуманной, безоглядной реализации курса на форсированную коллективизацию без учета особенностей того или иного региона. Несмотря на это, передел сенокосных угодий, экспроприация полу-феодалов имели огромное значение в политическом воспитании аульного шаруа. Негативных последствий можно было бы избежать. Ведь возможны были и альтернативные варианты. Исследователи должны искать ответы на следующие вопросы: в какой период, в каком порядке и какой диалектической связи, в каких формах, каким образом следовало бы осуществить в казахской степи такие важные политические и экономические преобразования, как земельно-водная реформа, экспроприация баев, коллективизация крестьян, их перевод на оседлый образ жизни и т. п.

Голощекин, который всегда стремился выделиться и быть отмеченным, грубо попирал ленинские принципы коллективизации. В 1929 г. в одной из своих речей он заявил: «Я встречался с таким мнением, что у нас колхозное движение пойдет медленнее, чем в других районах СССР. Я считаю это ошибочным». А второй секретарь И. Курамысов, вторя ему, пошел дальше: «Несмотря на то, что Казахстан является отсталым районом, темп коллективизации на сегодняшний день громадный, мы многие передовые области Союза в этом отношении обгоняем».

В Казахстане коллективизация, политику проведения которой определил Голощекин, велась, под знаком администрирования и запугивания. Без предварительных подготовительных и разъяснительных работ весь скот был обобществлен. В результате он стал гибнуть от бескормицы. Крикливые лозунги типа «лучше пересолить, чем недосолить», «где хочешь находи — с пустыми мешками не приходи» и «при социализме не бывает таких, кто не осужден» определяли весь ход кампании. Все это привело к невосполнимым потерям. К примеру, если в 1929 г. в Аулие-Атинском районе имелось 1,5 млн голов скота, то в 1934 г. осталось всего 7 тыс В Балхашском районе в 1930 г. насчитывалось чуть более 173 тыс. голов скота, тем не менее ему дали разверстку в 287 тыс. голов. В Шетском районе обязали каждую семью сдать в качестве налога от 150 до 500 голов скота. В Чубартауском районе в 1931— 1932 гг. было сдано по скотопоставкам 80% имевшегося в наличии поголовья. Такие перегибы происходили все чаще, и вскоре они стали повсеместным явлением. На пленуме Казкрайкома руководитель правительства республики У. Исаев был вынужден признать: из 40 млн голов скота, что имелись Казахстане в 1929 г., к февралю 1933 г. осталось всего 4 млн.

Одним из первых о трагедии степи забил тревогу актизный участник гражданской войны, ответственный работник Наркомата земледелия республики 3. Торегожин. Обращаясь в высокие инстанции, он предупреждал, что согласно рассчитанному им балансу при существующих объемах заготовок животноводство в республике вряд ли выстоит. В ответ на честную критику, Голощекин не нашел ничего лучшего, как объявить его на заседании бюро Казкрайкома оппортунистом, организатором правооппортунистической группировки - торегожинщины. Далее, явно с подачи Голощекина, последовала статья, где говорилось: «В балансе... ярко проявилась вся суть правооппортунистической, механистической методологии, теоретическая беспомощность, полное непонимание марксистско-ленинской диалектики... Автор (т. е. З. Торегожин. — М. К ) ухватился за количественное снижение поголовья (скота.— М. К.). Последнее — факт. Но ползучий уклонист за этим фактом не видит более существенных экономических и политических изменений... За внешней, поверхностной стороной событий близорукий эмпирик не видит действительного роста социализма».

Думается, что сам Голощекин, будучи человеком далеко не глупым, в душе посмеивался над примитивизмом подобных фразеологических конструкций с их догматическим пафосом. Однако, приняв правила игры, затеянной Сталиным, он рьяно выполнял их, проявляя при этом недюжинные способности.

Его собственная позиция в вопросе о заготовках была однозначно выражена в выступлении на ферральском (1913 г.) Пленуме Казкрайкома ВКП (б). Он заявил: «Мы имеем в настоящую хлебозаготовительную кампанию новое явление — эхо боязнь перегибов. Под этой боязнью перегибов скрывается чистейший оппортунизм...»

Как видим, в то время все сколько-нибудь серьезные проблемы снимались легко. Достаточно было произнести, например, такое магическое, еще не ассоциировавшееся с расстрелами и лагерями, но уже полное зловещего смысла слово, как «оппортунизм», и всякие возражения делались немыслимыми. Идеологический кладезь был полон убийственных «измов», после инкриминации которых оппоненту было уже никогда не подняться. К числу жупелов системы, мастерски обыгрываемых беспринципными функционерами, относился бывший весьма популярным в республике ярлык национализма. Под этими надуманными предлогами были репрессированы и авторы известного «Письма пяти» в Казкрайком партии в середине 1932 г. Подписавшая его группа коммунистов (Г. Мусрепов, М. Гатауллин, М. Давлетгалиев. Е. Алтынбеков и К. Куанышев) откровенно критиковала грубейшие ошибки руководства республики в области сельского хозяйства и социалистического переустройства казахского аула. Они, в частности, отмечали: «В области животноводства мы имеем глубокий прорыв, который превращает Казахстан из основной животноводческой базы Союза в одну из второстепенных... Такое катастрофическое сокращение поголовья... вызвано не только байской агитацией, но и главным образом «левацкими искривлениями линии ЦК при проведении в жизнь его решений и директив, направленных на развитие животноводства... Мы не сумели полностью исправить «левацкие» перегибы, имевшие место в колхозном движении, начиная с 1929 г., выразившиеся в нарушении ленинского принципа добровольности, недоучете особенностей аула и даже в ликвидации середняка вместе с баями... Аульная и районная парторганизации не сумели извлечь уроки из этих перегибов, и в силу этого перегибы и администрирование продолжались вплоть до настоящего времени».

Понятно, что выдвинутые обвинения были адресованы прежде всего Голощекину как руководителю Казкрайкома ВКП(б). Естественно, что последний отреагировал на них весьма жестко. Ему не было свойственно доброжелательное восприятие критики, хотя о необходимости ее развертывания он твердил на всех собраниях. Нетерпимость к чужому мнению сказалась и в данном случае. Привычный арсенал средств подавления оппонентов помог и теперь. На специальном заседании Бюро Крайкома 15 июля 1932 г, авторы письма были объявлены «безответственными людьми, попавшими под влияние националистических элементов и льющими воду на их мельницу». Дело изображалось так, будто обнаружена Какая-то правооппортунистическая группа, желающая ущемить авторитет Крайкома и его руководителей.

Обстановка, созданная Голощекиным в партийной организации республики, исключала какой бы то ни было плюрализм мнений. Ростки здоровой критики подавлялись проверенными догматическими приемами. Именно с подачи Голощекина и при его поощрении в крае началась «охота за ведьмами». Стоило кому-то высказать суждение, не совпадающее с точкой зрения первого руководителе и во всем зеркально отражало сталинские постулаты), как его автор ту же превращался из простого оппонента в персонификатора «вредного» идейного течения. Именно таково происхождение ярлыков типа («садвокасовщина», «каратлеувщина» и т. п., которые распространялись на всех работников, позволивших себе иметь собственное мнение. Безусловно, у многих из них, в частности у Смагула Садвокасова, были и ошибочные воззрения. Но вряд ли можно признать «вредной садвокасовщиной» его выступления против превращения края исключительно в в сырьевой придаток, за разумное и рациональное размещение производительных сил. Вызывает понимание позиция Н. Нурмакова, видного партийного и советского деятеля республики, который стремился из бежать межнациональных трений в решении земельного вопроса. Но амбиции Голощекина ставили и его в положение весьма сложное.

Не воспринимал Голощекин критику по поводу шовинистических завихрений, имевших место как в среде рядовых, так и руководящих партийных работников, по-видимому, считая это не достойным своего внимания.

 Для него, человека фактически не знакомого с жизнью казахской степи, не существовало сложных проблем, и он не хотел видеть свои ошибки. Так, вынужденную миграцию населения, вызванную голодом, разрушением традиционного уклада жизни, хозяйственных связей он объяснял следующим образом: «Казах, который никогда не выезжал из своего родного аула, не знал путей, кроме путей своего кочевья, теперь с легкостью переходит из района в район внутри Казахстана, включается в русские, украинские колхозы, переходит на хозяйственное строительство в Приволжье и Сибирь». По свидетельству одного из руководителей республики Нурмухамедова, писавший эти строки за восемь лет не был ни в одном казахском ауле.

Лишь некоторые социальные, экономические последствия реализации Голощекиным и его окружением сталинского курса на создание устоев казарменного социализма в республике нашли отражение в ранее публиковавшихся документах. Интересный опыт анализа ситуации в Казахстане в тот период содержится в архивах Л. Троцкого, в частности в его письме Г. Я. Сокольникову, датированном 11 марта 1927 г. Мы приводим его полностью, без каких-либо изъятий:

«Тов. Сокольникову.

Григорий Яковлевич! Посылаю Вам кое-какие заметки, являющиеся результатом беседы моей с двумя казахскими коммунистами. Не знаю, известны ли Вам отношения в Казахстане? Во всяком случае, кое-какие заключения Вы сможете сделать по аналогии с Туркестаном.

11 марта 1927 г. Л. Троцкий.»

Национальные моменты политики в Казахстане

В беседе по поводу своих дел казахские товарищи выдвигали следующие соображения.

1. Окраины отстали. Нужно их развитию придать такой темп, чтобы они приближались к Москве, а не еще более отставали от нее. Мы имеем здесь, следовательно, своеобразное преломление общего вопроса о темпе развития.

2. Капитальные вложения в остальных частях Союза обещают дать плоды не скоро. Отсюда пассивное, отчасти и активное сопротивление центральных учреждений против таких вложений.

3. Участие Казахстана в руководящих учреждениях РСФСР «совершенно не чувствуется». По-видимому, есть тенденция к выделению в самостоятельную республику.

4. Жалобы на переселенческую политику центра: казахские массы были привлечены к Советской власти земельной революцией; «покушение» на казахские земли вызывает немедленную тревогу. «Мы не против переселенческой политики, но нужно, прежде всего, удовлетворить землею туземное население».

5. Когда мы ставим вопросы о земельных и иных интересах Казахстана, нам отвечают: «Это вы хотите мстить за царскую политику. Мало верят, что мы как коммунисты способны подходить к вопросам с общегосударственной точки зрения».

6. В ведомствах преобладает точка зрения старых слепцов, которые живут традициями прошлого при решении всех хозяйственных и культурных вопросов на окраинах.

7. Национальные коммунисты поднялись, но присылаемые из центра руководители не дают им хода. «Считают, что мы не доросли».

8. Между европейскими и казахскими коммунистами — стена. Живут совершенно раздельно. Даже в шахматы не играют совместно.

 9. Европейские коммунисты ведут общую линию центра. Ни прений, ни столкновений на принципиальной почве у них нет, что объясняется их «безучастием».

10. Националы, наоборот, кипят. Среди националов — группировки. Эти группировки поддерживаются и даже культивируются присланными из центра руководителями. Какая цель? «Во-первых, чтобы упрочить свое господство; во-вторых, чтобы внутренними разногласиями отвлечь внимание от вопросов, связанных с политикой центра».

11. Среди казахских коммунистов три группировки: одна — вокруг Голощекина — это люди, всегда и во всем послушные указаниям сверху; другая — «левая», также поддерживающая Голощекина, но, насколько я понял, несколько независимая; третья — «правая», к которой принадлежали мои собеседники; впрочем, представители «левой» иногда примыкают к «правой».

12. В чем разногласия? «Нас упрекают в том, что мы противники бедноты, покровители баев, но мы готовы провести любые разумные меры против баев, пусть нам ясно и точно их предложат».

13. Голощекин в одной речи сказал: «Надо пройтись маленьким октябрем по Казахстану». Что это значит? — он не объяснил; никаких конкретных мер он не предлагает. Во внутренней политике в Казахстане мы не видим ни принципиальных, ни даже практических разногласий. Все это выдвигается искусственно для того, чтобы маскировать вопрос об отношениях к РСФСР.

14. Второй из собеседников говорит: «Центр тяжести вопроса — в разном отношении группы Голощекина к аулу и к русской деревне. По мнению Голощекина, русский кулак достаточно ослаблен и унижен; бай затронут мало. Поэтому нужно пройтись «октябрем по аулам». Другими словами, Голощекин проповедует гражданский мир в русской деревне и гражданскую войну в ауле.

15. Нас душит бюрократизм, который принимает тем более отталкивающие формы, что между европейскими и казахскими коммунистами стоит стена. Страх, лицемерие, доносы играют большую роль.

В этой характеристике положения много неясного. Особенно, конечно, важно указание насчет русской деревни и аула. В чем тут дело? Выходит так, что «правые» стоят под обвинением в кулацком уклоне. Верно ли это? Не может ли оказаться, что отрицая наличие кулацкого, уклона вообще, кое-какие администраторы тем легче открывают его в отсталых областях, поправляя таким образом свою левую репутацию и облегчая себе администрирование.

Владимир Ильич говорил о том, что русские коммунисты на окраинах должны быть помощниками. Кое-кто из этих помощников не дает и икнуть тем, кому «помогает». В общем, думается, что вследствие малой дифференцированности самой среды, идейные группировки среди коммунистов неизбежно должны иметь зыбкий, неустойчивый характер. Тем легче зачислять в «правую» и в «левую» фракции. Однако отнюдь не исключение возможность того, что в процессе борьбы с бюрократизмом центра складываются на местах элементы национально-буржуазной идеологии.

Хорошо было бы молодых и способных националов более отсталых народностей посылать за границу для более близкого знакомства с классовой борьбой. У нас они сразу получают государственно-административное умонастроение».

В своей деятельности Голощекин ни на йоту не отступил от сталинских формул. Но, оказывается, и «учитель» кое-что заимствовал у своего «ученика». Вспомним, как оправдывал провалы в животноводстве Голощекин, который писал: «Животноводство проявляет неустойчивость при переходе от натурального хозяйства к социалистическому». Такое «простое» и в то же время наукоподобное объяснение кризиса не могло не понравиться вождю, прекрасно знавшему действительные причины катастрофы. Выступая на XVII съезде партии и пытаясь объяснить беспрецедентное падение численности скота (в докладе, путем манипуляции цифрами, дана приукрашенная картина), Сталин «гениально» выводит следующие закономерности: «Громадные трудности объединения разрозненных мелких крестьянских хозяйств в колхозы, трудное дело создания почти на пустом месте большого количества крупных зерновых и животноводческих хозяйств, и, вообще, реорганизационный период перестройки и перевода единоличного сельского хозяйства на новые колхозные рельсы, требующий много времени и больших издержек, — все эти факторы неизбежно предрешили как медленные темпы подъема сельского хозяйства, так и сравнительно долгий период упадка в развитии поголовья скота».

«Голощекинщина» не есть явление, которым мы обязаны одному-единственному человеку. Это — целая система грубого администрирования, которая складывалась стараниями Ф. И. Голощекина, И. Курамысова, О. Исаева, Г. С. Голюдова, Е. Ерназарова и других руководящих работников республики. Она отвечала вожди-стеким устремлениям Голощекина.

Одним из факторов, способствующих возникновению «голощекинщины» как явления, следует считать особенности социальной базы партии в республике. Известно, ряды красных активистов (бельсенды), состоявшие в первые после Великой Октябрьской революции годы в основном из тех, кто с оружием в руках устанавливал Советскую власть в Казахстане, в эпоху нэпа претерпели качественные изменения. Большинство среди них в новых условиях составляли люди, выросшие в такой среде, где очень сильны были традиции регионального вождизма и деления на роды, которые не были подготовлены к своей деятельности. Именно они сделались социальной опорой и орудием «голощекинщины». Как отмечал на VI пленуме Казкрайкома ВКП (б) ответственный работник Госплана республики Нурмухамедов, «эти бельсенды с первых дней пользовались в своей работе старым методом — администрированием».

Вышедшие в основном из бедняцкой и середняцкой среды активисты были прекрасным материалом для воспитания и превращения их в подлинно большевистскую армию, осуществляющую преобразования в ауле. К сожалению, этого не было сделано. Бельсенды, почти сплошь неграмотные и политически неразвитые, были предоставлены самим себе. При отсутствии воспитательной работы со стороны парторганизации, они черпали образцы своей деятельности из арсенала феодально-байской знати и бывшей колониально-чиновничьей бюрократии русской империи.

Как уже говорилось выше, Голощекин все восемь лет, что он стоял у власти в республике, упрямо придерживался того противоречивого взгляда, согласно которому Октябрь миновал казахский аул, и поэтому-де казахской степи был необходим «малый Октябрь». В более поздний период, когда казахи массами покидали родные края, спасаясь от голода, он решился доказать, что ничего особенного не происходит и называл это следствием вековой тяги казахских крестьян к кочевому образу жизни.

Не менее «ярким» перлом теоретических изысканий Голощекина стала такая идея: «В процессе перевода кочевого населения на социалистический путь развития нельзя обойтись без жертв». Следовательно, сокращение поголовья скота в процессе подъема экстенсивного животноводства на высшую ступень общественного развития — объективная закономерность. Голощекин всячески создавал мнение, что основные трудности, обусловленные специфичными особенностями региона, были устранены в 1925—1930 гг., и республика «теперь сравнялась со всем Союзом». Такая «теоретическая» база была необходима для того, чтобы проводить коллективизицию столь же высокими темпами, как в развитых районах страны.

Ф. И. Голощекин не остановился на этом, «заболев» новой идеей о том, что «в период разрушения полуфеодальных отношений не обойтись, особенно в ауле, без обострения классовой борьбы», подводившей обоснование под репрессивные меры.

Характерна оценка Голощекиным партийных сил республики. Одних казахских коммунистов он причислял к разряду националистов-уклонистов, которых использовать невозможно, ибо они никакому воспитанию не поддаются, других — к хамелеонам, меняющим окраску в зависимости от ситуаций. Остальных он относил к тем, «которые стремятся свалить на одного Голощекина всю ответственность за допущенные ошибки». Это мнение он высказал, когда уходил с поста первого секретаря Казкрайкома после восьми лет работы.

Так же односторонне оценивал он и казахскую интеллигенцию. В результате, в годы осуществления коллективизации в республике произошли серьезные перекосы в ее формировании. Яркие представители интеллигенции, проявившие недовольство действиями Голощекина, подвергались репрессиям. Так, в 1930 г., якобы за участие в контрреволюционной подпольной организации были репрессированы Мягжян Жумабаев, Ахмет Байтурсунов, Жусупбек Аймаутов. Именно в те годы подвергся репрессиям М. О. Ауэзов.

В 30-е гг. нарушался ленинский подход к интеллигенции, суть которого в том, чтобы как зеницу ока беречь всякого буржуазного спеца, работающего добросовестно, со знанием своего дела и с любовью к нему, хотя бы и совершенно чуждого коммунизму идейно.

Среди комплекса проблем, возникновение которых так или иначе связано с именем Голощекина, в литературе относительно полно освещена история коллективизации сельского хозяйства. Зачастую в отступлениях от отдельных ленинских принципов привлечения крестьян к коллективному хозяйству обвиняют лишь Голощекина. Думается, что было бы более объективным говорить о голощекинщине как о проявлении сталинизма в Казахстане.

Наследие голощекинщины в области экономической — голод, десятикратное, а может, быть, и двадцатикратное уменьшение поголовья скота, кризис не только в области сельского хозяйства, дискредитация экономической политики партии, прежде всего нэпа, у истоков которого стоял В. И. Ленин. В области идеологической — пересмотр ленинской концепции социализма, нагнетание напряженности обстановки внутри республики, попытка теоретического обоснования сползания на командно-бюрократический метод руководства, свертывание культурной революции, преследование и репрессирование деятелей литературы и искусства. В области политической — насаждение практики регионального вождизма, выработка политической линии, направленной на осуществление курса деформированного строительства социализма. В области партийного строительства — форсирование формирования аульного коммуниста, прежде всего за счет лжеактивистов — приверженцев административно-командного метода руководства, уклонотворчества, выдумывание несуществующих в природе националистических блоков, группировок и подпольных антисоветских организаций, избиение партийных, советских и идеологических кадров путем наклеивания ярлыков, предвзятое обвинение в отсутствии подлинной коммунистической организации в республике.

Вряд ли можно согласиться с оценкой, данной авторами «Очерков истории Компартии Казахстана», квалифицирующих ошибки Голощекина, руководства Казкрайкома партии того времени лишь как перегиб в социалистическом переустройстве казахского аула.

Основные предпосылки для оценки сути ошибок Ф. Голощекина можно найти в трудах Ленина. Владимир Ильич считал необходимым понять, какие посредствующие пути, приемы, средства, пособия нужны для переходов от докапиталистических отношений к социализму. Он настоятельно требовал самым внимательным образом учитывать исторически сложившиеся особенности каждого народа, своеобразные черты его быта, религии, обычаев, традиции, языка. В. И. Ленин подчеркивал, что «царизм и великорусская буржуазия своим угнетением оставили в соседних нациях тьму озлобления и недоумения к великорусским вообще, и это недоверие надо рассеять делами, а не словами». Он систематически обращал внимание на необходимость находить более гибкие, эффективные средства и методы в осуществлении национальной политики с тем, чтобы обеспечить «более медленный, более осторожный, более систематический подход к социализму». В. И. Ленин неустанно подчеркивал необходимость творческого отношения к марксистской науке, которая требовала, во-первых, учета опыта других стран, особенно если другие тоже капиталистические страны, переживают или недавно переживали весьма сходный опыт; во-вторых, учета всех сил, групп, партий, классов, действующих внутри данной страны.

Эти и другие ленинские указания, в полном соответствии со сталинским курсом, Ф. Голощекиным были преданы забвению. Он не стал изучать пример соседнего Туркестана, который, говоря словами Владимира Ильича, переживал «весьма сходный опыт». Игнорировал он и его совет о необходимости учета всех сил, групп, партий, классов, масс, действующих внутри данной страны, какою был огромный Казахстан. Не принимались во внимание закономерности развития, что В. И. Ленин считал необходимым условием взвешенного курса в национальной политике и руководстве народным хозяйством.

Выдвинув линию на осуществление новой — «малой» Октябрьской революции в ауле, Голощекин и Казкрайком партии выработали сектантские лозунги, применяли авантюристические тактические приемы классовой борьбы. Голощекин впал в глубокий волюнтаризм в теории, встав на путь мелкобуржуазной полуанархической революционности на практике. То, от чего предостерегал коммунистические организации В. И. Ленин в первые гбды Советской власти, возникло в одной из них. «Левая» болезнь в Компартии Казахстана тогда стала возможной, во-первых, в условиях идейной незрелости не только коммунистов края, а прежде всего руководящего ядра, отсутствия в нем авторитетной прослойки, способной сдержать диктаторские замашки Голощекина; во-вторых, в силу острой классовой борьбы между коммунистической и националистической, патриархально-феодальной и клерикальной идеологиями; в-третьих, из-за слабости пролетарского ядра среди населения Казахстана; в-четвертых, вследствие своеобразия края, где властвовала стихия мелкого собственника, который при крутых поворотах истории легко переходит к крайней революционности, но не способен проявить выдержку, организованность, дисциплину и стойкость.

Лишь после того, как перегибы в ходе коллективизации в Казахстане приняли широкие масштабы, 14 сентября 1932 г. ЦК ВКП(б) принял специальное постановление «О сельском хозяйстве», и в частности, «О животноводстве Казахстана», где раскрыта незначительная часть причин понесенных в животноводстве потерь и намечены меры по их восполнению. Но, к сожалению, судьба людей, судьба народа осталась в тени.

Сейчас на страницам газет и журналов немало пишется о последствиях голода 1932—1933 гг. Следует сказать, что с каждым новым материалом возникает все больше вопросов, тогда как, казалось бы, должно быть как раз наоборот. Такое положение дел объясняется рядом причин. Во-первых, архивные сведения только недавно стали доступны исследователям. Во-вторых, в республике почти нет специалистов-демографов. В-третьих, исследователи, поддаваясь эмоциям, смещаются к одностороннему подходу освещения событий тех лет. Вследствие этого имеют место расхождения в данных о количестве жертв голода. Ученый-историк Р. Медведев назвал в масштабе страны цифру 10 млн чел. Один из героев романа А. Рыбакова определил ее в 13 млн чел. Аналогичные расхождения в численности жертв голода имеют место в Казахстане. Одни называют цифру 1 млн 300 тыс., другие — 1 млн 750 тыс., третьи — 2 млн 200 тыс., а иные подняли ее до 3 млн. чел.

На мой взгляд, эта проблема весьма щепетильна и остра, она нуждается в научном исследований. Видимо, все же последнее слово здесь скажут демографы в союзе с архивистами. Эмоции — плохой союзник и касается это не только того, что произошло в Казахстане.

Газета «Правда» в статье «Фраза и истина» дала отпор некоторым ученым, обособляющим русский народ от общенациональной трагедии 30—40-х гг. Делаются попытки выдвинуть ложный тезис благополучия русских на фоне такой фактологии, как ситуация с крымскими татарами, уничтожение в 1948 г. всей еврейской профессиональной интеллигенции, верхнего слоя наций в Западной Украине, в Западной Белоруссии, Молдавии.

В газете «Комсомолец» (Армения) от 1 ноября 1988 г. утверждается, что сталинизм сознательно и «целенаправленно» уничтожал «верхние слои населения», т. е. интеллигенцию всех республик. Далее автор делает оговорку: «Видимо, во всех, кроме России».

Рассматривая историю, опыт и проблемы коллективизации, мы обязаны вести борьбу с такого рода плюрализмом идей, направленных на сознательное сталкивание наших народов, вести исследования на принципах историзма и партийности, в интересах социализма.

Но, как бы то ни было, одно не вызывает сомнения — сталинизм принес неисчислимые страдания всему советскому народу. И особое место в их перечне занимает то, что пришлось пережить населению Казахстана. Поэтому столь же очевидным является и другое — рассматриваемый вопрос требует дальнейшего исследования.

Исходящие из принципов сталинизма стиль и методы работы Голощекина осуждались лишь формально, несмотря на катастрофический характер потерь. Как последовательный исполнитель курса центра, он не понес наказания, соизмеримого с трагедией казахского народа.

Он был освобожден от должности первого секретаря Казкрайкома ВКП (б) и оставлен в центральном аппарате. В начале 1933 г. Голощекин стал членом Коллегий Наркомата рабоче-крестьянской инспекции, а 3 октября того же года приступил к исполнению обязанностей главного арбитра при Совете Народных Комиссаров. Но позднее он пал жертвой той системы, становлению которой так активно способствовал. 28 октября 1941 г. согласно приказу Берии от 18 октября этого же года он был расстрелян в районе пос. Барбыш Куйбышевской области, вместе с военными деятелями, обвиненными в шпионаже в пользу международного империализма.

Такова отразившая время трагическая судьба, обусловленная также и личными качествами этого жестокого, тщеславного, с беспокойным характером человека, беспощадного даже к своим близким. В свое время Голощекин сочетался браком с революционеркой Бертой Иосифовной Перельман. В 1911 г. он оставил ее и бежал из Сибири. Ему удалось вновь встретиться со своей супругой только в 1917 г. Однако вскоре она наложила на себя руки. На это событие Голощекин отреагировал следующим образом: он написал в газету «Уральский рабочий», что «она нашла в себе силы красиво уйти из этой жизни».

Эти особенности его личности проявились и во взаимоотношениях с друзьями и единомышленниками. В 1913—1914 гг. Я. М. Свердлов и Ф. И. Голощекин, сосланные в село Селивановское Туруханского края, жили вместе около года. В письме своему старому другу В. А. Диловской, отбывавшей некогда ссылку вместе с ним в Нарыме и проживавшей к тому времени в Париже, 3 марта 1917 г. Яков Михайлович писал: «Я далек от меланхолии, я не писал тебе ни разу, что мы с приятелем во многом разнимся. Это, конечно, неплохо, по крайней мере, иногда возникают споры... Споры у нас возникают по разным поводам. В вопросах политики мы почти не спорим, тут много единомыслия...».

В письме своей жене К. Т. Новгородцевой-Свердловой от 27 июня того же года он высказывается куда откровеннее: «Несколько дней пробыл с Ж. («Жорж» — псевдоним Голощекина. — М. К.), с ним дело плохо. Он стал форменным неврастеником и становится мизантропом. При хорошем отношении к людям вообще, к абстрактным людям, он безобразно придирчив к конкретному человеку, с которым ему приходится соприкасаться. В результате — контры со всеми... Он портится, создает сам себе невыносимое существование». В этой характеристике выражена сущность отношения Голощекина к жизни и к людям, которая со временем не изменилась и очень четко проявилась в его практической деятельности.

Имени Голощекина нельзя ни забыть, ни вычеркнуть из истории республики. К сожалению, до недавнего времени в исследованиях, в том числе многотомной «Истории КПСС» и энциклопедических изданиях, а также в научных трудах, опубликованных в Казахстане, Средней Азии и на Урале, революционная и партийная деятельность Голощекина оценивалась весьма тенденциозно и только положительно.

Два года тому назад отмечалось стодесятилетие Ф. И. Голощекина. В материалах, опубликованных в связи с этим на страницах республиканской печати, также преобладали восторженные оценки.

В оценке деятельности исторических личностей мы обязаны руководствоваться ленинскими положениями. Ленин говорил: «...пролетариату нужна правда и о живых политических деятелях, и о мертвых, ибо те, кто действительно заслуживает имя политического деятеля, не умирают для политики». В лекции «О государстве» он указывал, что самое важное для правильного подхода к любому, вопросу — это «не забывать основной исторической связи, смотреть на каждый вопрос с точки зрения того, как известное явление в истории возникло, какие главные этапы в своем развитии это явление проходило, и с точки зрения этого его развития смотреть, чем данная вещь стала теперь».

Лишь в контексте этих принципов возможна подлинно объективная оценка роли Голощекина в истории Казахстана. Прежде всего, на наш взгляд, необходимо исходить из того, что Ф. И. Голощекин, внесший в свое время посильный вклад в развитие революционного движения, на следующем этапе не только взял на вооружение сталинизм, извращенную теорию и практику социализма, но и проявил особую ретивость, проводя их в жизнь.

История не терпит произвола. Сегодня главная задача историков, как отметил М. С. Горбачев, заключается в том, чтобы «написать... правдивую и полную историю, которая была бы историей жизни и борьбы народов. Это основной вопрос марксистско-ленинской методологии исторических исследований».