Страница - 11

Выступления казахов Среднего жуза весной 1774 года и в 1775 году

Весной 1774 года феодальная аристократия и родовая знать Среднего жуза вступили в тесный контакт с Е. Пугачевым, вели с ним переговоры и переписку о совместных действиях. Но султаны и старшины, связываясь с Пугачевым, действовали независимо друг от друга по причинам, о которых мы говорили ранее. Важно отметить, что если старшины вступили в переговоры с руководителем Крестьянской войны по своей инициативе, то с султаном Аблаем Пугачев установил связь первым. Он надеялся, что влияние, которым пользовался Аблай в жузе, облегчит ему вовлечение населения в движение. Переписка и обмен посланцами между Пугачевым и Аблаем начались с марта — апреля 1774 года. Имеются некоторые сведения о переговорах, которые шли между яицкими казаками и Аблаем в октябре 1773 года. Можно предположить, что они начались по инициативе Пугачева. Яицкие казаки через владельца кубанских татар Араслан-хан-бека и Нуралы-хана пытались добиться помощи от султана Аблая, чтобы вместе с восставшими казаками «так и теми кубанским татарам тож и подговори киргиз-кайсак воевать на Россию». Араслан-хан-бек сумел договориться, по поручению яицких казаков, с Нуралы-ханом, который вел переговоры с Аблаем, и просил его объединиться с ними и готовить казахов «к войне в вешнее время на российские границы». Нуралы-хан договорился с Аблаем о встрече их отрядов под Кулагиной крепостью для совместных действий против России, а в случае неудачи — об откочевке в Крым под защиту турецкого султана. Нуралы-хан ожидал султана Аблая в ноябре 1773 года у форпоста Харкин в 284 верстах от Яицкого городка. Султан Аблай действительно «с места своего поднялся и как-де крепость и форпост чрез подчиненных своих разбивать намеревался». Пока мы не имеем данных о совместном выступлении султана Аблая и Нуралы в районе Кулагиной крепости. Вероятно, неудачи Пугачева под Оренбургом изменили их планы, да и местные власти ожидали нападения казахов на Кулагину крепость, поэтому усилили ее гарнизон.

 Для непосредственных переговоров с Аблай-султаном Пугачевым были направлены из-под Оренбурга в октябре — декабре 1773 года башкиры Шугур Алтанов а Баязит с 10 пугачевцами. Не застав Аблая в ауле, они вели переговоры с его сыном Вали-султаном, которому сообщили: "Мы-де посланцы государя. Петра III… он велел всем киргисцам… нападение учинить на Россию настоящею неприятельскою рукою». Известен ответ султана Вали посланцам Пугачева в конце 1773—начале 1774 года: «Мы не почитаем ево (Пугачева.— Н. Б.) государем, а единственно предносим злодеем, вором и разбойником, когда-де он с башкирцами согласился и воюет с российскими храбрыми и верноподданными войсками е. и. в.»..

Но Аблай и его сын Вали после долгих колебаний все же решили поддержать движение и договорились с крупнейшими феодалами Среднего жуза султанами Салта-маметом, Абулфеизом и Абулмамбетом о выступлений в апреле 1774 года, «чему подданные их киргисцы очень радоютца».

О чем же писал Пугачев феодальной знати Среднего жуза? Так, в начале апреля 1774 года башкир Иткул привез письмо султану Аблаю, в котором Пугачев просил, «чтоб они ему подали в завоевании здешних мест и побеждению российских войск помощь, а сверх сего велел им тех хана Аблая и старшин словестно уверить, когда он здесь всю да и Сибирскую губернию завоюет, то за ту помощь обещает отдать им всех сибирских дворян в подданство». Пугачев, надеясь привлечь феодальную знать Среднего жуза на свою сторону, преднамеренно называл султана Аблая ханом, не имевшего юридически этого звания, как бы поднимая этим политическое значение феодальной аристократии в жузе. Дважды после 3 мая Пугачев писал султану Аблаю из Магнитной крепости и просил помочь войском, а также обещал вернуть деньги за отобранный им скот, который 73 казаха Среднего жуза гнали для мены в Оренбург. О содержании другого письма Пугачева Аблаю П. Рычков в «Осаде Оренбурга» сообщает следующее: «Сказывают, что самозванец Пугачев пришед на Уйскую линию, отсылал от себя в Среднюю киргиз-кайсацкую орду к Облаю-салтану и к тамошним старшинам с требованием, чтоб они ему к овладению Троицкой крепости помогли, обещая им за то всех пленных людей отдать в семейство».

После приезда к Аблаю башкир Упака и Шукура Уразовых с письмом, в котором Пугачев велел султану, «чтоб он состоящие по той линии (Ново-Ишимской.—Н.Б.) крепости все выжег… а взятых им в плен» себе взял, Аблай перешел к решительным действиям: он собрал большой отряд и выступил на Ново-Ишимскую линию, написав Пугачеву, что «он с сорокью тысячью человеками к Звериноголовской крепости подошел и тут стаи ево расположил и с таким намерением, чтоб на нее напасть и три крепости уже выжег и людей в полон побрал». О том, что ряд крепостей на Ново-Йшимской линии был действительно разорен казахами Среднего жуза, мы узнаем из экстракта Деколонга графу Панину в январе 1775 года и из письма султана Аблая Пугачеву в Троицкую крепость, в котором он просил разрешения взять в собственность захваченных пленных. Пугачев в ответном письме «взятых им в плен ему отдал».

Под влиянием переписки с Пугачевым Аблай отказал в помощи бригадиру Сумарокову, ссылаясь на то, что его «ветренный народ другим безвинным вашим людям причинит зло». В Оренбурге уже не сомневались, что Аблай «зделался усердным известному государственному злодею и народному возмутителю Пугачеву и, чиня с ним взаимную пересылку, оказывает с подчиненным ему киргиз-кайсацким народом на Уйской линии и в Исецкой провинции верноподданным Е. И. В. разорение».

В апреле — мае 1774 года старшины Карауленекой, Канжегалинской, Аргынской, Кипчатской волостей по инициативе правителя Чакчацкой и Чержатынской волостей Даутбай-тархана установили переписку с Пугачевым, который в то время находился в Башкирии. От Даутбай-тархана к руководителю повстанцев ездил «издревле у них находящейся Еланской волости башкир Иткула… для разведывания, кто во оной (в России,—Я. Б.) имеет войну, вор ли какой или действительно Третий император». Пугачев в ответном письме Даутбаю писал, «чтоб он естли хочет иметь при себе на степи слуг, тоб собрав свое войско от своей стороны, разорял российские места… а он (Пугачев.— Я. Б.) з другой стороны будет тож чинить». За помощь Пугачев обещал казахам, что «доставит он им многую казну и имения и что они пожелают». Получив письмо, Даутбай-тархан договорился о совместных действиях со старшиной Хутайменды-султаном и стал готовить «войска в волостях Чакчатской, Чарчатской, Канчигалинской и Кипчатцкой яко же и лошадей, чтоб итти на Россию...» и отправил с этим известием к Пугачеву своего сына Уметбая.

Е. Пугачев, как сообщает башкир Иткул, направился на Каму. Но понимая всю важность начавшихся переговоров со старшиной Даутбай-тарханом, он предложил своим полковникам Усману Ертагулову, Чагиру Илик-манову и Суюргулу Яманачеву организовать посольство в Средний жуз к Даутбай-тархану и Аблай-султану. Были отправлены 20 башкир со старшиной Саязацкой волости Баизитом Максютовым и сотником Теясяцкой волости Мазмутом Калмакаевым с приказом от Пугачева, «чтоб они собрали киргизцов немалое число и разоряли линейные крепости, а сам он, Пугачев, обещался к ним быть в Звериноголовскую крепость по свидании под Уфою с сыном Павлом Петровичем через 20 дней.

Даутбай-тархан, встретившись с посланцами Пугачева, отправил вместе с ним казанского татарина Раима и башкира Иткулу Ураева, которые смогли встретиться с руководителем повстанцев только в начале мая у Магнитной крепости и сообщить ему, что казахи готовы поддержать его армию. Пугачев отправил с посланцами Даутбай-тархана башкир Упака и Шукура Уразовых, которые должны были отвезти письмо и посетить Даугбай-тархана, Енбекея-батыра и Урамбета-батыра. Пугачев просил их «о воспоможении российских войск, ибо де он действительно государь Петр III, император не-справедно от престола своего изгнанной… и чтоб они киргисцы собирались и ехали, простирая путь от Сибирской линии до Омской крепости по своей Бухарской стороне, а он де Пугачев с толпою ево отправится и туда съедет внутренею, где с ними и сообщится может». В пути Уразовы по заданию Пугачева уговаривали казахов, «чтоб к нему Пугачеву собрались, ибо де он точно государь». Встреча Упака и Шукура Уразовых с Ембетеем-батыром и Даутбай-тарханом произошла на реке Сары-тургай, куда для совета съехались более 30 казахских старшин. Узнав о просьбе Пугачева собрать несколько тысяч казахов и напасть на крепость Звериноголовскую, старшины решили ему помочь и просили только дать указания, «куда де явитца или какие места разорять прикажет».

С письмом казахских старшин Уразовы, сопровождаемые 11 казахами во главе с сыном старшины Аралбая Егембетом, отправились к Троицкой крепости, где заранее договорились о встрече с Пугачевым. Но руководитель повстанцев не ограничился только переговорами и перепиской с феодальной знатью Среднего жуза. В мае, незадолго до того, как покинуть Магнитную крепость, Пугачев встречался с группой казахских старшин. Он принял их около палатки, окруженный знаменами, «на нем была парчевая бекеша, род казацкого троеклина, сапоги красные, шалка, сделанная из покровов церковных». Он «с великой ласковостью» беседовал с казахами, очень сожалел, что крепости Таналыцкая, Орская и Губерлинская остались неразоренными и «приказал им все оставшиеся от раззорения крепости до основания раззорить, ничего не опасаясь». Несколько позднее, после захвата 19 мая 1774 года Троицкой крепости, Пугачев послал с реки Абучи, где он расположился с повстанцами, 30 человек для переговоров с населением аулов, расположенных по соседству с линией, «чтоб они киргизы к толпе его предались и ему сделались сообщниками». С их помощью он надеялся покорить мелкие крепости по Сибирской линии, запастись артиллерией и другими припасами, а затем уже идти на крупные дистаночные крепости, так как в его армии пороху оставалось «по два-три фунта на ружье, а протчие лишь с копьями, саблями и сайдаками».

Но под Троицкой крепостью казахские отряды так и • не пришли на помощь Пугачеву, а Уразовы с письмом от казахских старшин прибыли уже после того, как Пугачев был разбит здесь и вынужден был уйти в Поволжье. По пути к ним присоединились «калмыки человек с пятьдесят», которые хотели служить в армии Пугачева. Не сумев выяснить, кем занята Троицкая крепость, отряд двинулся к Санарской. Здесь Уразовы были схвачены правительственными войсками и вскоре казнены. Правда, калмыкам удалось уйти от погони. Как сообщил Упак Уразов на допросе, письмо казахских старшин осталось в их руках и, видимо, все-таки было получено Пугачевым.

Переговоры и переписка старшин Среднего жуза с Пугачевым весной 1774 года привели к действенным результатам. Особенно активно казахи выступали на Ново-Ишимской линии. Наиболее крупные отряды, насчитывавшие от 100 до 1000 человек, формировались в Чакчацкой, Кипчатской, Тортоульской и Кирейской волостях.

Остановимся на описании лишь одного крупного столкновения, которое произошло в середине мая 1774 года у крепости Петропавловской. Отряд сержанта Водяникова направлялся в Кипчатскую волость с карательными целями и для выручки русских пленных. На берегу Ишима, у Кабанацкой луки, его встретили 100 казахов. Водяников начал переговоры через переводчика с ними, надеясь выманить их из густого тальника на берегу реки. Но казахи, «несмотря на те переговоры, зачали палить… и палили стрельбу, несмотря ни на что беспрерывную». Водяников решил применить артиллерию. Тогда из соседних аулов начали прибывать новые казахские отряды, и, окружив казаков Водяникова, заставили его уйти за Ишим со значительными потерями.

В мае 1774 года часть казахских отрядов действовала в районе Уйской и Верхнеяицкой линий. Несмотря на то, что эти отряды действовали организационно самостоятельно, они оказывали значительную поддержку армии восставших. Поручик Поспелов сообщал интересные подробности о действиях казахских отрядов. В конце марта 1774 года он был направлен в Орскую крепость. В это время Пугачев успешно развивал действия в районе Верхнеяицкой дистанции, взял крепости Уртамызскую и, обойдя Кизильскую, нападал на Магнитную крепость. Ожидая сильное сопротивление в Верхнеяицкой крепости, куда прибыл генерал-майор Станиславский, Пугачев решил направиться к Троицкой крепости, на пути к которой сжег Карагайскую, Петропавловскую и Степную крепости. 20 мая 1774 года Пугачев начал осаду Троицкой крепости. Положение гарнизонов крепостей, которые не были взяты Пугачевым, было очень тяжелым. Как утверждает Поспелов, казахи по приказанию Пугачева разорили до основания Губерлинскую крепость и держали в постоянной осаде Верхнеозерную, Орскую и Таналыцкую крепости. Особенно тяжелым было положение Орской крепости. Здесь казахи угнали весь скот жителей и часть лошадей гарнизона, лишив его возможности сражаться за стенами крепости. Опасаясь, чтоб казахи не ворвались в крепость, поручик Поспелов приказал укрепить брустверы, куртины и бастионы, так как крепостные стены были земляными. Но силы защитников крепости постепенно таяли, голод, цынга, лихорадка вызвали большую смертность среди населения. А казахи продолжали осаду крепости, захватили казачьи пикеты и сенокосную команду у крепости, но не смогли задержать 40 солдат и 35 казаков, которые отправились за продовольствием в Таналыцкую крепость, где незадолго до этого с трудом отразили нападение значительного отряда казахов. В отсутствие Поспелова огромные толпы казахов пытались взять крепость приступом. Бои у крепостных стен продолжались пять дней, казахи «не давали покою ни днем, ни ночью, а особливо поморили всех жаждою, не выпуская за водой». Но когда вернулся с отрядом из Таналыцкой крепости поручик Поспелов, они «отступили и зажгли вокруг крепости травы и кустарник, чтоб воспрепятствовать его движению». Но отряд все-таки сумел пробиться к крепости, после чего казахи сняли осаду с Орска.

В конце мая и в июне 1774 года наблюдается некоторое затишье в действиях казахских отрядов. Поражения Пугачева 21 мая 1774 года под Троицкой крепостью и 23 мая 1774 года под деревней Лягушиной резко изменили планы руководителя восстания, о которых хорошо знали казахи. Пугачев обещал им, что все крепости от Троицкой до Звериноголовекой «выжжет и вырубит», а затем направится в Сибирь, к Тобольску или к Омску. О том, что Пугачев предполагал идти в Сибирь к Тобольску или к Омской крепости, говорит ряд документов. Например, комендант Верхнеяицкой крепости Ступишин писал Рейнсдорпу 10 ноября 1773 года, что стало известно о намерении Пугачева «по взятии Оренбурга идти для стояния в Тобольск». Сподвижники Пугачева Творо-гов и Чумаков на допросе в Яицком городке показали, что Пугачев после разгрома под Царицыном «советовал казакам идти в Сибирь и там набрать новую армию».

Сибирский губернатор Чичерин в связи с упорными слухами о скором приходе Пугачева в Сибирь, которые распространяли сибирские пугачевцы Яков Кудрявцев, Алексей Тюленев и Семен Новгородцев, вынужден был опубликовать специальное обращение к жителям Сибирского округа в 1774 году. Вот небольшая выдержка из этого обращения: «Жители Сибирского округа все совершенно верные рабы Е. И. В. и что всякой сын Отечества… всех таковых злодеев не только стараться будет ловить и истреблять, но и себя и свои жилища защищать единодушно и не поддадутся врагу церкви христовой, врагу покоя и благоденствия жителей лукавому змию Пугачеву».

Казахские отряды, собравшиеся у Звериноголовской крепости, ожидали прибытия Пугачева до середины июня 1774 года: распространялись слухи о том, что он скрывается в данной местности. Был схвачен беглый Азовского полка драгун Мезенцев, уверявший, что «Пугачев, ускользнув из Башкирии от всех войск и перебежав линию, находится в киргизской степи, против Звериноголовской крепости в 50 верстах, вверх по реке Абуче, откуда он и послан к крепости для разведок о ее защищенности». Слухи были так упорны, что сибирский губернатор Чичерин приказал усилить гарнизоны Сибирской линии у Звериноголовской и до Пресногорьковской крепости. Но вскоре стало известно, что Пугачев с армией ушел в Поволжье.

Казахские старшины, возглавлявшие движение, решили продолжать борьбу самостоятельно. Для переговоров об объединенных действиях они собрались на реке Нижнем Тургае. Сюда приехали старшины Хутайменда и Таир — султаны, Манглай и решили, собрав до 700 человек, «ехать под Троицкую крепость… а когда де в Троицкой не удастца, то намерялись вверх по Ую-реке». Деколонг, узнав, что старшины «для каких-то советов съезжаются и скоплятся намерены», побоялся снять войска с Ново-Ишимской линии и задержал свой отъезд в Башкирию и на уральские заводы в июле 1774 года.

К середине лета казахские отряды возобновили активные действия по Уйской и Ново-Ишимской линиям укреплений. В донесениях уже с начала июля появились сообщения о действиях подданных султана Аблая в Исецкой провинции и на Уйской линии, где «в здешних крепостях каждодневно происходят неприятельские приступы, с здешними драки, смертоубийства, захват людей и кроме отгон большого количества скота».

Уход Пугачева в июне 1774 года в Поволжье усложнил борьбу казахов Среднего жуза с правительственными войсками, так как они лишились его указаний и им пришлось перестраиваться. Но старшины не теряли надежды связаться с Пугачевым и пытались это сделать через башкир летом 1774 года. Из письма башкира Кинзи-Булата Алкишева Уфимского уезда, в котором изложен его разговор с башкиром Узбаком Киштаном, мы узнаем, что от Хутайменда-султана прибыли к башкирам нарочные «с тем чтоб с башкирским народом тем киргисцам жить в тишине, без драки, да и в России что будет происходить, то б оне башкирцы с теми киргисцами переписку имели письменну и разведывая уведомляли их, что в России будет происходить и что делать будут башкирцы, то с согласия заедино». Это заявление необычайно ценно. В период, когда Пугачев действовал со своей армией далеко от района кочевий казахов Среднего жуза, его идеи и наказы были живы среди них; в период перегруппировки и сосредоточения сил они обратились к башкирскому народу с призывом совместно бороться и установить через них связь с Пугачевым и его отрядами.

Осенью 1774 года нападения на крепости продолжались. Так, по сообщению в Оренбург полковника Фока 4000 казахов собрались на реке Куросане и осаждали Степную крепость». Неоднократно казахи Среднего жуза атаковали Болото-колодезный редут на Сибирской линии. Наступая на него, они «по-русски кричали, что они больше приступись и всю линию разобьют».

Не имеет смысла подробно останавливаться на каждом конкретном случае нападения казахов Среднего жуза на крепости, редуты, форпосты. Некоторые обобщения с учетом архивных данных можно сделать на основании сохранившегося экстракта Деколонга графу Панину за декабрь 1773 — октябрь 1774 года. Казахи Среднего жуза с осени 1773 по декабрь 1774 года вели бои с правительственными войсками и гарнизонами крепостей и совершали нападения на следующие укрепления.

Осенью 1773 года — на крепости Озерную, Усть-Уйскую, Таналыцкую, Степную и Верхнеуральскую; на форпост Алабужский.

Зимой 1773/74 года — на крепости Озерную, Верхнеуральскую и Орскую; на форпосты и редуты Гагарьевский, Новый, Травянский, Черноборский; Верхний и Алабужский.

Весной 1774 года—на крепости Звериноголовскую, Пресногорьковскую, Степную, Троицкую, Становую и Кабанью; на форпосты и редуты Песчаный, Пресногорьковский, Алабужский, Пресноизбный, Красноярский и Гагарьевский.

Летом 1774 года — на крепости Звериноголовскую, Полуденную, Пресногорьковскую, Лебяжью, Усть-Уйскую и Красный Яр; на форпосты и редуты Алабужский, Плоский, Песчаный и Лосев.

Осенью 1774 и в начале зимы 1775 года — на крепости Кабанью, Крутоярскую, Пресновскую, Степную и Красный Яр; на форпосты и редуты Плоский, Пресный, Луговой, Крутоярский и Болото-колодезный.

Волнения в Среднем жузе не ограничивались 1773— 1774 годами, а продолжались до зимы 1775/76 года. Осенью 1774 года казахи, принимавшие участие в нападениях на укрепления Сибирской линии, откочевали к реке Сыр-Дарье и к границам с Бухарой, а весной прикочевали к Иртышу и в вершины Тобола и Ишима, собираясь продолжать борьбу.

Казахи, готовясь к нападению на линию, пытались даже узнать у казаков из башкир, «русские люди имеют ли у себя ружья и обувши ль спят». В движении по-прежнему активное участие принимали казахи Караульской, Кенжегалинской, Калкаманской, Кипчатской, Чакчацкой, Чарджатынской, Байжегалинской и Киреевской волостей. Действия казахских отрядов были особенно активны у крепостей Верхнеуральской, Орской, Верхне-озерной, Таналыцкой®, Полуденной, Пресногорьковской, Петропавловской, Степной, Святого Петра и Троицкой, у форпоста Зыряновского, редутов — Пещаного и Дон-гузского.

В 1775 году в Среднем жузе, как и в Младшем, продолжали распространяться многочисленные слухи о Пугачеве, например о том, что «Пугачев паки прибыл к Оренбургу и просит о выдаче Нуралы-хана». Распространению подобного рода слухов способствовали многочисленные пугаче! вцы, укрывшиеся от преследований царского правительства в Среднем жузе. Так, в Аргын-ском роду у казака Айдарбека Ишбулова жил татарин Ашряф Ягоферов, который был у Пугачева есаулом до разгрома армии повстанцев в мае 1774 года под деревней Лягушиной у Троицкой крепости. В Атагайской волости у Елтуры и Ельзала Кадыровых жили каракалпак и русский, которые «убежали из России обще, а российской человек имеет де у себя ноздри рванные». У султана Аблая жили башкир и калмык, яицкий казак Иван, которые расспрашивали захваченного в плен казахами в мае 1775 года солдата Первого Омского батальона Осипа Куликова «о бывшем государе Пугачеве, жив ли он или нет».

Положение на Сибирской линии и прилегающих к ней районах Среднего жуза было настолько серьезным, что генерал-майор Скалой вынужден был просить у Рейнс-дорпа вывести сибирские войска из Оренбургской губернии, опасаясь, «чтобы по малосостоянию на оных воинских команд не загорелся такой огонь и в Сибирской губернии, каков происходил в здешней». О невозможности справиться с казахскими отрядами только местными силами сообщал в сентябре 1774 года Деколонг графу Панину, так как «все линейные коменданты требуют и настоят, чтобы в крепости и редуты для продолжения предосторожности и отвращения злодейства их киргис-кайсацкого командированы были… конные войска».

В район Сибирских линий были стянуты значительные военные силы. В 1773 году часть войск была снята с линии для помощи Оренбургской губернии. С середины 1774 и в 1775 году здесь находилось уже 3443 человека: пять легких полевых команд (10-я, 11-я, 12-я, 13-я, 14-я) численностью в 2775 человек, 244 человека, взятых из состава пяти пограничных батальонов, артиллерийская команда из 108 человек, гарнизонная команда из 36 человек, 249 человек сибирских линейных казаков из регулярных войск. Кроме того, в 1774 году на линии были вновь взяты на службу 626 отставных казаков. В дополнение к имеющимся войскам были присланы пехотная команда из 409 человек под командой секунд-майора фон Трейблюта и часть снятых с Сибирской линии казаков. В мае 1775 года на Уйскую линию в крепость Троицкую и на Верхнеуральскую линию в крепость Орскую губернатором Рейнсдорпом дополнительно были присланы 1500 башкир и мишарей и 500 яицких казаков. И все-таки этих войск было недостаточно, чтобы предупредить участие казахов Среднего жуза в Крестьянской войне и подавить движение, продолжавшееся до 1776 года.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Движение в Младшем и Среднем казахских жузах продолжалось с 1773 по 1776 год. В процессе борьбы народных масс и был временно разрешен вопрос о переко-чевках. Начиная с 1772 года казахи самовольно перегоняли скот через Яик, воспользовавшись переговорами о помощи, которые вели с ними восставшие яицкие казаки. Осенью 1773 года во время осады Оренбурга казахи вновь перегоняли табуны через Яик и зимовали на его левобережье. Таким образом, в годы Крестьянской войны не путем переговоров с царской администрацией, а в результате массового восстания население Казахстана сумело решить вопрос о земле. Казахи продолжали использовать пастбища на левобережье Яика в течение всего периода Крестьянской войны. Царское правительство не могло препятствовать этому переходу в 1773 году, так как часть войск с восточных окраин была переброшена на турецкий театр войны, а оставшиеся силы использовались против армии Пугачева. Не предпринимало решительных действий оно и в 1774 году. Несмотря на то, что Екатерина II грамотой, присланной Нуралы-хану 27 февраля 1774 года, формально подтверждала запрещение казахам кочевать на правобережье Яика, правительство, опасаясь расширения восстания в Младшем жузе, фактически не мешало казахам использовать земли по левому берегу реки. Подтверждение этому мы находим в отчете майора Ваганова, посланного астраханским губернатором для переговоров с Нуралы-ханом, Правительство, по словам Ваганова, не столько было обеспокоено самовольным переходом казахов через Яик, сколько действиями казахских отрядов, усиливших нападения на купеческие и помещичьи рыбные ватаги на Каспийском море и казачьи хутора по Волге.

В 1775 году, когда восстание в Младшем жузе носило не только антиправительственный характер, но и обнаружило тенденцию к перерастанию в антифеодальное, вопрос о казахах был специально поставлен на обсуждение в Государственном совете. Так как политика репрессий и посылка крупных карательных экспедиций в Младший жуз не принесли должных результатов и волнения продолжались, вовлекая все новые и новые казахские роды, в середине 1775 года Екатерина II дала указания Коллегии иностранных дел «подтвердить губернатору, чтоб паче старался ласковым обхождением притянуть их ближе к нашим границам, не чиня поисков… возобновить с сим ханом и с прочими тамошними иноверческими народами все преждния благия обращения, торговлю… в твердейшую пользу интересов и совершенных выгод нашей империи».

Екатерина II в своем указе учла мнения Оренбургского губернатора Рейнсдорпа, Государственного совета и Военной коллегии. Рейнсдорп считал, что «поиски безрезультатны», так как территория казахских жузов огромна и требует посылки значительных войск, которые трудно обеспечить продовольствием и фуражом в связи «с неурожаем хлеба и упадком лошадей» в губернии. Он боялся, что репрессии вызовут продолжение восстания казахов, а это приведет «к голоду и гибели» жителей соседних с Младшим жузом районов, так как уже четвертый год они не могут сеять хлеб и заготовлять сено для скота. Вице-президент Военной коллегии князь Потемкин считал целесообразным продолжение посылки карателей в Казахстан, так как войска приходится снимать с государственных границ, которых там было недостаточно.

Поэтому Государственный совет, где специально с февраля 1775 года решался вопрос о взаимоотношениях России и Казахстана и зачитывались копии с записок об управлении казахами, которые были составлены местными чиновниками в предшествующие Крестьянской войне десятилетия, пришел к мнению, что по отношению к казахам следует придерживаться политической линии, близкой к той, которая была предложена Тевкелевым и Рычковым в 1759 году. Они предлагали:

1. Приучать «сии Орды мало по малу торгом и ласкою к поселению и домоводству, наклонять их к пользе государственной и содержать их военными для употребления в случае нужды против других соседственных и подданных народов. 2. Получать всегда от них аманатами ханских и старшинских детей, или же под именем судей лучших старшин и детей их. 3. Сохранить бытие в каждой из сих Орд особого хана, и стараться довести избрание оных зависящим не от народа, но от соизволения е. и. в., подкрепляя для того ханов деньгами. 4. Усилить ханов для приведения орд в порядок построением для их житья крепостей и содержанием при них офицера с небольшим числом драгун и казаков, изъясняя, что построение для хана Меньшей орды крепости удобно будет на устье Эмбы. 5. В случае общаго сих народов возмущения, чего без особливаго их раздражения по их обстоятельствам быть не чаятельно, усмирять их произведением между ними разврата и несогласия. 6. Удерживать их ласкою и справедливостию от удаления на Зюнгарския и другия места для избежания могущих быть тогда от них продерзостей и самой, ежели б они с другими соединились, опасности».

Как следствие решения Государственного совета можно рассматривать политику местных властей по отношению к казахам в 1776—1777 годах. Несмотря на то, что в 1775—1776 годах в Младшем жузе продолжалось движение Невидимки, правительство не решилось послать карательные отряды в район волнений. В Оренбурге надеялись добиться прекращения их путем союза с феодальной аристократией. Выполняя волю Петербургского правительства, Рейнсдорп еще в конце 1774 года направил похвальные грамоты от имени Екатерины II Нуралы-хану, султанам Айчуваку и Ералы, благодаря их за верность и помощь правительству в борьбе с Пугачевым. А в 1776 году Нуралы-хан, Айчувак, Дусалы и Ералы получили в Оренбурге жалованье за 1773—1775 годы. Совершив этот акт, правительство как бы подчеркивало свой союз с феодалами и отказывалось от преследования тех из них, кто временно поддерживал восстание, например семья Дусалы.

Что касается отношения царского правительства к Нуралы-хану, то оно не решалось устранить его от власти и поддерживало до 80-х годов XVIII века. Лишь под влиянием движения в Младшем жузе, проходившего под руководством старшины Срыма Датова, правительство решилось на ликвидацию ханской власти в Младшем жузе и пошло на создание дистаночной системы управления, предложенной губернатором Ингельстромом в 1783 году. Эта реформа явилась первым звеном в цепи ряда законодательных мероприятий царизма в Казахстане, которые проводились в XVIII и XIX веках. Царское правительство, проводя эти мероприятия в жизнь, имело целью постепенное превращение Казахстана во внутреннюю провинцию Российской империи, ее колонию, а населения — в одно из податных сословий государства.

Казахское население сопротивлялось усилению колониального гнета со стороны самодержавия, и как результат восстания 1773—1775 годов в Казахстане можно рассматривать такую уступку царизма, как издание указа от 27 августа 1782 года. В этом указе, переданном для исполнения генерал-губернатору Апухтину, населению Младшего жуза разрешался перегон скота через Яик, но при условии договора с владельцами земельных участков и внесении определенной платы: «Буде киргисцы прикочуют к пределам уфимским и оренбургским и будут требовать, чтоб по причине безкормицы скот их пущен был на земли тех областей, тогда, смотря на возможность и удобности, буде земли нанять хотят, а и в наймы отдать их пожелают, то поступать, как в подобных случаях водится между подданными по добровольному соглашению».

Аналогичной политики царское правительство придерживалось и по отношению к населению Среднего казахского жуза, где земельные ограничения в районе рек Ишима, Иртыша и Тобола были сняты в 1772 году и в период Крестьянской войны. Учитывая внутреннее и внешнеполитическое положение этой части Казахстана, русское правительство решилось на реорганизацию управления здесь лишь в 1822 году с введением в жизнь «Устава о сибирских казахах» М. Сперанского.

Но значение участия казахов в Крестьянской войне 1773—1775 годов нельзя ограничивать только перечисленными выше результатами. Последствия восстания Пугачева в Казахстане были гораздо шире. Антикрепостнический характер Крестьянской войны способствовал и размежеванию классовых сил внутри казахского общества. Начиная с 1775 года и затем в 80-х годах XVIII века в период движения Срыма Датова антифеодальная волна выступлений казахских шаруа становится все шире. Именно восстание Пугачева помогло значительной части казахского крестьянства увидеть противоположность интересов трудящихся масс и их феодальной верхушки.

Кроме того, если сложная внешнеполитическая обстановка в первой четверти XVIII века, тяжелые войны с Джунгарией и другие причины явились первым толчком к сближению казахского и русского народов, то Крестьянскую войну 1773—1775 годов можно считать вторым и более мощным толчком. До восстания Пугачева казахско-русские связи носили в основном дипломатический и лишь частично экономический характер. Теперь же в период совместной борьбы вступили в непосредственное соприкосновение громадные массы многонационального крестьянства России. Общие цели и опыт борьбы наложили неизгладимый отпечаток на будущее развитие судеб казахского народа, способствовали его еще большему сближению с братским русским народом.

В этом можно видеть историческое значение Крестьянской войны 1773—1775 годов для казахского народа. Восстание Пугачева и участие в нем казахов еще раз наглядно подтвердило важность сближения казахского и русского народов, прогрессивность присоединения Казахстана к России.