Страница - 21

ЧЕРЕЗ МНОГО ЛЕТ

Год на фронте — это очень много. А ведь год я знал и хорошо знал Кужанова. И во мне жила твердая уверенность, что наш Женя не только поправился, выздоровел, но и нашел свое настоящее место в жизни.

Когда в начале 50-х годов я стал писать в газету, а потом работать в военной печати, то одними из первых материалов, написанных мною были очерки о дивизионных разведчиках. В них речь шла и о Кужанове. Одновременно я продолжали искать его. Очерк о его боевых делах был напечатан в алма-атинской газете. Однако, видимо тогда, в 1958 году, этот материал не прочел ни сам Кужанов, ни те кто знают его. Безуспешными были мои запросы в архив, где хранятся сведения о раненых. Дело в том, что я тогда не знал полного имени Кужанова.

Лишь в 1975 году мне удалось узнать его полное имя. В Подольском архиве Министерства обороны СССР работал полковник запаса Борис Владимирович Харьков, который в годы войны служил в нашей дивизии, в разведотделе и хорошо знал Кужанова. По моей просьбе он внимательно изучил документы отдельной разведывательной роты дивизии. И написал мне письмо, в котором сообщил, что отыскал копию наградного листа на сержанта Жангалия Кужанова. Он был за мужество и отвагу награжден орденом Славы ш степени.

Сразу же сел я писать на Казахское республиканское радио. Легко представить мою радость, когда в июле 75-го года я получил из Алма-Аты от редактора радио Н. Матушкиной коротенькое письмо, в котором сообщалось что на «...мое письмо, переданное в эфир 7 июля в радиопередаче «Отзовитесь, друзья», откликнулся Жангалий Кужанов».

Журналистка Матушкина сообщила его адрес: Карагандинская область, город Сарань, улица Саранская, дом 4, квартира 2. Сообщила и номер телефона Кужанова.

Дальнейшее было, как говорится, делом техники. Вскоре мы созвонились, списались с Жангалием Таттыгалиевичем. По его приглашению я в середине октября 1975 года выехал из уральского города Серова, что на севере Свердловской области, в Казахстан, в город Сарань, где многие годы живет и работает Жангалий Кужанов.

Вернувшись домой, к себе за рабочий, письменный стол я еще и еще раз перечитываю сделанные во время разговора с Кужановым записи, смотрю пожелтевшие фронтовые фотографии и документы, припоминаю, то что рассказывали мне о разведчике Кужанове — офицеры Нарыжный и Харьков, что знал о нем сам, то что говорили в Сарани о работнике горисполкома Кужанове его товарищи по службе, взволнованный рассказ его сестры Софьи Инкарбаевой. Припоминаю и передо мной все ярче вырисовывается облик настоящего советского человека, патриота, который прошел через нелегкие испытания и уверенно, скромно продолжает делать свою работу.

Кажется невероятным, но о многих славных боевых делах Кужанова, его родные и близкие, а тем более сослуживцы узнали от меня, а не от самого Жангалия Таттыгалиеви-ча. Сам он крайне сдержанно и скупо рассказывал о себе, а если и рассказывает, то в этаком, знаете, чуть юмористическом плане, с легкой усмешкой над самим собой, над случившимся.

Например, он во время моего приезда в Сарань, однажды в ответ на просьбу друзей рассказать фронтовой эпизод поведал о следующем:

— Еще ранней осенью 44-го была сделана попытка, правда неудачная, разведки через широкое озеро Сайно. Тогда вдвоем с Анисимовым мы поплыли ночью на лодке через озеро. Для страховки к ней был закреплен телефонный кабель. Его разматывали по мере того, как лодка уходила от берега. Это была своеобразная подстраховка на случай опасности, чтобы с берега можно было лодку к нашему берегу оттащить. Но страховка подвела самым неожиданным образом.

Вначале лодка быстро удалялась от берега. Когда же мы оказались на середине озера, то ее будто кто-то на якорь поставил. Сколько усилий мы ни прилагали. Гребли изо всех сил. Но лодка с места не двигалась. Бились долго. Потом дали ракету — тащить обратно.

Уже на своем берегу разобрались в чем дело. Оказалось кабель, разматываясь прогибался и, опускаясь на дно, становился своеобразным тормозом — якорем, тащить который по дну у нас в конце концов не хватило силенок.

Мы были огорчены. Но больше всех я сам, потому, что и был инициатором предложения о кабеле. Замысел может быть был и хорош, да вот с законами физики я был явно не в ладах».

Выслушав вместе со всеми самокритичный рассказ Жангалий Таттыгалиевича, я не выдержал, достал из папки газету со своей статьей о Кужанове и пересказал эпизод в ней описанный. Речь идет о том, что примерно через месяц после первой неудачной попытки, была сделана вторая и удачная.

Позволю себе привести кусочек из давней статьи в «Казахстанской правде» за 6 февраля 1958 года: «Кужанов... подплыл к берегу, лодку спрятал в камышах. Разминировали проход в минном поле. Подполз к брустверу траншеи противника. Слева и справа траншея была пуста. Прошло минут сорок. И вдруг где-то рядом заскрипела дверь и через мгновение у Жениного лица выросла фигура гитлеровца. Не теряя ни секунды, Кужанов направил дуло пистолета на него и прошептал по-немецки (он неплохо владел им): «Не шевелись!» Гитлеровец повиновался.

— Он даже послушно греб через озеро,— смеясь рассказывал Кужанов...»

Жангалий Таттыгалиевич спокойно выслушал мой пересказ статьи и проговорил:

— А ведь тут неточность и серьезная.

— Какая? —вскинулись присутствующие.

— Дело в том, что рассказанное нужно делить пополам. Был ведь я не один, и снова вдвоем с Анисимовым. Если и его сюда добавить, то тогда все будет правильно.

Не стал я спорить с Жангалием Таттыгалиевичем, хотя знал, что рядовой Анисимов участвовал лишь в части поиска— он греб, когда добирались до вражеского берега и помогал Кужанову немного в начале разминирования, охранял проход. Захват пленного произвел Женя один. Слишком хорошо я знал Кужанова, чтобы возражать ему. Да и по большему счету Женя был прав.

В его реплике одна из черт характера Жангалий Татты-галиевича — чувство долга перед товарищем, желание подчеркнуть в первую очередь не свои, а их дела.

И мне припомнилась, невольно, другая история, связанная с Кужановым, история которую рассказали мне дивизинные разведчики еще на фронте.

...Перекресток дорог у передовой гитлеровцы обстреливали днем и ночью, машины и повозки стремились проскочить этот изрытый воронками участок как можно быстрее.

Случилось так, что Кужанов шел из Августова на дивизионное НП и попал под очередной артналет, а когда поднялся из кювета, то увидел неподалеку только что раненного осколком солдата пехотинца. Женя перевязал его. Но рана была серьезной, солдат мог истечь кровью, а Кужанов должен был идти дальше к передовой, выполнять приказание и не имел права возвращаться в тыл. Но и раненого нельзя было оставить.

Кужанов выбежал на перекресток, где снова рвались снаряды, и не обращая внимания, на грохот разрывов, бросился наперерез мчавшейся повозке. Она возвращалась с передовой. Ездовой едва сдержал лошадей. Вдвоем они уложили на сено раненого. И повозка покатила, подальше от опасного перекрестка. А Кужанов зашагал на НП. Так и никто бы в дивизии и не узнал об этом случае, если бы повозочный не рассказал сослуживцам, а потом дошло и до разведчиков, как его под обстрелом остановил маленький росточком солдат в трофейном маскхалате.

— Вначале подумал, что фашистский лазутчик — рассказывал пожилой повозочной,— а потом вижу свой, да еще знакомый, я этого казаха из разведроты не раз видел. Да еще во всю ругается по-русски. Меня останавливает. А я уж и сам стою. Он же, отчаянный, чуть ли не под колеса кинулся и лошадь под уздцы держит. Как тут не остановишься.

Не знаю, где сейчас тот раненый — пехотинец, но уверен, что на всю жизнь сохранил он чувство благодарности к незнакомому солдату в маскхалате, что выручил его из беды под огнем на шоссе западнее Августова.

...Да, много славных дел, мужественных поступков во фронтовой биографии комсомольца Жангалия Кужанова. Он участвовал не менее чем в 12 поисках разведчиков. За отвагу в боях за освобождение Белоруссии, польского города Августова сержант Кужанов был награжден орденами «Славы III степени» и «Красной Звезды». На его груди сияет почетный знак солдатской доблести «Отличный разведчик».

Долгим мог быть мой рассказ и о послевоенной жизни Жангалия Таттыгалиевича. Скажу лишь коротко — этот путь достоин звания фронтовика.

Женя заочно окончил финансовый техникум, а также заочно педагогический институт. Затем работал на многих должностях в финансовых органах. В 1976 году он назначен на нынешнюю должность — заведующего городским отделом социального обеспечения. Много лет подряд коммунисты горисполкома оказывают Жангалий Таттыгалиевичу высокое доверие — избирают его секретарем партийной организации.

Хорошая у Кужанова семья — жена Рахима Галиев-на —член партии, преподаватель в школе, дети сын—Марат (получивший свое имя в память о павшем в боях брате) дочь—Майра—школьники. А старший сын Серик — курсант высшей школы Министерства Внутренних Дел СССР.

Школа эта находится в Караганде. А Сарань недалеко от областного центра. Во время моего приезда к Кужанову его сын в новенькой курсантской форме на несколько часов приезжал домой. Смотрел я на юношу, сына фронтовика, так похожего на отца и мысленным взглядом видел Женю, такого каким помню его в Августовском лесу, осенью 44-го. В пятнистом маскхалате, с автоматом на груди, упругою, бесшумною походкой идущего вместе с друзьями — разведчиками на очередное задание.

С теплотой вспоминает Жангалий Таттыгалиевич своих боевых товарищей. Называет их имена — сибиряк Анисимов, бакинец Ибрагимов, солдат из Казахстана Ермантаев, одессит Альтшуллер...

...Мы сидим с Женей (да будет позволено мне называть его так, как мы звали его на фронте) в комнате его уютной квартиры в Сарани. В углу книжный шкаф. Да, сам подбор книг говорит о хозяине, о его интересах, о фронтовом прошлом. Здесь в основном книги о Великой Отечественной войне, мемуары военачальников, произведения Константина Симонова, Бориса Полевого. Михаила Дудина, Мухтара Ауэ-зова, Вадима Кожевникова.

Женя берет с полки книгу прозы поэта — фронтовика Михаила Дудина, находит нужную страницу, а потом в раз-думьи читает слова: «Нет ничего выше солдатской дружбы...»

Потом Женя рассказывает мне о том, что он с чувством огромной гордости смотрел фильм о разведчиках «Звезда» по повести Казакевича.

А потом... да стоит ли об этом. Пожалуй стоит. В тот час, в квартире мы были лишь вдвоем. Женя тихонько начинает, наверное, был запевалой в учебном полку, старые, вечные для нас песни военного времени. И мы поем их одну за другой.

И опять снова нескончаемые разговоры. И прежде всего о товарищах по дивизии.

Потому, что очень и очень прав Михаил Дудин — нет братства.

...Идет по улице Сарани, сильно прихрамывая, опираясь на палку человек. У него нет левой ноги — вместо нее протез. Мысленно я склоняю голову перед его подвигом.

Жангалий Кужанов из нашего поколения, вступившего в войну 18-летним. Статистика подсчитала об этом пишет поэт Александр Николаев, в книге «Запомните нас молодыми», вышедшей в 1974 году в Политиздате, «...осталось три процента солдат рождения 22-го, 23-го, 24-го годов. Значит, из ста погибло 97... Помните отчетливо: живы трое из ста!..» Из этих троих на сотню тендем каждого пощадила война. Да Кужанов из тех, кто в буквальном смысле заслонил собою страну.

Доброго же тебе здоровья, Жангалий. Беспокойной тебе жизни. Только такую жизнь я могу пожелать бывшему войсковому разведчику. Ибо другой жизни комсомолец Кужанов сам для себя не представлял в дни войны. Не представляет себе успокоенности коммунист Кужанов в дни мира. Счастливой тебе жизни, Жангалий.

А в заключение этой маленькой документальной повести позволю себе привести строки из письма ,полученного мной из города Калинина в канун 58-й годовщины Октября от бывшего начальника разведки нашей дивизии Никиты Яковлевича Нарыжного — ныне полковника запаса, кавалера десяти орденов. Он пишет: «Несколько дней назад разговаривал по телефону с Кужановым. Я его помню совсем молодым, почти мальчиком, всегда веселым и готовым пойти всегда на любое, самое трудное дело... Мне даже не верится, что через тридцать с лишним лет мне удалось поговорить с очень смелым, хорошим парнем».

Никита Яковлевич слушал по телефону бодрый, бархатистый голос Кужанова и забыл на мгновенье, что парню уже за 50. И наш бывший начальник видел его таким же молодым, как в 44-м. Нарыжный всегда был скуп на похвалу. Поэтому тем, что он написал через много лет о Жене Кужанове мне и хочется закончить рассказ об одном из разведчиков нашей дивизии.