Страница - 16

ФОРСИРОВАНИЕ ОДЕРА

В конце января дивизия с ходу форсировала приграничную реку Нитце, не представлявшую особой преграды, и овладела населенным пунктом уже на территории Германии. Несколько ровных улочек с аккуратными островерхими домиками, выложенная брусчаткой площадь, мрачный костел -вот и весь населенный пункт. Но скоротечный бой за него вели азартно и в то же время с непередаваемой сдержанностью. Когда немцы отступили, я заметил, что солдаты вели себя как-то необычно тихо, внимательно приглядывались ко всему, перекидываясь короткими фразами. Да и сам я переживал ранее не испытанные чувства. С первых боев мечтал о том дне, когда придем на ту землю, откуда выполз фашизм, чтобы добить его в собственном логове. И вот мы в Германии, но в плену какого-то душевного оцепенения, рожденного необычностью момента. Дошел, дошел все-таки до этой самой "великой" Германии! Сквозь огонь и страдания дошел со своими пулеметчиками!

Лишь через некоторое время среди солдат почувствовалось оживление. Они дотошно рассматривали пришедшие уже в негодность укрепления на границе, аккуратные дома за ровными заборчиками. Многие из них были заброшены хозяева, напуганные геббельсовской пропагандой, ушли на запад. Их и днем и ночью запугивали тем, что русские перережут всех немцев, ни словом не обмолвившись о бесчисленных жертвах, принесенных нашим народом во имя мира.

От этого населенного пункта мы и двинулись к реке Одер. Старшина И. Говорун позаботился, чтобы пулеметные расчеты, по возможности, Использовали для передвижения трофейные повозки.

Только уселся на бричку, на которой ехал расчет Зайцева, как передали приказ явиться к командиру полка.

Александр Иванович Пешков обнял меня по-отечески и объявил, что я приказом командира корпуса назначен заместителем командира батальона.

А я, вместо того, чтобы поблагодарить его, молчал. Перед глазами предстали боевые мои друзья-пулеметчики. Сколько же пройдено с ними дорог, сколько было боев, сколько пережито! Мы стали родными.

Перед форсированием Одера забот прибавилось. Полк сосредоточился неподалеку от реки у населенного пункта Клосов. До Одера километров десять. Форсирование должны были осуществлять без артиллерийской подготовки. Солдаты недоумевали: начальству, мол, виднее, но зачем такой риск? Я разъяснял, что такое решение принято для того, чтобы ошеломить противника внезапностью. Немцы знают, что мы будем форсировать Одер - их надежду, и ждут артподготовку. Ведь всегда так было: и на Курке, и на Кубани, и на Миусе, и на Пилице... С артподготовкой брали реки.

Саша Зайцев вздохнул:

- Как же так? Через реку и без пушек. Может, уже и «ура» кричать нельзя? Ну, и тактика...

Титаренко успокоил Зайцева.

 Стемнело. В полной тишине подошли к берегу. В первом эшелоне полка два батальона - 1-й и 3-й. Подан сигнал, и началось форсирование.

Правый берег Одера оказался очень крутым. Не так просто было стрелкам и пулеметчикам спускаться с него. Тихо, без единого выстрела сошли на лед реки. За нами по проторенному пути двигалась батальонная артиллерийская батарея. Это было в ночь с 3 на 4 февраля 1945 года.

Я шел в первой цепи, почти не отрывая ноги ото льда. Тишина.. Какая-то липкая и жуткая... Позади середина реки, все ближе и ближе западный берег... И тут гитлеровцы, засевшие за дамбой, начали пускать осветительные ракеты Мы оказались на виду. Затрещали вражеские пулеметы, открыла огонь артиллерия. В ответ ударила наша. Ночь осветилась сотнями ракет и раскаленных трасс. Мы бросились вперед. Кричали «ура».

Вот и суша. Завязался ночной бой на западном берегу Одера.

Сначала было такое впечатление, что мы в каком-то огневом мешке. Но открыли сосредоточенный огонь «Максимы», ударили «сорокапятки». Мы захватили дамбу. Она защищала нас, и теперь фашисты ничего серьезного с нами сделать не могли. Немецкая земля надежно защищала нас от пуль!

Правда, переправившихся через Одер на этом участке было не так уж много. А гитлеровцы оказались верны своей тактике. Едва забрезжил серый рассвет, они начали контратаку, надеясь сбросить нас с плацдарма. Им словно не было счета: шли цепь за цепью. Мы косили их из всех видов оружия, но и сами несли потери. Нам очень мешала погода: таял снег, и мы буквально утопали в холодной воде.

Несмотря на то, что противник вел массированный огонь по переправляющимся войскам, наш второй эшелон преодолел водную преграду и с ходу вступил в бой. Это и помогло нам. Когда переправилась артиллерия, мы повеселели. Орудия били по танкам, которые, переваливаясь через ухабины, разбрызгивая талый снег, ползли к дамбе. И вот над одной серой коробкой взметнулось пламя. Над другой заклубился черный дым. Третья развернулась стволом в свой тыл... Остальные замедлили ход, попятились назад, У нас, пехотинцев, это вызвало неописуемый восторг. Так могут радоваться только дети, как радовались в те минуты наши бойцы.

В цепи боевых порядков были все командиры, вплоть до командира полка подполковника А.И.Пешкова, его заместителя по политчасти подполковника И.Я.Гужова, начальника штаба подполковника Ивана Штанько, заместителя командира полка Ильдара Ипкаева. Они призывали держаться, бить фашистов и ни шагу не отходить назад. В первых рядах на самых трудных участках были коммунисты. Сколько мы отбили контратак, трудно вспомнить. Только отобьем одну, через 2-3 часа начинается новая, еще более яростная, ожесточенная. Приходилось вступать в рукопашную. Казалось, черным цепям пьяных фашистов не будет конца. Но мы разбили эти цепи, выстояли и удержали плацдарм.

Я, как заместитель командира батальона, перебирался из одной роты в другую. Где помогал организовывать огонь, где по старой привычке ложился за пулемет, где подбадривал солдат и офицеров. Словом, оказывал посильную помощь. Рядом со мной самоотверженно действовал и батальонный врач Николай Козин, и санинструкторы.

Нелегко приходилось с доставкой боеприпасов. Она велась вручную через Одер ночью, и я старался, чтобы батальон обеспечивался регулярно. Бойцы, получая патроны, говорили: «Это нам дороже хлеба».

5 февраля фашисты двинулись по шоссе от Ортвига. Наши роты во главе с капитанами Тышкевичем, Кустовым и Королевым не дрогнули перед танками. Поддержанные артиллеристами, они отбили психическую атаку. В талом снегу валялись десятки трупов врага. На подступах к нашим цепям чадили подбитые «тигры».

Известно, что помощь полезна во всяком деле. На войне же, при отражении ударов противника, она необходима вдвойне. Тогда, в феврале, атака фашистов была яростной, и в ее отражении огромную роль сыграли артиллеристы-истребители. По решению командира полка они заняли огневые позиции на нашем правом фланге. Мы не знали командиров артиллеристов и не успели вступить во взаимодействие. Но как только противник пошел в очередную контратаку, бросив на нас свои танки «тигр», наши соседи славно поработали. Они в упор расстреливали «тигров». Сколько их было подбито - разве сейчас подсчитаешь?

«Тигры», видимо, надеялись раздавить, уничтожить артиллерийские батареи. Пяти танкам даже удалось прорваться к огневым позициям одной из батарей, подавить одну пушку. Но другие орудия остановили прорыв: серые громадины замирали, потом загорались. Яростная, отчаянная контратака противника захлебнулась. Пехотинцы горячо благодарили артиллеристов.

При отражении одной из контратак был убит командир батальона и мне довелось исполнять эту должность. Ночью прибыл капитан, представился командиром артиллерийской батареи истребительного противотанкового артполка (ИПТАП). Это был Николай Алексеевич Голомазов. Сперва я его даже пожурил: почему, мол, так близко подпустили вражеские «тигры»? Но капитан сумел доказать свою правоту. Мы дружески обнялись и решили, что будем взаимодействовать.

...Уже в 1955 году, когда я командовал полком, Николай Алексеевич Голомазов прибыл ко мне для прохождения службы. Припомнили те тяжелые бои на Одерском плацдарме, вспоминали пережитое. Встретились как старые боевые друзья. Но не долгой была наша радость, 12 лет назад Николай Алексеевич ушел из жизни.

Мы готовились к отражению очередной контратаки. В батальон прибыл замполит полка подполковник Гужов. Показал мне листок бумаги, сказал:

- Собирай людей. С обращением Военного совета 1-го Белорусского фронта будем знакомить. Надо, чтобы каждый солдат знал о нем.

Вскоре бойцы с огромным вниманием слушали замполита. Он читал:

- Военному совету 5-й Ударной армии, командирам корпусов и командирам дивизий 5-й Ударной армии...

Гужов сделал паузу, а я взглянул на солдат. В их глазах читалось чувство высокого личного достоинства: ведь это обращение касалось каждого из них! Ибо и сила 5-й Ударной состоит из силы и сметки, умения и отваги каждого из них. Уловив это настроение пехотинцев, Гужов торжественно продолжал:

- На 5-ю Ударную армию возложена особо ответственная задача - удержать захваченный плацдарм на западном берегу Одера и расширить его хотя бы до 20 километров по фронту и 10-20 километров в глубину. Я всех вас прошу понять историческую ответственность за выполнение порученной вам задачи и рассказать своим людям об этом, потребовать от войск исключительной стойкости и доблести. К сожалению, мы вам не можем пока помочь авиацией, так как все аэродромы раскисли и взлететь самолеты в воздух не могут. Противник летает с берлинских аэродромов, имеющих бетонные полосы.

Рекомендую:

1. Зарываться глубже в землю.

2. Организовать массированный зенитный огонь.

3. Перейти к ночным действиям, каждый раз атакуя с ограниченной целью.

4. Днем отбивать атаки врага.

Пройдет два-три дня - противник выдохнется. Желаю вам и руководимым вами войскам исторически важного успеха, который вы не только можете, но обязаны обеспечить.

Через много лет прочитал я вновь эти слова в книге Г.К.Жукова «Воспоминания и размышления» и снова унесся памятью в слякотные, простреленные свинцовым градом дни на Одерском плацдарме.

После ознакомления с обращением Военного совета дух наш поднялся.

- Выдюжим, - заявил Саша Зайцев, который пристроился возле меня на вытащенной из Одера толстой доске. -Сколько надо, столько и продержимся.

Ему вторили товарищи:

- Правильно, сержант.

- Не собьет нас фашист!

- Врастем в землю!

В это время со стороны противника донесся сильный шорох, будто по стеклу теранули наждачной бумагой. Потом раздался резкий голос. Мы сразу смекнули, что к чему: очередная фрицевская радиостанция нас агитировать будет.

- Давай! Мели, Емеля, твоя неделя! - крикнул Зайцев. Фашист говорил по-русски о том, что, мол, немцы тоже до Москвы дошли, да не взяли ее. И нам тоже не взять Берлина. Диктор кричал о том, что Гитлер собрал огромные силы, имеет новое оружие и что русские войска на Одере будут уничтожены.

- Пугает, сволочь! — не сдержался Зайцев, ловко слепил снежок и запустил в сторону громкоговорителя. - Вот тебе! - он показал кукиш. - Жди, скоро в Берлине будем под твою бандуру танцевать.

Срлдаты захохотали так громко, что даже голос диктора не был слышен.

На последней фразе мы поняли, что нам предлагали сдаться. Тут уж пехота разошлась, не скупилась на выражения...

А вечером над Одером звучали наши песни. Мы, затаив дыхание, слушали шаляпинский голос. Он пел «Есть на Волге утес...» Казалось, мы не на чужой и непонятной земле утопаем в талой воде, а на родной, и над нами тоже наше родное, бескрайнее небо.

Следующим утром гитлеровцы атаковали несмело. Видно, на них удручающе действовали сотни трупов и подбитые стальные коробки, еще вчера казавшиеся могучими. Но к обеду, накопив силы, они снова пошли в атаку. Снова Одерская долина огласилась громом разрывов, стрекотом пулеметов, окуталась дымом и гарью. Батальон вел упорные бои.

Эти тяжелые бои продолжались вплоть до 8 февраля. Фашисты выдохлись и прекратили контратаки, продолжая нас беспокоить только огнем артиллерии и налетами авиации. Но мы глубоко зарылись в землю и особых потерь не несли, даже приступили к расширению плацдарма и кое-где углубились на 3-4 километра.

Занятый плацдарм мы удерживали до 25 февраля, а потом по ночам до 28 февраля сдавали свой участок другим частям и переправились на восточный берег реки Одер, выполнив поставленную задачу. Все без исключения воины проявили героизм, стойкость. Живые почтили память павших на плацдарме, поклялись отомстить врагу.

Нас, командиров, предупредили, что дивизию выводят для отдыха и пополнения, что в последующем будем наступать на Берлин. Откуда, с какого плацдарма, мы, конечно, не знали. Но желание дойти до Берлина — логова фашизма у всех было огромное.