Страница - 4

ВОЕННОЕ УЧИЛИЩЕ

Мы, будущие курсанты, в пути. Еще в военкомате нам объявили, что едем в Туркмению. Добираться туда надо через Петропавловск, Омск, Новосибирск, Барнаул, потом снова проезжать через города Казахстана: Семипалатинск, Алматы, Жамбыл, Шымкент. Такое пятление было вынужденным: в то время прямого железнодорожного сообщения между севером и югом Казахстана не было.

Дальнейший путь пролегал через города Узбекистана -Ташкент, Самарканд, Каган. Пересекли Амударью - и мы в Туркмении. Первая остановка - город Чарджоу, а конечная -город Байрам-Али.

Много было новых впечатлений, но пуще всего поразила пустыня, особенно на последнем участке пути - между Чарджоу и Байрам-Али. Бесконечные, безрадостные пески, высокое, звенящее от зноя небо. Поразило гнетущее однообразие барханов, этих материковых дюн, а попросту - нанесенных ветром бугров сыпучего песка.

Воздух раскален так, что горячо в легких. Мой двоюродный брат Макен Бекмагамбетов спрашивает:

- Интересно, какая температура?

- Минус десять, - говорю я.

Все, кто услышал мой ответ, смеются, шутят:

- Кожушок бы сюда!

- А в баньке не хочешь попариться?

Кроме Макена и Орынбая Кашикова я хорошо знаком с Генкой Никитиным и Николаем Бердниковым из Алексеевки. Держимся вместе. Жаль, что другие земляки не прошли медицинскую комиссию и в училище по состоянию здоровья не были направлены. Николай Соболев, Илья Колебаев, Григорий Мовчан отправлены на запад. Сначала мы ехали в одном составе, но в Петропавловске распростились. Договорились встретиться в Трудовом после войны. Когда вернемся с победой.

В поезде с жадностью следили за сводками Совинформ-бюро. Они были неутешительными. Закончилась героическая восьмимесячная оборона Севостополя. Фашисты прорвали нашу оборону на Воронежском направлении и вышли к Дону. Враг ожесточенно рвался к Волге.

Изнуренные жарой и ожиданием, мы в начале сентября прибыли в конечный пункт нашего пути - город Байрам-Али, расположившийся в Мургабском оазисе. Небольшой городок с глинобитными одноэтажными строениями, а населения, как мне тогда показалось - не больше, чем в нашей Апексеевке.

Военный городок находился на окраине. Нам объявили: здесь будем жить и учиться. Там находилось Первое Туркестанское Пулеметное училище. Так именовалось наше военное учебное заведение.

Дня три мы таскали кирпичи, известь, а затем нас распределили по ротам, взводам, отделениям. Вывесили расписание вступительных экзаменов. Они сводились, в основном, к знанию русского языка и математики. И снова надо было проходить медицинскую комиссию. Многие из ребят не выдержали новых испытаний, их отчислили и отправили в войсковые части - на фронт. В их числе был и мой односельчанин Орынбай Кашиков.

Должны были начаться плановые занятия, но вдруг — приказ о переводе училища. Да еще куда - в Кушку! Мог ли я помышлять на своих любимых уроках географии, что судьба забросит меня в этот населенный пункт - самую южную точку страны? О Кушке нам так увлекательно рассказывала учительница географии Клавдия Ивановна Белецкая. Расположилось это поселение с пятью-шестью тысячами жителей в долине одноименной речки. Военная крепость была основана здесь еще в XIX веке, и особой примечательностью был ее знаменитый Крест, воздвигнутый, как нам рассказали командиры, в честь трехсотлетия династии Романовых.

Разместили нас в казармах, построенных лет сто назад.

Сентябрь - самый жаркий месяц в этих местах, но стены наших жилищ были настолько толстыми, что в них мы совсем не ощущали зноя.

Хотя училище было молодое, но имело неплохую учебноматериальную базу, приличные бытовые условия. Обучали нас квалифицированные и требовательные командиры. Они делали все для того, чтобы мы за тысячи километров от фронта научились вести бой так, как потребуется там, в самом пекле войны. Многие из них уже были опалены огнем сражений, встречались лицом к лицу с врагом.

Командир батальона капитан Сидоров прибыл в училище после тяжелого ранения. Голос у него был такой чистый и звучный, что мне казалось: комбат вполне мог бы стать певцом. Он нелегко переносил жару, очень уставал, но всегда был подтянут, опрятен. В короткие минуты отдыха любил беседовать с нами, обращал наше внимание на значение дисциплины, на знание военного дела.

«Идет тяжелая война, — говорил он, — мы несем тяжелые потери — и людские, и территориальные. Я больше воевать не смогу - видите повязку на глазах? А ран всяких — не счесть. Вам придется все потерянное возвращать».

Мы как могли ободряли его, убеждали, что все будет хорошо: вы выздоровеете, говорили мы ему, мы за вас отомстим.

Каждый из нас с искренним уважением относился к этому душевному человеку.

На всю жизнь запомнился командир роты, старший лейтенант Сологуб — сама требовательность. Он и себе не давал ни в чем малейших поблажек, и нас заставлял трудиться в поте лица. К примеру: не было ни одного марш-броска, который бы он пропустил. Если кто-то из курсантов выбивался из сил и валился с ног, командир роты говорил ему: «Падай головой на запад». Эти слова имели магическую силу. Редко кто оставался на месте, откуда и силы брались. Хотя бы с помощью товарищей каждый стремился преодолеть нелегкий путь по пескам. А бегали мы в полной боевой выкладке, больше ночью. Были и такие курсанты, которые не выдерживали физического напряжения. Таких отчисляли из училища и направляли в линейные части.

Вот именно такие командиры воспитывали нас личным примером, учили тому, что так необходимо на войне: стойкости, умению переносить, преодолевать самые неимоверные трудности. И, конечно же, военному искусству.

Как я уже упоминал, наше учебное заведение называлось Первым Туркестанским Пулеметным военным училищем. Окончив его, мы должны были получить среднее военное образование. А программу, рассчитанную на три года, мы должны были пройти всего лишь за восемь месяцев. Поэтому из программы были полностью исключены такие предметы, как математика, физика, иностранный язык, теоретическая механика, основы электротехники и некоторые другие. По ряду предметов как, например, по военной истории, читались обзорные лекции и в них особое внимание уделялось победам русской армии, а затем и Красной Армии в годы гражданской войны, военных конфликтов на границах советских республик. О вычислительной технике мы в те годы понятия не имели, автомобиль изучали лишь ознакомительно, ибо в первые годы войны Красная Армия была механизирована слабо, больше пешком да на лошадях.

В восьмимесячную программу было включено изучение тех предметов, которые имели бы практическое значение во фронтовых условиях. Их мы изучали и постигали досконально, не считаясь со временем. Это были, прежде всего, огневая подготовка — в основном стрельба и управление огнем, затем тактика, физическая, строевая, политическая учеба. Много внимания уделялось топографии. Инженерную, химическую подготовку, как правило, отрабатывали в комплексе с тактикой. Плановые занятия проводились по 8 часов, а затем была обязательная трех- четырехчасовая самоподготовка, мало чем отличавшаяся от плановых занятий. Само название училища - «Пулеметное»

- говорило о том, что мы должны были досконально знать этот вид оружия - станковые пулеметы Максима и Горюнова, ручной Дегтярева. Сейчас их нет на вооружении, сняты. Но войну мы прошагали с ними, с ними мы победили, и поэтому не могу не сказать о них хоть несколько слов.

Изобретатель «Максима» - американец Максим Хайрем Стивенс (1840-1916). После существенных усовершенствований, произведенных русскими оружейниками, пулемет «Максим» был принят на вооружение русской армии. Калибр его

- 7,62 мм, вес - 64 кг. Устанавливался он на специальные колесные или треножные станки, обеспечивавшие высокую прицельность стрельбы благодаря устойчивости и применению механизмов горизонтальной и вертикальной наводки. Станковый пулемет был мощным автоматическим оружием, предназначенным для поражения групповых живых целей и огневых средств на дистанции до одного километра. Обслуживался пулеметным отделением (расчетом) в составе 5-6 человек. Его можно было разобрать на несколько частей и в походе переносить тремя-четырьмя солдатами.

Второй, облегченный, станковый пулемет «СГ-43» - изобретение конструктора Петра Максимовича Горюнова - был принят на вооружение Советской Армии в 1943 году. Общий вес 44,5 кг, более простое устройство и высокая надежность действия - вот его главные достоинства.

Итак, кроме плановых занятий, которые строго контролировались старшими командирами и офицерами из Управления училища, ежедневно проводилась и самоподготовка под руководством командира взвода и командиров отделений.

Наш командир отделения Геннадий Никитин уже который раз вычерчивает на тетрадном листке траекторию полета пули. Николай Бердников тяжело вздыхает и говорит ему:

- Не переводи бумагу, все равно не пойму.

- Поймешь, друг. Заставлю понять. Не позорь, Коля, Алек-сеевку.

- А ты кто такой, чтобы заставлять меня?

Смотрю, командир отделения Никитин сжимает зубы, да так, что на его скулах проступают желваки. Он сверлит Николая Бердникова злым взглядом, но сдерживается, чтобы не нагрубить, произносит твердо:

- Товарищ. Этого достаточно.

Николай опускает голову. Последнее время он что-то сник, жалуется на трудности, считает, что его скоро отчислят в линейную часть за слабую успеваемость. Геннадий старается всячески подействовать на него, даже стыдит, заставляет учить теорию осмысленно, не зубрить. Никитин оказался хорошим парнем, волевым и выдержанным. Я за ним хоть в огонь, хоть в воду. Мечтаю: вот бы вместе на фронт! С ним себя чувствую уверенно.

Но вот Никитин обращается ко мне:

- Разбирай затвор, - а сам с первым моим движением начинает считать: и раз, и два, и три, и...

Руки у меня вялые, неподатливые - час назад разгружали вагон с саксаулом, но я виду не подаю, кричу:

- Есть!

- Неплохо, - одобряет командир отделения и обращается к Бердникову:

- Теперь ты собери.

- Сколько можно! Надоело! - сопротивляется тот. Геннадий бледнеет, встает, в который раз показывает, как разбирают и собирают затвор станкового пулемета - очень сложный механизм. Если освоил его разборку и сборку, можно считать - пулемет изучен.

Почти все наши занятия начинались по тревоге. О, сколько их было, этих тревог, сосчитать ли? Мы, молодые курсанты, тогда задавались вопросом: почему бы не начинать занятия «нормально», по команде? И лишь со временем поняли, что это было необходимо, прежде всего, нам самим. По команде «тревога» вырабатывались быстрота, собранность, внимательность. Уже на фронте, в перерывах между боями, я часто отрабатывал эту команду со своими подчиненными.

Трре-во-о-га!

И через несколько минут курсантские роты уходят в ночь. В темноте вспыхивают красные огоньки карманных фонариков. Мы ускоренным шагом движемся к афганской границе. Ветер бьет по ногам мелкими камешками, сечет по лицу песком. Он хрустит на зубах, попадает в нос, но нам не привыкать. Узнать бы главное - чем вызвана тревога?

В кромешной тьме движемся по азимуту. Все чаще звучит: «Бегом! Бегом!» Лучше бы еще вагон разгрузить.

Взмокли волосы, пот щиплет глаза. Я не вытираю их - песок. Попить бы. Но нам можно взять в рот только кусочек селедки, чтобы выделялась слюна. А где же ее взять, селедку?

Как в курсантские времена, так и за долгие годы службы в Средней Азии постоянно приходилось слышать, как солдатам внушали, что воды надо пить как можно меньше. Даже наказывали жаждущих. Лишь впоследствии эта, никем не проверенная «теория» была отменена. И стали говорить: хочешь пить - пей.

Тот марш-бросок был трудным, и запомнился мне тем, что на обратном пути стал сдавать Коля Бердников. Он упал. Никитин и я подхватили его под руки, он запротестовал: «Оставьте, ребята!» Мы не приняли это во внимание, потащили товарища вперед. Передохнув, он собрался-таки с силами. И мне стало веселее, будто за себя обрадовался.

Вернулись в казармы под утро, почистили карабины и уснули мертвым сном. В шесть часов подъем, опять были на ногах. И снова занятия: по расписанию - строевая, огневая, физическая, тактическая подготовка. К концу дня - инженерные работы: отрывали в полный рост окопы, траншеи, оборудовали пулеметные гнезда. Знали, что к утру их занесет песком по самую бровку, но остервенело вонзали лопаты в грунт. Каждый знал: окоп - крепость солдата, и может статься такое, что придется отрывать его под огнем врага, тренировки могут еще как пригодиться, они зря не пропадут. Вот и рыли окопы по всем правилам инженерного искусства, чтобы и глубина, и ширина, все соответствовало твоему росту. Нельзя нарушать и фон местности, обязательно надо так суметь замаскировать окоп, чтобы противник не мог его обнаружить без труда. Наш командир взвода и офицер-преподаватель по инженерному делу строго за нами наблюдали, а в конце занятия каждый получал оценку.

Примерно в таком ритме проходила наша жизнь. Проходила напряженно, подстегивала нас и жажда овладеть военными знаниями как можно быстрее и лучше, ведь на западе страны шла кровопролитная война. Замполит роты ежедневно во время политинформаций рассказывал нам о положении на фронтах, о наших успехах и неудачах.

Нынешние юноши могут дивиться тому, как мы выдерживали такой ритм: по 12-14 часов напряженных занятий, различных работ, постоянных подъемов по тревоге. Да ведь и паек наш был довольно скудным. Действительно, трудно поверить. Но мы ложились и вставали с мыслью о войне, о том, что наши отцы, братья и сестры на фронтах проливают кровь, умирают за Родину, И считали, что курсантские трудности не сравнимы с теми, что приходится переносить фронтовикам и советским людям на временно оккупированных врагом наших территориях. Мы были сильны духом преданности гражданскому долгу, мы были убежденными патриотами своей страны. Каждая тревожная весть с фронта сплачивала нас еще теснее, звала к упорству, а каждый, даже самый маленький, успех укреплял веру в победу. С этой непоколебимой верой мы шли к заветной цели - как можно быстрее окончить школу и отправиться на фронт. В разговорах с командирами курсанты все чаще выражали беспокойство: как бы не опоздать к главным событиям. После разгрома немцев под Сталинградом все считали, что Гитлеру скоро придет крах. Никто не думал, что жестокая война будет длиться еще более двух лет.

Указ Президиума Верховного Совета СССР от 6 января 1943 года «О введении новых знаков различия для личного состава Красной Армии» всех глубоко взволновал. В училище по этому поводу состоялся митинг, все выступающие одобряли Указ. Говорили, что мы скоро разобьем врага, будем освобождать порабощенные им страны, надо в Европу вступить в погонах, пусть все видят и знают, что такое наша Красная Армия.

Здесь хотелось бы напомнить, что погоны - наплечные знаки различия для солдат, офицеров, генералов и адмиралов — существуют почти во всех армиях мира. В России погоны впервые введены с 1732 года и носились сначала только на левом плече, а с 1802 года - на обоих плечах мундира. Погоны имеют различные цвета и оформление в зависимости от рода войск - пехота, артиллерия, авиация и т.д., и звания (чина). После революции погоны в Красной Армии были отменены. И вот снова — вводятся.

Алые курсантские погоны нам вручали в торжественной обстановке. С той поры я не снимал погон с плеч. Ныне, став генералом армии, хорошо знаю, что звезды на погонах, малые и большие, не появляются просто так, сами по себе. Они как бы высвечивают степень квалификации военного человека, его знания, способности, трудолюбие, заслуги перед армией и страной. Для присвоения званий существуют строгие правила, о которых я хочу напомнить читателям. Первоначальное звание после окончания училища - лейтенант — присваивалось приказом Министра обороны СССР. Звания старший лейтенант, капитан - командующим округом. Майор, подполковник — главнокомандующим того или иного вида вооруженных сил. Полковник — Министром обороны, а генеральские звания — Правительством СССР.

Вернемся же к нашим тогдашним курсантским будням. Постепенно в ротах начали делать перестановки. В первые взводы отобрали наиболее подготовленных курсантов. В их числе оказались Геннадий Никитин, Макен Бекмагамбетов и я. Почувствовал: неспроста это. И действительно, командир роты старший лейтенант Сологуб вскоре объявил, что мы будем выпускаться из училища раньше других взводов. Остальные будут продолжать учебу.

Нагрузка еще более усилилась. Но мы были готовы выносить все трудности. Теперь занимались исключительно боевой подготовкой. Наряды на вспомогательные работы - на погрузку и выгрузку, на кухню, были полностью исключены.

Через несколько дней в первых взводах был проведен смотр - проводил его командир батальона майор Сидоров. Осмотрел внешний вид, проверил, как подшиты курсантские погоны. Затем побеседовал с каждым персонально. Спросил о здоровье, об успехах в освоении учебной программы. При этом мне показалось, что боевой офицер тщательно изучал настроение каждого из нас.

Итак, за восемь месяцев первовзводцы, как теперь нас называли, освоили сокращенную программу училища, рассчитанную на три года. Настал долгожданный день 26 апреля 1943 года. Кушка в зеленом наряде, обласканная еще не жгучим весенним солнцем, казалась нам красивейшим городом. Ветры, будто чувствуя наше настроение, поутихли. Небо было голубым.

Нас, выпускников, окружили всеобщим вниманием. Как обычно, мы прослушали сводку Совинформбюро. Затем, впервые без строя, побежали на склад за новым обмундированием. Быстро разогрели на древесном угле утюги, выгладили гимнастерки и шаровары, почистили и без того блестящие сапоги, бляхи ремней. Всем хотелось выглядеть красивыми -молодость брала свое.

В два часа дня, счастливые, мы стояли на строевом плацу училища. Плац выглядел нарядно: кругом флаги, лозунги: «Привет Лейтенантам!» и, конечно же - «Да здравствует Победа!» Оркестр исполнял военные марши.

Начальник училища подал команду «смирно». Грянул оркестр, и перед строем курсантов и выпускников поплыло Боевое знамя училища. Я глядел на него, и от волнения перехватило дыхание. Не скрывал гордости, что стоял среди тех ребят, кто упорным трудом заслужил почетное право первым уехать на фронт. Значит, способен на большое дело, значит, трудности кланяются мне, а не я им. Увидел бы меня в эти минуты ты, Сагит, брат мой! А как порадовались бы за меня мои земляки из Трудового! Председатель колхоза Петр Семенович Колебаев, моя дорогая учительница Ольга Дмитриевна Когутенко, Павел Егоров, Темирбай Абишев, Дакш Абил-галимов. Сколько же хороших людей повстречал я! Комбат Сидоров и ротный Сологуб последние дни как с родным обращались, в их глазах столько тепла и ласки, что даже неловко становилось.

Начальник училища полковник Бабников объявил приказ Наркома обороны СССР о присвоении нам воинского звания лейтенанта. Затем каждому выпускнику начали вручать лейтенантские погоны.

- Лейтенант Нурмагамбетов!

Я вздрогнул, расправил плечи и строевым шагом вышел из строя. Золотистые погоны легли на мою ладонь. Состояние было такое, будто мне вручили мою судьбу.

Когда встал в строй, какое-то время был сам не в себе: никого не видел, никого не слышал. Постепенно волнение прошло, и я начал внимательно слушать начальника училища. Он говорил громко, горячо:

- Товарищи лейтенанты, есть множество моментов, когда можно потерять командирский авторитет. А вот к завоеванию его существует один путь: неустанный, каждодневный, творческий труд. Будьте для подчиненных примером во всем, живите с ними одними помыслами. Досконально изучайте технику и оружие. В бою действуйте решительно и смело, не теряйтесь в самой сложной обстановке. Помните, если поставлена задача, вы должны выполнить ее во что бы то ни стало.

Простые эти слова запали в душу. С таким вот наказом я и уехал на фронт. Пронес его через все бои и храню в памяти до сих пор.