Страница - 3

ГЛАВА ПЕРВАЯ. ОБСТАНОВКА В КАЗАХСТАНЕ И ОТКОЧЕВКА ХАНА КЕНЕСАРЫ В СЕМИРЕЧЬЕ

§ 1. НОВЫЕ ПЛАНЫ ЦАРИЗМА ПО БОРЬБЕ С ВОССТАНИЕМ КЕНЕСАРЫ

В конце 1844 и 1845 гг. в охваченных восстанием районах наступило временное затишье. Ввиду раскола среди родоправителей, известных батыров, а также местных чингизидов возвращение хана и его аулов из Младшего жуза и размещение их вблизи Улытау усугубило положение приверженцев Кенесары. Правительство осознало, что дальнейшее сохранение очагов антиколониальных выступлений в Центральном Казахстане, особенно в районах Улытау и Кишитау, которых казахи называли “кутты-тау (счастливая гора)” [1], представляет угрозу интересам России. Прежний опыт борьбы с Кенесары подтверждал очевидный факт упрочения его позиции, как только тот появлялся в сердцевине Среднего жуза, где у него были прочные позиции.

Необъятные степные просторы, удаленность от военно-опорных баз царизма, непривычные условия поиска организации и борьбы с повстанцами обрекли карательные силы на неудачу.

Кенесары, как прозорливый политик, прекрасно знавший и бескрайние степи, и вероятность активизации сил России, отдавал себе отчет в том, что дальнейшее пребывание его в регионе чревато большими проблемами. Тем более, ситуация в обширном крае заметно отличалась от той, в условиях которой Кенесары возглавил грандиозное восстание после гибели своего брата султана Саржана, прежнего предводителя борьбы за независимость.

Без подробной характеристики положения в Среднем жузе вряд ли нам удастся вскрыть побудительные мотивы, вынудившие хана передислоцироваться к Старшему жузу. Помимо организации борьбы с Кокандом, в которой, конечно, нельзя исключать и личные его мотивы — месть за безвинную гибель своих единокровных братьев от рук коварного ташкентского Кушбеги. В ней сочетались его планы освобождения своих соплеменников Старшего жуза от постоянных притеснений кокандцев. Естественно, главной причиной его решения переместиться в пределы Семиречья явилось желание заручиться поддержкой местных родоправителей. Хан не без оснований рассчитывал на солидарность потомков его знаменитого деда Абылая. Как покажет дальнейший ход событий, Кенесары явно заблуждался в своих предположениях. Об этом чуть позже. Да и правительство России, действуя все решительнее, привыкая к суровым условиям степи, принимало действенные меры, чтобы сокрушить движение, раздавить разрозненные очаги восстания, исключить возможности сплотиться под стягом грозного хана наиболее последовательных приверженцев борьбы с царизмом.

Номинально казахи Среднего жуза продолжали рассматриваться, как вошедшие в состав громадной многонациональной империи. Эти территории занимали степную полосу, простиравшуюся на более чем в 900 кв. верст [2]. На правом фланге, вернее, на правобережье р. Иртыш, находившемся на близком расстоянии от Кулундинской степи, Алтайского края, ряда смежных районов Томской губернии, располагались пять внешних окружных приказов [3]. Предполагалось открыть шестой, в районе Улытауских гор, где особенно была относительно стабильна позиция Кенесары. Однако и эти окружные приказы, невзирая на массированные военно-политические меры Западно-Сибирского генерал-губернатора, были в состоянии обеспечивать, осуществлять предначертания царизма лйшь на небольшой территории, где утверждалась его власть. Об организации повсеместной борьбы с отрядами хана и речи не могло быть. Влияние имперской власти отнюдь не распространялось вне пределов окружных приказов и примыкавших к ним поселений.

М. Сперанский и его единомышленники, учреждая эти округа, рассчитывали в целом на бескровное осуществление Устава 1822 г., а также ряда дополнительных нововведений, принятых в конце 30-х годов XIX в. [4]. Решительные действия Касыма торе, младшего сына Абылая, а также султана Габайдуллы, предпочитавшего престижную должность старшего султана китайскому подданству (правда, не состоявшуюся) [5], пробудили в сознании массы номадов идею сочетания политической борьбы с военными. Однако почти десятилетняя борьба под знаменем хана не привела к ожидаемым результатам. Помимо окружных приказов на правобережье Иртыша продолжалось строительство опорных центров и на внутренней стороне степи, а с начала 40-х годов XIX в. — и на стыке Среднего и Старшего жузов. В середине 40-х годов на всем степном пространстве лишь одного Среднего жуза находилось до 100 “отдельных военно-отрядных пикетов” [6].

Важным элементом в системе подготовки прочных баз против Кенесары и защиты имперских границ от набегов враждебно настроенных обитателей степи стало основание укрепления Кокпекты. Между Усть-Каменогорском и Кокпекты образовалась новая линия пикетов, охраняемая казаками [7]. Создание Кокпектинского окружного приказа помимо военно-колонизационных устремлений царизма было вызвано планами генерал-губернатора Западной Сибири иметь возможность внести раскол среди влиятельных номадов. Выдворение и переселение заподозренных в ненадежности к русской власти казахов становится не редким явлением. Удаление от родных очагов, мест обитания своих сородичей, могил предков считалось у казахов несмываемым позором. А потому коренные обитатели изо всех сил старались не оказаться на земле чужих, отдаленных родов. Между тем, вводились и новые правила, постановления “общественных приговоров об удалении киргизов порочных, не изъятых от телесных наказаний” [8].

Областное правление, где разрабатывались новые правила, пытаясь не раздражать казахов, устанавливало специальные требования, на основании которых своего рода мини-курылтай решал судьбы тех, кто подлежал степному остракизму: приговор мог бы быть узаконенным при условии “долженствования” не менее двух третей “киргизов той волости”, к которой принадлежал “удаляемый” [9]. Приговор об удалении должен быть составлен единогласно или же по большинству голосов и в присутствии волостного управителя, а в случаях особой важности — одного из заседателей. [10]. Однако эти правила не оговаривали, о каком же заседателе идет речь? Согласно Уставу 1822 г., их было четверо: двое — чиновники Омского правления, столько же -представители местного общества. Их по-прежнему называли не иначе, как “почетные киргизы”. Они утверждались в той должности на основе “выборов” [11].

В данном случае, скорее всего речь шла о представителях коренного населения. Поощряемая всякими льготами, новая категория степных чиновников держала сторону Пограничного управления. Следующий пункт документа предусматривал, так сказать, процедуру “удаления” попавшего в опалу номада: приговор о выдворении волостным управителем представлялся в окружной приказ на рассмотрение старшего султана. Тот, в свою очередь, отсылал решение (с присовокуплением своего мнения) в областное правление, далее материал поступал в канцелярию военного губернатора, и лишь по утверждении им “приговор сей приводился в исполнение”. По конфирмации губернатором решений предыдущих инстанций, приговоренные киргизы, как правило, ссылались “на водворение” [12] в Восточную Сибирь. На основе искусственно состряпанных “приговоров” немало номадов, симпатизировавших повстанцам, оказывались в далекой Сибири.

Как мы видим, внешне соблюдались элементы многоступенчатой коллегиальности и формальной апелляционности обсуждения наказуемых в первичной инстанции. Вероятно, до личного рассмотрения подобных дел в высшей инстанции военным губернатором проходило значительное время. По существу же, дело обстояло гораздо проще. Волостной управитель отбирал из числа сочувствующих антиколониальным выступлениям неугодных, остальное же было делом времени. Причем, надо полагать, при каждом рассмотрении дел число “провинившихся” достигало внушительного количества. От военного губернатора требовалось лишь формальное одобрение списков лиц, оказавшихся в них по приговорам или постановлениям волостных собраний. Это были тщательно продуманные меры устрашения казахов, особенно приверженцев восстания или негативно воспринимавших административно-политические акции царизма.

Во второй половине 40-х годов ХIХ в. в Среднем жузе царизм ввел еще ряд новых установлений, призванных ослабить уход казахов в ряды повстанцев. Мы имеем в виду меры “к прекращению конокрадства”. Это явление, широко распространенное в истории казахской государственности, явилось прямым следствием феодальной междоусобицы, межродовой вражды. Оно помимо хозяйственно-бытовых последствий наносило ощутимый ущерб имущественному положению многих социальных прослоек номадного общества. Чиновники не представляли сути конокрадства, не вникали в традиционное его начало, усматривая в нем лишь один из путей пополнения отрядов Кенесары свежими, годными лошадьми для длительных, изнурительных передвижений по степи. В данном случае речь шла об ослаблении экономического состояния крупных скотовладельцев, заподозренных в тайных контактах с ханом или близкими его соратниками. Впрочем, обратим внимание на ряд пунктов этого документа. “Всем сельским обществам поставляется в обязанность лошадей без присмотра в поле не оставлять, а иметь при них благонадежных пастухов из крестьян по найму за умеренную плату” [13].

Оговоримся, что в названии документа казахская степь как объект внимания вовсе не упоминалась. Формально его целью явилось прекращение “распространившегося в Западной Сибири конокрадства”. Однако можно смело предположить, что, в первую очередь, речь идет “о сибирских киргизах”. Географическое понятие “Западная Сибирь” помимо собственно территории Алтая и земель Сибири включает в себя ряд районов Среднего жуза, северо-восточных его просторов. Вернемся к документу. Инструкция предусматривала сверх того, что было отмечено выше, “в ночное время наряжать по очереди особых караульщиков, внушив крестьянам чрез исправников, что (даже) при соблюдении сих предосторожностей для общества они и сами не будут совершенно безопасны от конокрадства...” [14]. Взаимный угон скота, в первую очередь, коней, изрядно усложнял взаимоотношения казахов и жителей казачьих станиц. Продолжение восстания, охват им жизненно важных зон, в т.ч. вблизи русских поселений, временами сопровождался обоюдным конокрадством.

Пограничное управление Сибирскими казахами, как и областное правление, всерьез были озабочены поставками казалось бы мирным аулам лошадей для ханских сил. Они опасались пополнения кавалерии Кенесары, затруднив преследование его карателями. Еще 11 ноября 1844 г. генерал-губернатор Западной Сибири, излагая причины бесплодности преследования Кенесары и мер по усилению борьбы с ним, привлекая на то внимание военного министра, князя Чернышева, писал: “Превосходство Кенесары над нашими отрядами в отношении к быстроте движений составляет для нас самую выгоду, которой должно приписать нерешительность наших успехов в степи...” [15]. Итак, одну из реальных причин провалов в преследовании повстанцев генерал-губернатор П.Д. Горчаков (непримиримый враг Кенесары, один из главных организаторов борьбы с ним), видел в стремительности, активности отрядов хана.

В этом плане вполне объяснимо опасение сибирской администрации по поводу фактов угона коней у русских крестьян, которых нередко в последующем переправляли в распоряжение хана. А потому поиск и преследование угонщиков стали одной из трудно реализуемых задач иррегулярных пограничных подразделений: “по крайней мере всегда иметь возможность в случае пропажи их табунов лошадей преследовать вора по горячим следам...” [16],- читаем в документе.

Помимо указанных обстоятельств причины неудач предыдущих карательных операций в степи правящая верхушка видела в слабости и неприспособленности исполнительных и административных учреждений Области сибирских казахов, а также Пограничного управления.

По истечении почти 20 лет значительная часть номадов не изменила своей негативной позиции в отношении Устава 1822 г., а также Положения об отдельном управлении Сибирскими казахами. Омское областное правление, председатели которого по-прежнему определялись и увольнялись “высочайшими указами и соответствующими приказами”, не совсем оправдывало возложенные на него надежды. Административно-территориальные нововведения, проведенные для “управления сибирскими инородцами” в 20-40-х гг. XIX в., усложнили систему управления им, породив множество других дополнительных проблем в условиях нарастающего накала борьбы в двух стратегически важных регионах империи — на Северном Кавказе под предводительством имама Шамиля и в Центральной Азии-хана Кенесары. Намерения М М. Сперанского и его преемников, П.М. Капцевича, И, А. Вельяминова, Н.Сулима, П. Д. Горчакова ввести в степь другую систему управления удались лишь частично [17].

Косность и консерватизм в деятельности высших государственных структур империи не позволяли либерально настроенным деятелям перестроить управление округами или заменить его другими местными структурами. Областное правление, составлявшее “одно нераздельное присутствие” в своем составе определяло власть и обязанности старого управления [18].

Областное правление заключало в себе три отделения: исполнительное, хозяйственное и судебное. Оно непосредственно подчинялось Главному управлению Западной Сибири. Задачами исполнительного отделения явилось устройство полиции в округах, преимущественно во внешних на правобережье Иртыша, наблюдение за ее действиями. Кроме того, оно в зависимости от обстоятельств должно было производить взыскание за медлительность и неправильность действий местных вновь учреждаемых полицейских органов. Помимо всего прочего оно, как и другие карательно-судебные органы, призвано было “понудить” к ускорению движения уголовно следственных дел, рассматривавшихся или накопившихся в канцелярии Областного правления сибирскими казахами [19].

Последняя функция непосредственно касалась ускорения судебных процессов над участниками антиколониальных выступлений. Захваченные в плен или же задержанные в своих аулах бывшие участники восстания, а также по ряду обстоятельств отколовшиеся от своих отрядов, не пожелавшие дальнейшего продолжения борьбы в рядах повстанцев, к тому же выданные властям сторонниками проправительственной ориентации, долгие месяцы содержались в заключении, ожидая своей участи. Чаще всего их судьбы рассматривались в Омском ордананс- гаузе. Ввиду малокомплектности военно-судебных учреждений, временами и не доказанности обвинений против них судебные разбирательства неоправданно затягивались.

Необходимость сбора дополнительных улик нередко обуславливала изменение первоначально выдвинутых против них обвинений. Кроме того, множество нерешенных дел накапливалось в исполнительном и судебном отделениях, по так называемым “опекам” над находившимся в регионе русским населением [20].

Итак, ситуация в сибирской администрации складывалась не очень-то благоприятно. Основные очаги восстания продолжали оказывать сопротивление карателям. Напор отрядов Кенесары временами не достигал желаемой активности и влияния. Это было отмечено еще в конце 30-х-начале 40-х годов XIX в. Отказ же предводителя восстания от прежних условий Петербургского двора — прекратить борьбу и признать подданство империи, а также смириться с ликвидацией института ханской власти говорит о многом.

Позорное поражение объединенных сил Младшего жуза проправительственной ориентации в ночном сражении 20 июля 1844 г., в результате которого погибли 40 султанов, повергло в шок правящую верхушку России [21]. Командир карательной группы полковник Дуниковский настолько был ошеломлен решительными действиями Кенесары, что не осмелился вступить в бой и оказать содействие Ахмету и Мухамеду Жанториным [22]. Между тем его отряд в тот момент находился лишь в 3 верстах от места сражения. Он отчетливо услышал гул битвы, но опасался ввести свой отряд в действие. Эта победа хана была кульминацией его многочисленных побед, одержанных над своими противниками.

Однако и оренбургский военный губернатор В.А. Обручев и Азиатский департамент при министерстве иностранных дел настолько были встревожены известием об исходе ночного сражения, что немедленно приступили к поиску и поддержке союзников в среде главных родоплеменных объединений двух соседних жузов — Младшего и Среднего. Это поражение, к тому же, начало сплачивать ряды противников Кенесары в Младшем жузе. Мы имеем в виду его расправы над жаппасовским, кыпшакским родами, когда он разорил 68 аулов [23], поддержавших силы другой стороны. Отряд полковника Дуниковского был усилен вспомогательным контингентом. Силы казахских султанов — противников хана теперь не осмеливались сражаться с ним без поддержки царских войск.

Дальновидный хан сознавал опасность продолжения борьбы на территории Младшего жуза в условиях наметившейся тенденции к консолидации сил той и другой стороны. Тем более, под угрозой Оренбурга и преданных царизму султанов-правителей, казахи, прежде лояльные, даже первоначально оказавшие Кенесары поддержку, стали дистанцироваться от него, открыто выражая несогласие последовать за ним в Средний жуз для продолжения борьбы с царизмом. Родовая ограниченность, жузовская дифференциация негативно сказались на действиях хана и в последние месяцы осенью 1844 г. Кенесары принял решение произвести разорение аулов, отказавшихся его поддержать. В восточных районах Младшего жуза с отрядом в 700 сабель он внезапно обрушился на аулы своих врагов. Султан кыпшакского рода Кулман Бабаев впоследствии доносил в Оренбург о преследовании их отрядом Кенесары из 400 сабель [24]. Только хорошая ориентация на местности позволила его аулам оторваться от преследования и благополучно достигнуть безопасного района, оказавшись теперь под прикрытием вооруженных соединений проправительственных войск.

Князь П.Д. Горчаков в достаточной степени был проинформирован о вынужденном возвращении Кенесары в Средний жуз. Отдавая должное выдающимся качествам легендарной личности, тем не менее, генерал-губернатор счел за благо упредить прозорливого казахского правителя с целью воспрепятствовать упрочению его влияния, умножению приверженцев освободительной войны. Однако такие глобальные моменты, как мобилизация сил для организации борьбы с народным восстанием, проведение незамедлительных мер по преследованию и ликвидации региональных очагов восстания, поимка и привлечение к военно-полевому суду видных сардаров требовали вмешательства Петербургского двора, особенно министерства иностранных дел и военного министерства.

Опыт борьбы минувшего периода показал обреченность всяческих скоропалительных, не подтвержденных реальным потенциалом шагов, если аналогичные меры не учитывали своеобразия природно-географических условий степи, традиционного влияния роли местных чингизидов среди номадов, родоплеменных обычаев, принципа аульной взаимопомощи, действовавшего как консолидирующее начало, не останавливаясь перед самыми крайними мерами ради оказания всевозможной поддержки своим соплеменникам. В данной связи начальник штаба Отдельного сибирского корпуса представил командиру того же соединения, князю П. Д. Горчакову записку “О поимке сибирского отряда в степи в течение всего лета (1844г.- Ж.К.) с объяснением мотивов, не благоприятствовавших достижению лучшего успеха своих предложений на (сей) счет” [25]. Документ на шести листах убористого почерка раскрывает предварительные планы действий российской стороны по сокрушению восстания уже на территории Среднего жуза. Предложение было составлено в то время довольно известным и в столице, и в Оренбурге, и в Омске генералом, чья деятельность в первую очередь была связана с организацией борьбы против Кенесары. Правая рука Западно-Сибирского генерал-губернатора, Жемчужников изложил свои личные соображения. Изучение весьма ценного материала позволяет обратить внимание на конкретные предложения по организации борьбы с Кенесары.

Его рассуждения выясняют и причины неудач, которые постигали раньше карателей. Часть сведений зафиксирована под названием “Планы (относительно) будущих действий мятежника Кенесары Касымова”. Материал составлен 24 октября 1844 г., отправлен в Петербург 11 ноября того же года [26]. В данном случае Жемчужников выбрал верный способ спешной доставки документа в столицу, в канцелярию военного министерства. Чиновничий бюрократизм, глубоко пустивший свои корни в столице практически исключал своевременное представление аналогичных докладных записок, к примеру, от таких малоизвестных военных, как Жемчужников. Это и побудило генерала адресовать записку на имя своего непосредственного шефа, а тот, в свою очередь, как блестящий аристократ, пользовавшийся немалым влиянием в окружении императора, добился, чтобы документ оказался на столе военного министра.

Мы воспользовались лишь небольшими выписками из “Заметок о действиях сибирских отрядов в степи с объявлением обстоятельств, препятствовавших лучшим успехам...”. Интересны пункты, заключавшие в себе “способы действий на будущее время..[27].

Мы уже отмечали, что царские власти сами признавали главное, в чем хан превосходил карательные силы: “быстрота движений”, обеспечившая “в течение стольких лет нерешительность наших успехов в степи”. При этом генерал признавал очевидный факт, когда карательные соединения, передвигаясь по степи на одних и тех же лошадях, испытывали “совершенное утомление...” [28]. Вооруженные группы, действуя предположительно, полагаясь на провожатых из числа коренного населения, слабо ориентируясь на необъятных просторах казахской степи еще задолго до встречи с отборными жигитами Кенесары, испытывали усталость, физическое изнеможение, от постоянных переходов кони выбивались из сил.

Тем временем, ханские люди, без затруднений меняя лошадей, пользуясь повсеместной поддержкой номадов, по приближении русских отрядов незамедлительно перемещались на заранее согласованный батырами район. Каратели же постоянно наталкивались на враждебное отношение большей части номадов, дезориентировали их о месторасположении восставших. Не располагая свежими лошадьми для продолжения преследования, казаки вынуждены были возвращаться в свои станицы или же в окружные приказы, не добившись задуманных целей. “Притом невозможно отделять в стороны разведанные партии на усталых лошадях, следовательно, отрядным начальникам обыкновенно бывает известно только то, что происходит на небольшом расстоянии от занимаемых ныне мест”,- объяснял генерал причины многих прежних неудач [29].

Иная благоприятная ситуация складывалась у хана в снабжении восставших свежими лошадьми для войска. Имея массы сочувствующих, а также доверенных лиц, хан своевременно был осведомлен достоверными известиями о планах действий царских отрядов"… напротив, Кенесары, — писал Жемчужников, — имея в распоряжении своем 20 ООО лошадей, может беспрепятственно действовать на свежих, тем более, что все киргизские волости снабжают его таковыми по принуждению или по доброй воле...” [30]. Генерал сокрушался по поводу отсутствия таких источников подкрепления добротными лошадьми карательных сил, что в немалой степени затрудняло оперативную переброску свежих доброконных частей в районы сосредоточения сарбазов Кенесары. "Этот способ (т.е. возможность обеспечения лошадьми-Ж.К.) подкрепления не подтвержден (не решен, не налажен-Ж.К.) нашими отрядными начальниками”, — с большим сожалением признавал автор записки [31]. Существовали ли какие-либо способы устранения этого преимущества? Какими путями следует ускорить разгром основных сил повстанцев?

Здесь же генерал напомнил князю, что верным способом быстрого разгрома восставших является использование сезонной занятости кочевников, когда после зимних морозов номады независимо от состояния и социальной иерархии будут заняты нуждами скотоводства, восстановлением поголовья павшего скота во время зимних природных катаклизмов-жутов. "Единственное время года, в котором отряды наши могут иметь перевес над Кенесары в отношении к быстроте движений — есть самая ранняя весна”,- убеждал Жемчужников двор и военное министерство [32].

Его довод был прост и имел реальное основание. Генерал, долгие годы по долгу службы находившийся в Казахстане, достаточно изучил состояние номадного общества во всех проявлениях. И полагал, что одним из решающих путей сокрушения восстания — лишить Кенесары главного преимущества — чрезвычайной мобильности, позволявшей без промедления покидать опасный район, в нужное время перебазироваться со своими аулами в более безопасные районы. “Тогда после скудной зимней тебеневки киргизские лошади находятся в изнурительном состоянии. Различный их скот приносит приплод и потому не может быть скоро перегоняем с одного места на другое”,- так смог объяснить своеобразие хозяйственной жизни номадов и ее обусловленность сезонно природными условиями человек, хорошо знакомый с хозяйственным укладом кочевников. При правильной рекогносцировке района скопления основных сил восставших, действующие силы, воспользовавшись скованностью казахов вблизи своих зимовок, могли застать их врасплох и произвести разгром не готовых к длительному походу по степи сил.

Использование свежих лошадей для кавалерии, по мнению генерала, без дополнительных издержек может привести к успеху, если в допустимой вероятности уточнить районы сосредоточения главных сил хана. Застав врасплох, появившись внезапно ранней весною, каратели могли рассчитывать на внезапный удар. Это могло не только рассеять боеспособные части восставших, лишить Кенесары оперативно стянуть его тулен-гутов, наиболее стойких вооруженных групп, но и схватить самого предводителя. Такая тактика, оправдавшая себя во время подавления крестьянского восстания Кастуса Калиновского на Украине и в борьбе с антиколониальными движениями в западных пределах империи, не могла иметь успеха в непривычных степных просторах, когда отдельные старшие султаны в чине майора русской армии, облеченные доверием генерал-губернатора, тайно сочувствовали восставшим, имея надежду на восстановление ханской государственности, в которой роль султанской прослойки была значительной, жизнь в степи протекала бы спокойно без многочисленных укреплений. Напоминая все выгоды стремительных маршев на свежих конях, возлагая надежды на мобильность карательных соединений, генерал писал: “Отрядные же лошади будучи продовольствуемые овсом до появления нового подножного корма могут быть сохранены в той экспедиции, начинаемой самой ранней весной, и представляют еще и другую важную выгоду” [33]. Будучи заурядным генералом, хотя пользовавшимся заметным влиянием в сибирской администрации, Жемчужников не мог настаивать на немедленном, однозначном одобрении своих предположений относительно новой тактики действий в степных условиях. Соблюдая общепринятую субординацию, генерал хотел принятия такого варианта, чтобы скорее покончить с неуловимым, стойким противником, пользовавшимся громадной популярностью. Ибо он исходил из печальных уроков предыдущих лет, когда ни одно из воинских соединений, неплохо снабженных, экипированных, обладавших некоторым опытом противоборства с ним, не достигало желаемых результатов. Жемчужников, выдвигая свои соображения по сему случаю, расходился с позициями оренбургских губернаторов: В.А. Перовского и его преемника В.А. Обручева. Первый придерживался плана — решать проблемы дипломатическими средствами, прислушиваясь к голосу разума. В.А.Перовский, который достойно оценивал талант, ум Кенесары, находясь под влиянием генерала Г.Ф. Генса, председателя Оренбургской Пограничной комиссии, вступил с ним даже в переписку, увы, не имевшую успеха. Второй, В. А. Обручев, проводил жесткую линию в отношении восстания, выражая в этом солидарность с позицией генерал-губернатора Западной Сибири П. Д. Горчакова. Да, кстати, князь, занимая высокий пост по управлению обширной территорией еще со времени гибели старшего брата Кенесары султана Саржана в 1836 г в Ташкенте (в том же году он вступил в управление Западно-Сибирским генерал-губернаторством), с самого начала непоколебимо стоял за военный вариант решения проблемы. Он отвергал всякую мысль о возможности каких-либо контактов с Кенесары, в первую очередь, дипломатических. В нем он усматривал главного врага утверждения в крае колониальных порядков [34].

Почти десять лет прошло с того момента, как князь столкнулся с проблемами народного восстания. Он более, чем другие, внимательно изучил слабые стороны и объективные преимущества в тактике Кенесары. Дело в том, что передвижение посылаемых в степь карательных групп почти всегда происходило в летние месяцы, когда ханские силы обладали большей маневренностью, невероятной быстротой в передвижении. “Летом нет никаких естественных препятствий в степи, поэтому предполагая (не разобрал по смыслу, очевидно, начать -Ж.К.) действие отрядов с двух противоположных сторон (со стороны Оренбурга и Омска), трудно рассчитывать на какой-нибудь положительный успех..[35]. Он был прав. Действительно, начинать массированные наступления со стороны центров двух генерал-губернаторств — Оренбургского и Западно-Сибирского было бессмысленно. Ибо в такой череде событий ни одна из военных групп не могла рассчитывать на успех, оставляя в тылу враждебно настроенные роды, с нескрываемым раздражением воспринимавшие весть о появлении в степи новых воинских формирований. Заметим, что в целом подобный подход концентрации ударов по восставшим с двух сторон почти одновременно не был забыт и принят за основу стратегического плана империи через несколько лет после гибели хана и окончательного подавления восстания.

В начале 50-х годов XIX в. после неудачи военных акций по укреплению на юго-восточном побережье Арала правительство решило продолжать расширение Сырдарьинской военно- колонизационной линии к югу, в сторону южного Казахстана, оно разработало и ввело в действие план, основа которого содержалась в той же записке генерала Жемчужникова. Но пока этот вариант существовал на бумаге, мысли генерала были заняты планами скорого военного сокрушения повстанцев. “Мятежник, — писал он, — может ускользнуть от поражения, потому что путь повсюду открыт ему. Напротив, весною от тающих снегов степные речки и ручейки наполняются водою, сделаются (не разобрал, может быть — трудно проходимыми- Ж.К.), представляют небольшое число переправ, следовательно, соображения отрядных начальников могут быть благо-приятствоваемы… и мятежник (может быть-Ж.К.) отброшен в такую сторону, где немедленно будет настигнут и подвергнется поражению”.

Обосновывая свои соображения, генерал и в данном случае и вообще в своих предыдущих рассуждениях упускал из виду своеобразие обстоятельств. Дело в том, что одним или рядом внезапных, даже удачных налетов на аулы, где располагались основные боеспособные соединения казахов, покончить с восстанием было иллюзией. Кенесары по опыту тактики действий покойного брата Саржана, рассредоточил наиболее верные группы под предводительством известных батыров так, что даже в случае непредвиденных обстоятельств туленгуты хана, не говоря о других формированиях, могли поддержать головной отряд и повернуть даже неблагоприятную ситуацию в выгодную сторону. Предыдущие стычки с иррегулярными войсками империи показали обреченность исхода степных столкновений с ними. Только достаточно снабженные артиллерией, огнестрельным оружием небольшие царские отряды, находясь на приличной дистанции, без особых усилий могли рассеять внушительные по числу массы кочевников под стягом самого Кенесары в случае своевременного их обнаружения.

Другое дело, вероятно, расчет строился на захват самого хана в случае решительных действий и безошибочного установления месторасположения ставки самого Касымова. Тем более, особенно весною при обильном снеготаянии восставшие аулы, находясь на значительном удалении от окружных приказов, считали себя в полной безопасности. И расчет Жемчужникова, помимо других факторов, строился на снаряжении военной экспедиции именно в тот период, в раннюю весну, хотя генерал признавал, что такая постановка и решение вопроса потребовали бы у правительства дополнительных усилий, “повлекли бы за собою несколько больших издержек” [36]. Далее он раскрывает свой план: прежде всего отбор и “продовольствование овсом” специально выбранных, выносливых для весенних походов коней. Генерал был уверен в непогрешимости своих планов относительно согласования оптимального срока начала налетов на аулы хана, именно ранней весною.

Видимо, он полагал, как только русские отряды появятся вблизи ханских аулов, они со страху от внезапности появления вооруженных пушками отрядов, не оказав сопротивления, сдадутся на милость победителей. Он допускал и другой вариант. Поход не сможет оставаться незамеченным. Дозорные батыров обнаружат и доведут это до сведения степного правителя. В таком случае хан не успеет оповестить об этом своих туленгутов и других ближайших соратников и под напором массированных атак они разбегутся наутек, оставив лошадей и другой разновидности скот, источник жизни восставших. “Но зато, — писал Жемчужников,- они представят по крайней мере ту несомненную выгоду, что мятежник лишится прежде значительного количества скота своего; единственно по необходимости поспешных отступлений в такое время, когда ему нужен покой...” [37].

Естественным следствием отмеченного им предположения, в случае реализации подобных планов, явилось бы разрушение нити управления повстанцами. Более того, оно внесло бы серьезный раскол в ряды восставших, сгруппированных в отряды преимущественно по родовым признакам. Как свидетельствовали прежние наскоки русских вооруженных сил на аулы, каратели, не успев нанести поражение восставшим, угоняли скот, прежде всего, лошадей. Аулы, лишенные главного богатства, к тому времени уставшие от жестоких столкновений, отколовшись от хана, занялись бы залечиванием ран. “Эти потери несомненно уменьшат число его (хана- Ж.К.) приверженцев, которые преимущественно привлекаются к нему в надежде на обогащение...” [38].

Высказывая свои личные соображения на факт усиленного вливания в ряды Кенесары массы кочевников, пытаясь объяснить это жаждой наживы, обогащения, генерал допустил однобокость в понимании мотивов поддержки автохтонным населением своего вождя.

Далее генерал выразил свою озабоченность относительно малочисленности войск, расквартированных вдоль Иртышской, Ишимской и по другим линиям, а также разбросанных по русским селениям, вблизи военно-опорных баз, приданных старшим султанам и т.п. Прежде всего он обращал внимание на недостаточность служащих в воинских частях Сибирского казачества. По его мнению, казачьих формирований в Западной Сибири, преимущественно расквартированных вблизи русских поселений, было намного меньше, чем в Оренбургском крае [39]. Напрашивался вывод о целесообразности заметного пополнения строевых казаков, имевших некоторый опыт в ведении боевых действий в степных условиях.

Жемчужников не преминул обратить внимание своего начальника, а через него и Петербургский двор на “затруднительное” положение в снабжении продовольствием отрядов, отправляемых в степь для борьбы с повстанцами [40]. Проблема была вызвана фактами нехватки продуктов питания во время длительного изнурительного преследования сарбазов Кенесары по слабо ориентируемой, малознакомой степи. Нехватка запасов продовольствия, рассчитанных лишь на ограниченный срок, временами не давала им возможности продолжать поиск и быстрое движение по пятам восставших, и они, не довершив поход в степи, обозленные, разочарованные, вынуждены были воротиться к исходным базам и пунктам их отправки.

Жемчужников неоднократно во главе карательных сил, испытавший негативное, в т.ч. моральное воздействие подобных случаев, не смог в своей записке обойти и эти нюансы. К тому же были факты, когда князь П.Д. Горчаков, отправляя такие отряды для преследования кенесаринцев не только в Среднем, но и в пределах Младшего жуза, ограничивал их во многом, в т.ч. в продовольственном обеспечении, что временами “накладывало предел действиям Сибирского казачьего войска в Оренбургской степи” [41].

Между тем, причины слабой обеспеченности продуктами питания в период длительных рейдов по степи, кроме огромных расстояний, скажем, от Омска до Центрального Казахстана, от окружных приказов на правобережье Верхнего Прииртышья до главных очагов освободительной борьбы, кроились в редконаселенности региона, особенно степных глубин русско-казачьим контингентом. В ином случае казачьи станицы, русские крестьянские селения без особых усилий могли бы взять на себя обеспечение отрядов преследования всем необходимым, в т.ч. свежими лошадьми без принуждения. Жемчужников видел безболезненный путь решения проблемы в незамедлительном занятии русскими войсками района Улытау — священного места для казахов, воспетых степными импровизаторами:

О, зеленеющая счастливая гора,

Гора, бывшая счастливою (и) изобильною, — воспевал знаменитый жыршы Доскожа [42].

“… с постоянным занятием гор Улытау преградится всякая возможность непокорному султану Кенесары с его приверженцами (не разобрал, ретироваться -Ж.К.) на зимовья и летние кочевки в степях Сибирского ведомства..[43]. Итак, по мнению генерала, стоит русским войскам занять окрестности Улытау, как восставшие разбегутся по своим родовым кочевьям и, разгромив главный очаг концентрации восставших, царизм добьется главной задачи — обескровление массового движения. “Для достижения той цели, — писал автор записки, в отношении Оренбургского края необходимо учредить склады”. Карательные же отряды он предлагал расположить постоянно, по крайней мере с наступлением ранней весны и до поздней осени по следующим районам: при слиянии рек Тургая и Ыргыза; при устье р. Талдык, впадающей в р. Ыргыз; у Западной подошвы Мугоджарского хребта; несколько южнее горы Айрык [44].

Таким образом, Жемчужников предложил создать в засушливом районе серию опорных баз, где повстанцы действовали весьма активно, не остерегаясь ответных мер правительственных сил. Также предполагалось возвести промежуточные пункты хранения продовольственных запасов для действующих отрядов: В случае одобрения данного предложения и устройства в скором времени аналогичных центров положение Кенесары претерпело бы негативные перемены. Возникла бы проблема в оперативной координации передвижений его сил, рассредоточенных на значительной территории. К примеру, расстояние от р. Большого Тургая до Улытауских гор и укрепления Жар-Кайын (Джир-Г'айн) составляло приблизительно 300 верст [45].

При даже одобрении этих предложений возник бы ряд подспудных задач по их охране, тем более они были удалены друг от друга немалым расстоянием. К тому же, ввиду крайней редконаселенности громадных степных просторов русско-казачьими поселенцами, охрана новых баз, оберегание новых переселенцев от набегов Кенесары или его батыров представляли большие сложности. К тому же район, очерченный Жемчужниковым, находился на стыке Среднего и Младшего жузов. Какое же генерал-губернаторство, Оренбургское или Западно-Сибирское, возьмет на себя не только финансовые расходы по их строительству, но и содержанию дополнительного контингента войск. Проблем было немало.

Записка содержала конкретную поддержку предполагаемых мер — сосредоточение нескольких групп по 400 чел. в каждой с двумя орудиями [46].

Составитель документа полагал, что эти силы вполне достаточны и для поддержания порядка с точки зрения колониальной администрации. Даже в случае одобрения данного пункта вышеперечисленные предложения оставались бы нереализованными. Ибо на необъятных степных просторах трудно было предугадывать месторасположение ставок ханских военачальников, предводительствующих над вооруженными формированиями. В летние месяцы интересы скотоводства побуждали их располагаться на близком расстоянии от степных колодцев, водоемов, хорошо известных коренным жителям, практически неведомых для русских отрядов. Это постоянно создавало большие проблемы для командиров казачьих и других иррегулярных сил, нередко прибегавших к услугам местных провожатых, не всегда усердно выполнявших свои обязательства.

Жемчужников несколько иначе представлял ближайшие результаты своих рекомендаций. “Мятежник (хан-Ж.К.) вынужден будет оставаться на безводном пространстве, где… они (могут-Ж.К.) потерять значительно количество скота разного рода, и Кенесары впоследствии лишится большей части своих приверженцев, которые без совершенной крайности не захотят такого разорения, и без сомнения, предпочтут возвратиться к законному начальству своему в Оренбургское и Сибирское ведомства” [47].

Основой многих заблуждений и просчетов колониального начальства являлось наивное представление, порожденное от поверхностных однобоких заключений о своеобразии быта и экономической жизни номадов. В иллюзорности этого плана нет сомнений. Как писал генерал, предполагаемые посты по созданию продовольственных запасов должны были находиться друг от друга на расстоянии от 300 до 550 верст (одна верста равна 1,006 км) от Уральской казачьей, Верхнеилецкой, Оренбургской линий около 250 верст. Ввиду этого в записке обосновывался расчет, что аулы мятежников могли безболезненно подходить не ближе, чем на 450 верст к военно-казачьим линиям” [48]. По убеждению Жемчужникова, такое расстояние при значительной рассредоточенности сил восставших во многом затруднит “их хищнические против нее (линии — Ж.К.) предприятия [49]. И вновь беглый подход, поверхностные знания и самоуверенность превращали последние его рекомендации в обычный вымысел. Это подтверждает и следующая фраза записки. “Если бы они отважились бы проникнуть со своими аулами за ряд постов наших, то подверглись бы вслед за сим преследованию двух смежных отрядов (по 400 человек), к которым может присоединиться еще не скоро собранный отряд на линии” [50].

Несбыточность плана была более чем очевидна потому, что 800 человек, хотя прекрасно снабженных всем необходимым, при максимальном желании не были бы в состоянии обеспечить контроль или осуществлять наблюдение за отрядами Кенесары, которые в силу чрезвычайной маневренности могли без затруднений, не встречая сопротивления, незаметно обойти их по флангам. Далее без дополнительной силы могли производить набеги на русские селения, без потерь вернуться к своим аулам, еще более углубиться в трудно доступные районы степи.

Записка же, составленная в мажорных тонах, отнюдь не допускала проникновения Кенесары в жилые районы, заселенные русскими крестьянами. При бдительности линейного начальства, извещаемого о всяких фактах появления вооруженных скопищ, “хищники” могли подвергнуться “значительному поражению”. Увы, оптимизм его был далек от реального состояния дел и исходил из минимальных его расчетов, не допускавших вероятных стычек между восставшими и населением. Записка отражала уверенность в реальности его предложений до такой степени, что приводила его в убеждение, что эти планы могут породить “совершенную крайность” у Кенесары [51]. “Я убежден, — продолжал генерал свою записку,- что эти меры (будучи — Ж. К.) в точности исполненные, в непродолжительное время могут привести… мятежника в разорение.

Таким образом, царское правительство и во второй половине 40-х годов XIX в. разработало и рассмотрело на предмет реализации в борьбе с восстанием Кенесары ряд дополнительных планов, рекомендаций. Исходившие преимущественно от военных, сумбурно представлявших себе своеобразие развития номадного общества, они были опровергнуты за исключением ряда практических советов, которые имел в виду генерал-майор Жемчужников, многократный участник карательных экспедиций против хана Кенесары.

Положение в Среднем и Младшем жузах складывалось так, что рано или поздно аулы Кенесары, следовавшие за ним, и другие номадные общины должны были перекочевать на юг обширного Казахстана. В сложившейся ситуации иного выхода не было.