Страница - 17

В окружении близких людей и родных Рыскулов заражал всех своими планами, идеями, мыслями. Его личность покоряла своей волей, целеустремленностью. Он обладал каким-то неведомым гипнотическим воздействием на людей, подчиняя их своему уму и своей энергии. Рыскулов представлял собой редкостное явление человека жизненной воли, сливающей фантастическую веру в революцию, в социализм, с неменьшей верой в себя, в свою внутреннюю силу и убежденность. У людей, близко знавших Рыскулова, больше всего проявлялись влюбленность в рыскуловскую волю и рыскуловскую энергию. Но к Рыскулову притягивала не только гармония слова и дела, о которой уже говорилось. Производило глубокое и незабываемое впечатление что-то другое, сложное, которое можно определить какой-то обаятельностью, одухотворенностью, нечто таким, что трудно определить. В кругу друзей и товарищей, на встречах и во время бесед Рыскулов был всегда оживлен, доброжелателен, дружелюбен, открыт. В нем постоянно чувствовалась сдержанная сила. Его манера говорить и слушать вызывала собеседника на откровенность и доверительность. У него было много друзей и товарищей. Среди них партийные , государственные, хозяйственные и военные деятели, ученые, писатели и представители культуры.

Яркий, самобытный, знавший взлеты и падения, но при этом цельный в своем стремлении служить народу, уязвимый, но в своей основе несгибаемый, Рыскулов обладал удивительной способностью возвышаться над обстоятельствами и подчинять их себе. Даже во время нахождения в следственной тюрьме, при жестких и жестоких допросах следователей он стремился не называть новых для следствия людей, якобы связанных с ним антигосударственной и антипартийной деятельностью. А если и называл, то уже из числа или погибших, или осужденных. Это была позиция и линия человека, до конца боровшегося за справедливость, позиция и линия глубоко нравственная, свидетельствовавшая не только, о кристальной чистоте, но и самобытном мужестве этого человека.

Устранение таких государственных деятелей, как Рыскулов, с арены активной производственной и политической деятельности имело крайне отрицательные последствия прежде всего потому, что такие опытные кадры некем было заменить. К руководству стали приходить некомпетентные, незрелые в политическом отношении руководители, для которых главное состояло не в специальной подготовке и наличии практического опыта, а в качестве энтузиаста-стукача, работника сталинского типа, рядового партийного “ордена меченосцев.” В результате вместо научно обоснованного и планомерного развития народного хозяйства начались судорожные рывки, способствовавшие, а точнее, вызывавшие существенные диспропорции между различными отраслями народного хозяйства.

...За несколько дней до ареста Рыскулов выехал в Кисловодск для кратковременного отдыха. Выехал один с надеждой поработать над новыми рукописями по истории революционного движения в Средней Азии и Казахстане.

Вслед за ним должна была приехать и жена с дочерьми. Квартиру снял недалеко от места жительства Алиби Джан-гильдина, старого друга, еще с времен гражданской войны, также приехавшего в Кисловодск на отдых и лечение.

Отдых намечался неплохим, если бы не одолевали тревожные думы. В связи с усилившимися репрессиями все чаще и чаще в прессе публиковались различные материалы, направленные против “национал-утопистов”. Неоднократно упоминался и Рыскулов за “грехи” 15-летней давности. По поводу одного из выступлений Турар Рыс-кулович даже писал в журнале “Большевик Казахстана” в 1936 г.: “За последние 15 лет после туркестанского периода партия достаточно проверила меня, и я ни разу не уклонился от линии партии. Ошибки 1920-1921 гг. научили меня быть твердым большевиком в повседневной работе, и надеюсь, что никогда не собьюсь с этого пути”.

Надежде не удалось осуществиться: последовал неожиданный и тем не менее ожидаемый арест.

Рыскулов был помещен в тюрьму на Лубянке. Из пяти московских тюрем Лубянка, Лефортово и Бутырки были предназначены только для “политических”. Крупнейшим центром пыток было Лефортово. В ограниченных масштабах пытки проводились также и на Лубянке. Так что в известном плане Рыскулову “повезло”, что он попал на Лубянку, хотя, как говорится “хрен редьки не слаще”.

В коридорах Лубянки было чисто, пахло дезинфицирующими средствами. Лубянка — самая известная тюрьма Советского Союза. Она примыкает к зданию Комитета государственной безопасности и в ней содержались самые прославленные заключенные. Тюрьма была свидетельницей исторических допросов и казней. Ее здание находилось всего лишь в нескольких минутах ходьбы от Большого и Малого театров, от шикарных магазинов Кузнецкого моста и Столешникова переулка. Раньше здесь размещалось страховое общество. После того как старое здание перешло в ведение ЧК, к нему был пристроен целый квартал учреждений государственной безопасности. Тюрьма находилась внутри двора. Это тоже здание старого типа, в котором помещалась контора страхового общества. И хотя здание было сильно перестроено внутри, камеры выглядели, естественно, лучше, нежели в других московских тюрьмах. В Лубянке имелось примерно 150 сравнительно небольших камер. В одной из них и находился почти восемь месяцев Турар Рыскулович.

Следователи, которые вели “дело” Рыскулова, были — капитан Глебов и младший лейтенант Нейман. Вначале они не говорили Турару Рыскуловичу, в чем его обвиняют, дали ему возможность выработать самостоятельную версию. Но из этой шаблонной тактики следствия ничего не получилось, и следователи стали помогать Рыскулову “припомнить” его “преступления”. Ему приписали связи с националистическими организациями Туркестана, сотрудничество с группой татарских националистов во главе с Султан-Галиевым и даже инкриминировали шпионскую деятельность в пользу иностранных разведок.

Говорят, что следователи сталинского времени использовали список вопросов, составленный Святой инквизицией в XVI в. Но к Рыскулову был применен метод, известный среди работников НКВД как метод Ежова. Суть его заключалась в том, что “состряпать дело” должен был сам арестованный. Во всяком случае, он должен был сам выбрать главную линию.

Но с Рыскуловым этот метод оказался неэффективным. Он категорически отказался в угоду следствия придумывать какие-либо конкретные антисоветские действия, совершенные им. Более того, Турар Рыскулович брал на себя львиную долю или полную ответственность, если речь шла о других людях, в особенности о его подчиненных по службе или о друзьях и товарищах. Короче — оговаривал себя, спасая других. Впрочем, этот благородный принцип использовался им всегда в процессе всей его партийно-государственной и общественно-политической деятельности. Вместе с тем, он был потрясен, когда ему предъявили показания против него, полученные от других подследственных. Показания, чудовищнее и нелепее которых придумать было практически невозможно.

Основным методом, с помощью которого хотели сломить Рыскулова и получить нужные показания, был так называемый “конвейер” — непрерывный допрос, продолжавшийся часами и днями. Этот метод, изобретенный “сталинскими чекистами”, обладал тем преимуществом, что его нелегко было осудить, сославшись на какой-либо определенный принцип. Ясно, что он, по прошествию определенного времени, сводился в настоящую изнуряющую пытку. Уже через двенадцать часов допроса жертве становилось не по себе. Через день — мучительно трудно. Через три дня наступало физическое Отравление от усталости.

В этом методе не было ничего нового. Его заимствовали из средневековья, когда он применялся к колдунам. Философ Кампанелла, который устоял в XVI в. перед пытками во время допросов, не выдержал бессонницы.

Рыскулова предупредили, что в случае упорного отказа его ждет так называемая “нора” на Лубянке. “Норой” называли темное и душное помещение в подвале размером около 25 квадратных метров, где не было никакой вентиляции, за исключением щели под дверью. В “нору” загоняли по 60 человек и держали неделю, а иногда и больше. У всех начиналась тошнота и сильное сердцебиение, многие страдали экземой. “Нора” была разновидностью трагически известной “парилки”, которой пользовалось ОГПУ в двадцатые годы. Но были еще и “стоячие” камеры — узкие щели, где можно было только стоять. Заключенный стоял, прижавшись к стене, руки по швам — совершенно как замурованный. Через день-два такого состояния терял сознание.

В основном следователи и офицеры НКВД вели себя как привередливые, самодовольные, безжалостные бюрократы. Они обращались с арестованными и заключенными как со скотом (да и то, если у скота был плохой хозяин). Но бывали и исключения, свидетельствующие об исключениях из общих правил. Свидетельством тому — передача Рыскуловым Т. Р. через следователя Неймана Б. И. 1 июля 1937 г. небольшого письма своей дочери. Письмо цитируется из статьи Н. Джагфарова и В. Осипова, опубликованной в газете “Казахстанская правда” от 22 июня 1991 г.

“...Дорогая моя доченька Сонечка!

Шлю тебе и маме привет. Как твое здоровье и как ты окончила учебу? Шурик, наверное, передал вам обо мне. Не беспокойся, доченька. Все, что партия делает, правильно делает. Я здоров.

Будь умницей, учись как следует. Конечно, у вас материально складывается дело плохо. Помочь я пока не могу. Но как-нибудь потерпите и находите выход.

Сонечка! Хотелось бы, чтобы ты не бросала музшколу. Хотя трудно будет вам оплачивать прокат музык инструментов. Но пока не сдавайтесь. Очень жаль, что приходится быть тебе в городе и воспользоваться (нельзя) загородным воздухом. Но, дети мои, остальные ведь в том же положении. Ничего, тысячи детей и людей живут в городе. Но все-таки пусть мама тебя почаще водит на воздух в парки. В общем дома не следует закапываться. Как у нее дела? Здоровье уж плохое было. Устроилась ли она на другую службу?

Ты напиши мне подробное письмо, но, конечно, без лишних слов о домашнем быте. Адрес: Наркомвнудел СССР. Комната 590-а, тов. Нейману Б. И.”

Очень много в письме нужно читать “между строк”. И о нужде, и о здоровье, и о беспросветности, а главное — о любви к дочери, об отцовской заботе и тревоге о будущем, которого у Рыскулова, увы, уже не было.

Очевидно, письмо разрешили передать после вынужденного признания своей “вины”. 1 июня 1937 г. измученный Турар Рыскулович в полубессознательном состоянии подписал письмо на имя Ежова, в котором признавал себя виновным в связях с “контрреволюционным бухарин-ско-рыковским троцкистским центром”.

Признание Рыскулова, пусть и полученное под жестоким давлением, пусть неубедительное, могло произвести впечатление виновности в будущем (что, к сожалению, так и случилось). Закрадывалось сомнение по принципу “нет дыма без огня”. Обвиняемый, который в любой мере признает правоту своих следователей, уже в известной степени дискредитирован — пусть даже его признание не вызывает доверия. Вот почему следователи требовали признания у Рыскулова. Ведь было очевидно, что и без признания вины его могли уничтожить физически. Но специально были потрачены восемь месяцев, чтобы, так сказать, “сохранить фасад” так называемой законности. Да и фальсифицировать материалы было проще и легче.

Вот почему даже после основного признания понадобилось еще время для завершения “дела” Рыскулова.

Осенью 1937 г. “дело” в основном было завершено. Рыскулов был обвинен в причастности к националистической организации “Итти-фат-ва-Тараки”, ставившей задачу отторжения Советского Туркестана и передачу его под протекторат Англии. Не забыли и столкновения со Сталиным на IV Совещании ЦК РКП (б) по национальному вопросу, равно как и национал-уклонизм и пантюркизм.

Обвинения Рыскулову были предъявлены самые суровые: статьи Уголовного Кодекса СССР — 58-1, п.”а”; 58-8, 58-9, 58-11.

По окончании допроса и следствия “дело” Рыскулова было направлено в так называемый суд. Обстоятельства осложнились в связи с тем, что с сентября 1937 г. за контрреволюционную деятельность полагалось наказание без всякого соблюдения судебных норм, а приговоры стали строже. Заключенный не присутствовал на суде и ничего о нем не знал. После суда ему при случае вручали приговор. Смертные приговоры составляли примерно 10 процентов от общего числа приговоров.

8 февраля 1938 г. в Москве под председательством Ульриха состоялся суд над Тураром Рыскуловичем Рыскуловым. Он продолжался 14 минут. Приговор был жестоким — высшая мера наказания — расстрел.

За что?

Этот вопрос мы встречаем в лагерной и тюремной литературе, его писали на стенах камер, на арестантских вагонах, вырезали на нарах пересыльных тюрем. Этот вопрос возникал и у простых тружеников-коммунистов и беспартийных, и у опытных, умудренных жизнью политиков и руководителей. Не мог он не возникнуть и у Турара Рыскуловича, отдавшего лучшие годы своей жизни партии большевиков и народным массам и расстрелянного 10 февраля 1938 г.

Простой и в то же время неполный ответ, как нам представляется, состоит в том, чтобы уничтожить полностью все возможные источники какой-либо оппозиции лично Сталину и его аппарату “ордена меченосцев”, достойных основателей административно-командной системы и тоталитаризма. Большому, но не бессмысленному террору, как специфической форме деспотизма, Сталин, вместе со своими сподручными и поклонниками, последователями и учениками принес в жертву и партию, и все многочисленные народы многонационального Советского Союза. Страна была расшатана, и в этом шоковом состоянии страха и беззакония пришла к Великой Отечественной войне. Не в этом ли причина трагедии первых месяцев войны?

* * *

Ну, а как же семья, близкие?

Жена Рыскулова — Азиза Тубековна Исенгулова, вступившая с Тураром Рыскуловичем в брак 24 октября 1932 г., лишь менее пяти лет прожила совместной счастливой жизнью. Она всеми силами пыталась добиться освобождения своего мужа. Отовсюду ее грубо гнали, требуя прекратить бесполезные хлопоты.

Ее участь была поистине ужасной. Ведь ее муж находился среди таких же отверженных, как и он сам, а она — среди свободных людей, многие из которых видели в ней жену “врага народа”. Помимо того, что она, оставшись с двумя дочерьми на руках (одна родилась в 1933 г., другая — в 1937 г.), не знала ничего о судьбе своего мужа, в срочном порядке была выселена из своей квартиры, оказалась лицом к лицу с беспросветным будущим.

А будущее оказалось не только беспросветным, но и тяжелым. Как жена “врага народа” Азиза Тубековна была арестована и подвергалась наказанию. С особенным чувством уважения к стойкости этой молодой и красивой женщины, великолепному специалисту и мужественному человеку, читаешь справку, подписанную заместителем начальника управления так называемого почтового ящика: “Справка. Выдана гражданке Рыскуловой-Исенгуловой

Азизе Тубековне, 1911 года рождения, уроженке г. Джаркент, в том, что она, отбывая меру наказания в почтовом ящике № Р-246, работала по специальности с 9 апреля 1938 года по 9 апреля 1946 года в качестве ветврача подразделения. К работе относилась добросовестно, в быту и на производстве дисциплинирована”. А после этого “ящика” работала в Карагандинском исправительно-трудовом лагере. Ей еще повезло — работала ветеринарным врачом.

Понадобилось семнадцать с липшим лет для реабилитации невинного человека. “Дело по обвинению Рыскуловой-Исенгуловой Азизы Тубековны пересмотрено Военной коллегией Верховного Суда СССР 18 мая 1955 г.

Постановления Особого Совещания при НКВД СССР от 9 апреля 1938 г. и от 6 августа 1946 г. отменены и дело в отношении Рыскуловой-Исенгуловой А. Т. производством прекращено за отсутствием состава преступления".

Такую справку Военной коллегии Верховного Суда Союза ССР подписал председатель Военной коллегии Верховного Суда Союза ССР генерал-лейтенант юстиции А. Чепцов.

Четырехлетняя Сауле была выслана на воспитание в Дубчанский детский городок, находившийся в Одесской области, где и “воспитывалась” с 5 мая 1938 г. по 26 октября 1939 г. Затем была передана на воспитание к родственникам.

Не забыли и тещу Турара Рыскуловича Исенгулову Арифу Атаульевну, 1887 г. рождения. Она была арестована в феврале 1938 г., сразу после расстрела зятя и осуждена 10 апреля 1938 г. 30 марта 1959 г. Военный трибунал Московского военного округа постановление от 10 апреля 1938 г. отменил и дело прекратил. Арифа Атаульевна получила посмертную реабилитацию.

...Рыскулов погиб на сорок четвертом году жизни, в расцвете своих творческих сил. Со всеми своими достоинствами и недостатками, бесспорными заслугами и несущественными ошибками он принадлежит истории большевистской партии ленинского типа, истории Советского Государства, истории Казахстана и его народа.

Наследие Рыскулова огромно. Оно охватывает широчайший круг проблем и требует переосмысления в свете опыта, накопленного обществом в современных условиях. Это позволит включить все действительно ценное, выдержавшее испытание временем и историей, в политический, социально-экономический и научный потенциал суверенной республики Казахстан.

* * *

...Турар Рыскулович Рыскулов был реабилитирован через 18 лет и 10 месяцев в первой волне реабилитации, начавшейся сразу же после XX съезда партии. Дело по обвинению Рыскулова Т.Р. было пересмотрено Военной коллегией Верховного Суда СССР 8 декабря 1956 г. В справке Военной коллегии Верховного Суда СССР, датированной 29 декабря 1956 г., говорилось:

“Приговор Военной коллегии Верховного Суда СССР от 8 февраля 1938 г. в отношении Рыскулова Т.Р. отменен по вновь открывшимся обстоятельствам, и дело о нем производством прекращено за отсутствием состава преступления”.

Партийному аппарату понадобилось еще почти два месяца для партийной реабилитации. 6 февраля 1957 г. решением Бюро Московского городского комитета КПСС Рыскулов Турар Рыскулович (член КПСС с 1917 г., партбилет № 1232613) был реабилитирован в партийном порядке (посмертно).

* * *

Преждевременная гибель унесла одного из тех, чья жизнь вызывает, по выражению Максима Горького, “радостное изумление перед их духовной стойкостью и духовной красотой”.