Страница - 21

СМЕРТЬ ГАРШИНА

Двадцатые числа марта. Классы еще не начались; мы пришли слишком рано и пробрались в музей, где готови­лась какая-то выставка. Нам хотелось посмотреть кар­тины на свободе, без публики. Мы притихли и говорили пониженными голосами.

Сидя на круглом бархатном диванчике под фальконе- товским амуром, мы смотрели издали, как рабочие разве­шивали на темно-коричневом фоне коленкора картины под окрики распоряжавшихся членов жюри. Ариадна, знавшая в лицо всех художников, шептала:

— Видели? Репин! И чего он так рано?

Вдруг беспокойный скрип внутренней лестницы, торопливые шаги — и перед нами высокая черная фигура Казаринппой с бледным лицом и вздрагивающими гу­бами. Резкий голос прерывается от рыданий:

— Слышали, убился... с лестницы... в пролет...

Наша мирная беседа была внезапно нарушена непо­нятным трагическим известием.

Верховская нахмурилась.

— Вечно эта Маня Казаринова с сенсациями. Прочла в газетах какое-нибудь происшествие, и теперь этот теат­ральный пафос.

— Сенсация? — вспыхнула Казаринова.— Ты просто дура... Гаршин — простая газетная сенсация?.. Боже мой, Гаршин... Он не мог жить... не мог...

Она опустилась на диванчик и сжала голову обеими руками.

Ариадна вскочила.

— Всеволод Гаршин! Это чудная душа...

Лида Зандрок молча отвернулась, чтобы не видели выражения ее лица. Среди тишины раздался уверенный голос Лизы Мартыновой:

— Это возмутительная вина общества! Гаршин боль­ной человек, его надо было энергично, заботливо лечить, не оставлять одного... Отец всегда говорил, что у нас док­тора-психиатры бывают небрежны и...

Ариадна закричала:

— Какие тут теперь рассуждения о докторах? Гар­шин политически не мог жить... Вы же знаете его «Крас­ный цветок»? И потом он ходил к Лорис-Меликову, за­ступался за политического преступника... Вы все читали ' его рассказы... он...

На нее зашикала Верховская:

— Допрыгаешься ты со своими рассуждениями!

— Да что я сказала?

— О Лорис-Меликове... о политике...— зашептала сердито Верховская.— Вон, видишь, прислушиваются, а тот лысый, распорядитель, кивнул на нас сторожу. До­несут Сабанееву, и нам запретят ходить в музей.

Я взглянул на Лизу Мартынову.

У нее было страдальческое лицо. Она тихо ска­зала:

— Это ужасно... Но сейчас ему хорошо...

Верховская поднялась.

— Пойти скорее, до занятий, к Аванцо, купить порт­рет Гаршина да зайти в книжный магазин Вольфа за его сочинениями, а то потом не достанешь, увидите, как на них поднимется спрос. И, знаете, теперь неловко будет не иметь ни портрета, ни рассказов.

Мы все переглянулись.