Страница - 20

- Тогжан, вы слышали мой салем? - спросил он, наконец. -Стихи были написаны для вас... Я не поэт... но я тосковал о вас, и я написал стихи. Не знаю, стоят ли они вашего внимания.

- Я слышала их, Абай. Ваши стихи чудесные.

- Правда? Вам понравились? Я ведь и на самом деле не акын. Но с самого первого взгляда на вас во мне что-то произошло. Я не мог забыть ваше лицо ни на миг.

- Вы так говорите... но вы с тех пор ни разу не приезжали больше. Я думала, что вы забыли про меня.

- Как бы я мог приехать, Тогжан? Разве вы не знаете, что творится кругом? Я бы на крыльях прилетел, чтобы еще раз взглянуть на вас, Тогжан, айналайын. Разве только чудом я мог бы увидеться с вами.

- И я тоже.. - опуская глаза, краснея, сказала Тогжан. - Я тоже хотела увидеть вас. И я видела, однажды... Мы шли в траурном караване. Не знаю, узнали вы меня...

- О, Тогжан' Как хорошо то, что вы сказали. Вы хотели видеть меня! А я ведь тогда еле сдержался, чуть не вскрикнул: «Постойте! Остановитесь!» Я ведь тогда подумал, что вы не заметили меня, а если и заметили, то вам было все равно... Тогжан, да какже это я мог бы забыть вас?

Абай подошел к ней и, нагнувшись, нежно взял ее за гибкие, белые руки. Тогжан застыдилась и, не отнимая рук, выпрямляя их и отворачивая лицо, попыталась отодвинуться в сторону.

Этот вечер и эта ночь навсегда сблизили два юных сердца в непреходящей любви, неугасимой страсти. Они ничего не умели желать, кроме того, чтобы держать друг друга за руки и разговаривать наедине - ненасытно, нежно, доверчиво

Лишь под утро молодая женге - невестка вернулась в юрту. Когда она, с улыбкой взглянув на них, опять молча пошла ставить чай, Абай решился. . Он склонился лицом к Тогжан и быстро поцеловал ее в щеку. Она, мгновенно вспыхнув, охватила его лицо пылающими ладонями и стала уклоняться - но это было не сопротивлением ее, это был девичий стыд Абай порывисто устремился вперед, крепко обнял девушку и стал целовать ее глаза. И теперь Тогжан никак уже не противилась.

Она прижалась горячей щекой к лицу Абая и замерла на миг. Потом гибким движением сильного молодого тела выскользнула из его объятий.

- Мое солнышко! - протянул к ней руки Абай.

В эту минуту молодая невестка снова быстро и бесшумно вошла в юрту. На этот раз она не улыбалась, озабоченным голосом произнесла’

- Ойпырмай! Как бы тебе, голубчик Абай, в беду не попасть. Ночью лед на реке тронулся. В Карауле вода прибывает. Где ты оставил коня? За рекой?

Тревожное сообщение женге ничуть не озаботило Абая: юное сияющее лицо его было счастливо. Зато встревожилась за любимого Тогжан:

- Как же вам перейти через реку? Где ваша лошадь? Оу, вам нельзя оставаться на этой стороне! - девушка сильно разволновалась.

Абай только теперь начал осознавать, что и на самом деле: конь его на том берегу реки, а он сам на этом. Воды Караула весьма коварны, внезапный ледоход, разливы и наводнения здесь не редки. Пережидать ему на этом берегу в ауле нельзя. Уже светает, еще немного - и его тут могут обнаружить. Надеяться на добрых друзей не приходится, их здесь у него нет.

Быстро поразмыслив обо всем этом, Абай решил немедленно уходить, чтобы не подвергать опасности гостеприимных хозяек. Быстро одевшись, перепоясавшись, надев шапку, он направился к выходу.

Невестка, на ходу одевая чапан, опередила Абая и распахнула ему дверь. Он обернулся к остававшейся в юрте Тогжан, сжал ее руки.

- Милая, светлая моя! Не бойся за меня. Переберусь как-нибудь! Все весточки от меня тебе будет приносить Ербол.

Белые, с длинными пальцами гибкие руки Тогжан лежали на груди Абая. На мгновенье тесно прижавшись к нему, прошептала'

-До свидания! Не забывай. .

Добрая наперсница ее, молодая женге, провела его за руку через темный двор, подвела к узким воротцам и сказала на прощанье:

- Ну, дорогой мой, времени у вас было мало, что делать! Иди! Спрятать мне тебя некуда. Помни, карагым, что здесь твои добрые друзья. Только будь осторожнее, когда станешь переходить через реку. До свидания! Кош! Кош!

Абай схватил руки женге, с жаром произнес:

- Никогда не забуду, женеше! До самой смерти не забуду вашей доброты! - отвернулся и ушел твердой поступью через узкие воротца.

Абай шел и думал об этих славных женщинах, одну из которых он полюбил на всю жизнь. Перед глазами возникали их светлые добрые лица. Его переполняло чувство великой благодарности и любви к ним. И это чувство тесно сплачивалось с ликованием безмерного счастья, обжигавшего его сердце.

А впереди поднимался, навстречу и ввысь, до неба, какой-то могучий перекатывающийся гул, - Абай только теперь услышал его.

Это был шум половодья, взламывающего лед на реке. Переполненный Караул вышел из берегов. Абай вскоре оказался у бушующего горного потока, который уносил прочь с треском ломающиеся льдины, со скрежетом и грохотом перекатывающиеся камни.

Он долго простоял на берегу, захваченный мощной, пугающей картиной пробужденной стихии Перейти пешком реку теперь было невозможно. А на небе уже появились первые проблески наступающего рассвета.

Зайдя в сквозящие, без листвы, заросли прибрежного кустарника, походил взад и вперед, пытаясь найти какой-нибудь выход Между тем рассвет уже неумолимо разгорался, все яснее проступали горные дали, и четче обозначались очертания окружающей местности. Вскоре проснется аул, к ревущей реке потянется любопытствующий народ. Первыми придут старики на отдыхе, у которых чуткий сон и которым не надо сутра заботиться о скотине. Если недалеко от дома Суюндика увидят они сына Кунанбая, то сразу заподозрят неладное.

Но уже ничто Абая не пугало. Переполнявшая его радость не давала чувству опасности захватить его. В подобной сложной обстановке юноша оказался впервые, однако он ничуть не растерялся Сохранял спокойствие, словно многоопытный, уверенный в себе джигит.

Прячась в реденьких кустах тальника, вглядывался сквозь ветки через реку в сторону подворья Ерболова зимника. Заметил на том берегу фигуру человека, поспешно семенящего к реке, наискось к ее нижнему порогу.

Абай кустами прошел в ту же сторону, сравнялся с человеком, в котором узнал Ербола, и громко крикнул:

- Ербол! Э-эй, Ербол!

Тот, увидев через реку Абая, замахал рукой, явственно давая знак, мол, тише, пригнись! Но Абай не стал пригибаться, ему стало смешно при виде столь суетливых движений Ербола. Стоя на месте, Абай стал ждать иных указаний Ербола.

Воды Караула разлились угрожающе широко, потоки неслись, сшибаясь, с бешеной быстротой, и по всей этой ширине вода на поверхности скручивалась в темные водовороты. Ербол, с бледным лицом, подбежал с другого обрывистого берега к самой реке. Он был изрядно напуган: считая себя виновником того опасного положения, в которое попал Абай. Ербол тревожился, что его друг может сильно напугаться.

Но Абай, остановившись точно напротив Ербола, с улыбкой на все сияющее лицо, шутливо прокричал:

-Чего делать будем, эй! Выручай, Ербол! Караул-река хочет взять меня в плен!

Ербол спрыгнул с обрыва на песок у самой воды. Крикнул Абаю:

- Спрячься здесь! Сиди в тальнике! А я скоро вернусь, ты только не бойся! - И побежал по берегу вниз по течению.

В скором времени Ербол вернулся назад верхом на огромном рыжем воле, который до этого стоял в его подворье. Абай удивился, почему не на коне? Подведя вола к реке, Ербол хотел сходу загнать его в воду, но бык уперся, не пошел. Однако Ербол, отчаянно работая камчой, все же его переупрямил. Быкдвинулся поперектечения. Вода была неглубока, но бурлила в крученых потоках, несла обломки льда. Огромный рыжий бык, не пугаясь этого, шел ровно, неторопливо, спокойно, не останавливаясь. Подступив к крутому берегу, Ербол бросил длинный бычий поводок, Абай поймал его и начал изо всех сил тянуть, Ербол еще усерднее стал нахлестывать камчой, и бык вскоре выбрался на берег.

Друг, не пожалев себя, пришел к Абаю на выручку, сапоги Ербола были полны ледяной воды, выливавшейся через край голенищ. Абай обнял его, спросил:

- А где же конь? Почему не на коне, а на этом быке?

- На твоем коне нельзя, - последовал ответ,- твоего коня все знают. Аул уже проснулся, увидят нас здесь - тут же и набегут. А моя лошадка слаба, силенок не хватит ей реку перейти. К тому же она, треклятая, ночью выскочила из загона и ушла в горы пастись. Из-за этого я и задержался.

Усевшись вдвоем на рыжего вола, они хотели развернуть его и снова загнать в реку. Но не тут-то было, - упрямая скотина не желала даже стронуться с места. Напрасно провозились с волом полчаса. Как только ни костерил Ербол красного вола, помянув его предков до семьдесят седьмого колена, но вол остался равнодушен. Наконец, совсем выдохшийся Ербол плюнул на него и, прокравшись к краю зарослей, стал озирать пустошь перед аулом. Что-то заметив, бесшумно исчез. К этому времени уже наступил полноценный световой день. В одном повезло друзьям, - почему-то этим утром люди в ауле заспались.

Абаю не очень долго пришлось ждать друга, - Ербол заявился назад верхом на упитанной темно-серой кобыле.

Абай был удивлен:

- Оу! Откуда ты взял ее?

- Тише... Это кобыла чабана отары Суюндика. Тут недалеко паслась, стреноженная.

- Да как же так? А чабану что делать?

- Пусть чего хочет, то и делает, нам-то что.

-Овцы разбегутся, как ему быть? Пешим остался пастух...

- Оу, создатель! Да мне не то, что чабан - пусть сам аруах его останется пешим! Как могу я оставить тебя в руках врага? Давай, кончай всякие разговоры, садись скорее на коня! - как отрезал Ербол и, подставив сложенные вместе руки, помог Абаю взобраться на кобылу.

Абай с радостью во всем подчинился своему решительному другу.

- Ербол, Ербол! Ты самый лучший друг! О, я никогда не забуду все. что ты сделал для меня!

-Ладно. Абай, хватит болтать! Давай! Вперед! Гони!

Заступив в ледяную воду, серая кобыла шумно зафыркала, задышала прерывисто, поджимая брюхо, но послушно пошла вперед, слегка пошатываясь в потоке воды и спотыкаясь, но хорошо удерживаясь на ногах. Темно-рыжий, почти красный, длинный, громадный вол, глядя на идущую по воде лошадь, сам последовал за ней и спокойно перевез Ербола через реку.

Два юных джигита, как только преодолели Караул, тотчас освободили и вола, и кобылицу, а сами, укрываясь за береговым выступом, спустились вниз по реке на довольно значительное расстояние и вышли на пригорок. Оттуда спокойно направились в сторону Ерболова зимника. Подходя к нему, они увидели, как за рекой, взобравшись на уютный холмик за зимовьем Суюндика, стоит человек и внимательно обозревает окрестности аула. Ербол полагал, что это, должно быть, хозяин темно-серой кобылы.

-Да! Нынче на славу потрудилась твоя кобылка' А тебе сегодня придется пешком пасти овечек! - насмешливо молвил Ербол.

Абай не стал заходить в дом. Постоял во дворе, пока ему седлали коня. Радостный, счастливый, благодарный, он дружески распрощался с Ерболом Придерживаясь берега Караула, ровной иноходью направился в сторону своего аула - уже хорошо знакомым путем.

5

Ко времени возвращения Кунанбая уже многие аулы перешли жить из зимников в войлочные юрты, белые и серые купола которых, как грибы, высыпали на зеленеющие чистые поляны. Семейные очаги, в которых имелись старые люди, еще оставались в душных зимниках, юрты на свежем воздухе ставили молодые семьи. У подворья зимовий толкутся, жмутся на привязи, скачут совсем еще маленькие ягнята, верблюжата, телята - приплод новой весны.

Весенний аул словно расцвечен всеми яркими красками, благоухает бодрящим, свежим ароматом молодой жизни Пушистые, словно шарики маленьких цыплят, беспрестанно блеют белые, серые, черные ягнята, ищут матерей. Нежно-мохнатые верблюжата с дивными черными глазами доверчиво смотрят на подходящих к ним людей. В табунах среди взрослых лошадей появилось много длинноногих и длинноухих жеребят с кудрявыми хвостиками. По широкой пустоши рядом с аулом ходят коровы, между ними носятся, дурашливо подскакивают, задрав хвосты, быстро подросшие за эту весну телята. Вся эта скачущая, блеющая, по-детски орущая новая живность, словно подпевала радостному, мощному гимну всеобщей жизни, звучащему над весенней степью: «Мы - радостное продолжение этой жизни! Мы - посланцы от потустороннего духовного мира в мир светлого земного бытия!»

Оба аула Кунанбая уже перебрались в Жидебай Доили кобылиц, с прошлого года ходивших в табунах с жеребятами. В домах, в бурых кожаных мешках-сабах, плескался и созревал кумыс

Не только в своих аулах Иргизбай, но и во многих других -Топай, Жуантаяк, - возвращение Кунанбая отметили с большой радостью и торжеством.

Родственники несколько первых дней толпами валили в Жидебай, привозя с собой всевозможные дары, днем и ночью устраивая той и разные увеселения. Прошедшая зима была спокойной, благополучной. Заготовлено мяса было достаточно. Стояли на откорме жирные бараны, которым зимой давали вдоволь сена, и по мере необходимости забивали годовалых жеребят или стригунков, оставленных сосать маток до третьего года. Из всего этого - щедро выделялось на пиры в честь благополучного возвращения Кунанбая. Родственники из других аулов приглашали к себе и всю семью его вместе со старой матерью, с женами и детьми, со всеми домочадцами, близкими родичами и их детьми.

Зере велела отвести к Кунке и зарезать серую кобылу, которую мать посвятила в жертвенное животное на случай благополучного возвращения сына и продержала на выстойке всю зиму.

Это двухнедельное беспрерывное заклание животных и угощение множества людей, близких и не очень близких, имели скрытой целью выявление среди них подлинных сторонников и тех, которые отложились от Кунанбая во время его временной потери власти. На этих пиршественных сборах присутствовали аткаминеры, аксакалы и карасакалы множества больших и малых родов.

Державшийся особняком в прошедшей осенней междоусобной войне, премудрый Каратай, глава рода Кокше, как раз теперь пошел навстречу Кунанбаю и открыто явил себя его сторонником. Теперь они уже стали не разлей вода, днями и ночами проводили время вместе.

Еще недавно ходили разные слухи о том, что Кунанбай сослан, навсегда лишился всех должностей и уважения в народе. Но теперь, по благополучном возвращении да еще и в должности старшины всего Тобыкты, эти кривотолки были сведены на нет. А вместе с тем героическая сказка Мырзахана о подвигах Кунанбая в Павлодаре и Омске в борьбе против коварного шайтана Майыра широко распространилась и стала известна даже маленьким детям этого края.

Все это щедрое гостеприимство, долгие застолья, это неимоверное заклание животных и поедание мяса означало не только выражение радости по поводу возвращения Кунанбая. Тут была замешана политика, смотр сил своих сторонников, стремление вновь вернуть к себе отпавших и теснее сплотить ряды тех, кто остался верен, и проявление усилия не только в том, чтобы сохранить свое влияние и авторитет, но и значительно повысить их, чем раньше.

И подобные той, на которых всегда возникали и зрели некие угрозы врагов, - для своих явились торжествующими проявлениями нового единения. Они продолжались, не прекращаясь ни на день, целых две недели. Но вот наступило время, когда из зимников надо было выходить на весенние пастбища и, подобно осенним кочевьям, широко рассыпаться по просторам холмистой степи, чтобы нагуливать скотину на сочной нови, не мешая друг другу.

И сразу стали реже посещения гостей и приглашения родственников. Наконец Кунанбаю выдалось больше времени пообщаться со своей семьей. В ауле Улжан, расположенном в долине Ортен, он пробыл три дня. В эти дни Абай заметил, как сильно поседел отец, и сколько новых морщин появилось на его суровом лице.

Однажды за полуденным дастарханом Улжан собрались Кунке, Кудайберды, Айгыз и вся остальная семья. Кунанбай, поглядывая на мать Зере, говорил для всей семьи, и слова его были исполнены печали. Он в эту поездку, оставшись без близких, ощутил все свое одиночество среди других людей. Почувствовал, что крепкой опоры нет для него даже среди родных братьев, старших и младших. А сыновья его очень еще молоды. И хотя они уже повзрослели, он до сих пор не всех женил, откладывал свадьбы, а ведь мог бы радоваться сейчас многочисленным внукам, лелеял бы и ласкал их. Теперь он не намерен дальше откладывать.

Все матери, вслед за Зере, только приветствовали эти слова и очень радовались Что же для женщин является истинным счастьем, как не женитьба выросших детей и появление внучат? Счастье это - извечное.

Далее Кунанбай стал говорить о том, что в этот раз он убедился в надежности своих сватов: «Э, только у них я нашел поддержку и настоящую дружбу». Он имел в виду Алшинбая и Тыныбека. Но кроме них он упомянул и о преданности бая Байтаса, из племени Тасболат, рода Тобыкты. Так как встреча их произошла по пути Кунанбая на следствие, ничего о нем родные еще не слышали. Кунанбай сообщил, что у Байтаса оказалась молоденькая дочь, что они решили породниться, сосватав ее за Оспана. Таким образом, у озорника и драчуна Оспана появилась невеста, по имени Еркежан. Все домочадцы, особенно матери, развеселились по этому поводу, порадовались и от души посмеялись. И начали шутливо совещаться, как бы мальчишке доходчивее объяснить, что и на его ноги уже надеты крепкие путы.

После этого Кунанбай объявил еще одну новость. Она касалась двух сыновей от Улжан. Старший, Такежан, в прошлом году посетил свою невесту и теперь вскоре должен был жениться. Калым сполна выплачен, скот в аул свата отогнали, тянуть со свадьбой незачем. Пусть создается его очаг. То же и с Абаем - и тут тоже незачем тянуть. С ним чего-то особенно затянулось, и это стало большой заботой матерей. Надо было давно отсылать его в поездку жениха к невесте.

Оказывается, Кунанбай с Алшинбаем уже договорились об этой поездке. Назначено было на эту весну

Среди всех остальных сватов Алшинбай на особом месте. Помимо того, что он большой друг Кунанбая, Алшинбай и сам по себе очень значительный человек в Аргынском крае, потомок знаменитого на весь род Казыбека, сын известного бия Тиленши. Пожалуй, нет казаха более благородного происхождения, чем Алшинбай, и сосватать невесту в его ауле, затем послать к нему жениха на урын бару, обряд знакомства жениха с невестой, было делом нелегким и требовало больших расходов.

Но матери были рады, их ничто не смущало. Только старая Зере призадумалась, потом сказала:

- Не будет ли удобнее послать его после того, как на джайлау переедем? Устроимся, почувствуем себя свободнее-тогда и отправим?

На что Кунанбай возразил:

- Тогда от нашего джайлау до джайлау Алшинбая станет слишком далеко. Добираться до него будет долго, скот, который мы погоним к нему, отощает за дорогу. Абай поедет в сопровождении аксакалов, им тоже будет тяжело Нет, надо отправляться отсюда, и выезжать как можно скорее - дней через пять-шесть. Благо, что зимовали хорошо, скот отъелся, есть что погнать . Возглавишь поездку на урын бару ты, - обратился Кунанбай к жене Улжан. -Повезешь сына и всех остальных к новой родне, в родные твои края.

Улжан вся просияла, услышав это поручение

И пошел оживленный семейный совет о том, как и что надлежит сделать, чтобы не ударить лицом в грязь перед сватами Не привычный к тому, чтобы подолгу обсуждать необходимые решения, Кунанбай прервал общий разговор и начал сам четко и коротко называть людей, которые должны поехать, перечислять все то, чего, сколько надо брать с собой: скот живьем, ткани, денежные суммы, ценной утвари и слитков серебра

Но как бы то ни было, домочадцы Кунанбая отнюдь не хотели оставаться в стороне от обсуждения, ибо у каждого было свое представление, каким будущим родственникам какие везти подарки, чтобы потом стыдно не было. И тут слово Улжан имело веское значение. Когда дошло до определения, какой скот в каком количестве гнать, назвали число голов: семьдесят лошадей, тридцать верблюдов. Это было изрядно - лошади Кунанбаевских косяков славились, в особенности породистые рыжей масти и саврасые. Он решил ничего не жалеть для аула Алшинбая, и потому к двум табунам обеих мастей были приданы жеребцы-производители.

После точного установления подарков в мануфактуре и в ценных товарах, надлежало сегодня же ночью ехать за ними в Семипалатинск. Отправиться должны были Изгутты и Кудайберды. Им было велено особенно не задерживаться в городе и, произведя закупки с помощью Тыныбека, вернуться домой дня через четыре.

На обсуждении всех этих вопросов из детей Кунанбая присутствовал только Кудайберды, остальные сыновья не были званы на совет. По-разному восприняли дети решение старших по поводу их сватовства. Когда сказали Оспану:

- Тебе невесту сосватали,- он, не сразу поняв, в чем дело, тем не менее, с деловитым видом ответил вопросом на вопрос:

- Что значит невесту? Бабу какую-нибудь нашли, что ли?

Когда Изгутты, явившийся с этой вестью, улыбаясь, как мог

объяснил мальчишке, что к чему, Оспан принял еще более важный вид и небрежно бросил:

- Е, пусть приведут. Мне баба может понадобиться.

Абай выслушал весть в смятении и растерянности. В душе у него содрогнулось и похолодело В эти минуты, вспоминая Тогжан, он чувствовал себя перед нею отступником и предателем. Абаю эту весть сообщила сама Улжан, и ей не совсем понравилось то напряженное молчание, с которым он воспринял сообщение. Однако она решила: это он от смущения. Несколько дней Абай не мог придти в себя и находился в сильном волнении. Размышления его были горестны и одиноки

У него есть сговоренная невеста У Тогжан, он знал, - нареченный жених. Невозможно ему не поехать к родителям невесты, невозможно отказаться от женитьбы. Это воля родителей. Сказать им, что он отказывается от поездки, - это невозможно! Истинную причину этого отказа он не посмеет им открыть. Власть родительская всесильна. И хоть душа его рвется к любимой Тогжан, он должен подчиниться их власти. Он в предгорьях своей судьбы -одинокий, в путах. Что ожидает его там, впереди, ему неизвестно.

С угнетенной, безрадостной душой, которая была в разладе с внешним миром, Абай отправился в путь, к родителям своей невесты.

НА ПОДЪЕМЕ

1

В аул свата Алшинбая отправилась Улжан в сопровождении тридцати человек. Незадолго до их приезда Алшинбай выбрал джайлау на просторной долине, богатой водою и кормами. Туда перекочевали уже около сорока аулов рода Бошан, населенных потомками Казыбека.

Гостей ожидали, к их приезду дойные кобылы были заранее пригнаны в аулы и содержались на привязи.

Согласно обычаю, свадебный караван должен был прибыть чуть раньше, хотя бы на полдня, чем сам жених и его молодые дружки. Из женского сопровождения вместе с Улжан поехали тетушка Калика и служанка по имени Катша. Старшим среди мужчин был Изгутты, он же и главный сват. Приданы были к свадебному поезду несколько аксакалов, певцы-сэре, джигиты сопровождения и погонщики скота, предназначенного на калым..

С Абаем ехало двенадцать человек его свиты. Это была видная молодежь рода Иргизбай, к ним также присоединились два атшабара -Жумагул и Мырзахан. Из самых близких родственников жениха поехал брат Такежан. По личному приглашению жениха в его свадебную дюжину вошел друг Ербол, с которым Абай ни на час не расставался.

Дары, что повезла Улжан, были немалые. Кроме отогнанных табунов лошадей и верблюдов, - отправлены огромные тюки на двух матерых верблюдах-атанах. Везли в дар ткани на приданое невесты: атлас, бархат и плюш, дорогое сукно, тончайшие шелка. Ими наполнены два сундука, в остальных тюках было набито все то, что полагалось для подарков многочисленной родне Алшинбая и сватов с его стороны: мужские чапаны, женские камзолы, рубахи, платья, яркие расшитые платки.

Но были особенные дары, сопутствующие всякой богатой свадьбе 

Самым дорогим в калыме являлся серебряный слиток бесик-жам-ба, отлитый в форме колыбели. Этот главный дар, преподнесенный свату Ал шинбаю, назывался - илу

Обеим сторонам известно, что илу является ответом на киит, и это должно быть равного достоинства. Уже лет десять назад, когда родители сосватали своих маленьких детей, Алшинбай преподнес свату свой киит, - серебряный слиток в виде копыта жеребенка, называемый тайтуяк. Но этот слиток оказался поменьше, чем нынешний илу Кунанбая. И люди заговорили, что Кунанбай вознамерился показать себя щедрее Алшинбая. Однако, полагали все, Алшинбай вряд ли позволит превзойти себя в щедрости .

Уже в первую же ночь по прибытии, гости и хозяева, развязав тюки с дарами и открыв сундуки, смогли убедиться в том, насколько велики богатство и щедрость обеих сторон. Ведь то, что принесено, должно быть отдарено в равной мере И в ту же ночь стало ясно, что Алшинбай в долгу не останется. Для начала он велел поставить на ровном, чистом месте, в сторонке от аула, три больших белоснежных юрты для сватов и их сопровождения Ночная трапеза началась с мяса двухгодовалого стригунка, мяса молодой овцы и трехгодовалого валуха, мяса копченых ягнят весеннего окота. Алшинбай приказал откинуть створки юрты с той стороны, где сидела Улжан, и туда снаружи подвели на осмотр упитанного стригуна, попросили у гостей благословения-бата на заклание.

Абай со своей свитой подъехал к аулу в поздний час пополудни, остановился в версте от него. Теперь выдвинулись вперед джигиты постарше, такие как Такежан, Мырзахан, и поскакали в аул с оповещением. Жених Абай, его друг Ербол, еще трое джигитов сошли с коней и стали ждать девушек и молодых женщин, которые должны были вскоре выехать навстречу. Абай знал, что начнутся весьма сложные, бесконечные обряды, в которых он мало разбирался, и, на всякий случай, придержал возле себя многоопытного Жумагула Волнуясь и досадуя, Абай жаловался Ерболу;

-Женитьба должна быть радостью для родителей, для жениха, так для чего придумали эти мучения? Эти обряды - не мучения ли для всех, Ербол?

Ербол рассмеялся.

-Ты точно заметил. Конечно, мучения! Так что - приготовься! Вот сейчас-кто приедет? Какие-нибудь сумасшедшие женге, наверное. Эти тетки чего-нибудь такое придумают, что только держись! Даже страшно становится.

Оставшийся с ними Жумагул был женат давно, ему уже приходилось испытывать все то, о чем толковали юнцы, Абай с Ерболом. Полагаясь на его опытность, они приступали к нему с вопросами, просили у него советов. А он, поглядывая в сторону аула, говорил ничего хорошего не обещающим голосом:

- Всякое может быть. Но, я думаю, начнут с того, что набросятся, почему нет перьев филина на твоей шапке? Почему жених не в красном чапане? И еще - если не натянешь шапку на самые глаза, то запросто могут надавать по щекам. Это касается вас обоих! Короче, ты с Ерболом еще увидишь немало интересного. Терпи, дорогой, ничего не поделаешь!

Носить на голове необыкновенно высокий тымак с пером филина на макушке - удел каждого жениха. Но при этом надо еще обязательно быть в ярком красном халате и в сапогах на высоких каблуках.

Перед поездкой к невесте бабушка Зере, Айгыз и целая куча тетушек смастерили для Абая подобный наряд, но он пришел в ужас и отказывался надеть его. Однако старая бабушка, обычно во всем потакавшая любимому внуку, на этот раз осталась непреклонной и строго приказала ему:

- Надевай! Это обычай твоих предков. Сваты не тебя будут укорять, если ты нарушишь обычай. Скажут: «Разве отец его не был когда-то женихом, а мать - невестой?» Нас будут винить, родителей. Так что, надевай!

И перед выездом Абай оделся в полный наряд жениха, в котором он чувствовал себя ряженым, кем-то вроде шамана-бахсы. Но, отъехав от аула, он обратился к матери Улжан с мольбой:

- Апырау! Матушка, если я скоро должен стать зятем, то ведь зятем в роду Бошан, а не в Тобыкты! Сколько еще нам ехать по нашим краям, а я буду красоваться в этом наряде перед всеми, во всех встречных аулах! Нужно ли это, матушка? Разрешите мне ехать в своей одежде, а этот наряд я надену по приезде на место.

Хотя Улжан и показалось, что это будет не совсем правильным, но она не могла отказать сыну в его просьбе. И Абай до сего часа был не в «наряде шамана-бахсы». Малахай с пришитыми перьями филина и красный бархатный чапан лежали в переметной суме. Именно об этом и напоминал шабарман Жумагул. Он не одобрял того, что Абай не хочет надевать красивый наряд жениха. Он понял так, что Абай попросту стесняется и даже, чисто по-детски, побаивается, и решил его приободрить шуткой.

- Э, даже батыр Барак в старину, подъезжая к невесте, воскликнул: «О бесстрашное сердце мое! Ты ни разу не дрогнуло перед боем, но что же ты теперь, когда я женюсь, задрожало перед какими-то длинноволосыми женге?» Видишь, дружок, даже батыры боятся! Однако все кончается благополучно, это я уж по себе знаю! - изрек Жумагул, чем и рассмешил Абая и Ербола.

Ербол стал снова просить Жумагула:

- Ты все-таки будь всегда рядом, подсказывай, куда ему идти, кому кланяться, перед кем стоять навытяжку, когда нужно надеть шапку и надвинуть на глаза, когда поднять ее и вести себя свободнее.

Абай увидел, насколько озабочен Ербол предстоящими делами, словно готовится вместе с другом шагнуть через каменный порог судьбы, думает и беспокоится больше него самого. Абай, глядя на озабоченного друга, не узнавал своего прежнего беззаботного и всегда улыбающегося Ербола! И кто ему дороже - тот, прежний беспечный Ербол или этот, как будто даже разучившийся улыбаться?..

Все же, если и вспоминать про самое хорошее в их дружбе, - то не было ничего лучше той весенней ночи на ледоходе горной реки Караул. Ербол, который верхом на красном воле отважился перебраться через бушующий поток, чтобы придти к нему на помощь - тот Ербол в глазах Абая навсегда остался прекрасным, словно небесный ангел.

В день отправления в путь к родителям невесты друг принес Абаю особенную весть - от Тогжан: «Словно заблудившийся в безлунную ночь - он исчез. И все-таки: желаю ему удачи! Пусть радуется этой жизни! Так и передай ему!» Когда Тогжан, заповедав это, повернулась и отходила прочь, Ербол увидел, что она вынула платок и прикрыла им глаза

Услышав это, Абай всю дорогу не мог придти в себя. Он чувствовал, что чужая тяжелая воля влечет его вперед - против его собственной. И вот он стоит здесь, в уже наступивших глубоких сумерках, и ждет чего-то... Вдруг из темноты прозвучал женский смех В следующий миг послышались серебряные звоны множества шолп Появились девушки в куньих шапочках, украшенных перьями, и молодые женщины в белых платочках, вышедшие на встречу жениху. Их было много - веселых, шумных, щебечущих, словно ласточки. Между ними бегом носились дети. Абай и его люди оказались в окружении шумной толпы женщин. Раздались певучие голоса

- Ну-ка! Который из них Абай?

- Кто из вас будет жених?

- Что это они все в простых одеждах? А почему не видим наряда жениха?

Переговариваясь и посмеиваясь, женщины подошли и приветствовали джигитов. Они ответили. Веселые вопросы продолжались.

Разволновавшись, Абай сначала не знал, что говорить, наконец, нашелся и попробовал ответить шуткой:

- Выбирайте, кого хотите, смотрите сами! - ответил он, улыбаясь, стараясь выглядеть уверенным - Кто вам больше понравится, тот и будет Абай!

Молодые женщины рассмеялись. Разумеется, они уже давно определили, кто из них Абай. Но, вслед за шуткою, одна из моложавых женге строгим голосом, повелительным тоном приказала:

- Ну, будет с тебя, голубчик! Пошутил и хватит. Ты свой тобыктин-ский малахай носи на здоровье у себя дома, а здесь, в нашем ауле, изволь носить шапку жениха!