Страница - 22

Опасаясь, что снова вспыхнет жестокая междоусобная свара, премудрый Каратай постарался как можно смягчить слова Байсала, но Кунанбая нелегко было провести. «Байсал не разговаривает так. Ну-ка, выкладывай все, что он сказал» - потребовал он, и Каратаю пришлось в точности повторить слова Байсала.

С того дня Кунанбай копил новую злобу на Байсала и Байдалы.

Однако из-за приближающейся годовой тризны Божея ему пришлось сдерживать себя. Все же для Улжан не остались скрытыми истинные чувства и намерения супруга. С самого начала исхода на джайлау кочевье Байсала и кочевье Кунанбая с молчаливой угрозой теснились рядом на караванных путях, иногда притираясь плечом к плечу, стремя о стремя. Когда аул Кунанбая разбил свою промежуточную стоянку в долине Барлыбай, то рядом, в урочище Тонашак, расположился многолюдный аул рода Котибак. Кунанбай приказал гнать прочь от своих пастбищ их скотину. Тогда большой аул Байсала уже постоянно, с явным вызовом, начал останавливаться между аулами Кунанбая и остальными становьями Котибак. И джигиты Байсала отвечали тем же: палками гнали от себя скот иргизбаев.

Так, в постоянном соперничестве, во взаимном оттеснении с пастбищ, прошли путь через Кызылкайнар, Жыланды, Балашакпак Днем и ночью многочисленные скопления джигитов Котибак кружились вокруг аула Байсала, охраняя его. Аулы Кунанбая отстояли совсем близко. Малейшая искра могла вызвать большой пожар. Наверное, этого больше всего и желал Кунанбай. Старая мать Зере, понимая это, начала ставить свой Большой дом рядом с котибаками. Она сама решила призвать к порядку распоясавшихся джигитов обеих сторон и не позволять аулу Кунке творить бесчинства.

Улжан особенно огорчало нежелание Кунанбая считаться с тем, что не прошли еще годовые поминки по Божею, а он готов начать новую вражду. Ни разу не побывал на могиле Божея. Неужели целый год времени после его смерти не смягчили Кунанбая? Улжан заговорила, наконец, об этом со своим старшим сыном. Говорила с печалью в глазах, доверяясь сыну уже как вполне взрослому человеку.

Абай промолчал, сдерживая свои горестные чувства и мысли, пробужденные словами матери. Он сидел, нахмурившись В этот день он сторонился всех, ни с кем не разговаривал. Ночью долго ворочался в постели без сна

На следующий день вернулся Ербол. Друзья расположились в Большой юрте, пили кумыс.

Вдруг снаружи раздался голос Кунанбая, разгневанного чем-то. Дверь открылась, на пороге появился он, вошел, задержался на миг, обернулся назад и крикнул:

-Эй, Жумагул! Мырзахан! Подите сюда!

Когда два джигита вошли, Кунанбай быстро прошел на тор, уселся, и прорычал своим низким голосом'

- Не с добром он пришел и поселился рядом с нами! Нет, не с добром! Пустил свои табуны в нашу сторону преднамеренно! Ну, теперь посмотрим, насколько грозен и опасен Байсал ! Идите, быстро возьмите в руки шокпары и соилы! Гоните их лошадей прочь, не жалейте палок, хорошенько отдубасьте их и гоните в сторону Байсала! Идите и выполняйте!

Двое джигитов тотчас выскочили из юрты. Вскоре послышались деревянное постукивание соилов, голоса мужчин, садившихся на коней. В ту же минуту Абай молча вскочил с места и выбежал из юрты. Крикнул двум джигитам:

-Постойте!

Подошел ближе. Те уже плотно завязывали веревочки наушников на ты маках и готовились отъехать.

- Что собираетесь делать?

Обернувшись, Жумагул в ответ раздраженно бросил с седла:

- Как что? Налетим грозной силой, как при набеге, и погоним1

- Е-ей, я вам говорю! Не смейте делать этого!

- Уа! Разве такое бывало, чтобы я мирзу не послушался, если он прикажет? - насмешливо и дерзко сверкнул глазами на Абая атша-бар.

Выведенный из себя Абай подбежал к джигитам и в бешенстве вскричал:

- Остановитесь! Кому я говорю! - Лицо его потемнело от гнева, глаза налились кровью. Вскинул сжатые кулаки. Таким его никогда никто не видел, джигиты придержали лошадей.

- Табун не отгонять! Коней не смейте колотить соплами! Скачите, найдите табунщиков, скажите им, чтобы увели табун отсюда, сами сразу же возвращайтесь!

- Оу! Нам приказано! Кто будет выполнять приказ вместо нас?

- И я приказываю! Выполняйте! И ты, Жумагул, попробуй только устроить какую-нибудь новую заварушку! Узнаешь тогда, как не выполнять мой приказ! Я сам тебя накажу! - голос байского сына был настолько грозным, что Жумагул невольно съежился и молча отъехал в сторону.

Возвратившись в юрту быстрыми шагами, Абай прошел к отцу и, опустившись перед ним на ковер, глядя ему в глаза, спокойным голосом произнес:

- Отец, к чему при кочевке запрещать пасти скот, нанося обиду родственникам, когда июньской травы вдоволь на всем просторном джайлау?

На это Кунанбай одноглазо ожег его взглядом, преисполненным самого откровенного презрения.

- Что это ты решил заступаться за Байсала? Думаешь, не найдется, кому заступиться? Может быть, тебе по душе, что он не желает возвращать зимовье, принадлежавшее мне? И нагло стоит на этом?

Абай не дрогнул. Голос его прозвучал не менее жестко:

- Так то зимовье, а здесь джайлау.

- А что? Разве зло с зимовки не сможет перекочевать на джайлау?

-Давайте говорить начистоту, отец. Разве мстить за наше же содеянное зло - это справедливо?

-Что ты называешь справедливым? То, что у человека, попавшего в беду, забрали его землю?

- Если честно, отец, то в этом виноват не Байсал, а мы сами. Ведь до этого случая он был не захватчиком, но просителем. Сколько лет он оставался без зимников? Всю жизнь просил, вымаливал у вас хоть какой-нибудь зимник. Ради него он и пошел против Божея - разве это не так? Мстить Байсалу из-за одного зимника, доставшегося ему после перемирия - для чего, отец? Ведь это снова может привести его к неповиновению.

-Довольно! Придержи язык! - оборвал сына Кунанбай. - Ты что, решил со мной поспорить?

Но по голосу было заметно, что злости у Кунанбая на сына заметно убавилось. Абай немного помолчал, выждал паузу и затем смиренно молвил:

- Устраивать войну из-за того, что не поделили ковыль на широком джайлау - это недостойно нас!

Раньше Абаю, если приходилось спорить с отцом, становилось неимоверно страшно, голос его дрожал и пресекался, да и в словах он путался. В этот раз отец заметил в голосе сына что-то новое, отличное от всего прежнего. Кунанбай окинул цепким взглядом всех, сидевших в юрте. Зере и Улжан молчали, внимательно глядя на него. Может быть, все сказанное сыном, является общим мнением? - подумал Кунанбай. Не смея высказать ему в лицо, в душе таят то же самое, что и у него? И все родственники думают также? Вдруг придя к таким мыслям, Кунанбай ощутил тайную растерянность и беспокойство. Его охватила внезапная слабость, и он вынужден был даже прилечь. Но лежать было ему неуютно, он стал ворочаться, облокотился, кладя голову на руку. Абай взял с высокой стопки с постелями большую подушку, принес отцу. Тот взял ее, но, зажав ее под мышкой, лег лицом к стене, отвернувшись от всех, по-прежнему опираясь головой на руку, и глубоко задумался.

Не встретив резкого отпора со стороны отца, Абай продолжил разговор в том же спокойном, уважительном тоне.

- В семье и дети, и братья, и все самые близкие обязаны открыто делиться с вами всем, о чём думают и чем живут. Это их долг. Разве будет правильным, если они станут скрывать истину от вас, не смея высказаться перед вами? Ведь вы должны знать их мнение, выслушав каждого, - сказал он.

С почтенным, набожным отцом лучше разговаривать, наверное, книжным языком, упоминая такие понятия, как долг, истина. Расчет Абая оказался верным. Кунанбай зашевелился, перевернулся на другой бок и внимательно посмотрел на сына, явно приготовившись выслушать его. И Абай заговорил уже совсем свободно.

- Позвольте мне, отец, сказать еще об одном важном деле. Это о тризне по Божею. На нас, его родственниках, лежит много обязанностей. Предстоящий ас касается не только рода Жигитек. Траурное извещение разослано по многим округам. Родственникам предстоят огромные расходы. А по смерти его и похоронам мы остались в стороне! Теперь давайте хоть примем участие на его годовой тризне! -высказался Абай

Все обиды проистекшего года вспомнились тут Кунанбаю, и он возмущенно, с плохо скрытой горечью воскликнул:

- А как мне надо было поступить? Если меня не пригласили на похороны - что, самому надо было заявляться? Вот, приеду нынче, а мне, как в прошлом году на жаназа, дадут пинка в грудь, могу я позволить такое? - И он всем своим видом дал понять, что этого больше не потерпит.

- Вам не обязательно ездить самому, если не хотите. Пошлите нас, мы примем участие в тризне, и этого будет достаточно! Если бы вы разрешили, я начал бы и довел все до конца. Дайте только в помощь Изгутты-ага и разрешите мне и моим матерям израсходовать нашего скота и средств столько, сколько понадобится, - попросил Абай.

Такое решение вопроса Абаем было, похоже, заранее продумано. Но никто из семейных ничего об этом не слышал до этого. Улжан заметно обрадовалась его предложению. Кунанбай поднял голову, посмотрел на всех, дотянулся до шапки, надел на голову, собираясь встать и выйти из дома. Все домашние молча смотрели на него, ожидая ответа. И вымолвив так, словно его к этому принудили, недовольно морщась, Кунанбай ответил:

-Делайте, что хотите. Хоть в ногах валяйтесь у Байдалы и Байсала. - Не сказав больше ни слова, он вышел из юрты.

Это означало его согласие! Принужденное или от всей души, презрительное ли, искреннее или мучительное для него - это уже было не столь значительно! Достаточно того, что со стороны отца не последовало решительных, гневных возражений.

Уединившись с матерями, Абай начал совещаться с ними, рассказал о своих намерениях в отношении аса. Он давно все заранее обдумал и теперь только делился своими планами. Зере и Улжан тоже посчитали, что лучшим помощником и советником для него будет Изгутты. Из братьев своих Абай решил привлечь одного только Кудайберды. Он имел с ним долгий, подробный разговор и заручился обещанием самой серьезной помощи.

Ербол к вечеру намеревался уехать обратно в сторону Бокенши. Перед тем как ему садиться на коня он, оставшись с Абаем наедине, сказал проникновенно:

-Абайжан, мне особенно нечего сказать. Я слышал твой последний разговор с отцом. Ты молодец, я горжусь, что дружу с тобой. Вот и все у меня. Теперь, пожалуй, отправлюсь домой, там тоже нужна моя помощь в подготовке к асу.

Они договорились, что если будет необходимо, Ербол по первому зову друга примчится назад.

На следующий день Абай сел на коня. В спутники ему придали Жумабая и Мырзахана. Они втроем, поднимаясь все выше по склону Казбала, миновав многочисленные аулы рода Жигитек, добрались, наконец, до аула Божея, расположившегося в этот раз на высокогорье. Весь народ края был занят напряженной подготовкой к годовой тризне Божея. На просторном взгорье выше аула ставились бесчисленные юрты. День проведения аса совсем уже приблизился. Работы было невпроворот, всюду ощущалась напряженная суета. Мужчины были в седлах. Караваны верблюдов, груженные юртами и провиантом для тоя, прибывали беспрерывно, и все уходили наверх, к плоской возвышенности. Абай и его спутники вначале спешились у траурного дома, помолились там.

Большая белая траурная юрта за весь год осталась неизменной: тот же черно-белый стяг справа от входа, то же богатое убранство внутри.

На краю горного аула собрался сход устроителей аса. Попив кумысу с дороги в траурной юрте, Абай со спутниками направились к месту сбора. Как всегда, народ сходился к холму, на вершине которого и происходило собрание. Туда то и дело выскакивали верховые атшабары, с вопросами к распорядителям, оттуда летели вниз - с распоряжениями. Люди сидели на земле широким кругом, возглавляли сход аткаминеры Байсал, Байдалы, Суюндик.

Байдалы заметно постарел за прошедший год. Седин заметно прибавилось, голова стала как серебряная Когда Абай приблизился к ним и отдал салем, аткаминеры встретили его приветливо, без прежней суровости Байдалы и Суюндик, коротко спросив о здоровье Зере и Улжан, предложили Абаю присесть возле них Здесь, среди молодых джигитов, готовых по первому же слову скакать с поручением, находились и Ербол, и давний друг Абая молодой котибакЖи-ренше Для них это была первая встреча после того, как Байсал поссорился с Кунанбаем.

Жиренше обрадовался встрече, тепло поздоровался с Абаем. С приходом новых людей текущий порядок собрания был нарушен, и сход нескоро вошел в прежнюю колею разговоров.

Тут и выступил Абай, обратившись к Байдалы:

- Байдаш-ага,- начал он.

И коротко изложил свое дело, с достоинством, не торопясь.

Его матери, Зере и Улжан, передают свой салем. Он прислан ими. Зере по возрасту приходится для всех присутствующих матерью Она и другие хотят внести свою посильную лепту в годовое поминание Божея Прошлый раз не успели на похороны, теперь решили не отставать, и прислали его как посланца аула его матерей.

Байдалы, выслушав Абая, молвил:

-Голубчик мой, мы все, родственники, очень довольны твоим приездом Пусть будут благословенны твои чистые намерения. А теперь поделись с нами, какты намерен поступить.

Абай повторил все то, о чем говорилось вчера с матерями, с Изгутты и Кудайберды.

За аулом на участке для устройства гостевых юрт Абай просил выделить место и для своих юрт. Караван прибудет в течение одного дня. Обязался поставить одну большую белую юрту и десять гостевых, вместимостью тридцать человек каждая. Внутреннее убранство, постели, одеяла, кошмы, корпе и подушки, кухонная утварь и посуда - все это доставляется караваном вместе с юртами. Затем пригонят скот на забой, для кормления тридцати человек в каждом доме. Казаны для варки мяса тоже будут свои Обслугу и джигитов-разносчиков блюд привезут своих И пусть аксакалы окажут ему доверие и скажут, что надлежит делать дальше Как он понял, каждый из окрестных аулов берется расположить в своих гостевых юртах людей из какого-нибудь определенного рода, и он тоже просит старейшин указать, кого он должен будет принять И еще он просит, чтобы ему была предоставлена честь обихаживать кого-нибудь из самых почетных, знаменитых гостей.

На тризну по Божею ожидалось прибытие крупных родов из самых отдаленных мест из Каркаралы, из Семиречья, с верховий Иртыша и с берегов озера Балхаш Будет род Аргын, роды Жалайыр, Садыр-Матай, Семиз-Найман, Уак, Бура, Керей Это все дальние гости. Среди них будут родичи со стороны матери Божея, его нагаши из племени Найман. В давние времена в роду Найман был славный муж и воин, носивший имя Божей. Властитель Кенгирбай подружился с ним и высватал его дочь за своего сына Ералы. У них и родился ныне покойный Божей, которого назвали в память его знаменитого деда Байдалы еще зимой известил род Найман о предстоящем асе, и недавно оттуда пришло известие: родичи Божея готовы приехать на его тризну.

Сход отнесся с доверием к появившемуся среди них юному Абаю, и послышались голоса: «Может быть, ему поручить прием этих гостей?» Встреча родственников-нагаши и обхождение с ними потребуют особенного внимания и заботы. Высказался Абай. «Хорошо, Бай-даш-ага! Пусть будет так Для нас большая честь - встречать нагаши Божекена. Поручите это нам!»

Сидящие в кругу собрания не задержались с ответом: «Пусть прибывшие нагаши Божея убедятся сами, что его вражда с Кунанбаем, коей они были свидетелями, сегодня завершилась окончательным примирением» Сход нашел такие рассуждения вполне уместными

Никто не стал подвергать сомнению это предложение, ибо все поняли истинное его значение, как понимал его и сам Абай

Он попросил дать ему в помощь трех джигитов, которые хорошо знают, как проходит подготовка к асу в соседних аулах - с тем, чтобы в чем-нибудь да не отстать от них Байдалы назвал ему троих Ербола, Жиренше, Базаралы

Все было оговорено, прояснено и решено оставалось только действовать Абай бодро встал с места чтобы идти, но его остановил Суюндик. С довольным видом, отечески тядя на него, Суючдик молвил.

- Все дурное легко сваливается на человека, так и норовит прилипнуть к нему. Не от большого ума люди склоняются к дурному, и никому никакой радости от этого! Гораздо труднее найти что-нибудь хорошее, но зато добрая находка многого стоит! Сын мой, твои помыслы чисты, и устремлен ты к свету. Дай бог тебе удачи!

С великой радостью в душе, счастливый тем, что стал своим человеком среди этих людей, недавних противников, Абай направился с холма к своему коню. Он вместе с товарищами поехал и осмотрел пустырь, где должны быть установлены его гостевые юрты, определил место, куда надо ставить кухонные юрты с очагами и казанами. Тут пришлись к месту советы многоопытного Жумабая.

Мырзахан и Ербол остались, чтобы встретить караван, когда он прибудет, и вместе с прибывшими людьми ставить юрты. Абай же поехал назад, в Ботакан, чтобы в тот же день послать в траурный аул юрты и прочее имущество, отобрать и отправить необходимый для тризны скот. Принять и пристроить в Казбала скот он попросил Жиренше и Базаралы. Распоряжения Абая были уверенными, быстрыми, вполне разумными, решительные действия его словно исходили от умудренного жизненным опытом взрослого человека.

Когда Абай и Жумагул отъехали, красавец Базаралы сказал, глядя им вслед, обращаясь к стоявшим рядом джигитам:

- Апырмай! Как он вырос, совсем взрослым стал наш Абай. Дай бог ему удачи, пусть все у него получится, как он пообещал.

- Получится! Он справится, все сделает как надо, вот увидишь, -уверенно ответил Ербол.

- Не ради чужих старается, а ради упокоения души нашего Боже-ке. Так что поможем ему сообща! - завершил разговор Базаралы.

Уезжая из дома, Абай просил Улжан, Изгутты и Кудайберды начинать подготовку без него, и они отобрали десять юрт из окрестных аулов Иргизбая. По возвращении Абай немедленно объездил все эти аулы на своем рыжем иноходце, осмотрел еще не разобранные юрты, и две из них, покрытые старым серым войлоком, забраковал и велел заменить светлыми юртами других родственников.

Вскоре все отобранные юрты были разобраны, сложены и приготовлены к отправке. И в час вечернего водопоя большой караван длинной вереницей двинулся в сторону Казбала. Везли на верблюдах и лошадях тюки с разобранными юртами, с коврами, с узорчатыми кошмами, с внутренним убранством юрт, с одеялами, подушками, с занавесями. Полотенца, вышитые скатерти для да-стархана Улжан отбирала сама. Вместе с отправленным караваном поехали и джигиты, которые по прибытии на место должны были устанавливать юрты. Они же будут обслуживать гостей в этих юртах.

Все это были молодые и расторопные джигиты, охотно принявшие участие в таком важном для всех деле, как годовой ас по Божею.

Отправка каравана всего лишь была началом многотрудного дела, руководимого Абаем, впереди предстояло еще много тяжелой работы. Вечером все старшие собрались возле Большой юрты, пригласили в круг и старую Зере. Абай обстоятельно изложил им, какие сложные дела еще ожидают впереди.

Обсудили сообща обустройство кухонных очагов. Абай полагал, что для этого хватит пары юрт, но Улжан и Изгутты решили, что этого не хватит и понадобится не менее пяти-шести.

При каждом из кухонных очагов должны быть и повара, и подносчики воды, дров. Улжан представила, какое это нелегкое и ответственное дело, и объявила, что должна поехать сама и еще взять с собой в помощь Айгыз, подругу Сары-апа, всенепременно-тетушку Калику и еще несколько женщин. Также объявила, что надо по аулам собрать достаточно муки, чая и всяких сластей.

По поводу отбора скота на мясо у Абая возникли некоторые сомнения - что отбирать и как к тому отнесется Кунанбай, и стоит ли обращаться непосредственно к нему по этому делу. Но все сомнения отпали после высказывания Кудайберды, старшего из сыновей Кунанбая, от его первой жены :

- Теперь мы ни за что не должны потерять свое лицо. Нечего и раздумывать - раз едем, то надо, чтобы во всем мы были уверены. Погнать надо десять жирных кобыл на десять юрт и по два барана на каждую юрту.

На том и порешили. С доставкой кумыса тоже было непросто. Гнать в Казбалы и держать там на привязи дойных кобылиц было невозможно, - при огромной скученности народа и тесноте аулов в небольшой горной долине. Из других мест обязались доставлять кумыс ежедневно, Кунанбаевский очаг из Ботакана не мог отставать от остальных, и доставкой кумыса обязали все близлежащие аулы иргизбаев

Поздно вечером Абай и Улжан собрали еще на один сход людей из двадцати иргизбаевских аулов. Распорядитель тоев - лицо ответственное, но должен быть в аулах еще и сильный человек, который командовал бы всеми людьми, причастными к траурной кампании, беспрерывно шевелил бы и подталкивал людей на исполнение дела. Эту обязанность возложили на Кудайберды. Его помощниками - глашатаями и вдохновителями - назначили взрослых из родичей, таких как Жакип, Жумагул, Ирсай.

На этом большом собрании родственников взяла слово старая Зере.

- Решение-то вы приняли. Теперь, мои дети, не ударьте лицом в грязь перед людьми, которые приедут издалека. Все сообща помогите тем из моих детей, которые стараются, хотят совершить это доброе дело как можно лучше. Будьте людьми, не теряйте своего достоинства, забудьте о ваших распрях, ссорах-раздорах, оказывая почести дорогому всем нам покойнику. Если при жизни не удалось вам сделать что-нибудь доброе для него, сделайте это теперь, по смерти его. Не навлекайте на себя проклятья души покойного. Дети мои, будьте внимательны и обходительны с гостями. Истинный арыс проявляет свою доблесть не только в сражениях с врагами, но и в благородном обращении с друзьями. Умирайте от усталости, но не хмурьтесь! Ухаживайте за гостями с веселым лицом, с улыбкой, бодро и расторопно. Но и не теряйте своего достоинства при этом. Будьте доброжелательными, скромными, немногословными. Пусть не увидят вас грубыми и невоспитанными, и безмерно кичливыми, и неудержимо хвастливыми, не будьте болтунами и пустомелями. Проявляйте скромность и благородство! А в противном случае - говорю перед всеми родственниками - лучше бы мне помереть. - Некоторые из сидевших в юрте явно почувствовали себя неуютно. Прежде всего Майбасар, хотя его никто и не называл, вдруг беспокойно заворочался на своем месте. Рядом с ним рыжебородый Жуман, слывший в народе пустомелей, быстро и воровато оглядел окружающих. Но когда старая Зере, мать всего рода Иргизбай, обмолвилась о неудержимом хвастовстве

- тут уж все иргизбаи были грешны.

Майбасар, недовольно насупившись, сидел, отвернувшись от Зере.

Когда она закончила говорить, Майбасар дернул за рукав сидевшую рядом женге Улжан и забормотал вполголоса, чтобы не услышала глуховатая Зере:

- Уй, что ты поделаешь с этой вредной старухой! Собрала всех аксакалов и карасакэлов Иргизбая и при них костеоит нас! Какой стыд

- всех осрамила старая, вдоволь потешилась над нами Кичливый безмерно, - неужели это про меня?!

Сидящие рядом услышали его и дружно рассмеялись. Майбасар пригнулся и, прячась за спиной Улжан. все также негромко произнес:

- А пустомеля и болтун - это кого она имела в виду? Разве есть среди нас такие? - И он исподлобья хитрыми глазами уставился в лицо Жуману.

Рыжебородый, кареглазый Жуман, не почувствовав подвоха, отвечал ему:

- Ты что? Думаешь, наверное, что болтуном и пустомелей она называла меня...

И снова все окружающие громко расхохотались.

Общий разговор на этом закончился, все засобирались уходить, начали подниматься. В оставшемся около Абая кружке продолжали говорить про ушедшего Жумана. Вспомнили, как прошлой осенью при одном разговоре возник вопрос, какое будет расстояние между становьями Жидебай и Мусакул. И тут немедленно встрял Жуман, взял да и брякнул: «Я могу сказать точно. Сам считал в прошлом году, когда возвращался домой с айта. Между Жидебаем и Мусаку-лом можно проехать на коне и произнести «Ля иллаха иллалла» ровно тысячу двести тридцать семь раз».

Большой аул провел беспокойную ночь в сборах и приготовлениях. А на рассвете, с первыми лучами солнца, отправился еще один большой караван - с серыми рабочими юртами и кухонными балаганами, которые должны быть установлены рядом с варочными печами. С этим караваном и отправились все джигиты и женщины, приданные к выездной кухне на ас: мясовары-котловщики, дровосеки, водовозы.

В огромную повозку запрягли трех лошадей, и на ней ранним утром выехали в сторону Казбалы женщины, сопровождающие Улжан: ее неизменная товарка Сары-апа, Айгыз, расторопная тетушка Калика и другие.

Особая, нелегкая забота - отбор скота для забоя в Казбале, была возложена на Изгутты, Абай остался ему помогать, вместе с ним еще несколько джигитов. Повелев к утру раннему пригнать к аулу табун отгульных кобылиц, Абай, Изгутты и Кудайберды, не слезая с коней, осмотрели табун и отобрали самых упитанных десять кобыл.

Это все были животные из разных косяков, водимых почти дикими жеребцами, не знавшие ни узды, ни аркана. Их надо было еще суметь и отловить, чем немедленно занялись табунщики, взяв в руки длинные палки-куруки с петлей на конце и собранные в кольца арканы.

За теми, что кинулись в бега прямо через аульный поселок, с бешеным лаем и ревом бросились сторожевые псы, и вся окрестность Ботакана вскоре наполнилась неимоверным собачьим гвалтом Когда ловцы-джигиты выбились из сил, запарили под собой жеребцов, то оказалось, что поймано всего семь кобыл из десяти намеченных. Три из них носились вдали, с обрывками арканов на шее, и не подпускали близко к себе, одна рыжая, две саврасой масти полудикие кобылицы.

За ними помчался объездчик Масакбай, с угрожающим криком, размахивая над головой соилом - и смог напугать животных, которые в стремительном бегстве скрылись от него в огромном проносящемся мимо аула косяке Тут и набежали со всех сторон на лошадей люди, пешие и конные, закружили табун на месте, добрались до беглянок и поймали за концы арканов, волочившиеся за ними по земле. Бешеные рывки обезумевших от страха кобыл были напрасными, их душили арканами, валили на землю, на них были надеты уздечки Связав попарно, молодых дикарок погнали на убой в сторону Казбалы.

А уже на полдороге туда находилось стадо жирных баранов о двадцати голов После того как были завершены все дела по перегону жертвенных животных, Абай с Изгутты на своих иноходцах полетели к месту проведения аса

В долине Казбала, недалеко от траурного аула, уже установлены накануне присланные юрты. Были приведены в порядок и расставлены все внутреннее убранство и утварь в гостевых юртах. Принимающие джигиты стояли около входа, в юрте по обе стороны от двери, были установлены большие кожаные саба с кумысом. Время от времени их раскачивали, взбивали, разбалтывая кумыс

По прибытии на место Улжан немедленно принялась за свою непомерную работу. Велела вырыть ямы для земляных варочных печей, поближе к речке Казбала Отдала повеление на убой скота, и двадцать умелых джигитов немедленно приступили к делу, без всякой проволочки зарезали десять пригнанных кобылиц и приступили к разделыванию туш. Улжан другую группу джигитов послала на убой баранов, причем велела десять туш из двадцати хорошенько закоптить, разведя огонь в очагах на берегу реки, подальше от аула Всем этим Улжан хотела воздать большие почести памяти Божея, - как никто из гостей аса. Однако и это оказалось не все, на что способна была Улжан, - она распорядилась потом подкопченную, треснувшую по жиру, кожу опаленных баранов смешать для бесбармака с жирным мясом молодых кобылиц и нежным мясом молодых барашков. Такое кушанье било наповал всех гостей в юртах Абая, и они воздавали хвалу и славу очагу почтенной Улжан. Были доставлены на ас и два больших деревянных ларя с вяленным конским мясом, которое предназначалось для особых гостей - семиречинских нагаши Божея. Здесь был почти весь зимний запас ее дома, но она отдала его на стол тризны, чтобы он отличался от всех остальных столов своим разнообразием.

В конце всех усилий Абая и его родни поминальные юрты, поставленные ими, отличались как нарядным праздничным видом снаружи, так и радующим глаз богатым убранством внутри. Это были мигом выросшие на глазах у людей великолепные бело-войлочные дома, достойные принять самых высоких, именитых гостей.

Подъехавшие Суюндик и Байдалы долго любовались белым карточным городком Абая, затем осмотрели очаги-мясоварни и хозяйственные юрты Сойдя с лошадей, подошли к Улжан и отдали ей самый почтительный салем. Особенно не проявляясь в излияниях чувств, оба в душе были очень довольны всем, что они увидели. Когда почтенные баи хотели уезжать, Улжан отозвала в сторону Байдалы и сказала ему наедине:

-Хорошо, конечно, приветливо встретить и вкусно накормить гостей, но это ведь еще не все. Назавтра назначены скачки с призами -большая байга и состязание борцов-палванов. Так вот, я узнала, что призы будут хорошие. Оказывается, вы назначили девять призов, из которых самым главным будет верблюд. Это изрядно! И никто из родственников не может оставаться в стороне, никому скупиться не должно. Мой сын тоже хочет принять участие в этом деле. По его совету, вот что я привезла, - с этими словами она вынула из кармана увесистый сверток, завернутый в шелковый платок, и протянула Байдалы. - Пусть одним из главных призов будет это, - добавила она.

В свертке находился большой серебряный слиток - «тайтуяк», величиной с копыто жеребенка.

Когда весь жертвенный скот был забит, мясо доставлено в кухонные юрты и разделано, во второй половине дня начали прибывать первые гости. Уже давно Байдалы, Суюндик, Изгутты и другие аксакалы стояли на вершине холма, вокруг которого у подножия располагались многочисленные юрты гостевого поселка. И вот часа в три пополудни со всех сторон одновременно повалили конные группы, по двадцать-тридцать всадников Ехали неторопливым шагом, приближались медленно, без шума. За одной волной верховых следовала другая. Навстречу каждой группе скакал встречающий, приветствовал людей и спрашивал учтиво, по уставу, откуда и зачем прибыли гости После этого он уводил их на холм, где стояли аксакалы, и там самые знатные из гостей отдавали верительный салем хозяевам. Пожелав благополучного проведения торжеств, приезжие следовали к предназначенным для них гостевым юртам.

Каждый принимающий знал точно, из какого рода будут гости в подготовленных им домах. Тридцать-сорок джигитов сосредоточились вокруг Абая, у его гостевых юрт. Он ждал гостей со стороны Жетысу, Семиречья.

Количество гостей, прибывающих сразу сотнями, к закату солнца достигло тысячи и больше. Уже многие дома, поставленные родами Жигитек, Котибак, Бокенши, встретили своих гостей и разместили их и продолжали встречать.

Гости Абая появились только с наступлением вечерних сумерек.

Брат матери Божея, его нагаши, был красивый, представительный белобородый старик. Поднявшись со своим сопровождением на холм, этот аксакал повел себя не так, как остальные Он слез с коня и обошел всех принимающих, здороваясь с ними в обнимку. Прибывшее с ним окружение выглядело внушительно. Его сопровождали представители родов Найман, Жалайыр, Матай, Сыбан, приехавшие из Семиречья. Человек пятьдесят-шестьдесят окружало белобородого нагаши Божея, все в лохматых шапках найманов.

Показать место их размещения взялись сами аксакалы Суюндик и Изгутты, и уже в глубоких сумерках повели за собой весь семире-ченский аул гостей. Когда они приблизились, Абай и его джигиты радушно поприветствовали их, помогли спешиться и переняли у них поводья. Суюндик представил седобородому нагаши Божея молодого Абая, назвав его сыном Кунанбая

Абай почтительно протянул обе руки старику со словами: «Добро пожаловать, аксакал!» Изгутты и Суюндик пошли впереди, указывая гостям отведенные им юрты.

Еще в приближение к ним, родные Божея заметили, что юрты выделяются из всех других приуготовленных гостевых домов своей белизной и большими размерами. Не слезая с лошадей, гости друг перед другом вслух выражали свое одобрение. Расположившиеся в соседних группах юрт гости из других родов спрашивали, для кого предназначены эти особенно внушительные гостиные дома, кто их поставил? Им отвечали, что юрты поставил сын Кунанбая, а принимать он будет там родственников матери покойного Божея.

Старого нагаши Божея и других почтенных гостей Абай провел в самую богатую по убранству среднюю юрту в своем гостевом поселке. Остальных, постепенно подъезжающих гостей, радушно встречали его джигиты и размещали по другим юртам.

На предстоящие скачки нагаши Божея, из племени Найман, привели вороного скакуна и двух светло-серых жеребцов. Гривы и хвосты у них были тщательно заплетены, в седлах красовались нарядные мальчики-наездники с совиными перьями на шапках. Эти кони шли отдельно от других.

Все многочисленные гости годовой тризны Божея, прибывающие из дальних краев и от соседних аулов, приезжали на своих лучших конях, приведя их в наилучший вид, в начищенной до блеска праздничной сбруе. Было на что посмотреть, когда, молодцевато гарцуя, джигиты подъезжали к траурному аулу на Казбала.

Конные группы гостей прибывали беспрерывно. Ко времени отхода ко сну в огромном лагере гостей было несколько тысяч. В шести юртах Абая из десяти было полно народу. Пока были налицо посланцы всех крупных родов Семиречья. Теперь, с наступлением глубоких сумерек, трудно было различить по одежде и шапкам разноплеменных представителей родов, въезжающих в Казбала. Можно было лишь различить, что одни были на вороных конях, другие на более светлых - серых, саврасых И при отсвете еще не совсем угасшего закатного неба во всей этой шевелящейся массе конников сверкали яркими блестками серебряные украшения на конских сбруях. И по всей округе ранее расседланные и стреноженные лошади издавали призывное ржание, почуяв явление новых незнакомцев.

Наконец, прибывающих в юрты Абая гостей значительно уменьшилось. Он решил, что остальные прибудут завтра поутру, и приказал своим помощникам обносить гостей вечерним кумысом. Но в это время подошел к нему Ербол и сообщил: «Приехала целая куча народу!»

Абай торопливо вышел на улицу, созвал своих джигитов и они приветливо встретили новых гостей.