Страница - 7

Суюндик хотел выгородить себя перед Кунанбаем и, повернувшись к своим джигитам, набросился на них с упреками:

- Я же вам говорил, не поднимать шуму, не лезть на рожон! Ну-ка, сейчас же замолкните!

Его послушались, стихли.

- Бокенши! Борсак! Не подумайте, что у вас забирают зимовья и бросают на произвол судьбы. Я забираю их не даром, вы получите земли взамен. Отдаю вам тут же, в отрогах Чингиза, урочища возле гор Талшокы и у подножья Караула. Поверните ваши аулы и направляйтесь туда. Я вам все сказал

В это время с двух противоположных сторон, с запада и с востока, появились верховые. С запада прибыли двое, один из них был старший сын Суюндика джигит Асылбек.

- Наше зимовье заняли Жакип и Жортар, братья мырзы. Что делать? - спросил он у отца

С востока приехавший джигит был из аула Сугира егс сосед Ка-бас

- На наших зимовках хозяйничают дяди мырзы Ырсай, Мырзатай и Уркер. Кочевье стоит, не знаем, что делать - развязывать вьюки, нет?

С разных сторон стали подъезжать сразу по четыре-пять человек, все старшины аулов, у которых отняли зимовья. Люди были в отчаянии, озлоблены, возмущены. Казалось, гонцы собрали и привезли с собой весь гнев и все проклятья сородичей

Толпа бокенши между тем становилась все больше. Но Кунанбай оставался непоколебимым, как скала. Суюндик, наконец-то, проникся всей безысходностью народа, которого был вождем. И сам он был унижен, уничтожен, растоптан Кунанбаем.

- Что я могу поделать? Вы же видите! - в отчаянии крикнул он. -Если бы только это были враги... Но ведь свои же...

Жетпис не дал ему договорить

- Нет больше справедливости! - вскричал он.

Толпа отозвалась.

- Некому вступиться за нас'

- Лучше бы выгнали совсем, чем так унижать нас!

И тут из-за бугра, примыкавшего к утесу, выехали одна за другой две ватаги верховых. В первой, числом около десяти, были атками-неры аулов Котибак, во главе со старшиной рода Байсалом. Они степенно подъехали к Кунанбаю и почтительно приветствовали его.

- Со счастливым новосельем, мырза!

- Удачи на долгие годы!

- Новый очаг - новое счастье! Поздравляем'

Поднялся невнятный галдеж приветствий, когда подъехала следующая ватага всадников, человек пять-шесть. Во главе был старик Кулыншак, самый уважаемый и состоятельный человек рода Торгай, старшина. С ним прибыли пятеро его сыновей, которых в народе называли «бескаска» - «пятеро удальцов». Это были отважные воины, отчаянные головы, настоящие батыры. Подъехав к Кунанбаю вплотную, Кулыншак обратился к нему самым торжественным образом:

-Ассалаумагалейкум, свет мой Кунанбай! Прими от меня поздравление. С новосельем тебя!

Эти поздравления открыли глаза вождям Бокенши и Борсак. Свое черное дело Кунанбай совершил не без поддержки других родов. Значит, с ним в сговоре были и Торгай, и Топай, и Котибак.

А ведь Суюндик крепко надеялся на Котибак и его старшину Байсала, по крайней мере, считал, что тот в стороне от подлых козней Кунанбая. Неужели они сговорились тайно? Приехавшие поздравить Кунанбая аткаминеры явились не только с поздравлениями, они открыто выставляли напоказ свою приверженность Кунанбаю и поддержку ему. Так захотел мырза, он все подстроил заранее.

Обо всем этом догадался не один Суюндик. Старик Жексен понял, наконец, всю непоправимость случившейся беды.

- Апырай' Надо же! У меня было мое родное гнездо! Земля моих предков! Здесь их мазары! И еще в прошлую весну вон у того камня пролилась кровь славного арыса, настоящего азамата, доблестного мужа! Земля моя, кровью родичей омытая! - так кричал Жексен

Эти слова были неожиданными для всех, в особенности в устах Жексена, который с особым усердием побивал камнями Кодара.

Суюндик неодобрительно пробормотал-

- Вот что горе делает с человеком Он потерял разум... К чему вспоминать это?

И для Кунанбая упоминание о Кодаре здесь, в эту минуту, явилось полной неожиданностью. Но тотчас же сообразил, что и это упоминание о казни можно повернуть в свою пользу. Грозно вперившим единственным глазом в Жексена, он рявкнул:

- Что ты сказал? Ты, наверное, выжил из ума от старости! Какой еще «доблестный муж»? Если такой человеку вас считается доблестным, то кто же такие все остальные бокенши? Кодар не арыс, не азамат, а самый настоящий гнусный негодяй, от которого отвернулись аруахи, духи предков. Его отвергли все Тобыкты! Потому я и отдал эти зимовья другим, чтобы не осталось здесь и духа этого святотатца, чтобы стерлись его следы на этой земле, чтобы вытравить из памяти людей всякое воспоминание о нем! И перестань нести тут всякий вздор, старик!

Эти слова Кунанбая пришлись для бокенши словно пощечина, словно камень, брошенный в лицо. Сам того не желая, Кунанбай раскрыл потаенную страшную подоплеку, из-за чего был убит Кодар: целью этого убийства был захват его зимовья.

И тут даже Суюндик не выдержал.

- Астапыралла! О Боже! Что я слышу! Мой родной, мудрый Божей' Как ты был прав, когда говорил: «Не на Кодара накинули вы арканную петлю, а на самих себя». О безвинный мужественный арыстан, лев отважный, так вот почему ты был убит! Чужая корысть убила тебя, о мой Кодар!

Горячий ком перекрыл его горло, он обхватил руками шею своего скакуна и заплакал, уткнувшись лицом в гриву коня.

И старик Жексен вдруг взвыл:

- Оу! Позор на лице моем! Проклятие на мою голову! Пес я шелудивый! Что я наделал! О, родной мой! О, бауырым Кодар!

И он с места послал в бешеный галоп лошадь, поскакал к зимнику Кодара.

Выкрик был искрой, упавшей в сухую траву. Этого оказалось достаточным, чтобы вся толпа бокенши-борсак с жалобными воплями: «Ойбай! Родной мой» в грохоте копыт понеслась влед за Жексеном. Суюндик оказался с ними. Кунанбай и Байсал, и окружавшие их конники остались на бугре. Кунанбай пожалел про себя: «Не нужно было говорить про Кодара», но об этом и виду не подал перед Байсалом. Ага-султан молча смотрел вслед скачущим, прищурив свой единственный глаз, раздумывая, чем был вызван такой бешеный взрыв возмущения у бокенши.

-Ты понял теперь, кто их главный подстрекатель? Стоило задеть за живое - так сразу и вылезло то, что таили они в душе. Божей их подстрекатель! Все идет от Божея. Он один виноват. Он хочет поставить на меня кровавый капкан среди родичей Тобыкты! «Единство, единство», повторяешь ты все время. А теперь видел сам, что это за единство? - обратился он к Байсалу, уставив на него свой хмурый глаз.

Но, помолчав, добавил:

- Аллах справедлив... Все будет так, как Он повелит. Я вынесу все. - И с видимостью проявления самого большого доверия, закончил: - Ты, дорогой Байсал, передай Суюндику, Сугиру и Жексену, чтобы они зря не мутили народ. Пусть всех успокоят. Какие бы места для Бокенши ни отвел я на Чингизе, сами они в обиде не будут. Для них троих сделаю все хорошо, так и передай им. Пусть верят моему слову.

В стороне, среди верховых, которых ранее Кунанбай отсылал к табунам, находился и Майбасар. Когда бокенши с громкими рыданиями проскакали мимо, он со злой усмешкой высказался:

- Уай, люди! Говорится, что хромая овца и ночью блеет. А выходит, что не только хромая овца, а род бокенши под вечер блеет. Где это видано, где слыхано, чтобы поздней осенью оплакивали человека, которого похоронили ранней весной?

Тогда, весной, к останкам убитого Кодара и Камки никто не приблизился, все торопливо разъехались после убийства. Лишь чабаны Жампеис и Айтимбет бога ради прибрали тела казненных. Жексен в тот день, вернувшись домой, устроил полный разгон всем и вся, побил женщин, детей, чтобы они и на шаг не приближались к трупам. Но Жампеис и Айтимбет вместе с такими же пастухами овец, как они сами, отнесли тела Кодара и Камки к могиле Кутжана и похоронили по обе стороны от него, следуя всем правилам похоронного обряда.

Теперь же, осенью, мужчины рода Бокенши, прибыв к семейному мазару, с рыданиями пали на могилы, обнимая их руками. До того, как люди Суюндика прискакали вместе с ним, у могил сидели на земле четыре человека. Это были Айтимбет, Жампеис и еще двое старых чабанов.

Все лето они не могли побывать на могилах, и только теперь, прибыв вместе с кочевьями, пришли сюда, чтобы помянуть несчастных мучеников, почитать из Корана.

Увидев набежавшую шумную орду плакальщиков, старики были удивлены и озадачены. И что среди них оказался сам бай Суюндик, для чабанов было особенно непонятно. Но больше всего стариков удивило то, что рыдали и голосили на могилах Жексен и Жетпис. Они оба, по очереди переползая от одного холмика к другому, распластывались на них с широко разведенными руками.

- Прости нас, светлый арыс наш! - голосили они. - Славный арыс, прости! Агаке дорогой наш, прости! - вопили и рыдали они. И было похоже, что из глаз их струятся горячие слезы искреннего раскаяния.

Но сердце старого Жампеиса не смягчилось и не дрогнуло перед их лицемерием. После смерти Кодара и Камки он вновь оказался без крова над головой и сильно сдал, усох и сгорбился. Он решительно, с резкой нестариковской силой толкнул в грудь Жексена, когда тот, рыдая, хотел упасть и обнять могилу Камки.

-Чтоб глаза твои вытекли вместе с твоими слезами! Чтобы у всех вас повылазили глаза, нечестивцы поганые.

Совсем недолгое время спустя возле могил собралась большая толпа людей из пришлых кочевий. Были среди толпы не только мужчины, но и женщины, молодые и старые. И все вместе они огласили пустынную местность скорбным плачем, воплями и стенаниями.

4

Бокенши и Борсак откочевали назад с Чингиза, но на новые зимовки, которые определил для них Кунанбай, не пошли. Поставив временные балаганы, жалкие лачуги, осели на летних стоянках Кы-зылшокы. Кыдыр, Колькайнар.

К этому времени аулы других родов перебрались на свои исконные зимовки и запалили домашние очаги. Была пора всеобщих хлопот по подвозу сена от стогов к стойбищу, по очистке скотных дворов от многослойного навоза, по заготовке кизяка, сушке, укладке в кучи, по заделке худых мест в скотных загонах, по обмазке облупившихся стенок в зимнем доме, по налаживанию печек и чистке труб. Праздные, свободные от всего этого, бокенши и борсаки в считанные дни пали духом и превратились в бездомных беженцев.

Кунанбай послал Жорга-Жумабая к Суюндику и Сугиру, чтобы передать им: пусть лично они быстрее занимают любые стоянки на Карауле, Балпан и Талшокы. Впридачу берут весь Шалкар, прилегающий к летним пастбищам. Если аткаминеры возьмут по зимовью на Чингизе, займут урочища Караул и Балпан, если перейдут в их собственность берега двух речек, повода для сожаления у них не будет. Только пусть скорее занимают свои места и ни в коем случае не тянут других за собою.

После того как Суюндик и Сугир поняли, стало быть, что они-то ничего не проигрывают, баи стали готовиться к переезду. Никому ничего из Бокенши не сказав, три дома Суюндика, Сугира, Жексена начали готовиться к перекочевке. Спозаранку подогнали верблюдов, приготовили волосяные канаты для вьюков и стали разбирать свои временные шалаши. Но в то время, когда они поддались соблазну и собирались потихоньку бросить других и уйти, из остальных аулов Бокенши и Борсак собрались вместе человек тридцать и сели на коней. Эта разновозрастная ватага джигитов была из бедноты, повел ее богатырского телосложения громадный человек среднего возраста, по имени Даркембай.

Они нагрянули в аул Жексена, располагавшийся на окраине стойбища Кызылшокы, потребовали немедленно предстать перед ними Жексена и Жетписа. Даркембай свирепо выкатил на них глаза и закричал:

- Бросаете людей, собираетесь смыться куда-то, спасая свои шкуры? Не выйдет у вас! Кочевки не будет! Чего суждено всем нам хлебнуть-хлебнете и вы. Шалашики свои лучше не разбирайте Одних вас отсюда не выпустим

Жексен не посмел противиться. Заходя издали, начал было вилять:

-А вы, родные мои, наверное, узнали что-нибудь новенькое?

На что Даркембай со сдержанной яростью ответил:

-Довольно! Лучше будет, если вы оба немедленно сядете на коней и вместе с нами поедете к Суюндику Там и обсудим все.

Пришлось братьям, Жексену и Жетпису, ехать с разгневанными жатаками.

Суюндику долго объяснять не пришлось-Даркембай и его заставил отменить кочевку. Старшина лишь спросил хмуровато:

-Хотя бы скажите мне, на что вы сами-то надеетесь? Наступают холода, зима грозится своей саблей. Неужели вы хотите заморозить стариков и старух? Заставить дрожать от холода наших малышей? Чего мы добьемся, сидя здесь?

Тотчас же Даркембай ответил:

- Суюндик, Жексен, Сугир! Вы наши старшины, едем к Божею. Не уходите в сторону от людей, не бросайте народ Что делать - обсудим вместе с родичами, с Божеем Скажем им: «Не дождетесь и вы добра от Кунанбаевских прихвостней, если бросите в беде своих». А коли и у жигитеков не найдем поддержки, будем думать, что делать дальше.

К полудню доскакали до Божея, который благополучно зимовал на Чингизе, занимая прекрасные пастбища Земли эти были наследственные, он получил их от своего предка Кенгирбая.

Увидев перед собой старейшин Бокенши и Борсак, Божей послал за своими родовыми старшинами из Жигитек, Байдалы и Тусипом. Он пожелал, чтобы при обсуждении такого важного дела присутствовали все главы родов Жигитек.

Суюндик и здесь не стал разговорчивее, его уклончивые слова были осторожны и сдержанны.

- Вот они пришли к тебе, - обратился он к Божею. - Поговори с ними. Может, чего посоветуешь, выход какой-нибудь подскажешь...

Божей остро, внимательно посмотрел на Суюндика: что у него таится на дне души? «Может быть, просто трусит, как всегда? - подумал Божей. - Слаб духом, боится Кунанбая».

Но если вожак народа робок- сам народ-то распален гневом! Даркембай с неистовой силой возмущения страстно высказался за всех:

- Божеке! Довольно нам ползать перед Кунанбаем. Тварь трусливую, ползучую и собаки кусают, и птицы клюют. Не надо больше нас учить, как верблюдов, которым командуют «шок-шок», чтобы они легли или встали. Дай нам такой совет, чтобы народ наконец-то мог поднять голову.

Столь решительный ход разговора был по душе Байдалы. Он уважал прямоту и смелость в людях, сам был такой же. Вся сила духа и недюжиная хватка рода Жигитек воплотились в нем.

- Оу, Суюндик, - сказал весело Байдалы, - да ты спрашивал бы совета не у нас, а у Даркембая! Он бедняк, но слово истинного мужчины свойственно ему!

Прежде чем прибегнуть к вооруженной борьбе, Божей советовал сначала попробовать действовать именем закона и разбираться по обычаям старины. Он постарается, даст Бог, раскрыть всему народу глаза на бесчинства и козни Кунанбая. Но вначале он хочет предупредить бокенши.

- Бобен! Борсак! Вы мои братья. Если вас обидели, значит, обидели и меня. Мое благополучие не должно разделяться от вашего благополучия. Была бы воля Кунанбая, он, конечно, не дал бы нам жить в мире и согласии, в добрых родственных отношениях. И теперь, вам предлагают занять Талшокы, Караул и Балпан. Понимаете ли вы, чем это пахнет?

Божей обвел внимательным взглядом сидящих, немного помолчал. Затем продолжил:

- Он хочет сомкнуть земли жигитеков и бокенши. Если два рода, пусть даже самых близких и дружественных, имеют общую границу владений, приходит конец согласию и добрососедским отношениям. Он надеется, что мы, живя рядом, будем ссориться из-за каждого клочка земли, из-за пяти-шести стожков сена, из-за глотка воды. Хочет забить клин между нами, посеять раздор, который будет длиться поколениями. Но не бывать этому! Наше родство незыблемо. Если вам придется все-таки поселиться на Талшокы и в предгорий Караула, я поделюсь с вами всем, что имею, и ничего не потребую взамен. Но прежде всего нам вместе надо потягаться с ним. И кто же, как не мы, должны выступить за вас посредниками? Ведь жигитеки в родстве и с вами, и с иргизбаями. - Божей говорил это, испытующе посматривая на Тусипа. - Жигитек будет с него спрашивать. Мы скажем, что Жигитек считает последние его решения неправильными, а поступки несправедливыми. И посмотрим, что Кунанбай ответит на это. Все остальное будем решать после его ответа, - закончил он.

Одобрительные голоса, согласное покачивание тымаков на головах старшин.

- Ну, тогда скорей садись на коня, Тусип. Передай наше мнение Кунанбаю и сегодня же вернись с ответом, - заключил Божей.

Решительный, горячий Байдалы также напутствовал Тусипа:

-Только все ему выскажи! Говори без недомолвок, ничего не утаивай за душой. Хватит нам труса праздновать перед ним. Иди хоть на разрыв, кровь из носу, но выскажи ему все так, как мы тебе поручили. Всю обиду наших людей выплесни на него!

Сам полный гнева и решимости, Байдалы старался подбодрить и воодушевить Тусипа.

Решив строго придерживаться этих наказов, Тусип в тот же день к вечеру был у Кунанбая в его ауле. Он находился в Карашокы, в зимовье своей старшей жены Кунке. Тусип прибыл туда к закату солнца. Кунанбай вывел его на вершину небольшого холма, там и произошел разговор. Тусип начал издалека, заговорил о необходимости единства и сплоченности народа, затем перешел к сути вопроса.

- Твои решения осуждают не только Бокенши, но и весь Жигитек... - приступил он, но внезапно Кунанбай резко повернулся к нему и прервал его неожиданным гневным выкриком:

- Видно, род Жигитек хочет выступить заступником за обиженных? А не забывается ли, не высоко ли возносится? На самих-то жигитеков жалуются и Уак, и Керей, об этом ты знаешь? Они обижены вами, а за них кто заступится? Обидчики - жигитеки! Вы грабите всех своих соседей! Ваши барымтачи крадут скот, вы не возмещаете кровное имущество по суду! Божея, Байдалы, тебя, Тусип, вас осуждают люди, вы перед всеми виноваты! Оправдайтесь сами, а потом заступайтесь за бокенши! Сначала усмирите своих воров и насильников.

Тусип сразу же вскипел и вышел из себя:

- Прихвостней и клеветников всегда много крутится возле тебя, Кунанбай! - резко возразил он. - Божей и Тусип никогда не были ворами! Может быть, ты собираешься еще что-нибудь придумать, чтобы навлечь беду на весь род Жигитек? А про нас с Божеем тебе все равно нечего сказать, потому что мы чисты и ничем не запятнаны.

- А я говорю: вы вовсе не чисты, и вы запятнаны.

- Если это так, докажи нашу вину вот на этом месте, в священный час заката!

Тусип вскочил с земли, он весь дрожал от возмущения.

- Сядь, сейчас всё скажу, - сурово осадил его Кунанбай. - Пусть Божей перестанет расставлять на меня капканы. Пусть не стреляет из-за чужих спин. А если не одумается, то пусть поскорее выпустит все свои деревянные пули в мою сторону и покрепче держит ответный удар. Отвечать за всех будет он один.

Кунанбай замолчал, тяжело дыша. Потом закончил:

- Завтра я проведу сходку в ваших аулах. Разберу жалобу Керея и Уака об угоне скота, заставлю вас вернуть украденное. Это первое. А второе - отойдите отдел Бокенши. Лучше не вмешивайтесь. Идите своей дорогой. Не вам быть судьями в таких делах, а я не назначал вас судьями и в вашем суде не нуждаюсь. Поостерегитесь! Не накликать бы вам беды на свою голову! А не послушаетесь, буду знать, что вы идете против меня злонамеренно. Теперь ступай и передай мои слова Божею и Байдалы, - властным голосом заключил он.

На этом разговор окончился, они быстро разошлись по разные стороны.

5

На другой день атшабары Майбасара, посыльные Камысбай и Жумагул, прибыли кжигитекам и заехали в богатый аул Уркимбая.

Возле зимника стояло шесть юрт. Собаки с грохочущим лаем кинулись навстречу всадникам, но те отмахнулись плетями. Дети со страхом смотрели из щелей юрты на свирепых с виду чужих джигитов.

В большой серой юрте Уркимбая сидело несколько человек, кро-ма хозяина здесь были Каумен и Караша, близкие родственники Божея. Крошечная растрепанная дочка Уркимбая вбежала в юрту, прижалась к отцу и, замирая от страха, прошептала:

- Атшабар... Атшабар...

ДетИ знали, что появление байских посыльных всегда означает какую-нибудь беду. Когда двое посыльных, один за другим, пригибаясь в дверях, вошли в юрту, девочка спряталась за спиной отца и поверх его плеча во все глаза уставилась на знаки отличия шабарма-нов: кожаные сумки через плечо и большие медные бляхи на груди.

Уркимбай встретил их не очень приветливо.

- С чего вы так расшумелись? - сдержанно спросил он.

- Срочное дело' Важный приказ! Торопимся... - отвечал Камысбай, проходя к тору.

Жумагул остался возле очага, припав на одно колено.

- Что за приказ? Чего вы опять панику наводите? - хмуровато поинтересовался Караша - Или откуда-нибудь наседают?

Атшабара ничто не смутило.

- Приказ такой, ставьте гостевые юрты. В ваших аулах будет проходить сходка. Соберется народ Приедут истцы из Керея и Уака. Будет суд между племенами, воров заставят возвратить скот, - доложил Камысбай.

- Кто приказал? - насторожился Каумен

- Кто будет судить? - спрашивал Караша.

- Кому и кто собирается вернуть скот? Воры обкраденному? Или воры заберут последнюю скотину у невинного? - быстро обернулся Уркимбай к шабарману волостного старшины.

Обычно многолюдная сходка дело хлопотливое и накладное для аулов, где она назначается. Съезжается множество всякого народу, истцов, биев, разного начальства, в течение месяца всех надо кормить, резать скот утром и вечером. Общеизвестно, что правитель назначает съезд в тех аулах, которые у него в немилости.

Камысбаю хорошо известно, что люди Уркимбая не очень-то охотно пойдут на то, чтобы сходка проходила у них. Сунуться к самому ага-султану с возражениями они не решатся, с посыльными однако будут спорить. Атшабары же получили от Майбасара строгий наказ: никаких возражений не принимать.

- Приказ от властителей, от Кунанбая и Майбасара. Не я же его придумывал?-сказал Камысбай и насмешливо посмотрел на Кара-шу. И потом добавил. - Лучше поскорее разберитесь между собою и приступайте к делу. Перевезите из своих аулов сюда юрты и ставьте здесь. Подумайте, сколько и какого скота заколоть. Приказано, что для начала надо выделить пятьдесят баранов, вот и соображайте теперь, от кого и по сколько голов собирать. Это давайте обсудим прямо сейчас.

Каумен понимал, что обсуждать что-нибудь серьезное с посыльными не нужно, и он обратился кУркимбаю и Караше:

-Дело касается не только нас одних: забота свалилась на весь Жигитек. С Божеем посоветоваться не успеем, далеко он, а вот Байдалы живет поблизости Караша, скачи к нему, расскажи все как есть и привези ответ.

- Верно! Так и надо сделать, - поддержал Уркимбай

Атшабары были не против Караша поднялся и вышел из юрты.

Посыльным хозяева подали чай Уркимбай с ними ни в какие разговоры не вступал, но косился на них недобрым взглядом Приказ Майбасара глубоко возмутил его. Если во всем Тобыкты найдется очаг, в котором не положат в казан мясо не то что ворованное, а просто без благословения, так это очаг Уркимбая.

Шабарманы Майбасара прождали недолго.

Снаружи послышался топот копыт, подъехало несколько верховых, слышно было, как они переговаривались, привязывая лошадей. Первым вошел в юрту Караша, а вслед за ним с десяток джигитов, известных в округе Кызылшокы - Колькайнар, как «отпетые», они были связаны с ворами, угоняющими скот.

Жумагулу их появление сразу же не понравилось.

- Эй, чего это вас принесло сюда? - начал было он, но один из вошедших джигитов перебил его:

- Ты слышал, наверное, как это говорят: «Напали на твоего отца враги, не упусти и себе что-нибудь урвать от их добычи»? Мы приехали, чтобы отобрать у жигитеков весь скот и передать вам, дорогие родичи.

- Не весь скот - всего пятьдесят баранов требуется. Но если у тебя есть лишний скот, можешь вернуть его истцам, которые приедут на суд, - резким голосом отвечал Камысбай, начиная выходить из себя. - А сейчас это делать ни к чему, зачем такая спешка?

- Отдать наш скот - не тебе ли, дорогой? - вкрадчивым голосом спрашивал Караша, присаживаясь на корточки возле Камысбая и заглядывая ему в лицо.

-А хоть бы и мне! Не откажусь.

- Нуда. Всем известно, какой ты кровопийца. Народ стонет от тебя. Е, когда перестанешь обижать людей, байский прихвостень'?

-Ты вот что, ты отвяжись от меня. Скажи лучше, какой ответ был от Байдалы?

- Какой ответ? А вот какой ответ! - И Караша, вскочив на ноги, хлестнул Камысбая по голове толстой камчой с зашитой в нее свинчаткой, с рукоятью из крепкой джиды.

Атшабар не успел даже подняться, как Уркимбай крикнул джигитам, находившимся в юрте:

- Бейте собак! Обоих бейте!

Жумагул и Камысбай заметались, пытаясь уйти от плетей, злобно крича, кроя джигитов грязным матом. Но «отпетые» смяли посыльных, повалили на пол и придавили коленями.

- Вот вам ответ от Байдалы! Получайте! - крикнул Караша. - Велел избить до полусмерти и вернуть вас, умытых кровью, Майбасару. - Он уселся на голову распластанного на полу Камысбая и принялся стегать его по спине, по заднице.

Уркимбай и несколько остальных джигитов расправлялись тем временм со вторым посыльным, Жумагулом

Обоих шабарманов Майбасара, жестоко избитых, еле живых, с позором отправили восвояси. Те, кое-как забравшись на коней, добрались до Карашокы и заявились к Кунанбаю, не смыв крови с лица.

В это время в юрте Кунанбая находилось много людей: Байсал и Майбасар, а также двое сыновей богатого старика Кулыншака, высокие и здоровенные Наданбай и Манас, и другие джигиты из рода Иргизбай Жуман, Толепберды. Юрта была полна народу.

Потемневший от гнева Кунанбай, выслушав посыльных, долго молчал. Потом обратился к Байсалу, указывая рукой на лица избитых:

- Ты видишь? Как мне хранить родственные отношения с теми, кто так поступает? Плеть Божея ударила не только по ним, она стегнула по мне! - рявкнул он. - Джигиты, скачите! Свяжите и доставьте мне этого Уркимбая! Тащите прямо из его дома, где устроил порку моим людям!

Человек десять выбежали из юрты, вскочили на коней и помчались в ночь. Среди них были и двое знаменитых силой и безрассудством сыновей Кулыншака.

В темноте они влетели в аул Уркимбая, избили всех мужчин подряд, а его самого выволокли из юрты. Уркимбай пытался сопротивляться, но, увидев, что его могут попросту изувечить, покорился. Смертельно побледнев от ярости и ненависти, стиснув зубы, он приготовился выдержать все унижения. Ему скрутили руки и посадили на рослого игреневого жеребца, впереди Толепберды. Буйная ватага налетчиков с шумом, с гиканьем, в грохоте копыт сразу исчезла в темноте, направляясь в сторону Карашокы.

В глубоких предночных сумерках спустились они ниже зимовья Уркимбая, выбрались к реке и поскакали вдоль берега. Вскоре выехали на дорогу и свернули по ней на Карашокы Впереди зачернел знакомый осиновый колок. Вдруг оттуда выскочила конная засада -множество всадников с соплами в руках.

-Окружай их! Не выпускай!

-Сшибай с коней

-Налетай!

- Бей их, собак!

- Бей насмерть!

Нападавших было человек тридцать-сорок. Под ними были лошади, все как на подбор светло-сивой масти В руках боевое оружие: шокпары и соилы, короткие и длинные дубины. Узрев засаду, Кунан-баевские люди не испугались. С их стороны тоже раздались воинственные крики:

-Эй! Вижу врага!

- Омай! Сразимся с врагом!

- Нападай, не трусь!

У них тоже было привычное для них оружие степняков: шокпары и соилы Длинные белые палки замелькали в темноте, с треском скрещиваясь в воздухе над головами столкнувшихся и перемешавшихся всадников.

Засаду привел Караша. Еще днем Байдалы настраивал его: «Следи за врагами! Ты решился на смелый шаг, теперь гляди в оба!» И Караша целый день не покидал седла, сидя верхом на коне, с горы вел наблюдение за дорогой. И уже в густые сумерки заметил ватагу конных, быстро скакавших к аулу Уркимбая. Быстро сообразив, что это могло значить, Караша помчался в свой аул и собрал человек пять джигитов. На обратном пути к ним присоединились люди Каумена. Захватить врагов в ауле Уркимбая они не успели бы, поэтому решено было устроить засаду при их возвращении назад.