Страница - 15

4. Умственное и физическое воспитание

Происходящая сегодня перестройка содержания образования преследует цель создать условия для достижения личностью высокого уровня интеллектуального, нравственного, эстетического и физического развития. Именно это сможет повысить интеллектуальный потенциал государства, усилит влияние гуманистических идей и престиж духовных ценностей. В содержании образования важно отразить традиции и социально-культурные ценности народа. Изучение истории, литературы, родного языка, занятия различными видами искусства должны помочь молодому поколению глубоко проникнуть в духовный мир своего народа, понять истоки культуры, истории, образа жизни, стать продолжателем прогрессивных национальных традиций.

Умственное воспитание новых поколений всегда было предметом первой заботы народа. Народ, хотя и был лишен в прошлом знаний, но в глубине сознания народных масс всегда таилось огромное стремление к образованию и науке. «Знание — светоч ума», «Без знаний работы не добыть, без работы сытому не быть», — наставляют молодежь народные афоризмы.

Парод всегда имел определенное представление о том, что знание — орудие мышления, результат целенаправленного усвоения фактов, понятий и законов науки, в которых отражены закономерности развития природы и общества. «Ни один сосуд не вмещает больше своего объема, кроме сосуда знаний, он постоянно расширяется», — гласит народный афоризм. Народ гиперболизирует: «Десять миллионов видов знаний нужны для того, чтобы добывать еду», этим подчеркивается значение многочисленных отраслей знаний в материальной и духовной жизни общества. Именно о высокой оценке народом значения знаний свидетельствуют такие афоризмы:

 Учение — семена знаний, а знания — семена счастья», «Знания дороже денег, острее сабли, сильнее пушки», «Знания издали вести подают», «Знания — половина ума», «Вселенная освещается солнцем, человек — знаниями», «Знающий победит тысячу — сильный победит одного».

В представлении народа только умный человек может овладеть глубокими знаниями. «Дороже ума богатства нет», «Ум на рынке не купишь», «Ум — одежда, которая никогда не износится, знания — родник, который никогда не исчерпаешь» — такова народная оценка значения знаний. Но особенно по-современному звучит пословица: «Не удивляй одеждой, а удивляй знаниями». Это как бы народный отклик да стремление части молодежи выделиться не знаниями и трудолюбием, а дорогостоящими вещами, купленными на деньги родителей.

Народ выработал свои собственные дидактические принципы обучения и приобретения знаний, которые близки принципам научной педагогики. Связь знаний с жизнью — важнейшее дидактическое требование народа. Абстрактные знания, оторванные от жизни, не имеют практического значения, поэтому таджики справедливо считают: «Знания без применения — это тучи без дождя». Народ отрицательно относится к начетничеству, увлечению лишь книжными знаниями: «У того, кто приобрел знания только по книгам, ошибок больше, чем правильных шагов». Народ осуждает человека, который не хочет отдавать свои знания другим: «Кто не делится своими знаниями — подобен свету в кувшине».

Народ интуитивно пришел к осознанию того, что необходима систематичность в получении знаний и непрерывность образования. Это еще одно дидактическое требование, выработанное столетиями. Эту мысль очень образно характеризует такая пословица: «Учиться — все равно что плыть против течения: остановился на минуту — и тебя отнесло назад».

Наглядность обучения также никогда не упускалась из виду народной педагогикой. «Десять языков не стоят одного глаза, а десять глаз — одной руки, способной ощущать», — говорится в народе. Дидактические элементы прочности знаний содержат и такие афоризмы: «Учение в детстве — что резьба на камне», «Что узнал в юности — высечено на камне», «Бери только один урок, а повторяй его тысячу раз», «Знания требуют повторения», «Виденное воочию — не истина, явственно слышанное — не истина, только тщательно изученное — истина».

Заслуживают внимания народа вопросы сознательного усвоения знаний и вместе с тем отрицательное отношение к механическому заучиванию, к зубрежке. Метко сказано: «Вбитые в голову знания не мудрость». На опыте убеждались народные воспитатели в целесообразности обучения с раннего детства, когда человек особенно восприимчив ко всему новому и полученные им знания остаются вечным достоянием, как «резьба на камне».

Основным источником знаний всегда были книга и чтение. «Нет больше наслаждения, чем читать книги, нет дела важнее, чем учить сына», «Восход солнца природу пробуждает, чтение книги голову просветляет», — говорится в народных афоризмах. О значении книги как друга, советчика человека, как источника знаний говорится и в таких афоризмах: «Прочтешь незнакомую книгу, словно обретешь хорошего друга, перечитаешь книгу, словно встретишь старого знакомого», «Книга — ключ к знанию», «Три дня не будешь читать книг — твоя речь потеряет свою прелесть».

Знание языка народа рассматривает как важное средство расширения познания мира. Узбекский народ отмечает: «Знание языка открывает путь к сердцу». «Знание ста языков, что сто умов», — заключает пословица.

И здесь родной язык выступает важнейшим фактором умственного воспитания детей, как великий народный педагог, В духовном сокровище народа родной язык является самым близким и сокровенным. С первого родного слова матери, впервые услышав собственное имя, ребенок начинает познание мира; из нежных колыбельных песен он впервые узнает родную мелодию и на всю жизнь ее запоминает.

Своими колыбельными песнями матери стремятся не только убаюкивать ребенка, но и выразить сокровенные пожелания малышу: расти здоровым, жизнерадостным, трудолюбивым. В колыбельных песнях они называют своих малюток «наследниками отца», будущими «помощницами матерей», выражают уверенность, что каждый ребенок подрастет и станет «и умен, и хорош, и всю асмлю обскачет, и пешком пройдет». Туркменская мать, например, в колыбельной песне так поет: «Когда подрастет мой Абды-сыночек, будет выращивать абрикосовый сад»; другая мать видит своего малыша работающим на бахче и т. д.

В таджикской колыбельной песне «Алла» выражена материнская мечта видеть своего малыша здоровым, ловким, счастливым:

Баю-баюшки-баю,

О жизни твоей пою,

Расти большим, счастливым,

Ловским, летающим, многознающим.

(Подстрочный пер. М. Сакфуллаевой)

Колыбельные песни народов Средней Азии и Казахстана по духу и интонации были настолько близки и родственны, что под колыбельную песню казахской матери засыпал и узбекский ребенок. В этом факте — своеобразное проявление единства педагогических воззрений этих народов. Народ уверен, что вместе с нежными материнскими словами колыбельной песни ребенок изначально усваивает свой родной язык, а через него — чувства человеческой доброты, нежности, чуткости, восприятие красоты жизни. И если, будучи взрослым, человек проявляет грубость, черствость души, ему говорят: «Наверное, мать тебе не пела колыбельную песню».

Учиться никогда не поздно — такая идея красной нитью проходит через многие народные афоризмы. Киргизы говорят: «Для стрельбы и учения нет старости», «Учение не имеет конца». Учиться могут не только младшие у старших, но и наоборот: Народ советует: «Чем спрашивать старика, пролежавшего век на боку, спрашивай у парня, обошедшего весь свет». Человек не может всё знать, поэтому, «если не знаешь, спроси у знающего»— таков добрый совет народа. Об этом говорят такие афоризмы: «Если не знаешь, спрашивать не обидно», «Если не знаешь сам — знающих слушай», «Не знать — не стыдно, стыдно не спросить», «Не бойся, что не знаешь, бойся, что не учишься» и др.

Знание благородно, когда оно служит народу и прогрессу человечества. В противном случае оно зло. «Знание в руках плохого человека подобно острому мечу в руках пьяного» — такова таджикская пословица.

Прославляя ум, знание, учение, образование, народ крайне отрицательно относится к невежеству. Как метко сказано в пословице: «Мне кажется», сказанное мудрецом, более истинно, чем «Я вас уверяю», сказанное невеждой». Народ с едким сарказмом подвергает уничтожающей критике невежд, людей, которые ничего толком не знают и знать не хотят: «Лучше быть слугой разумного, чем хозяином невежды», «Не жди от невежды ума, от ветреника — стыда», «День ученого ценнее, чем вся жизнь невежды», «Невежественный франт красив только издали». Народ удивительно тонко характеризует облик невежественного человека: «Невежды книги покупают, а ученые читают», «Мудрец говорит находчиво, невежда — злобно», «Невежда стремится к обогащению, а умный — к совершенству», «Слепота лучше невежества», «Невежде что-нибудь объяснить — все равно что заставить верблюда через ров прыгать», «Невежество — хуже темной ночи» и т. д. Народ считает, что «невежда знает «один», но не знает «два», увидел букву «а» и вообразил, что перед ним минарет». Таким образом, невежда «ничего не понимал, а когда половину понял, так и жизнь потерял».

Заслуживает внимания отношение народа к учителю-воспитателю. Народ, защищая честь учителя, без обиняков заявляет: «Ради учителя следует даже кинжал проглотить», «Кровь зальет очи того, кто покосится на своего учителя». Он высоко ценил роль учителя в обучении и воспитании детей: «Свет лампы от масла, знания ученика от учителя». «Способности от рождения — только половина, другая половина — от учителя», — говорится и народе. Обществу всегда импонирует справедливый и требовательный учитель. «Строгость учителя лучше ласки отца», — считает народ. Люди верно представляют себе взаимоотношения учителя и ученика. «Ученика хвалят в глаза, учителя за глаза, а подчиненного после работы», — говорится в афоризме. Народ готов простить учителю возможные ошибки в работе, ибо «самый хороший учитель не без ошибок», но репутация учителя должна быть безупречной, так как дети ему подражают, копируют его манеры, и, как верно подметил народ, «если учитель пьет стоя, то ученики пьют на бегу».

В системе умственного воспитания в народной педагогике определенное место занимают обряды, связанные с земледелием, народные астрономические и фенологические наблюдения.

По данным исследователя этнографии таджиков Н. А. Кислякова, у горных таджиков седой стариной веет от различных поверий и обрядов, связанных с земледелием. Не менее любопытен и местный сельскохозяйственный календарь, которым до сего времени еще кое-где руководствуются старики при исчислении времени начала различных земледельческих работ. Народ создал свой календарь, дал временам года свои названия, которые соответствовали началу месяца по европейскому календарю. Например, весеннее время — «хамаль» соответствовал 19/III, «саур» — 19/IV, «джаузо» — 20/V; летнее время: «саротон» — 21/VI, «асад» — 22/VII, «сум-була» — 22/VIII; осеннее время: «мизон» — 22/IХ, «ак-раб» — 22/Х, «кауз» — 21/ХI; зимнее время: «джой» — 20/ХII, «даль» — 18/I и «хут» — 17/II. Начало месяцев хамаль и мизон, совпадающее соответственно с весенним и осенним равноденствием, имело особое значение: «афтор дар тразу» («Солнце в весах»), что означало «солнце как бы уравновесилось, день стал равен ночи». Начало месяцев саратон и джой, совпадающих с летним и зимним солнцестоянием, называлось соответственно «ханои тобитстуни» («летний дом») и «ханой замистун» («зимний дом»). После окончания чилля — сорокадневных холодов и морозов — народ полагал, что зима теряет свою силу, а «снег не прилипает к земле», следовательно, можно готовиться к весенним сельскохозяйственным работам.

Н. А. Кисляков рассказывает, что, учитывая капризы погоды в горных условиях Таджикистана, народ придумал даже обычай, известный под названием «Барфи». Кратко опишем содержание этой шуточной игры. Осенью, когда в кишлаке выпадает первый снег, кто-либо из жителей тайком пробирался к дому соседа и подбрасывал ему письмо, в котором говорилось, что снег хоть белый, но «лицо его черно» и надо это черное схватить, т. е. не затягивайте уборку до глубокой осени, не дайте зиме застать вас врасплох. Подбросивший письмо— как бы предвестник зимы — пускался бежать со всех ног к себе домой. Если он был пойман, не добежав до своего дома, то его лицо мазали сажей и в таком виде водили по кишлаку, что означало народную победу над злой зимой. В противном же случае получивший письмо устраивал угощение в честь доброго соседа за своевременное предупреждение о приближении зимы и о необходимости поторопиться с завершением сельскохозяйственных работ.

Известный этнограф А. А. Диваев в своих статьях «Исчисление времени по киргизскому стилю с обозначением народных примет», «Небесные планеты по воззрениям киргиз», «Киргизские описания солнца, находящегося на небесах» и других характеризует народные метеорологические знания. Он отмечает, что народное исчисление времени года возникло еще в глубокой древности и имело тесную связь с хозяйственной деятельностью человека.

Любопытны астрономические и фенологические наблюдения, которые приводятся А. А. Диваевым: годовое движение солнца народ определял по специальным знакам, намеченным в определенных местах (внутри жилых домов, у хозяйственных построек). Чаще всего движение солнца отмечалось по приметным местам на горах, по которым также определяли времена года и месяцы каждого сезона. Точками для наблюдений выбирали острые выступы гор, бугорки, деревья, ущелья, речки, находящиеся поблизости. За время движения солнца от одного пункта до другого протекал один месяц какого-либо времени года. Таким путем определялось наступление сроков сельскохозяйственных работ. Так, с начала зимнего сезона солнце двигалось на север, заходило за высоту «Сары камычи», оттуда доходило до приметного места па горе Наурузгах. Население считало, что в это время кончался первый месяц зимы. После этого солнце доходило до вершины горы над селом Гавсанг, что означало конец среднего месяца зимы. От этого места, когда солнце доходило до середины Наурузака и закатывалось к седловину на вершине горы, — кончался последний мест зимы и наступало весеннее равноденствие. И это приходилось на 21—22 марта, совпадая с астрономическими данными. Так народ определял время пахоты и сева.

Народ проводил также своеобразные фенологические наблюдения. Время года и срок сельскохозяйственных работ нередко связывали с прилетом и отлетом птиц или определяли по всходу разных трав. Народ пристально наблюдал сезонные явления в природе. Например, время начала весны определяли прилетом трясогузки (санглодак), считавшейся священной. Об этом свидетельствовало появление маленького черного жучка (говак) и цветение подснежника. Существовало предание, что трясогузка несла яйца, а сказочная птица Симург высиживала и воспитывала птенцов. Поэтому при появлении трясогузки народ говорил: «О трясогузка, трясогузка, как живет Симург за горой Каф?» В разгар пахоты и посева пшеницы прилетал удод, а когда заканчивался сев пшеницы и начинался сев ячменя, прилетала кукушка. Ее прилет являлся сигналом к началу пахоты под поливные посевы. В это же время расцветал дикий миндаль. Когда прилетал дикий голубь (около 15—20 июня), считалось, что наступило лето. Крестьяне заканчивали пахоту и сев, так как хлеба, посеянные позже, не вызревали. В конце лета — начале осени прилетали кобчик и сокол. Это — начало осенних дождей. Наступление осени определялось также прилетом ласточки и совы и перелетом журавлей. Наблюдая ранней весной прилет журавлей, люди замечали: если они пролетают высоко, то год будет урожайным, а если низко, то это признак неурожая. Когда воробьи беспрестанно и беспокойно чирикают, укрываются под. крышами строений — считалось, что это к дождю. Если на западе в небе поднималась черная туча, считали, что будет сильный дождь. Поэтому осенью, во время молотьбы хлебов, при появлении такой тучи крестьяне быстро собирали необмолоченный хлеб на середину тока в кучу, которую покрывали войлоком или травой. Если после сильного дождя и пасмурной погоды на западной стороне неба появлялось красное облако — ожидали хорошей погоды. Весною после сильного дождя, когда появлялась радуга, ее по имени легендарного богатыря-героя «Шахнаме» называли «гулаки Рустам» («лук Рустама») и верили, что скоро наступит ясная погода.

Исчисление времени года и сроков наступления сельскохозяйственных работ народ определял также с учетом особенностей данного года по двенадцатилетнему циклу под названием: мышь (муш), корова (бакир), барс (паланг), заяц (харгуш), кит (наханг), змея (мор), лошадь (асп), овца (гуспанд), обезьяна (маймун), курица (мург), собака (саг, вафорд), свинья (хуг, хубон). При этом предполагалось, что год мыши — должен быть неурожайным, так как мышь — вредитель и вор; год кита считался благополучным, так как кит живет в воде и вызывает обильные осадки. Год лошади — малоурожайный, так как лошадь никогда не бывает сытой, и т. д.

В дооктябрьский период большинство детей трудящихся учились в конфессиональных школах — мектебах. Первоначальные основы светских знаний они получали в семье. В процессе ухода за животными они осваивали некоторые сведения по зоологии: о строении тела и болезнях животных, нормах интенсивного откорма скота и т. д. Дети знали, что корова телится через 9 месяцев, верблюд — через 12, овцы ягнятся через 5 месяцев; они по зубам умели определять возраст лошади.

Элементы химических знаний дети получали при обработке продукции животноводства, получении растительных красителей, стирке белья. Математических — при измерении расстояний, объема и веса урожая, при строительстве жилья и т. д. Эмпирически дети познавали действие законов физики: действие простейших рычагов, блоков, наблюдения за энергией ветра. Астрономические знания накапливались в процессе определения времени и местонахождения по солнцу и звездам, времени весеннего и осеннего равноденствия, зимнего и летнего солнцестояния. Некоторые знания по медицине осваивали во время сбора лекарственных трав, наблюдали, как при лечении ран применяют сало из бараньего курдюка, мазь, приготовленную из смеси сала, воска и медного купороса, как для лечения фурункулов применяют плоды растения из семейства бахчевых, при простуде и ревматизме применяют жидкость из семян, полученных от растения чармала. Не случайно сенатор К. К. Пален, внимательно изучавший все стороны жизни пародов Туркестанского края, отметил, что у этих народов «… имеются свои туземные лечители различных недугов… наследующие искусство лечить из поколения в поколение».

В системе народного воспитания важное значение имели загадки, которые широко применялись. Уже се-ми-восьмилетние дети загадывали и отгадывали загадки о растительности, животном мире родного края, об окружающих предметах быта: «Вращаясь, вращаясь, ханум пополнела» (веретено), «В темной кибитке тигр рычит» (мельница), «Выше дома, меньше яйца, горше перца, слаще молока» (абрикосовое дерево, его плоды в зеленом и зрелом виде), «Молчком лежит, внезапно схватит» (капкан) и т. д.

Нередко загадки были связаны с условиями окружающей жизни. В животноводческих районах, например, детям в младшем возрасте поручали отгадать загадки типа: «В стаде сто овец и коз, сколько ног и ушей?» Если ребенок спросит отца, сколько ему лет, то обычно отец отвечал так: прибавь к своим годам столько-то, тогда узнаешь, сколько мне лет. Простым сложением ребенок узнавал возраст отца. В более старшем возрасте вниманию детей предлагали более сложные задачи. Например: сын мой моложе меня в два раза, а его сын моложе своего отца в четыре раза; если бы мой внук был на один год старше, то я был бы в семь раз старше его. Узнай, сколько лет дедушке, сыну и внуку. И т. д.

Развитию речи детей способствовали скороговорки, цель которых — научить безошибочно и быстро произносить сложные слова. Например, на таджикском языке сложная фраза «Мастер шелковичного дерева (тут) на верхушке свежего шелковичного дерева сто шелковичных деревьев обтесывает» произносится с элементами тавтологии, вследствие чего затрудняется произношение. Тот, кто, произнося скороговорку, ошибается, должен признаться, что он готов «внести штраф» в виде исполнения какого-либо желания своих товарищей. Наряду со скороговорками широко использовались разного рода считалки: «Одно колесо, две коровы, три виноградника, четыре грозди, пять кошек, шесть мальчиков, семь костюмов, восемь корзин, девять преград, десять халатов. Узнай, сколько всего».

Таковы некоторые народные приметы, обычаи и обряды, которые широко использовались с целью умственного воспитания молодого поколения. Приобретенные на наивно-реалистической основе, эти эмпирические знания, естественно, не были строго научны, но они играли определенную роль в обучении и интеллектуальном развитии молодого поколения.

Народ ясно себе представлял, что ум — это не только знание, но и умение применять знание в деле. Из собственных наблюдений человек приходил к убеждению о единстве разума, чувства, сознания. Народ верил, что ум человека складывается из совокупностей его идей, что умный человек своим взглядом охватывает все стороны жизненных явлений, умеет находить путь к сокровенной цели. Опираясь на силу своего разума и опыта, народ выработал свои собственные приемы умственного воспитания молодого поколения, которые по своей мудрости не уступали идеям великих мыслителей.