Страница - 24

Глава двадцать пятая

Через два дня после покушения на Сагатова Басов вернулся из Қастека в Верный. Здесь его ждал секрет­ный пакет ТуркЧҚ, присланный из Ташкента. Басов читал, не отрываясь, жадно глотая строку за строкой.

«...Кастекские события» нельзя рассматривать изоли­рованно, они входят в цепь продолжающихся провокаций иностранной разведки, действующей в Семиречье при помощи правых эсеров, атамана Анненкова и его под­ручных.

Предупреждаем вас, чтобы вы обратили особое вни­мание на события в Кастеке, ибо это не конфликт мест­ного значения. Следует искать нити, ведущие к загранич­ным агентам. По нашим данным, из Кашгарии через гра­ницу переброшено несколько шпионов с целью вызвать восстание в Семиречье, дабы оттянуть войска товарища Фрунзе из-под Бухары. В цитадели Бухары ждут сигнала из Верного, чтобы начать наступление на Ташкент».

Басов несколько раз перечитал письмо, вдумываясь в каждое слово. Вот где открывается завеса!

Председатель Чека не мог усидеть за столом. Он хо­дил по кабинету из угла в угол в большом раздумье, взве­шивая события последних двух дней. Арестованный Сот­ников сбежал, когда его везли в Верный. Проморгали конвоиры, что-то подозрительно! Не нарочно ли? Теперь потеряна ниточка, тянувшаяся к Сугурбаеву. Покушение на Саратова сбивало с толку. Трудно было понять, кому предназначался выстрел — Сахе или ему, Басову. Зем­лемер Фальковский вызывает самые серьезные подозре­ния. Старый эсер, но выдает себя за беспартийного... Держится осторожно, за спиной других, улик на него нет никаких. Бозтай, конечно, простое орудие в руках вра­гов. Бакена он ненавидит за Гульжан, но нет ли тут еще чего-нибудь, кроме ревности? Не Хальфе ли подучил Боз- тая написать заявление? Как распутать этот узел?

В дверь раздался осторожный стук. Вошел секретарь и доложил, что представитель ТуркЦИҚа Кожаков про­сит Басова срочно зайти к нему в обком.

— Хорошо!

И Басов отправился, не теряя времени, зная, что дело касается Қастека.

Кожаков, хмурый, расстроенный, стоял у окна в ка­бинете Сагатова и грыз ногти.

— Ну как, обнаружили террориста? — спросил он, протягивая руку.

— Это какого?

— А того, кто стрелял в Саху.

— Пока нет.

— Это дело рук муллы Хальфе! — сказал Кожаков, глядя в упор на председателя Чека.

— Откуда вам известно?

— Фанатик. Убежденный враг,

— Врагов кругом много.

— Мне он сам сказал.

— Когда? — Басов не смог скрыть своего изумления.

— А когда я был в Айна-Куле. Хальфе говорил, что Сагатов продался русским и в мечети подвергли его про­клятью.

— От проклятия до обреза есть все же расстояние...

— Мулла — убежденный враг. И свои взгляды не скрывает. Спросите любого казаха в Айна-Куле.

На этом беседа их закончилась. Басов, возвращаясь в Чека, задумался. Почему Кожаков не сообщил о Халь­фе раньше? Очевидно, мулла высказал ему свое намере­ние уничтожить Сагатова, а Кожаков не придал его сло­вам значения. А когда Хальфе осуществил свой замысел, Кожаков, как трус и карьерист, решил опередить собы­

тия. Выгодно заявить самому о Хальфе, а не быть упомя­нутым муллою на допросе. Но почему Хальфе открыто высказал свое преступное намерение Кожакову? Что его побудило совершить такой неосторожный шаг?

 На другой день по приказу Басова в Верный привезли арестованного Хальфе. Председатель Чека решил сам допросить муллу.                   .

Без обычного стука открылась дверь. Хальфе вошел в сопровождении следователя и конвоира. Басов окинул муллу изучающим взглядом. Арестованный держался с достоинством, спокойно. Поступь мягкая, кошачья. Сле­дователь остановил его посередине комнаты. Хальфе за­моргал близорукими глазами, стараясь разглядеть лицо председателя Чека. Басов отослал конвоира.

Хальфе выдержал острый, прощупывающий взгляд Басова.

— Садитесь! Вот сюда!

Мулла опустился на стул.

Молча они смотрели друг на друга, словно бойцы перед поединком.

— Мы знаем, что вы были уважаемым человеком в Джетысу. К вашему голосу прислушивались все ка­захи!

Следователь-татарин перевел слова Басова. Хальфе в знак согласия кивнул головой.

— И мы знаем о вашей деятельности: вы ярый враг советской власти.

— Не советской, а русской,— поспешно поправил мулла.

— Почему?

— Разве вам не известно, какие злодеяния соверша­ют русские?

«Крепкие клыки у этого муллы!» — подумал Басов и сказал:

— Ваша ненависть к русским понятна, Хальфе, но по­чему вы подослали человека убить казаха Сагатова?

Хальфе прошептал под нос молитву и ответил:

— Он продался неверным. Аминь!

— Понятно. А кого вы послали убить Сагатова?

Хальфе, повернувшись к следователю, торжественно ответил:

— Убивший изменника веры займет достойное место в раю. Его имя, любимца пророка, свято

Если вы не назовете сейчас имя этого «любимца», сами сядете на скамью подсудимых!—сурово произнес Басов.

— Я раб божий. Готов на любое страдание за веру.

— Охотно верю, мулла. Нам хорошо известно: все, что делалось в Кастеке в пользу ислама, дело ваших рук. Правда ведь? Не надо скрывать. Мы знаем, что вы за­явили Қожакову, представителю советской власти из Ташкента, а также... Сугурбаеву о своем намерении убить Сагатова.

— Слава аллаху! Как ревностный защитник веры, я сказал им: мечеть послала проклятье, и он, Саратов, как мусульманин, вне защиты. Аминь!

— Значит, вы покушались на Сагатова? — обрадо-: вался Басов.

— Аминь! — подтвердил мулла.

— Вы подпишите протокол?

— О чем?

— Что покушение на секретаря обкома партии Саги­това совершено по вашему указанию.

Хальфе отрицательно замотал головой.             .

— Вы же сами сейчас при следователе сознались, что покушение совершено с вашего ведома?

— Я этого не сказал. Я только разъяснил вам: шариат оправдывает человека, убившего изменника веры. Он заслуживает уважения всех мусульман, и мы его защи­тим. А как ревнитель веры, я готов нести ответственность за последствия этого святого дела.

Хальфе вытащил из кармана четки, стал перебирать их, шевеля губами.

— Скажите, кого вы послали для убийства Сагатова? Этим вы искупите свою вину. Мы знаем, что вы достали ему ружье.,. Он сам сказал...

— У меня в руках коран, а не ружье!

• Вы взяли его у Сугурбаева?

Хальфе съежился.

• Нет.

— Покушался Бозтай! Не так ли?

Хальфе встал:

— Стагипар, алла!¹ Я могу сказать о себе, что это совершил я.

По лицу Басова пробежала тень недоумения.

— Я сейчас вам дам очную ставку. Он подтвердит, что вы его уговорили убить Сагатова. Как вы можете идти против своей совести, «святой человек»?

— Он этого не скажет.

— Почему?

— Я его не уговаривал.

Басов велел следователю привести Бакена,

— Знаете его?

Хальфе вздрогнул.

—Да!                                       

— Значит, это он поджег аул Айна-Куль?

— Будь справедлив, аллах! Я этого не говорил!

— Зато он сказал, что вы подослали его убить Са­гатова.

— Неправда! — вскричал Хальфе.— Я знал, что мусульманин Бакен на ложном пути. Его испортил еретик Тлеубай.                                                                         .

— Скажите, Бакен, что вы знаете про Хальфе?— спросил Басов.

Бакен посмотрел с презрением на муллу:

— Хальфе — враг советского строя,

— Враг русских! — поправил Хальфе после перевода следователя.

— Сон Тлеубая он толковал, как предупреждение аллаха,— сказал Бакен.— А каменный поток, по его сло­вам,— кара за невыполнение воли аллаха. Он призывал мусульман поднять восстание!

— Правда?—спросил Басов, повернувшись к Хальфе.

— Да.

— Дальше.

— Хальфе с Сугурбаевым уговаривали беженцев ре­зать русских!

— Правда?

— Да.

— Дальше.

— Хальфе уговаривал джигитов убить Сагатова.

— Не так! — Хальфе вскочил.

— Сядьте! — приказал Басов.

Следователь усадил муллу.

— А как?

— Я только дал разрешение мечети. Сказал, что душа убившего изменника веры будет в раю.

— Это все равно. По закону вы считаетесь тоже убийцей, а Сугурбаев помогал, дал ружье...

— Пусть будет по-вашему!

— Значит вы, Хальфе, встречались с Сугурбаевым?

— Да.

— И говорили о Сагатове?

— Да.

— Решили убить?

— Этого я не сказал!

— А кто сказал, Сугурбаев?

— Да.

— А кого вы подослали?

— Этого я не скажу: его имя свято!

— Скажите!.. Я вам развяжу язык!

Глаза Басова метнули искры. Он поднялся из-за стола...

Слух об аресте Хальфе взволновал весь округ. Близ­кие друзья его — баи и муллы — погнали гонцов во все стороны: в Туркестан, в мавзолей Ходжа-Ахмеда Яссави и в Ташкент к знакомым. В гостиницу к повару Кожако- ва рано утром привезли из аула свежезарезанного бара­на со всеми потрохами и сабу кумыса. Посланец просил передать, что хозяин провизии зайдет вечером.

Кожаков не придал значения этому подношению. У казахов такой обычай: дальний родственник, желая установить тесное общение, подносит почетному гостю угощение: баранину с кумысом. Кожаков не удивился, когда к нему явился Бозтай. Он помнил его по Кастеку. Кажется, Бозтай приходил с жалобой.

— Садись, мирза-еке¹! — предложил Кожаков.

— Я только сегодня утром узнал, что вы родом из наших мест! — сказал Бозтай.— До этого шел слух, что вы из Туркестана.

Кожаков многозначительно улыбнулся.

— И то и другое правильно, мой брат. Родился здесь, жил в Туркестане.

Бозтай перевел разговор на Хальфе.

При упоминании имени муллы Кожаков почувствовал себя неловко.

— А что с ним?

— Арестовали.

— Слышал.

— Клевета. Все дело подстроено. Вы же беседовали с Хальфе. Это честнейший человек! Ничего не утаит. Сболтнет и все.

— Знаю — болтун.

— Мы просим вас заступиться за него. Действитель­ный преступник... Помните поджигателя, о котором я вам говорил?                                                    '

— Чувствую, личные счеты. Но помочь здесь я не в силах. Власть — на местах. Обещаю помощь, когда при­еду в Ташкент! Пишите туда. Хлопочите, поддержу!

— Спасибо! — Бозтай низко поклонился, приложив руки к груди. Пятясь задом, он открыл дверь й исчез.